Чеченский порог. Глава 2

Глава 2

Так же, как армейская служба сходу взяла в оборот новобранца Дмитрия Кузнецова, закружила столичная жизнь и Марину Серову.
Ее состояние в точной степени соответствовало  пришедшему в наш язык из Греции слову "эйфория". Девушку не покидало приподнятое настроение, состояние беспечности и благодушия, что объективно никак не могло соответствовать миру, в котором она теперь жила.
Происходило это от недостатка опыта и знания законов этого мира, а равно и от  ее юношеского романтизма, который окрашивает действительность исключительно в розовый цвет. Потому за внешним великолепием, богатством и роскошью она не смогла разглядеть цинизм и жестокость мегаполиса, его полное равнодушие и презрение к людям, не обладающим богатством, властью и славой.
Молодой студентке, прожившей свою короткую жизнь во второразрядной  европейской стране и отдаленной российской деревне, столица нравилась всем.
Ей нравился сам город с его роскошью, универсальностью  и обилием объектов практически из любой сферы деятельности человека.
Нравился институт, который давал  знания  и  возможность сделать блестящую карьеру не только в России, а и в самых передовых и "продвинутых" станах большого человеческого мира. Она была довольна тем, что ее обучают умные, опытные,  повидавшие этот самый мир  специалисты и преподаватели.
Ей чрезвычайно импонировало то, что рядом  учатся дети российских знаменитостей. Чьих только отпрысков не собрало в своем чреве престижное МГИМО! Дети дипломатов, режиссеров, космонавтов, артистов, художников,  политологов, журналистов, и даже писателей, в первую очередь, тех, кто доказал власти свою преданность и лояльность. Правда, здесь наблюдался отрицательный момент, огорчавший юную студентку. При личном знакомстве потомки знаменитостей, уловив тот факт, что Марина всего лишь дочь третьеразрядного помощника третьеразрядного посла, моментально теряли к ней интерес. У некоторых даже проглядывало откровенное пренебрежение. Но до поры до времени, девушка  воспринимала это как должное. В этой среде она была человеком новым, и  интерес к себе нужно  было еще завоевать.
Ей нравилась их московская квартира, оформленная по всем законам европейского ремонта. У нее была своя, очень уютная комната. Уголок, в котором она чувствовала себя полноправной хозяйкой. В переднем углу стоял телевизор с большим экраном, видео приставкой и проигрывателем для дисков. Комната была обставлена удобной, подобранной по цвету мебелью.  Два мягких кресла, шкаф для любимых книг. Просторная кровать и гардероб с разнообразной и модной одеждой. По этой части шефство над дочерью взяла мать.  Марине  нравилось одеваться по моде, а  возможность одеться красиво в столице была действительно прекрасной.
Конечно же, особый  восторг у девушки вызывал   большой компьютерный  стол, на котором размещался  процессор со всеми приставками.   Самое настоящее окно в  мир. Компьютер позволял беспрепятственно путешествовать в мировой паутине под названием "Интернет". 
Нравился Марине и подаренный отцом мобильный телефон "с наворотами". Таких телефонов на периферии в то время  было еще  мало. У студентов МГИМО "навороченный мобильник"  был непременным атрибутом. На любого молодого человека,  одевавшегося не по моде и не имевшего "мобильника", здесь смотрели, как на папуаса, вырядившегося в свои национальные одежды.
Надо отдать должное, Марине понравилась не только внешняя форма  новой жизни, но и ее содержание. Девушка с удовольствием ходила на лекции и старательно изучала все, что предписывала программа. И происходило это не только потому, что самолюбие не позволяло ей быть хуже других, а юношеский максимализм подталкивал к лидерству.  Ей и в самом деле пришлась по душе эта новая для нее область человеческой деятельности. У нее зародилась мечта сделать оглушительную карьеру. Такую, чтобы о ней узнала не только страна, но и весь мир. А для этого, в чем она была твердо убеждена, нужно  стать специалистом высокого класса. И потому, настроившись бежать длинную дистанцию, она с первых же метров рванула так, как бегут на стометровке. А жизнь насыщенная интенсивной работой, как известно, почти не оставляет времени для жизни личной.
Только по вечерам, перед сном, вспоминала она годы, проведенные в селе Большая Гора, и  думала о Димке. По тому, как замирало сердце и в душе появлялась тоскливая нотка, можно было предположить: она влюбилась в этого парня. Влюбилась не мимолетно, а всерьез и надолго. Но, даже добыв адрес его воинской части, Марина предпринимать ничего не стала. Она была категорично убеждена: именно парень должен проявлять характер и идти на сближение первым. А он на сближение не шел, и ее все чаще  посещала мысль, что так даже лучше. Не стоит торопить события и увязать в личной жизни, пока ни она сама, ни ее избранник "не вышли в люди". Прежде нужно выучиться, получить работу и только потом думать о собственном гнездышке.
 Рассуждения Марины были верными, если исходить из постулатов мирной жизни. Но для войны такие логические заключения совершенно не годятся. Во время войны дорога каждая минута.  Человек осуществить свои личные планы может попросту не успеть.
 А о том, что против России развязана война на уничтожение, девушка  пока не догадывалась. Потому как велась эта война иными, отличными от предыдущих войн способами. Захватчики на этот раз не "завоевывали" мир силой, а "перестраивали" его под себя. Под свои ценности, свою идеологию, свою культуру.
Европа, как бывало не раз, сдалась очередному завоевателю без единого выстрела. И только "самая непокорная страна" - Россия, даже после распада СССР и "внедрения" в нее "идей западной демократии", все еще трепыхалась и пыталась отстоять свой путь.  К ней, как к любой непокорной стране, применялся комбинированный метод. Суть которого была проста –  разложить и уничтожить непокорных и  "перевести" на свои ценности лояльных.
О том, что против России ведется тотальная война на  уничтожение, в то время догадывались только самые умные, дальновидные и прозорливые люди. Они делали попытки образумить сограждан. Но страна находилась  в состоянии эйфории от изобилия западных товаров, массового нашествия западной идеологии и культуры, и слушать доморощенных пророков никто не желал.

* * *

Полгода пролетело как один день, и вот уже новое место службы. Курсант Кузнецов закончил учебку "на отлично" и получил сразу воинское звание "сержант". Его направили служить в инженерную бригаду, дислоцированную на Северном Кавказе. Сюда же попали еще с десяток ребят из их роты и среди них младший сержант Кашин. Димка и Толик были определены в саперный батальон и, конечно же, радовались тому, что им предстоит служить в одной части.
Правда, радовались  не долго, ибо, в отличие от учебки, их новая часть постоянно выполняла какие-нибудь практические задачи. А это означало одно:  ее личный состав не вылезал из командировок.
Потому уже через несколько дней Толик уехал в составе миротворческой роты в Абхазию. А  Димку с его прекрасной характеристикой определили в состав подвижной группы разминирования.
Работы у саперов хватало. Им приходилось уничтожать взрывоопасные предметы времен Великой Отечественной войны, очищать от неразорвавшихся боеприпасов полигоны, ликвидировать найденные милицией и гражданским населением "подарки" последней "чеченской" войны, разминировать установленные боевиками-террористами мины, фугасы,  уничтожать бандитские схроны и тайники, сопровождать воинские колонны и проверять подозрительные участки на дорогах, мостах и путепроводах. Иначе говоря, саперы и в мирное время делали то, чем иные войска занимаются только во время боевых действий..
Привлекали их и на ликвидацию последствий террористических актов. Это была опасная и неблагодарная работа. Опасная, потому как в любой момент можно было подорваться на оставленной боевиками "растяжке" или заряде, подготовленном для дистанционного подрыва. Неблагодарная, потому что войсковые саперы выполняли самую черновую и тяжелую работу, а "лавры" доставались гражданскому министерству. На таких объектах, как правило, вело съемку телевидение, и на ребят надевали жилеты с надписью "МЧС". У самого министерства своих сил и средств пока не хватало, и пиар, с помощью которого правили страной "либералы",  проявлялся даже в этом. Телевизионщики и журналисты по-прежнему говорили об армии "или ничего или плохо", потому афишировать армейских трудяг было не принято, и делать из них героев никто не собирался.
Одним словом, саперы занимались своей неприметной рутинной работой. Неделю в разъездах, день-два отдыха на зимних квартирах, и на завтра все с начала. Для человека, привыкшего к ежедневному комфорту,  уже в самой такой кочевой жизни заложены те самые "тяготы и лишения воинской службы", о которых гласит устав.
Тем не менее, сержанту Кузнецову такая служба даже нравилась. В ней не было убивающего душу однообразия, на которое были обречены парни, что оставались в пункте дислокации для несения наряда по системе "через день на ремень". Кстати  сказать, Димка терпеть не мог нести службу в карауле, а уж тем более на КПП или в солдатской столовой.

* * *

В наше нечестное время у людей, сохранивших совесть, всегда находится куча врагов. Наученный горьким опытом на новом месте Димка "не высовывался", не демонстрировал свою независимость и все же приобрел  непримиримого недруга. Да еще какого! Против сержанта, ни много, ни мало, ополчился заместитель командира части по воспитательной работе.
Обыватель "гражданской наружности" во все времена пытался обобщить человека в погонах и приклеить ему ярлычок. Диапазон характеристик и ярлычков, приклеиваемых офицерам, чрезвычайно широк: от "самого главного носителя чести" до "безмозглого болвана", умеющего только слепо выполнять приказы. На самом деле люди в погонах, так же как и  другие категории граждан,  разные. Среди них есть Офицеры, для которых честь, достоинство и совесть превыше всего. Есть и их противоположности, люди, напялившие на себя форму и погоны из корысти либо по недоразумению. Много и таких, что болтаются между этими крайностями. То самое  "ни рыба ни мясо", описывать которое словами нет никакого желания.
 К какому " сорту" относился майор Степаненко, пусть читатель определит сам. Несомненным в его характеристике прослеживалось одно: он принадлежал к довольно многочисленной породе людей-лакеев, для которых главный смысл жизни – служение своим хозяевам. При этом им не важно, каков этот хозяин, плохой или хороший, честный или мерзавец… Важно, что он хозяин, и этим сказано все.
Потому применять к  майору Степаненко высокие слова о том, что он служил своему Народу и Отечеству, будет не совсем корректно. Он просто служил тем, кто сидел наверху. Наверху в данный конкретный момент была верховная "демократическая" власть во главе с президентом-пьянницей. Чуть ниже - Министр обороны с генералитетом – одна из силовых опор верховной "демократической" власти. Еще ниже - Командующий округом со своим аппаратом. Последним звеном в цепочке "вышестоящих" был командир части. Правда, к нему майор относился уже не как к хозяину, а как к такому же, как он сам, лакею, только рангом чуть повыше.
Вот этим структурам и служил Степаненко. Его не пугала смена хозяев в высших структурах, потому как в силу своего  характера он с молодости понял главный принцип  лакейской службы: всегда оставаться лояльным к "вышестоящему", даже если тот какает тебе на голову.
С подобным характером данного "офицера" можно было бы и смириться. Мало ли в России  в чиновничьей вертикали холуев. Но беда заключалась в другом. Степаненко жестко требовал подобной же "лояльности" от  своих подчиненных, то есть всех, кто располагался на служебной лестнице ниже его. Он со всем своим усердием стремился искоренять  любое свободомыслие, инакомыслие и много-много еще чего другого, что, в общем-то и отличает человека от робота. И в этом своем "искоренении" он не гнушался ни какими, даже самыми пакостными и мерзкими, методами и не придерживался  самых минимальных моральных норм и правил. С целью проверки лояльности и выявления инакомыслия он любил покопаться не только в душах подчиненных, но и в их личных вещах.
Самым излюбленным занятием у него была проверка содержимого тумбочек, чемоданов и вещмешков солдат и сержантов. При проведении данного "мероприятия" его всегда подогревало желание найти что-нибудь запрещенное. Например, спиртное, порнографию, гашиш или, если повезет, антиправительственную пропаганду. Много интересного о подчиненных можно было узнать и из адресованных им писем.
Если Степаненко что-то  "находил", он использовал это с максимальной пользой для себя. Все вышестоящие инстанции немедленно оповещались о том, что командир подразделения, в котором "обнаружен факт",  "не узнал", "не выявил", "не предотвратил"… И только благодаря высочайшей бдительности майора Степаненко в части предотвращено очередное ЧП.
Во время очередной проверки личных вещей майору Степаненко крупно повезло. Равно как абсолютно не повезло сержанту Дмитрию Кузнецову. Заместитель командира части "нашел"  толстую тетрадь, исписанную "политическими стишками экстремистского содержания". А из Димкиной тумбочки исчез сборник его любимых "рифмушек". 
По приезду из очередной командировки сержант был немедленно вызван к майору Степаненко.

* * *

Димка догадывался, зачем его вызвал "главный воспитатель" части. Молва о методах работы майора давно перешагнула пределы и батальона, и бригады.  Он ожидал, что Степаненко сразу перейдет на крик, но разговор начался в спокойном тоне. Майор выложил тетрадь с "рифмушками" на стол и спросил:
- Кузнецов, это твоя тетрадь?
- Так точно, товарищ майор, моя. А как она у вас оказалась?
Степаненко проигнорировал вопрос и задал свой.
- Ты что же пытаешься писать стишки?
- Да нет…, это не стишки. Я их называю "рифмушки". Сочиняю, чтобы мозги раньше времени не засохли.
- Чтобы мозги не засохли,  нужно учить уставы и материальную часть. А то, чем занимаешься ты, называется графоманство!..
- Графомания…
- Что?!
- Правильно нужно говорить "графомания".
- Ты что считаешь себя грамотным, а меня дураком?
- Нет, что вы… У вас высшее образование, а у меня только одиннадцать классов.
- Ну, раз ты это понимаешь, дам тебе совет: брось это бумагомарание, пока не поздно. Иначе наживешь себе и всем нам кучу неприятностей.
- А почему? У нас же демократия. Тем более пишу я для себя. Нигде свои "рифмушки" не публикую. На концертах с ними не выступаю.
- Демократия –  это для тех, кто на гражданке. В армии никакой демократии быть не может! А твои стишки не просто плохи, они вредны, потому как ты пытаешься заниматься политиканством!
- Чем?
- Не строй из себя дурачка. Ты суешь нос в политику, хотя понятия о ней не имеешь. А армия должна быть вне политики.
- Товарищ майор, человек живет в обществе и не может быть "вне политики"… Иначе он не человек, а животное… или даже растение.
- Что ты сказал?!
- Это не я…, это Аристотель сказал.
- Кузнецов, прекрати повторять враждебную пропаганду! В армии существуют уставы и приказы. Все, что ты должен, это беспрекословно их выполнять!
- Я с этим и не спорю. Но ведь я не робот. Должен же я хоть чем-то отличаться от машины?
- Робота из тебя никто и не делает. У нас есть чем заняться. Смотри телевизор, читай газеты, книги, на худой конец… А писать пародии я тебе запрещаю! У тебя нет образования, нет таланта, нет политических знаний, так что перестань переводить понапрасну  бумагу.
Димка понял бессмысленность этого спора и совсем было собрался уступить майору, но последняя фраза задела его самолюбие. Он растопырил колючки и принялся копать для майора небольшую ямку.
- Вот у вас есть образование и знания, так покажите мне, как надо писать настоящие стихи.
- Кузнецов, у меня нет к этому призвания, поэтому я стихов не пишу. Это не мое дело, и я в него не лезу.
- Тогда почему вы пытаетесь оценивать творчество других?
Степаненко с трудом, но сообразил, что попал в ловушку. На его лице промелькнула растерянность. Он попросту не знал, что ответить этому нахалу,  и, чтобы скрыть свою растерянность, повысил голос.
- Мне это положено по должности! Если бы ты писал про цветочки или там любовь-морковь, я с тобой бы не беседовал. А ты пишешь экстремистские стишки, и я обязан принять меры!
Димка тоже раскипятился.
- А что в моих "рифмушках" противозаконного? Там чистая правда, и я имею право о ней писать. Это мое личное, и вы не имеете права лезть в мою личную жизнь!
- Ах, вот как?! Ты, я вижу, так ничего и не понял? И еще пытаешься  права качать! А ну, пошли к командиру!
Степаненко схватил тетрадь и потянул Димку в канцелярию комбата.

* * *


Командир отдельного инженерно-саперного батальона Смирнов был со своим заместителем в одном звании, а по возрасту на четыре года старше. Ему давно пришла пора ходить в подполковниках,  должность позволяла, но как-то все не складывалось.
Нет, служил он хорошо. Смирнов был офицером-практиком. Командиром слыл основательным и надежным. На самые сложные задания командование всегда нацеливало его, потому как была уверенность: он выполнит любую работу.
Из-за этой добросовестной работы с личным продвижением по службе ему и не везло. И в этом не было никакого противоречия.  Так уж в нашей армии повелось (да и не только в армии):  того, кто хорошо тянет воз, отпускать на повышение не спешат.
Командиры бригады менялись часто. На эту должность приходили для того, чтобы получить "полковника". Как только очередной комбриг это звание получал, он почти сразу уходил на более "теплое" место. Вполне естественно, командиры-временщики не горели желанием  отпускать офицеров-трудяг, которые обеспечивали им благополучие.
Виноват, отчасти, был и характер комбата. Смирнов по  натуре слыл человеком смелым и, если чувствовал свою правоту, мог высказать правду-матку в глаза любому начальнику. А это не нравилось начальникам во все времена, что уж говорить о времени нынешнем, когда лицемерие стало нормой жизни   не только в армии, а во всей мировой пирамиде под названием "глобальный мир".
Не способствовало продвижению по служебной лестнице и фатальное невезение, преследовавшее майора Смирнова. Как-то так получалось, чуть дело доходило до подписания представления на звание, как начинались "чудеса в решете". То солдат сбежит с поста вместе с оружием. То его людей поймают пьяными в самоволке. То ЧП с гибелью военнослужащих.
Добавлял масла в огонь и заместитель по воспитательной работе, страстно любивший "устраивать раскопки" в собственной части и вытаскивать этот мусор на всеобщее обозрение. Ему-то что, устроил звон на всю округу, зафиксировал "свою работу" и посиживай, жди поощрения. А отдувается за все командир. Именно поэтому, да еще за чрезмерное двуличие Смирнов,  мягко сказать, недолюбливал своего заместителя.
Однако комбат был настоящим мужчиной, обладал хорошей выдержкой и понимал: конфронтация ни к чему хорошему не приведет. Тем более, Степаненко прекрасно спелся с заместителем комбрига и откровенно наушничал на своего командира. Потому Смирнов держал своего заместителя на расстоянии и за пределы служебных отношений никогда не переходил.
Сержант Кузнецов прибыл в часть недавно, и комбат знал о нем только из докладов его командиров.  Командир роты капитан Бирюков и  взводный старший лейтенант Марусев характеризовали сержанта  положительно. Поэтому, когда Степаненко буквально втащил сержанта за руку и сообщил, что привел "экстремиста", Смирнов  откровенно удивился и притормозил не в меру распалившегося зама.
- Давайте-ка, товарищ майор, без эмоций, доложите по существу.
- Да что тут докладывать, командир, вы  почитайте, что он пишет, и все станет понятно. Самые настоящие "экстремистские" стишки!
Степаненко раскрыл тетрадь и протянул ее комбату. Смирнов мельком взглянул на текст и спокойно спросил.
- Ты что,  Кузнецов, сочиняешь стихи?
- Да нет, товарищ майор,  это просто сатирические "рифмушки". Загадки на "отцов русской демократии".
Смирнов посмотрел на сержанта с интересом.
- Вот даже как. Лавры Ильфа и Петрова спать не дают. Ну, прочитай что-нибудь…
Он протянул тетрадь Димке. Тот посмотрел на открытую страницу и положил тетрадь на стол.
- Я могу и без тетради.
- Читай.
Димка совсем успокоился и уверенно, хотя и без должного выражения, прочитал "загадку".


При "перестройке" скучно жил
Цветами торговал.
Никто ЕГО тогда не знал,
Никто в расчет не брал.
                Но вот, наверно, Сатана
                На нас наслал злой рок.
                ЕМУ доверили делить
                Общественный пирог.
Чтобы никто – ни стар, ни мал,
ЕМУ в дележке не мешал,
ОН без разбору, всем подряд
По чеку-ваучеру дал.
                Пока народ кричал: "УРА!!!"
                И от восторга пировал,
                Он всю Россию тихой сапой
                Своим подельникам раздал!


Димка закончил читать, и красный, как рак, Степаненко разразился гневной тирадой.
- Вот видите! Это черт знает что! Он обливает грязью человека, который находится в руководстве государством!
Смирнов откровенно улыбался.
- Степаненко, значит, вы разгадали эту загадку?
- Конечно, разгадал. Он лжет на одного из тех, благодаря которым в стране воцарилась свобода и демократия.
- Но раз вы узнали конкретного демократа, значит, написано недалеко от истины?
Смирнов повернулся к  Димке.
- Ну, а сам-то ты как оцениваешь свое творчество?
Командир батальона говорил спокойно. В его глазах бегали веселые искорки, и Димка решился пооткровенничать.
- Загадка слабая, раз даже  товарищ майор, - кивнул он на Степаненко, - отгадал ее…
- Кузнецов, не хами! – мгновенно отреагировал  "главный воспитатель".
Димка будто бы и не слышал реплику майора и продолжал разглагольствовать.
- Никакой лжи с моей стороны здесь нет. Лгал как раз тот, о ком я написал. Вам ведь обещали "две Волги на ваучер"?  Они у вас есть? Зато все полезные ископаемые прибрали к рукам "ребяты-демократы". Разве это неправда?
Смирнов усмехнулся. Паренек этот явно отличался от пацанов своего поколения, озабоченных лишь тем, как, не потея, получить  "сладкий сникерс" и  легко и просто пожить на райском "чудо- острове".
- Насчет "Волги" это не один ты подметил, а вот оценивать приватизацию тебе рановато. Помнишь, как Чапаев говорил: "для этого сначала  подучиться надо".
- Да что его тут убеждать! – на высокой ноте встрял Степаненко. – Ладно, с этими "Волгами"… вы посмотрите, что он дальше пишет!..
- Ну, давай, Кузнецов, почитай еще, раз начальство  просит.
- Есть почитать! – ответил Димка и, как добросовестный пионер, отрапортовал  очередную "рифмушку" - загадку.

Гайдар Аркадий нас учил,
Как надо честно жить.
Как уважать простой народ
И Родину любить.
                Его героев знают все:
                И старец и малыш,
                Любимцем общим был Тимур
                И мальчик Кибальчиш.
А вот теперь "кумир" – Плохиш,
Предавший свой народ.
Живет под маской мудреца,
С телеэкрана врет.
                За доллары и ветчину
                Продал и Тайну, и Страну.
                А наш доверчивый народ
                Бездумно молится ЕМУ.


Он еще не закончил читать, а Степаненко уже заверещал:
- Это же намек на кого угодно! Даже на президента!
Смирнов удивленно посмотрел на заместителя.
- Вы что, всерьез считаете, что наш президент обладает качествами Мальчиша-Плохиша?
Степаненко стушевался.
- Конечно, нет! Но ведь люди могут подумать!
- Если то, что он пишет, неправда, то не подумают.
-  Командир,  он же самый настоящий "лимоновец". Кто у тебя отец, –  обратился он к Димке, – коммунист?
Димка демонстративно повернулся  к Смирнову и на последний вопрос ответил комбату.
- В организации Лимонова не состою. А отец у меня офицер. Такой же, как вы, сапер, только теперь он на пенсии.
Смирнов уже не улыбался и заговорил серьезно.
- Да, Кузнецов, шаржи у тебя едкие… С ними неприятностей не оберешься. Давай, сделаем так: пока ты служишь в армии, про свои "рифмушки" забудь. А тетрадь…
- А тетрадь я отправлю в прокуратуру, –  закончил за комбата не желавший идти на уступки Степаненко, – оставлять безнаказанно   агитацию против власти нельзя!
Смирнов смерил заместителя взглядом. Доброго в этом взгляде было мало.
- Иди-ка, сержант, в коридор и подожди. Я тебя еще вызову.
Как только Димка вышел, Степаненко перешел в атаку.
- Не смотри на меня так, командир, я замять это дело не дам. Этот экстремист должен получить по заслугам.
Смирнов скорчил презрительную физиономию и вопреки установившемуся порядку тоже обратился к Степаненко на "ты".
- Да мне в принципе без разницы… Взысканием больше, взысканием меньше. А вот как быть с тобой?
- А при чем здесь я? Я раскопал это дело и доведу его до конца.
- Да при том… Тебя рассматривают на повышение. Я должен представить  характеристику. И что мне писать? Что ты завалил в части идеологическую работу?
- Да при чем тут я?! – едва ли не закричал Степаненко. – Я выявил этот факт!
- Да при том, – невозмутимо гнул свое Смирнов, – почитай, что написано у тебя в обязанностях. За идеологическую работу, в том числе и за профилактику, отвечаешь как раз ты!..
До Степаненко с трудом начало доходить: если он этот случай раздует в "дело", крайним сделают не командира, а его самого.
- Так что же делать? – растерянно спросил он.
- Искать компромисс…Кузнецов паренек умный. Думаю, поймет с первого раза. Поэтому шум поднимать пока рано.
- Да, да, – закивал Степаненко, – а тетрадь его надо сжечь!
- Вот и  хорошо. На том и порешим, – Смирнов снова перешел на официальный язык. – Вы идите и работайте по своему плану, а я еще раз с ним побеседую. Скажите, пусть зайдет.
Степаненко вышел, и почти сразу же зашел Димка. Смирнов грубовато оборвал его попытку отрапортовать.
- Ты сам-то, поэт хренов, понял, на что ты наступил?
- А что я такого сделал? – попытался храбриться сержант. – У нас, товарищ майор, вроде бы как свобода слова…
- Дурак ты еще, – оборвал его комбат. – Не было никогда в России свободы и, наверно, еще долго не будет. У нас свободны делать, что вздумается, только те, у кого  деньги. И вот еще что, парень ты разумный, поэтому выбрось из головы эти ублюдочные словечки "как бы", "вроде как", "типа того". Жить надо жизнью настоящей, а она не терпит неопределенности. В реальной жизни поступать всегда приходится конкретно.
Димка сник, но все же сделал попытку оправдаться.
- Товарищ майор, я ведь не занимался никакой агитацией. Я эти "рифмушки" написал еще в школе.
- Значит так, – отчеканил комбат, – пока служишь в моей части, все это из головы выбрось! У нас хватает серьезных дел и без этого. Иначе найдется доброхот, состряпает на тебя дело, и вместо дембеля попадешь в тюрьму.
- В тюрьму за шаржи?
- Не перебивай! У нас садят и не за такое. Тетрадь свою сегодня же отправь домой, а майору скажешь, что сжег. Все. И помни: я делаю это только из уважения к твоему отцу-офицеру. У меня самого двое таких оглоедов растет.

* * *


  Комбат Смирнов сказал истину. Серьезных дел у саперов было с избытком. Они не вылезали из командировок, и заниматься сочинением "рифмушек" у Димки теперь не было ни сил, ни возможностей. Поубавилось у него и желания. Любому мало-мальски творческому человеку важно, чтобы хоть кто-то положительно оценивал его творчество. Димке его сочинения приносили одни неприятности. А раз не было удовлетворения, то в голову все чаще лезла мысль:  все эти "детские забавы" пора кончать. Тем более, что в профессиональном плане он делал успехи.
Командир взвода старший лейтенант Марусев оценил старание паренька. Он все чаще стал доверять ему задания, которые ранее обычно исполнял флегматичный и инертный замкомвзвода Ландышев. А после случая, произошедшего в одном из небольших городков Дагестана, сержанта Кузнецова взводный по-настоящему зауважал.
В этом городе им пришлось разминировать сарай, подготовленный к взрыву. Его обнаружил местный житель, ветеран Великой Отечественной войны. Старый солдат не побоялся тех, кто подготовил этот "склад", и сообщил о "находке" в милицию.
Ветхий сарай находился на частной территории и внешней дощатой стеной выходил прямо на улицу, в этом же месте примыкавшую к главной площади. На площади обычно проводились митинги и праздничные торжества. В сарае были аккуратно уложены в единый заряд снаряды, мины, тротиловые шашки и несколько мешков с аммиачной селитрой. Подрыв заряда во время скопления людей мог вызвать большое количество жертв.
Учитывая важность задания, вместе с группой разминирования Марусева на место выехал сам командир бригады. Он вместе с главой города и представителем МЧС вошел в оперативную группу. Руководил операцией генерал ФСБ.
К приезду саперов район был оцеплен, а из ближайших домов выселены все жители. Группа с ходу приступила к работе.
Марусев оставил подчиненных за жилым домом и зашел в сарай один. Подождал, пока глаза привыкнут к освещению, и осмотрелся. На видном месте, поверх уложенных рядком снарядов, было пристроено самодельное взрывное устройство с радиотелефоном. От него шли два проводка к электродетонатору, заделанному в пластит.
Марусев аккуратно вынул электродетонатор и перерезал оба провода. После этого снял взрывное устройство и вышел к группе.
- Все, бойцы. Жало я вынул.  Приступаем к погрузке. Наше дело загрузить груз в автомобили. Уничтожать его будут саперы МЧС за городом. Берем по одному снаряду, переносим и аккуратно укладываем в кузов на песочек. Работаем рассредоточено, согласно прежней схеме. Первый в сарае, последний у машины.
После краткого инструктажа три сапера и Марусев  вошли в сарай.
- Сначала осмотритесь! – скомандовал взводный. – Напоминаю, брать только по одному боеприпасу. Ходить медленно, не паниковать и не запинаться. Понятно?
- Понятно, товарищ старший лейтенант, не в первый раз, – ответил за всех любивший похорохориться ефрейтор Вася Шутов.
Он первым подошел к заряду.
- Ох, сколько они всего натащили! Даже противотанковую мину где-то откопали… С нее и начнем!..
- Стой! Не трогай мину! – вдруг громко закричал Димка.
Все, включая Марусева, удивленно посмотрели на сержанта. Раньше тот никогда так не паниковал.
- Ты что, Кузнец, так перепугался? – нарочито хихикнул Шутов, – Она же беззубая… без взрывателя.
Вместо ответа Димка подошел к мине и присел возле нее на корточки.
- Товарищ старший лейтенант, –   подозвал он взводного, – под противотанковой спрятана мина-сюрприз.
Марусев подошел к нему и тоже присел. Сбоку было хорошо видно: боевая противотанковая мина ТМ-62 лежала на небольшой пластмассовой мине коричневого цвета. По всем приметам специальная мина МС-3.
- Да, Кузнецов, похоже ты прав. Этот "сюрприз" приготовлен для нас с вами. Как ты догадался?
- Отец о таком случае рассказывал. Это один из способов установки мин на неизвлекаемость. Противотанковая мина давит своей тяжестью на шток мины-сюрприз и, если  убрать груз, шток разгружается, освобождается ударник и… взрыв.
Марусев посмотрел на притихшего ефрейтора.
- Ну, Шутов,  какую картину рисует твое воображение?
- Сдетонировал бы основной заряд, товарищ старший лейтенант, и нас собирали бы по кусочкам…
- Нечего бы было собирать, – невесело ухмыльнулся Марусев. – Это впредь нам наука, внимательнее надо быть. Ладно, об этом после… Что будем делать?
Взводный развернулся к Димке.
- Не знаю, – честно признался тот,  – вынести мины из сарая можно, а везти в машине нельзя.
- Да… можно взорвать в саду, но тогда вылетят все стекла в домах, и я получу на всю катушку.
- Да что вы, товарищ старший лейтенант, – вмешался в разговор жизнерадостный Шутов, – тут столько начальства… Насчет стекол пусть решают они!.. Нам, главное, мины оттащить от заряда!
- Что бы я без тебя, Шутов, делал… Значит так: Шутов с Серебряковым в конце сада быстро копаете яму, метр на метр, глубиной шестьдесят сантиметров. Кузнецов, остаешься со мной. Будешь страховать.
Бойцы  отправились выполнять приказ взводного, Марусев взял в руки зазвонивший радиотелефон. Комбриг требовал доклада.
- Ну, что там у вас, Марусев? Почему не докладываете?
- Обезвредили взрывное устройство, товарищ полковник… теперь занимаемся другим.
- Сколько их там?
- Пока обнаружили только два. Чтобы все проверить, нужно  время.
- Хорошо. Не спешите, осмотрите все внимательно. О любых изменениях докладывайте  немедленно.
Когда подошел Шутов и доложил, что яма готова, Марусев передал трубку ему.
- Ефрейтор, будет звонить комбриг, докладывай, что я обезвреживаю взрывное устройство. И следи, чтобы никто не высовывался из укрытия.
- Есть, товарищ старший лейтенант, будет исполнено в лучшем виде!
Шутов убежал, а Марусев с Димкой приступили к выполнению задуманного. Взводный стал потихоньку просовывать руку под нижнюю мину МС-3.
- Кузнецов, я сейчас захвачу мины снизу и сверху и в таком положении их понесу. Открой дверь и следи, чтобы я обо что-нибудь не запнулся. В случае чего подстрахуешь.
Марусев захватил мины, плотно прижимая  друг к другу, приподнял их на уровень груди, прижал локти к туловищу и медленно пошел к выходу. Димка открыл дверь и тихонько топал рядом, подсказывая, где на пути препятствия и куда и как нужно ставить ноги.
Они вышли из сарая, отошли метров на десять. и от чрезмерного напряжения у взводного затряслись руки. Он остановился.
- Кузнецов, накрой мои руки своими и как следует придави… Мне нужно передохнуть.
Димка исполнил приказание. Марусев расслабил  руки. Они постояли несколько минут, после чего  взводный пошел дальше. Теперь он двигался еще медленнее. Руки его занемели, ноги дрожали от напряжения, но он все же без остановки достиг желанной цели. Следуя указаниям "поводыря"  аккуратно опустил в яму сначала одну ногу, затем другую, присел и, не разжимая рук, опустил мины на землю. После чего тихонько скомандовал.
- Теперь я буду освобождать нижнюю руку, а ты слегка придавливай сверху и следи, чтобы МС-ка случайно не выскочила из-под ТМ-ки.
Они удачно выполнили последнюю операцию. Марусев присел возле ямы и вытер пот.
- Все. Пойду звонить начальству, а ты стой рядом и карауль, чтобы никто случайно не сдвинул мины.
- Да кто к ним подойдет? – попытался воспротивиться Димка, но взводный вдруг громко рявкнул на него:
- Я сказал –  охранять! Все остальное мы сделаем без тебя.
Дальше все пошло без осложнений. Группа аккуратно сложила боеприпасы в кузов двух автомобилей. Автомобили с саперами МЧС в сопровождении милиции, с мигалками и сиренами поехали за город. Туда же снимать взрывы и брать на этом фоне интервью помчалось телевидение.
А армейские саперы доделали свое дело и подвели итог работы. Начальство приняло решение – взорвать мины на месте. Марусев из укрытия сдернул противотанковую мину кошкой, так что взорвалась только мина МС-3. Взрыв был не сильный, но стекла в ближайших домах все-таки вылетели.
Марусев подробно доложил о выполнении задания лично командиру бригады. Он особо подчеркнул: спас группу и предотвратил взрыв подготовленного заряда сержант Кузнецов. Комбриг въедливо и досконально отчитал взводного за невнимательность и несоблюдение мер безопасности, что могло привести к гибели людей. В конце похвалил за умелые действия сержанта Кузнецова, объявил всей группе благодарность и приказал возвращаться в пункт постоянной дислокации. После чего укатил туда, где тусовалось начальство.
А население страны из телевизионных новостей узнало в этот день о том, что благодаря блестяще проведенной  операции ФСБ и геройским действиям МЧС был спасен от разрушения город Н, жителей которого собирались уничтожить "террористы", представляющие "главную опасность" для России и всего мира.
О скромном фронтовике-пенсионере, обнаружившем заряд, и тем более об армейских саперах не было сказано ни слова.
В таких вот "операциях" и заключается высший пилотаж руководства с помощью пиара и манипулирования сознанием людей. Человек, регулярно заглядывающий в телеящик, не только привыкает к мысли, что в стране "кипит работа", но и главными героями "этой работы" считает тех, на кого ему указывают СМИ.
И только те, кто еще сохранил способность самостоятельно мыслить, способны уловить разницу между симуляцией событий и их реальным содержанием. Но их в наше время никто не слушает. Ведь сказано же уже: "Нет Пророка в своем Отечестве".