The Funeral of Hearts - пригламуренный

«The Funeral of Hearts»
(Похороны сердец)

эпиграф:
Прощай теперь. Друг друга мы любили
До нас с тобой никто так не любил
В своей любви прекрасны оба были
Я знаю: ты меня боготворил.

Боготворила я тебя: так тихо и так нежно.
Мы в чувствах уподобились богам.
Среди огня и всех морозов снежных
Шептали мы, любя: «Тебя я не отдам»

Остыли мы и понесли огромные потери.
И, как тебе, я никому уже так не поверю.

«Прощай» (автор: да я это,я)
конец эпиграфа


Жизнь причудлива.



Мне было двадцать четыре, и больше всего на свете я хотела стать писателем. Я хотела, чтобы мои рассказы шокировали, заставляли задуматься – в общем, чтобы они меняли людей.
Однажды, перечитывая газету, название которой я уже не помню, я обратила внимание на следующее объявление:

Семейной паре требуется девушка
от 22 до 26 лет, невысокая, с при-
ятной внешностью, с добрым, мягким
характером для совместного времяпровождения.
Оплата высокая. При необходимости обеспечим
жильем. Фото обязательно. Письма присылать
в редакцию.

Как я уже говорила, мне было всего двадцать четыре; я понимала, что мне недостает опыта, зрелости. Следуя за модой и являясь по жизни пацифистом, я писала про гомосексуалов; конечно, писала про секс. Однажды, чтобы узнать, как же это всё у них, «голубых», происходит, я посмотрела гей-порно – посмотрела как писатель. И именно как писатель, я отреагировала на данное объявление: я вполне могла написать рассказ с этой истории, если не роман.
Хотя, не скрою, когда я читала это объявление, по мне прошла дрожь вовсе не писательского характера. К тому же, я вполне подходила под описание, что лишний раз подтачивало мой интерес. Однако проверить надо было…
– Настя, привет, – сказала я в трубку своей бывшей однокласснице.
– Привет, дорогая.
– Слушай, у меня к тебе вопрос. Я ведь невысокая, да?
Вероятно, я задала этот вопрос с забавной интонацией, потому что на том конце провода послышался истерический смех.
– Да, ростом ты не отличалась. А что такое?
Я помолчала, думая, как обратить в слова всё, меня интересующее, чтобы Настя вновь не засмеялась.
– Слушай, я ведь подхожу под описание: невысокая, симпатичная, с добрым мягким характером?
– Ну да, – сказала она уже серьезно. – Только иногда тебя лучше не злить, хотя разозлить тебя еще надо суметь. Порой ты бываешь злобной, как будто головой ударилась, о таких говорят: хронический недотрах…
– Я поняла, что я ангел, – ответила я. – Насчет злости…Будем держать себя в руках.
«А если всё получится, то и секса у меня станет больше», – с радостью подумала я.
– А ты вообще о чем? Ты что там задумала?
– Потом расскажу. Пока.
Не дожидаясь ее слов, я положила трубку. Выбрав свою лучшую фотографию и чуть написав о себе, я отправила письмо в редакцию. Почему-то я была уверена, что выберут именно меня (конечно, ведь на той фотографии я была сама обаяшка).




Однако неделя шла, а мне не звонили. Моё же желание быть выбранной только возросло, поскольку у меня возникли материальные проблемы (родители уехали на Украину, оставив мне квартиру, а денег ее содержать у меня не было), и их нужно было решать.
Ровно через неделю мне позвонили, и я от неожиданности сначала ничего не поняла и только лишь промычала:
– Ммм?
Женщина на том конце провода усмехнулась и повторила свой вопрос:
– Добрый день, Викторию могу услышать? Я по поводу объявления в газете.
Мне понравился ее голос.
Договорившись о встрече через три дня, мы попрощались.
Почти сразу же позвонила Настя – расспрашивать о том, что же я задумала.
– Да делать тебе нечего! – недовольно сказала она, услышав мой рассказ.
– А что? Халявные деньги. К тому же новый опыт бесценен.
– Опыт опыту рознь, моя милая.
– Но я же не кокаин пробую… И еще: не обращайся ты так ко мне.
А через три дня, в субботу, ровно в шесть вечера, к моему подъезду подъехал черный лимузин с тонированными стеклами. От удивления я аж присвистнула:
– Ух ты!
Сама же я оделась просто: брюки и рубашка, – поскольку яркий внешний вид мог отпугнуть жену, а тусклый, неброский – мужа. Ну и конечно, сверху – куртка и шапка, так как на улице была зима.
Спрашивая себя, во что же я вляпалась, я спустилась и села в лимузин. Мы приехали к роскошному особняку, выполненному в готическом стиле. И второй раз за день я присвистнула (но уже про себя).
Они – моя будущая пара – встречали меня у дверей. У обоих были длинные волосы – у него почти черные, у нее светлые, ¬– которые нещадно трепал ветер. Оба были одеты в белое, причем на мужчине – роскошная дубленка, на женщине – шуба.
… Они были ослепительно красивы. Почему-то у меня возникла мысль, что они из другого мира.
Водитель помог мне выйти, и я, смущаясь и улыбаясь, чтобы скрыть это смущение, поднялась к ним.
– Так вот ты какая, мое солнышко, – ласково сказала она (меня аж покоробило от такого обращения), а муж обнял ее. – Я – Анжелика, моего супруга зовут Валентин. Не стесняйся, прошу тебя.
Она взяла меня за плечи и притянула к себе. Я думала, она обнимет меня, однако неожиданно она меня поцеловала. Успей я среагировать, я бы, наверное, шарахнулась от нее, однако я не успела и, чувствуя ее язык у себя во рту,  в очередной раз понимала, что слова и поступки – это разные вещи и что люди часто не знают, чего хотят. Мне не нравилось – уж не знаю, почему. Но отступать было некуда.
Вскоре я почувствовала, как меня обняла чья-то сильная рука, и у меня во рту появился еще один язык.
«Что же ты делаешь, сестра?», – подумала я, чувствуя себя сверх-глупо.
К тому же оба они были выше меня, что еще сильнее заставляло меня чувствовать неловкость. Кто же виноват, что я не вышла ростом?
Я не знаю, сколько мы так целовались – может, минут пять, под конец мои губы стали резиновыми. Наконец, рука ослабла, и я отстранилась от них.
– Войдем же, – ласково сказала Анжелика.
Я оглянулась назад, чтобы узнать, смотрит ли на нас водитель, однако автомобиля уже не было.
Мы вошли, и моя пара сняла с себя верхнюю одежду; про себя я отметила, что оба они стройны и подтянуты, к тому же Валентин оказался подкачанным и напомнил мне фигуру Аполлона. Они тоже смотрели на меня, и по их улыбкам и возросшему в глазах интересу я поняла, что понравилась им.
– Пойдем, мы покажем тебе дом, – вновь сказала Анжелика, а не Валентин, и протянула мне руку. Я приняла ее руку и пошла вслед за ними.
Меня одолевали странные мысли. Так как со мной разговаривала лишь женщина, мне казалось, что я понравилась ей больше, чем ее мужу, что уже само по себе являлось необычным. Когда я сюда ехала, я, напротив, боялась, что жене-то как раз и не понравлюсь.
«Наверное, оделась слишком просто», – подумала я и улыбнулась собственным мыслям.
… Дом оказался роскошным и очень большим. Сначала мне показали библиотеку, где я обнаружила литературу разных направлений. Затем они проводили меня в обеденный зал и указали на дверь, ведущую на кухню.
– Здесь мы обычно кушаем, – засмеялся Валентин.
Я улыбнулась, так как услышала его в первый раз. У него оказался красивый глубокий голос – хорошо поставленный баритон. Мне показалось, что Валентин смущается, как я, и это позволило мне вести себя несколько увереннее.
Потом мы спустились вниз, где я увидела небольшой бассейн средней глубины, а затем поднялись наверх, где Валентин показал мне свой кабинет.
– А еще у нас есть сад, – улыбнулась Анжелика. Ее глаза блестели, она была очень обаятельной, и я поймала себя на мысли, что она мне начинает нравиться. – Но сейчас зима, сама понимаешь.
– Понимаю, – кивнула я, сдерживая улыбку.
– А теперь неплохо было бы подкрепиться, – хлопнув в ладоши, сказал Валентин.
– А как же ваша комната? – спросила я растерянно.
Они на меня внимательно посмотрели, а потом Валентин сказал:
– Думаю, ты голодна. Нехорошо гостя морить голодом.
Мы отправились в обеденный зал.
– Если хочешь жить у нас, то живи, – сказала вдруг Анжелика. – Если хочешь. А ты хочешь?
Сказать по правде, вся эта затея со threesome’ом мне уже давно разонравилась, я хотела побыстрее уехать отсюда; уезжать тут же было бы некрасиво, оставалось только переночевать и получить свои деньги. Кстати, о деньгах.
Не отвечая на вопрос Анжелики, я спросила сама:
– А какова оплата?
Валентин ответил, и в душе у меня всё обмерло. Остаться действительно можно было. А вот жить и регулярно этим заниматься – нет.
– Видите ли, Анжелика, у меня своя квартира, поэтому мне нет смысла жить у вас, – сказала я, не зная, как отвязаться от нее.
– Давай на ты, прошу тебя.
Я кивнула.
Мы пришли в обеденный зал, где стол был уже накрыт. Не употребляя мяса и яиц, я ела лишь кашу и овощные салаты, что весьма заинтересовало мою пару – Анжелика  даже похлопала в ладоши.
– У меня пост, – сказала я смущенно.
Когда мы поели и поговорили (а за окном уже стемнело), Валентин и Анжелика переглянулись.
– А теперь, – сказал Валентин, – мы покажем тебе нашу комнату и твою, где ты сегодня переночуешь.
Я тут же поняла, что секса не будет, и вздохнула с облегчением, хотя не скрою: мне было жаль, что возможность получить неплохую сумму растаяла.
Однако они меня обманули – вероятно, для того, чтобы я расслабилась и ни о чем не думала… Когда они показали свою комнату и привели в мою, Валентин неожиданно обнял меня сзади и стал целовать в шею; одна рука держала мою грудь, а другая поползла вниз, в брюки.
Тут же подошла Анжелика и стала целовать меня, ее руки были в моих волосах…
Шокированная таким поворотом событий, я понимала, что мне нужно отвечать на их ласки – и я отвечала, нежно целуя эту женщину и поглаживая сзади стоящего мужчину. Я гладила его, гладила ее, чувствуя, как мы медленно идем к кровати.
Уложив меня на кровать, они стали раздеваться, а я смотрела на них и понимала, что с каждой секундой возбуждаюсь всё больше. Однако незримый наблюдатель, что сидел во мне, не умолкая, спрашивал: «Бог мой, куда же ты вляпалась?»
Они стали раздевать меня, медленно, никуда не спеша и непрестанно целуя в шею,  в губы…
Я совершенно не знала, что делать, кого куда и когда целовать, у меня не было секса втроем, мне всё время хотелось, так скажем, отлежаться в стороне, но я заметила, что Валентин и Анжелика сами ко мне тянутся, стоило мне продолжительное время не участвовать в их ласках. Я чувствовала себя глупо, просто отвратительно, никак не могла расслабиться (так как лесбийский секс и групповуха считаются аморальными), и, конечно, же, – МНЕ СОВЕРШЕННО НЕ ПОНРАВИЛОСЬ.




Наверняка утром я проснулась раньше, чем они, но продолжала лежать с закрытыми глазами, притворяясь спящей, пока они наконец не встали и не ушли.
Открыв глаза, я села. Я чувствовала себя раздраженной и думала, как бы побыстрее отсюда убраться.
– Идиотская затея, – зло сказала я. – Теперь понятно, зачем им третья-то нужна. Этот тип – такой мустанг!
А потом я подумала, понравилось ли Валентину и Анжелике прошедшая ночь. Конечно, нет, ответ был ясен; более того, наверняка в их глазах я предстала неопытной, ничего не умеющей, и мне стало стыдно; к тому же испугала мысль, что мне могут заплатить меньше, если вообще заплатят.
Перестав мучить себя этими вопросами, я оделась и спустилась вниз, в обеденный зал, где присоединилась к Валентину и Анжелике. Я сразу заметила,  что в их глазах вовсе не было разочарования и злости – напротив, в их взгляде появилась нежность.
– Ну как тебе, понравилось? – спросил супруг.
Я, не видя причины в такой нежности и не зная, как от них отвязаться, солгала:
– Ну… Да… вроде… У меня это в первый раз.
– Так значит, ты останешься с нами жить, моя милая? – ласково улыбаясь, спросила Анжелика.
Я взглянула на нее, и во мне что-то поломалось. Я смотрела в ее глаза и видела в них только любовь и доброту, безграничную нежность; затем перевела взгляд на Валентина; он был более сдержан, чем его супруга, однако в его глазах я увидела то же самое.
Пораженная этим открытием, я смогла только слабо кивнуть и сказать:
– Да. – И тут же пожалела об этом.
Валентин улыбнулся, а Анжелика вся аж засияла от радости и была похожа на маленького ребенка. Было забавно и приятно за ней наблюдать.
Мы помолчали некоторое время, а потом я, собравшись с духом, сказала:
– Можно вопрос. А вы это уже практиковали? У вас уже был секс втроем?
– Да, мы это практиковали, – кивнул Валентин.
– Мужчины, женщины?
– Женщины! – воскликнул Валентин.
– Женщины, – слегка смутившись, сказала Анжелика. – Скорее, девушки. Мне так проще…
– С девушкой меня проще делить, а на парня или мужчину я не согласен, – пояснил Валентин. – А вообще, все те девушки, что у нас были, нам не нравились. Точнее, тут решала Анжелика, это ее затея. Черт его знает, по каким параметрам она всё определяет, некоторые меня вполне устраивали.
Мы засмеялись над удачной шуткой.
– А газета? Вы уже давали туда объявление?
– Нет. В первый раз, – ответил Валентин.
– И много было… хм… желающих?
Они оба улыбнулись.
– Да, ты далеко не первая. Мы отобрали понравившихся претенденток по фотографиям, и потом Анжелика всех обзванивала. Ей понравился твой голос и твоя реакция, она говорит, это было очень мило.
Я растерялась.
– А какая у меня была реакция?
Анжелика скопировала меня. Валентин засмеялся, она улыбнулась, а я отчего-то засмущалась.
– А если честно, я почти отчаялась найти такую, как ты. Никто до тебя мне не нравился.
– А зачем такая избирательность?
Анжелика опустила глаза, не желая отвечать. Валентин тоже молчал; я же не стала настаивать, побоявшись, что спрашиваю лишнее.
А еще я поняла, что Валентин вчера не стеснялся совершенно. Почему он молчал? Потому что стеснялась я; он понял это и своим молчанием хотел меня подбодрить. Что ж, ему это удалось.
– У тебя сегодня есть планы? – спросил он.
– Нет. У меня типа как каникулы.
– Тогда останься с нами, пожалуйста, – улыбнулась Анжелика. – Узнаем друг друга получше.
Так я и поступила. Успокаивая себя мыслью, что могу уехать и завтра, всеми фибрами души боясь предстоящей ночи, я начала рассказывать о себе. Однако мою пару мало интересовали формальности, они хотела копнуть много глубже, спрашивая, чем я интересуюсь и почему интересуюсь именно этим, чего хочу от жизни, о чем порой мечтаю и кем хочу стать.
Наконец я не выдержала и сказала, что есть вещи, которые для меня являются очень ценными и  которыми я ни с кем не делюсь, и они стали говорить о себе. Меня же, напротив, интересовали именно формальности, поскольку я помнила, что слова – это лишь слова и ими никогда не передашь самого сокровенного. Из их рассказов я узнала, что Валентину тридцать три года, Анжелике тридцать; женаты они уже три года и детей у них нет. Я сказала им, что они сохранились прекрасно, и я бы в жизни им столько не дала, ему – лет двадцать семь, ей – лет двадцать пять, на что они ответили, что любовь молодит.
Мы  засмеялись, а мне самой в душе стало неловко. Являясь натурой гордой и дерзкой, я все-таки всегда ощущала разницу в возрасте и потому почувствовала себя неудобно. Однако через дня три от этого неудобства не останется и следа.
… Как я боялась ночи… как боялась… однако поздним вечером  они прислали слугу, который сказал мне, что они не придут и я буду спать одна.
Я тут же поняла, зачем они это сделали. Они знали, что меня жутко смущает секс втроем, а потому дали время привыкнуть к ним, адаптироваться, так скажем.
Мои догадки подтвердились на следующую ночь, когда ко мне пришел один Валентин. Мы стали заниматься с ним любовью, в любой момент я ждала появления его супруги, но она так и не появилась (хотя, помню, меня посетила мысль, что он ей изменяет).
А потом с приходом новой ночи ко мне пришла Анжелика. Я как раз приняла душ и хотела уже вытереться махровым полотенцем. Она вошла без стука, забрала у меня полотенце, откинула его в сторону и прижала мое мокрое тело к себе. Мы начали целовать друг друга, а потом она толкнула меня на кровать. Не раздеваясь, она залезла сверху и гладила мое тело… Грудь, живот, бедра. Затем ее рука соскользнула вниз, и я не смогла сдержать стон. Я прижала ее к себе, сильно, резко, мы продолжили целоваться, снимая с нее одежды.
Я догадывалась, что Валентин не придет – и он не пришел. Мы любились с его женой всю ночь, и страсть ее красивых глаз сводила меня с ума.




… На следующую ночь мы уже занимались сексом втроем, и мне понравилось. Я вовсе не желала оставаться в стороне, да мне бы и не дали. Наутро я проснулась в объятиях Анжелики, а рядом, уже одетый, сидел Валентин; на его коленях находился поднос с кофе и булочками.
Днем я съездила к себе домой и собрала вещи.
Так начиналась совсем другая жизнь.




Когда я к ним приехала со своим нехилым багажом (причем, увлекаясь музыкой, я взяла с собой все диски), ко мне на сотовый позвонила Настя. Я ей всё рассказала, после чего выслушала горячую тираду о том, какая я, оказывается, глупая, наивная и что у меня шило в одном месте.
– Так что? Ты спишь с ними обоими?
– Да.
– Фуу. И тебе нравится?
– Да, Настя.
– Так ты бисексуалка, получается?
Некоторое время я молчала, так как не задумывалась над этим.
– Получается, что да. Говорят же психологи, что почти все девушки – бисексуалки. Хотя за такую оплату я и лесбиянкой стать готова.
Я назвала ей сумму, и она присвистнула:
– Я бы тоже стала лесбиянкой!
Мы засмеялись, а потом я добавила:
– Представляешь, сколько он зарабатывает?
– Аха. Мой совет: не будь дурой, разлучи их и жени его на себе.
– Настя, отстань!.. Я здесь как писатель. Всё получится, я стану известной, и у меня у самой денег будет море!
– Ну-ну. Я, наверное, скорее помру.
– Тем более Анжелику скорее получится женить на себе. Она уж точно извращенка, поверь мне. Странная.
… А потом я стала раскладывать свои вещи, и они заполонили собой всю комнату. Пришла Анжелика и, улегшись на кровати, стала рассматривать мои диски, смеясь при этом.
– Не думала, что ты слушаешь транс.
– Под него двигаться хорошо! – воскликнула я. – А вообще, я и нью-эйдж люблю.
– Тебе помочь разложить вещи?
– Я уже всё, спасибо.
Поздно вечером, когда Валентин и Анжелика должны были прийти за мной и не пришли, я подумала, что они уже не придут, и решила принять ванну. Включив воду, я села читать книжку. Когда ванна наполнилась, я обнаружила, что переборщила с температурой. Насыпав различные виды пены для ванн, я зажгла благовония и, оставив свое намерение до тех пор, пока вода чуточку не остынет, я продолжила читать книгу.
Внезапно в мою комнату вошли. Подняв голову, я увидела, что это Валентин. Улыбаясь, он подошел и, ничего не говоря, взял меня на руки и понес к себе в спальню. «А как же моя ванна?» – жалобно подумала я.
– Должен добавить одну важную деталь, – шептал он. – Порой мы будем приходить редко, порой – часто. Считай, что секс с нами – как работа. Никаких отказов.
В спальне нас ждала уже обнаженная Анжелика. Она лежала на кровати среди множества подушек. Валентин подошел к ней, она поднялась и поцеловала его. Затем он аккуратно уложил меня на подушки, и она стала целовать меня; в ее поцелуе, кроме страсти, была еще нежность и ласка, будто она наслаждалась каждой его (поцелуя) секундой. Валентин тем временем стал раздеваться.
Анжелика не спеша начала снимать одежду с меня, при этом гладя мое тело. Я смотрела на нее и горячо дышала, а она в ответ улыбалась. Ее глаза тоже были полны желания, но при этом в них было что-то еще. Я повернулась к Валентину: его взгляд был взглядом крайне возбужденного мужчины. Не более.
Анжелика раздела меня полностью, и моего тела коснулся Валентин; к этому моменту меня саму обуревало желание. Валентин стал целовать меня, его руки постепенно опускались по моему телу вниз, супруга же его тем временем взяла какие-то духи, нанесла их на запястья, шею, бедра и волосы, а потом присоединилась к нам. Она крепко-крепко прижала меня к себе, и я почувствовала аромат цветущей сирени. Этот аромат был настолько силен, что я вмиг словно опьянела: моя голова закружилась, я перестала о чем-либо думать и потеряла над собой контроль, всё стало происходить как в тумане…
Мы поцеловались втроем, как в первый день нашей встречи. Их руки бродили по моему телу… Потом, когда Валентин овладевал мной, Анжелика была рядом; она обнимала меня и нежно целовала. Помню, когда Валентин вошел в супругу, я захотела подняться и поцеловать его, однако Анжелики притянула меня назад; она не хотела, чтобы я покидала её, и я не покидала: слушая ее нежные стоны и метель за окном, глядя в ее полные страсти глаза, я ласкала ее шею и грудь.
Метель усилилась. Даже через наши стоны было слышно, как напрягаются окна. Это странным образом давало нам сил (меня не оставляло ощущение, что я участвую в магической мистерии), мы занимались сексом очень долго, а потом, уже вконец обессиленные, уснули.
Утром, когда я проснулась, их уже не было. Всё еще пораженной вчерашней ночью (хотя уже сегодняшней), мне казалось, что окружающий мир нереален, а нахлынувшие образы Валентина и Анжелики заставили меня думать о них как о богах.
«Не влюбилась ли я?»
Желая окончательно проснуться и вернуть трезвость мыслей, я задала этот вопрос вслух.
Мой голос разорвал тишину, унес остатки ночи. Я улыбнулась и поднялась, собрала свои вещи. Одевшись, я посмотрела в зеркало и, усмехнувшись своей невероятной прическе, сказала:
– С добрым утром, Вика.
Выйдя в коридор, я уловила запах сирени. Направившись в столовую, я поняла, что сиренью пахнет от меня. Я почувствовала себя неловко, хотя, не скрою, меня это позабавило.
Валентин и Анжелика уже завтракали; я присоединилась к ним. Они сразу почувствовали запах духов, я поняла это по их внезапно изменившимся взглядам. Более того, взглянув на Анжелику, я вдруг почувствовала, что этот аромат становится ею и начинает обволакивать меня, гладить, целовать, что-то шептать. Дрожь пробежала по моему телу, мне стало еще более неловко.
… Я так и не привыкну к тому, что по утрам от меня будет пахнуть ее духами…
Придя в комнату, зайдя в свою ванную, увидев там сгоревшие благовония и полную воды ванну с жалким подобием пены, я вспомнила о своем вчерашнем намерении и с досады выругалась.
Потом я попросила Валентина и Анжелику предупреждать меня заранее о том, буду я с ними проводить ночь или нет. Конечно, я сказала, что мне очень понравилось заниматься с ними сексом, что это было прекрасно и даже мистично, но при этом мне очень жалко затраченных усилий на приготовление ванны и создание нужной атмосферы.
В ответ моя пара лишь посмеялась и сказала, что будет меня предупреждать. Иногда.
Мда…




Их особняк, больше походивший на замок, находился в стороне от всех коттеджей. Можно даже сказать, он находился в лесу. Поэтому здесь всегда было тихо; более того, суровый зимний ветер, голые деревья и заснеженные вершины создавали неповторимую атмосферу, и мне легко сиделось за рассказами. Особенно мне нравилось, когда воет метель: что-то сжималось, замирало в моем сердце, и мир воспринимался иначе – он казался волшебным, совсем другим. Улавливая подобное настроение, я готова была расплакаться от избытка и остроты ощущений.
Валентин и Анжелика с каждым днем нравились мне всё больше. Я знала, что Валентин ко мне относится достаточно хорошо, я видела это сквозь стену обычной мужской сдержанности; я знала, что Анжелика любит меня очень сильно, и это была скорее дружеская любовь. Я точно не была уверена в том, что это была именно дружеская любовь: слишком много нежности и заботы исходило от нее.
Валентин часто сидел в своем кабинете, порою уезжал на весь день, а мы с Анжеликой гуляли по их заснеженному саду. Особенно мне нравилось протаптывать тропы, когда снега – по пояс. А еще я считала, что повзрослеть успею всегда и что ребенка надо хранить в себе даже в глубокой старости, поэтому обожала купаться в снегу, неожиданно толкать в снег ничего не подозревающую Анжелику, – было забавно наблюдать, как неуклюже она пытается выбраться, при этом ругая меня и возмущаясь, а поскольку Анжелика никогда не ругалась, то все ее слова вызывали во мне лишь улыбку и умиление.
Еще мы с ней очень часто играли в снежки, при этом дико крича и громко смеясь. И однажды это услышал Валентин. Он пришел к нам и, спрятавшись за деревом, начал наблюдать. Однако мы заметили его и по обоюдному согласию накинулись на него со снежками. Он стал отвечать нам, и всё закончилось дракой и борьбой.
… Когда мы, обессиленные, лежали в снегу, я вдруг почувствовала себя лишней, – ведь, по существу, кто я им? Никто, посторонний человек. Я видела, что Валентин как будто бы немного смущается меня, а вот Анжелика была абсолютно счастлива.
«Да зачем я им? – подумала я. – Неужели нельзя ограничиться просто threesome’ом? Или им так важно заниматься сексом с тем, кого очень хорошо знаешь и в ком видишь не только объект для трахания?»
Чувство отчуждения не прошло, и я, сославшись на то, что мне стало нехорошо, вернулась в дом.
В тот же день я позвонила Насте и всё ей рассказала.
– Ой, да брось. Не выдумывай. Просто хотят узнать тебя получше, это вполне нормально. Вот я, например, – тут ее голос изменился, – знаю тебя как человека и совсем не против узнать, какая ты в постели. Почему же не должно быть наоборот?
– Настя, блин! – воскликнула я, и мы обе засмеялись.
– Тогда почему ты не уйдешь?
– Я всего лишь работаю. Считай, что общение с ними – это как общение с коллективом.
– Дело лишь в этом?
Я замолчала.
– Мне кажется, я влюбилась.
– В Валентина? Или ты оказалась конченной озаботкой и втюрилась в Анжелику?
– В них обоих. В их отношения.
– Мдааа. Ты еще большая извращенка, чем я предполагала.
Почти каждый день, кроме выходных, я покидала дом к обеду и возвращалась ближе  к вечеру. Я не хотела оставлять свою работу по двум причинам: во-первых, людям вообще не стоит видеться каждый день, иначе устанут друг от друга; во-вторых, моя работа добавляла мне уверенности в завтрашнем дне.
А однажды мы отправились в магазин вместе с Анжеликой, где я купила себе то, что давно хотела: меховые унты бежевого цвета и под цвет им пуховик и меховую шапку. Тут же я купила себе голубые джинсы и всё это примерила в кабинке. Мне жутко понравилось, но Анжелике, казалось, понравилось еще больше: она плотно закрыла кабинку, прижала меня к стенке и поцеловала.
А куда мне было девать деньги, если меня кормили бесплатно и всем меня обеспечивали? К тому же свою квартиру я сдала под съем, а квартплату ложила на счет.
Постепенно наши занятия сексом с Валентином и Анжеликой приобрели необычный для меня характер: мне всё меньше давалась возможность активно действовать по отношению к Валентину. Всё мое внимание Анжелика забирала себе.
Ревность к своему мужу? Я успела хорошо узнать Анжелику и была твердо уверена: она не ревнует его ко мне.
Я была рядом, при этом чувствуя себя вещью, главным десертом или же центром торжества.
Я не задавала лишних вопросов. Это была всего лишь моя работа. Чертовски высокооплачиваемая.
Мы занимались сексом два раза в неделю. Часто? Возможно, причина такого расписания крылась в том, что они уставали друг от друга, – Бог его знает. Но тогда что мешало им прийти ко мне раньше, если они так успевали соскучиться?
Позже мне стало казаться, что Анжелика воспринимает меня как младшую сестру или даже дочь. Это меня унижало, мне было неприятно, но, не имея абсолютной уверенности, я всё так же продолжала дружить с Анжеликой, по-приятельски общаться с Валентином и оформлять свой роман «о троих».
– Я всё думаю, – делилась я с Настей. – Порой мне кажется, что в их паре на выборе третьего человека главную роль сыграла Анжелика. То есть это ей нужна девушка, а не Валентину.
– Не парься. Люди с таким состоянием вообще редко бывают нормальными.





Шла вторая половина мая, но здесь, в этом месте, время текло незаметно, словно и не существовало вовсе, – я вспоминала о нем, когда выезжала на работу и через боковое стекло лимузина смотрела на текущие массы людей.
Валентин и Анжелика заходили за мной в этом месяце очень редко, – раз в неделю, и это меня слегка беспокоило. Тем не менее, я была рада, что по ночам могу принадлежать лишь себе и ночному небу.
Как я проводила время? Гуляла по саду. Сад уже цвел, и Анжелика оказалась права: он был действительно прекрасен. Белые, фиолетовые, розовые цветки мягким покровом окутывали деревья, в воздухе летал аромат черемухи и яблони, и каждый новый вдох опьянял. Сад естественным образом входил в лес, не был от него отгорожен, и, когда мне хотелось уединиться, я просто уходила далеко-далеко.
Мне нравилось находиться в этом саду. Он напоминал мне о бренности жизни, о том, что мы должны уметь отпускать, о том, что мы когда-нибудь умрем, но при этом он словно бы шептал (и порою мне казалось, я слышу его шепот), что за смертью последует вечность.
… и это будет прекрасно…
Однако я не могла писать рассказ в этом саду. Он странным образом освобождал меня от мыслей, при этом обостряя чувства. Поэтому рассказы я писала у себя в комнате. Воспользовавшись тем, что Валентин и Анжелика стали ходить ко мне реже, я бродила по саду ночью. Было что-то волшебное в этих прогулках: всё менялось, становилось другим, совсем другим. Я ждала лета, чтобы иметь возможность ночевать не в доме, а здесь, в саду, чтобы, не боясь холода, смотреть на небо и ни о чем не думать.
В один из таких дней, ранним утром я гуляла, слушая чудеснее пение птиц и наслаждаясь прохладным воздухом. Солнце только-только поднялось из-за горизонта, и я чувствовала, как его ласковые лучи греют мою кожу. Задумавшись, я не услышала, как сзади подошла Анжелика.
– Здравствуй, солнышко, – раздался женский голос.
 Я отпрыгнула от них.
– Не стоит так пугаться, – засмеялась она.
Однако я не подошла ближе. За эти пару месяцев я отдалилась от не, так и не сумев пережить мысли, что я ей то ли как дочь, то ли как сестра. Конечно, она чувствовали это и пыталась, скажем так, вернуть меня, но ее нежность была нестерпимой.
… – Вот почему им требовалась девушка с добрым мягким характером, – как-то пошутила Настя…
Вот и сейчас нежный материнский голос Анжелики меня только разозлил.
– Мы заходили за тобой ночью.
– Я была здесь, гуляла.
– Всю ночь?
Я засмеялась.
– Нет. Еще слишком холодно. Ты была права, ваш сад очень красив. Мне он очень нравится.
– Этому саду лет пятьдесят, наверное, – сказала Анжелика. – Когда Валентин родился, сад уже был. Малышом Валентин часто бегал в нем. Ты знаешь, что здесь есть озеро?
– Озеро?
– Пойдем, я покажу его.
Она взяла меня за руку. Мы направились вглубь сада, а потом уже пошли по лесу. Вскоре я действительно увидела озеро – небольшое, метров сорок в диаметре, круглой формы и удивительно чистое: я смогла рассмотреть дно на глубине около трех метров.
Я потрогала воду. Она была холодная, однако я всё равно дико хотела искупаться. Анжелика поняла мое намерение по безумному взгляду и рассмеялась. Я разделась и побежала в воду. Поплавав минут пять и промерзнув насквозь, я решила вылезти.
– Ты вся синяя, – сказала женщина.
– Да, – ответила я, стуча зубами от холода, но при этом довольная, как могут быть довольны только дети. Я потянулась за вещами, однако мою руку перехватили. Поцеловав мои пальцы, Анжелика облизала их, а потом притянула меня к себе. Волна возбуждения прокатилась по моему телу, заставляя забыть о холоде…




Жизнь текла спокойно, размеренно, не предвещая неожиданностей. Казалось, что всё уже предрешено. Как я ошибалась…
Наверное, я говорила, что не была влюбчива, а гордость не позволяла кому-либо принадлежать. Кто же знал, что появится еще один человек.
… Прошла неделя с того события, как мы занимались сексом у озера. Мне нужно было ранним утром съездить в город. В тот момент, когда мой автомобиль выезжал из-за ворот, в ворота как раз въезжал другой. Я удивилась, поскольку гостей в этом доме было очень мало, а потому вгляделась в заднее боковое стекло.
Оттуда на меня смотрело женское лицо красивой формы; глаза скрывали очки. Не тонкие, но и не пухлые губы. Волосы убраны назад.
… Мы смотрели друг на друга, пока наши автомобили не разъехались.
– Кто это? – спросила я  своего водителя.
– Двоюродная сестра хозяйки. Она часто приезжает  к ним ближе к лету, да и летом частенько приезжает.
– Она местная?
– Нет. Однако самолеты нынче легко решают такие проблемы как расстояние и время, ведь так?
Мне понравилась его шутка, и я рассмеялась.
– А у хозяйки есть еще родственники?
– Нет, госпожа Вилора – единственная. У хозяина, насколько я знаю, кузин и кузенов нет, разве что более дальние родственники.
Все дела я выполнила, и моей радости не было предела. Затем я встретилась с Настей, и мы с ней решили отправиться в кафе.
В часов эдак восемь я приехала в коттедж.
– Вот я и дома, – устало вздохнула я и удивилась собственным словам: у меня появился новый дом, а ведь раньше я этого не понимала.
Улыбнувшись, я пошла в комнату. Положила сумку. Есть я не хотела совсем, однако что-то гнало меня вниз, в обеденный зал, где ужинали моя пара и Вилора.
«Уже по имени видно, что стерва», – подумала я, движимая любопытством.
Посмотревшись в зеркало и приведя себя в порядок, я спустилась вниз. Подходя к двери, я услышала ее голос: звонкий, сильный, не высокий, хотя и не низкий – в этом голосе чувствовался холод.
Я открыла дверь, и на меня взглянула манерная женщина лет тридцати. Я подходила к столу, и мы неотрывно смотрели друг на друга. У нее были красивые кошачьи глаза, только не карие, а серые. Уголки ее губ слегка тронулись, и на лице возникла улыбка.
«Да, она стерва», – подумала я, улыбаясь, и взглянула на Валентина и Анжелику.
– Всем добрый вечер.
– Добрый вечер, солнце, – нежно сказала Анжелика, и я поразилась тому, насколько различна манера вести себя у нее и ее сестры. – Всё сделала?
– Да! – воскликнула я довольно.
Не сдерживая эмоций, я не очень женственно опустилась в кресло и вновь посмотрела на гостью: с интересом улыбаясь, она изучающее на меня смотрела, – даже больше – разглядывала.
– Познакомьтесь, – раздался голос Валентина. – Это Вилора. Вилора уже весь день про тебя спрашивает, теперь, наконец, отстанет.
Все, кроме меня, рассмеялись; у меня же было другое настроение. Я чувствовала на себе взгляд Вилоры, и по моей спине бегали мурашки.
А потом мне вдруг захотелось спать; я теряла нить разговора и ничего не понимала. Анжелика посоветовала мне идти в постель, что я и сделала.




Следующим утром я, как всегда, отправилась на прогулку. Я сидела в своем укромном месте, в котором было мало света, и слушала тишину. Неожиданно я услышала, как кто-то, не спеша, бежит.
Я вышла из укрытия и увидала Вилору. Ее взгляд упал на меня, и, мне так показалось, ее бег стал более грациозным, а на лице появилась улыбка.
– Доброе утро, – кивнула я ей.
– Доброе, – сказала она высокомерно, но я уже знала, что ее высокомерие – это маска, а не презрение ко мне. – Не спишь?
О да, я видела непонятный интерес в ее глазах.
– У меня привычка встречать восход и провожать закат. Я стараюсь высыпаться ночью.
– А когда ты проводишь с ними ночь, ты высыпаешься?
– Нет, но я не раб своих принципов.
Мы недолго шли вместе, однако мне понравилось быть с ней рядом: она играла в стерву, и я тоже ее играла. Я была с ней честной и даже циничной в своей честности, и меня не оставлял в покое ее взгляд. Она играла со мной, и я играла с ней. Какова цель игры? На этот вопрос я не могла ответить. Игра ради игры. Наверное.
… А вечером она зашла ко мне. Было уже двенадцать, Валентин и Анжелика не отправили за мной. Я чуть-чуть пописала рассказ, а потом отложила листы (я не могла работать на компьютере) на кровати и села читать.
– Здравствуй, – сказала Вилора.
Она зашла ко мне без стука, я совершенно этого не услышала, а потому резко обернулась.
– Привет.
– Поздно уже, а тебе ведь надо выспаться.
Она была возле кровати, и ее взгляд упал на исписанные листы.
– Что это? Ты пишешь рассказы?
Было уже поздно что-либо предпринимать.
– Да. Пишу.
– Хм, не ожидала. Я тоже пишу, так скажем. Работаю журналистом в журнале, пишу статьи, иногда даже рассказы. Глупые, конечно, но таков уж мой журнал. – Она обошла кровать и села на стол возле меня. – Хочешь, я расскажу тебе сказку? Тебе наверняка будет интересно.
– Не люблю сказки, но давай.
– Давным-давно, среди суровых скал, на голой и холодной земле рос цветок, и был он прекрасен. Жестокий ветер трепал его, принося боль, но цветок рос, и постепенно на нем выросли острые шипы, дабы он мог защититься. Ветер оставил его. Однако потом налетела саранча. Они стали поедать его стебли, листья, бутон. Цветок должен был умереть, но он рос; и плоть его стала грубой и темной. Саранча улетела. А потом пришли крысы, и их острым зубам не могла противостоять жесткая плоть цветка. Смерть должна была забрать цветок себе, но он и тут не сдался: постепенно листья его и стебель, и бутон наполнились ядом. Крысы погибли, отравленные им. Цветок вынес всё, но он уже не был прекрасен: он был ядовит и уродлив. Всё. – Она улыбнулась.
– Красивая сказка, – улыбнулась я в ответ. – Хоть и мрачная. С какой целью ты мне ее рассказала? Не потому, что она о тебе?
– Нет. Всего лишь сказка. Но теперь мне понятно, зачем ты здесь.
– Что? – Я удивилась.
– Ты ищешь идею для произведения. Писательское любопытство. Я весь вчерашний день думала, какой должна быть девушка, чтобы согласиться на подобное. Свободная от стереотипов – уж точно. Но не такая, как ты. С другой стороны, я прекрасно знаю Анжелику. Она не взглянет на пустышку или стерву.
– Дааа, – протянула я. – Жаль, что родственников не выбирают, так?
Она улыбнулась от моего намека и продолжила:
– А теперь мне ясно. Ты ведешь себя как стерва, но, вероятно, только со мной. Смотри, чтобы цена не оказалась слишком высокой. Ты добрая, хорошая.
Она коснулась рукой моих волос, а потом неожиданно соскочила со стола и нежно поцеловала.
– Спокойной ночи, – сказала Вилора и сразу же вышла.
Я, как сидела, так и осталась сидеть. Шокированная произошедшим, совсем не ожидавшая такого исхода, я даже смотрела в одну точку и продолжала так же улыбаться.
Затем я медленно встала. Читать не хотелось. Да и мысли все были заняты поступком Вилоры. Понимая, что мне теперь не уснуть, я спустилась в сад.
Утром я всё рассказала Насте.
– Ну и семейка! Одни бисексуалки и лесбиянки! – воскликнула я.
Настя никогда еще так громко и долго не смеялась.




Как же она меня хотела! Как хотела! Не имея возможности сесть со мной рядом во время трапезы (поскольку стол был далеко не маленький), она бросала на меня страстные взгляды, от которых по моему телу бегали мурашки, а низ живота начинал ныть. При Валентине и Анжеликой она была холодная, манерная, насмешливая, и я, поражаясь разнице в поведениях двух родственниц, восхищалась игрой Вилоры. Это было потрясающе!
Однажды Анжелика как-то мне сказала, что Вилора совсем не такая, какой хочет казаться.
– Тогда зачем всё это? – спросила я.
– Не знаю. Она капризна. Наверное.
… А когда Вилора находилась в моей комнате, она менялась. Нет, она оставалась такой же стервозной, однако взгляд у нее был другой: я видела, что ее эгоизм наигран, что за ним прячется мягкость и доброта… По крайней мере, мне хотелось в это верить.
Я влюблялась?
Мне хотелось верить в то, что я что-то значу для Вилоры, что она считает меня не просто дурочкой, с которой можно переспать (незря же она на меня так смотрела!), мне нравилось так думать (скажу больше, от одной только мысли я заводилась).
Именно поэтому я любила с ней общаться, хотя я вовсе не собиралась заниматься с ней сексом.
Вилора мало что рассказывала о себе. Нет, она рассказывала о жизни, о том, что с ней было, – но ведь это ничто. Я спрашивала ее о чувствах, о мечтах, о мыслях, но она умалчивалась, предпочитая задавать встречные вопросы. И я отвечала, понимая, что своей скрытностью она мстит мне за мою недоступность.
Но как же меня будоражил взгляд ее серых глаз, запах ее волос! Почему я не давала ей себя? Потому что она уж очень хотела, чтобы я принадлежала ей, она хотела обладать мной, а я была слишком гордой.
– Попахивает каким-то садо-мазо, – сказала я как-то в трубку Насте.
– Копец, ну ты и извращенка!
– А я что? Дело ведь еще и в том, что меня что-то держит от этого поступка – переспать с ней.
И это тоже была правда. Я осознавала, что не хочу изменять нежной Анжелике с ее родственницей. С ее двоюродной сестрой!
Вот это бред…
… Мы виделись с Вилорой довольно-таки часто. Иногда она приходила ночью – где-то в два-три часа, и мы не спеша с ней беседовали. Как она объясняла столь поздние визиты? Она могла бы заходить раньше, она и заходила, но из-за моей мании гулять по саду перед сном, меня даже в двенадцать не бывает в комнате.
Днем наш разговор был более живой; порой она советовала, как лучше построить фразу, дабы она не содержала речевой ошибки или была красивой, стоит ли вообще писать рассказ на выбранную тему, как развить сюжет дальше и так далее. Конечно, я сама ее спрашивала – непрошенных советов я терпеть не могла! К тому же вкусы в литературе у нас совпадали, и это только увеличивало значимость ее советов.
Как так получилось, что я стала доверять ей?
С приездом Вилоры я отдалилась от Анжелики еще больше. Конечно, она это чувствовала, и мне было жаль ее. Наш секс стал еще более нежным, но меня это только отталкивало. Анжелика тянулась ко мне, порою она заходила днем ко мне в комнату, но, видя сидящую на моей кровати Вилору, удалялась. В такие моменты, а еще во время наших трапез, когда они сидели рядом и я могла сравнивать их, мне было еще больше жаль Анжелику, ведь она была такая добрая, такая нежная… И испытывала торжество, так как общение с Вилорой было для меня своеобразной местью и способом показать, что я – не ребенок.
«Бог мой, мы все друг друга используем! – однажды подумала я. – Вилора хочет меня поиметь, Валентин и Анжелика видят во мне ребенка… А я… От одних я получаю деньги, а другую просто использую, поскольку та хочет использовать меня…»
Но я знала, что, если уйду из их жизни, у них ничего не изменится. Валентин и Анжелика будут любить друг друга, станет скучно – вновь найдут третью, Вилора будет дальше довольствоваться собой. А я… А я уже изменилась.
Кому принадлежало мое сердце?





Я решила пройти курсы по ораторскому искусству. Зачем мне это было нужно, я пока еще не имела никакого понятия. Затем у нас был экзамен, и мной он был сдан на отлично.
Ночью, когда я, счастливая, читала книгу, ко мне пришла Анжелика. У нас не было секса с ней одной уже очень давно, и потому я несколько опешила. Анжелика опустилась возле меня на колени, забрала книжку и начала жадно целовать живот, внутреннюю сторону бедер. От ее поцелуев исходил такой жар, что я издала стон и повалилась на кровать. Ее руки принялись гладить мое тело, а потом залезли под майку и принялись ласкать грудь.
В этот момент зашел Валентин.
Я уже не видела, кто снял с меня шорты, я окончательно потеряла себя.
Что было потом? Потом было всё.
Я чувствую твою любовь и хочу тоже любить тебя. Беда в том, что я совсем не могу разобраться в том, что именно ты ко мне чувствуешь.
Все эти мысли были адресованы Анжелике. Я была очень рада, что пришел Валенти, ибо я могла любить их обоих, не испытывая любви к кому-то одному.
Я не знаю, сколько мы занимались сексом… Проснулась я примерно в четыре ночи. Анжелики рядом не было, зато на краю кровати сидела Вилора. Она смотрела на меня, и ее глаза были полны грусти.
– Ты что делаешь? – спросила я сонно.
– Не спится, – сказала она, улыбаясь.
Только тут я заметила, что обнажена. Я захотела укрыться, но Вилора как раз сидела на пододеяльнике (я не укрывалась одеялом – было слишком жарко). Заметив моё смущение, она провела ладонью по моему телу, груди.
– Нет, после моей сестры и ее мужа… Для меня это слишком.
Она привстала и сама меня укрыла. Нежно, аккуратно.
Я выдохнула. Ее ладонь была так горяча, что во мне стало всё подниматься. Я не хотела, чтобы Вилора видела мое возбуждение.
– Что с тобой? – спросила я. – Почему ты такая грустная?
– Хочешь, я расскажу тебе сказку? Давно сочинила. Родилась как-то на свет девочка. Было она очень добрая и веселая. Люди любили ее и всегда ей улыбались. Девочка росла, становилась прекрасной девушкой, а люди, видя это, любили ее еще больше. Они готовы были отдать за нее свои сердца, свои головы, но девочку – теперь уже девушку – это не трогало. Она не хотела почитания, она просто хотела летать. – Я придвинулась ближе, так что мое тело касалось Вилоры. – Да, малышка, она была птицей. И она улетела. На восток. Хоть ее и манил закат, то восход манил еще больше. И, летая среди солнечных лучей, она познала Любовь. Девушка поняла, что ей пора возвращаться, чтобы научить людей любви. Люди не умеют любить, а страсть – это другое. Она пришла к ним, но они ее не поняли. Они даже слушать не захотели, а просто закидали камнями.
Вилора замолчала и посмотрела мне в глаза.
– Плохая сказка, – сказала я мрачно.
– Чем же? Тем, что она умерла?
– На что ты намекаешь? – спросила я, нахмурившись.
Она потрепала меня по щеке.
– Ни на что.
– Тогда о чем эта сказка?
– Не знаю. Может, о предательстве. А может, о том, как кто-то кого-то использует. А ты как думаешь?
– Мне всё равно. Это твоя сказка.
– А если я скажу, что твоя и что ты продолжаешь ее слагать, ты мне поверишь?
– Уходи, – сказала я, сдерживая себя.
– Тебя используют, а ты…
– А разве ты меня не используешь?
Вилора посмотрела на меня и, не отрываясь, смотрела секунд семь. Затем поцеловала меня в щеку, резко встала и ушла.




А утром она совсем на меня не смотрела, если только этого не требовала беседа; словно чувствовала, что я злюсь на нее. Я злилась, и наверняка она видела это в моих глазах.
– Как спалось, моя милая? – весело и нежно спросила Анжелика.
– Спасибо, хорошо, – улыбаясь, ответила я, будучи злой еще и на нее и Валентина. Зачем они, спрашивается, уходили? Это я и спросила.
Анжелика пожала плечами и, потупив взор, ответила:
– Чтобы тебе не мешать, наверное.
Да, мне не мешать. Потому что я тяготилась е обществом, вот она и ушла. Я тут же это поняла, не сводя взгляда с Анжелики, а потом мне резко захотелось плакать. Слезы подступили так резко, что мне пришлось проморгаться. Быстро доев завтрак, я вышла.
Я провела весь день в саду, не желая никого видеть. А когда было уже двенадцать, я наконец вернулась. Зашла на кухню, прихватила с собой чуть еды, так как дико хотела есть, и поднялась в комнату.
А в два ночи в дверь постучали. Я, решив, что это Валентин и Анжелика, с неохотой открыла. Но это была Вилора.
– Ты…
– Пойдем со мной, но только тихо. Ни слова.
Она взяла меня за руку и потащила прочь из комнаты. Мы поднялись наверх,  и я начала догадываться, что она хочет мне показать.
– Куда?
– Молчи!
Неожиданно мы зашли в соседнюю с комнатой Валентина и Анжелики комнату. Вилора осторожно сняла со стены, разъединяющей эти комнаты, картину, и я увидела щель. Стоны сразу стали громче.
– Ты что?
– Ты ведь давно хотела этого, не так ли?
Я нервно сглотнула. Да, она была права. Я хотела этого. Взглянув на Вилору, я подошла к стене и посмотрела… Мне как раз была видна их кровать, к тому же у них были раскрыты шторы (сегодня было полнолуние), и я видела всё в мельчайших подробностях.
Страсть, страсть, страсть… Дикий секс… Мокрые от пота тела, невнятный шепот.
Я не стала смотреть за ними, я очень-очень смущалась.
– Хватит.
– Почему ты так грустна?
– Выйдем, они могут услышать.
– Не волнуйся, не услышат. Однако ты не ответила.
Вилора взяла меня за руку и повела прочь.
– Ты им сочувствуешь. Ты, конечно же, имеешь другой идеал любви.
Я не ответила. Мы пришли в мою комнату. Не спеша, я села на кровать, а потом решилась сказать.
– Да, другой. Но здесь хороший, качественный секс. Может, в нем не так много любви, но с сексом всё в порядке. И им это нравится.
Вилора прошла к окну и села на стол. Ей так нравилось смотреть на меня сверху-вниз.
– Странно, почему тебя не волнует один вопрос. Если у них всё в порядке с сексом, как ты выразилась, то зачем они наняли личную проститутку?
Меня передернуло от ее формулировки, и я с резкостью ответила:
– Многие спят просто так с кем-то одним, прикрываясь любовью, хотя любви нет и в помине, некоторые спят со всеми подряд. Я сплю лишь с двумя и получаю за это деньги. Кого-то трахают на работе, а кого-то имеют психологически. Я считаю, что устроилась неплохо. И не мое дело задавать вопросы, пока платят.
Вилора рассмеялась от моей тирады, чем еще больше меня разозлила. Я молчала, а потом решила вернуться к разговору.
– Ну и что с того, что они меня наняли? К чему ты клонишь?
– Они расстанутся, малыш.
– Это еще почему?
– Секс остается только сексом. Всегда нужно что-то большее. Раньше у них всё было по-другому. Со временем, конечно, всё притупляется, но ведь любовь – она остается.
– Ты и раньше подглядывала за ними?
Вилора молчала, а потом нехотя продолжила.
– Было несколько раз. Поначалу я завидовала им. – Увидев вопрос на моем лице, она рассмеялась. – Нет, я не была влюблена в Валентина. Я хотела таких же ощущений, такого же любовного безумства. Потом я поняла, что, когда полюблю, то получу все безумства, и успокоилась. А сейчас мне незачем даже завидовать.
Она подошла ко мне и легла на кровать. Внезапно меня озарила догадка.
–Ты это умышленно говоришь, так как ревнуешь меня.. Потому что я с ними сплю, а с тобой нет.
Вилора вздрогнула, а потом тихо сказала:
– Да, ревную. Да, больше всего на свете я хочу оказаться на их месте, но сейчас это не важно. Анжелика мне очень дорога, я люблю их обоих. Мне незачем лгать.
Я опустила взгляд. Я не хотела, чтобы она видела подступивших слез. Я была влюблена в них, а они…
– Я не верю тебе.
– И не надо. Я не хочу быть правой, но я знаю, что всё произойдет именно так.
– Да я никогда не буду с тобой! Зачем ты открыла мне глаза?
Она посмотрела на меня, и мне показалось, что она готова заплакать. Однако тут же ее взгляд изменился и стал холодным.
– Зачем, говоришь? Пусть это останется моей маленькой тайной, – улыбнулась она. – И моей местью тебе, сладкая.
Она медленно и грациозно пошла к выходу, наслаждаясь своей победой, а я всё сильнее ощущала ярость.
– Завтра я уезжаю, – сказала она у двери. – Мы можем больше никогда не увидеться. Спокойной ночи, малыш.
Я долго смотрела на закрытую дверь – сначала с ненавистью, а потом, уже когда ярость утихла, с мыслями о ее словах…




– Вы словно сговорились: сначала Валентин, а теперь уже и ты покидаешь меня, – ласково сказала Анжелика.
– Я обещала родителям, что приеду, – улыбнулась я. – Я так и не съездила к ним в прошлом году, хотя давала слово.
… На улице стоял июль… Прошло ровно две недели с того, как я уволилась, и месяц, как уехала Вилора. Помню, когда она уезжала, я не стала с ней прощаться, сославшись на недомогание, а на самом деле не желая ее видеть. Время прошло, негатив ушел, и я, каплю за каплей вспоминая цепочку всех ее эмоций, испытывала стыд. Несомненно, я сделала ей тогда больно. Она, конечно, провоцировала меня, но я могла и не попадаться на ее уловки.
 Я много времени пыталась понять, зачем в тот вечер она повела меня подглядывать за Валентином и Анжеликой, но ответа не находила.
С уездом Вилоры я снова сблизилась с моей парой. Мне было приятно видеть в их глазах радость. Хотя, конечно, прежние отношения не воскресли. Но и обиды не было.
– Жаль, что ты уезжаешь. Мне будет не хватать твоего смеха, да просто улыбки.
– Валентин вернется, и вы не вспомните меня.
Анжелика грустно засмеялась, поднялась со стула, что стоял возле стола, и легла на кровать.
– Вспомним, конечно.
– Хей, всего месяц! Расставания полезны – начинаешь больше ценить совместное время.
– Всё равно! – упрямо воскликнула она. Было забавно наблюдать над тем, как она, такая нежная, ласковая со мной, упрямится, и я засмеялась. – Жаль, что ты уезжаешь именно сейчас. Мне будет одиноко бродить по коридорам этого дома.
– Тогда гуляй по саду и слушай пение птиц. Не волнуйся, Валентин скоро вернется.
– Но ты – нет.
Я не обратила внимания на ее последние слова, поскольку моя одежда не вмещались в чемодан.
– Блин. Вещей-то у меня как много. И все хорошие.
Анжелика посмотрела на мою одежду.
– Да, ты права. Понакупала.
– Как это объяснить моим родителям? Вроде и всё красивое, взять хочется, а не влезает. К тому же они насторожатся. Что делать?
– Скажи, что нашла работу.
– Причем высокооплачиваемую., – уточнила я. – Мда.
– А проще – вынь часть одежды. И еще: может, мы тебе много платим? А то насобирала тут вещей.
Я, не ожидавшая такой наглости, посмотрела на нее, раскрыв рот от удивления.
– Что?
Мы обе засмеялись. Я, наблюдая за тем, как она смеется, наконец простила ее. Я ответила на свой вопрос. Я была для нее как младшая сестра. И я смирилась с этим, потому что знала: мы обе друг другу чуточку лжем – у нее была своя любовь, а у меня своя.
 Еще я поняла, что незачем другому человеку мешать проявлять нежность по отношению к себе.
Впрочем, я не могла не сделать последнюю попытку всё изменить.
Улыбнувшись, я залезла на кровать и, оказавшись сверху, стала медленно и не спеша целовать Анжелику. Сначала она ничего не делала, а потом ее руки нежно коснулись моего лица и стали расстегивать блузку…
Мы долго занимались сексом, до глубокой ночи. Когда Анжелика уснула, я вышла прогуляться в сад и покупаться в озере, я никогда еще не купалась ночью в полном одиночестве. Вода была холодной, но звездное небо заряжало энергией и дарило тепло…
А утром я покинула этот дом.




Конечно, ни к каким родителям я не ехала, точнее, подписывать себе приговор на целый месяц я не собиралась: хватит и недели. Я солгала Валентину и Анжелике.
Я чувствовала, что устала. Мне нужно было отдохнуть, снова побыть самостоятельной девушкой, вдохнуть свободы.
Наконец-то смогла от души пообщаться с Настей; увидев ее вечно довольное лицо, поняла, что скучала по ней. Погуляли, она пыталась напоить меня с целью дальнейшего соблазнения.
– Зачем тебе? – недоумевала я.
– Да ты же у нас такая опытная стала! – воскликнула она. – Вдруг окажешься настоящим монстром в постели.
– Иди-ка ты лесом!!!
Первые дни летели незаметно – подействовала новая обстановка и встреча с родителями.
Затем мы стали активно ездить: я побывала во всех местах, которые несли в себе хоть какую-нибудь культурную, историческую или археологическую ценность. Скучать времени не было
Потом я всё же слетала к своим родителям. На неделю. Хватило вполне.
…– Так чем у вас всё закончилось с Вилорой?
Мы сидели с Настей в кафе. Я уже прилетела. Неожиданный вопрос Насти выбил меня из колеи.
– Да нет смысла об этом говорить. Наше общение не сложилось. Она уехала. Я думаю, я уже не увижу ее.
– В твоих словах грусть.
– Мне немного стыдно. В последнюю ночь она хотела что-то сказать мне, открыться, но я оставалась всё такой же холодной. Как всегда. И попалась на все уловки этой гордой женщины.
– Садо-мазо любовь, что ли? Зачем уловки?
– Я не могу понять ее. То ли это ее потребность, то ли она действительно что-то испытывает, но не может это показать, хочет, чтобы я раскрылась, а я не раскрываюсь, и она ведет себя как конченая сука.
– Так почему ты не раскроешься, если знаешь, что она этого хочет?
– Я боюсь проиграть. Не играет ли она, понимаешь… Я раскроюсь, а она будет вкушать победу, торжествовать. Или же разочаруется.
– Да, есть такие кадры. Слишком много гордости. Порой кажется, что такие люди не тебя готовы лелеять, а собственную гордость.
– Так что с ней делать-то?
– С гордостью?
– Да нет же! С Вилорой.
Настя на меня недоуменно посмотрела:
– Ты же сама сказала, что она навсегда уехала.
– А если нет, – задумчиво прошептала я. – В общем, слушай. Я думала, что у Валентина и Анжелики всё просто очень хорошо, но, как оказалось, в их занятии сексом нет любви. Я не знаю, плохо это или нет.
– А секс у них какой?
– Да ничего так, – улыбнулась я. – Но, видишь ли, третья, в данном случае я, нужна для разнообразия секса. Так типа и отношения спасаются. Но там-то всё вроде нормально. Зачем им я?
– К чему ты клонишь?
– Помочь хочу отношения спасти. Мне нравится Анжелика.
– Вика, ты порой бываешь такая дура. Каким местом ты собралась спасать их?..
Пару раз снилось, как я, Валентин и Анжелика занимаемся сексом, и я просыпалась в поту.
Отчего-то я знала, что они тоже скучают по мне –Анжелика уж точно, Валентин, повторюсь, был слишком сдержан, и черт его знает, что у него творилось в голове. И я спрашивала себя, как могут они, одержимые страстью друг к другу, по ком-то скучать? Неужели им мало того, что любимый человек – рядом? Может, их страсть стала переходить в любовь?
А может, Вилора была права? И они всё-таки расстанутся? Может, они уже стали уставать друг от друга и потому скучают по мне?




Месяц пролетел.
По его окончании за мной, как и было оговорено, приехал автомобиль. Открыв дверь водителю, который взял бы мои чемоданы, я в удивлении увидела Валентина. На нем была кепка водителя, сам он хитро улыбался.
– Миледи, позвольте взять ваши сумки, – галантно сказал он.
От него, как всегда исходила сила, но сейчас, пока он играл водителя, сила казалась такой сногсшибательной, что я захотела отдаться ему прямо здесь.
… Анжелика ждала меня внизу. Отослав водителя, которого, как оказалось, они взяли с собой, Валентин сам положил мои чемоданы в багажник. Когда мы сели в лимузин, Валентин  и Анжелика, выражаясь в несколько утрированной форме, сразу же набросились на меня. Я успела подумать только о том, как водитель на всё это реагирует, а с меня уже снимали блузку и расстегивали брюки.
Как мы кричали… За месяц мое тело буквально сгорало от желания и наслаждения.
Затем Валентин отсел от нас, налил в бокал вина и, попросив нас не прекращать, любовался нами. Переглянувшись с Анжеликой, мы решили устроить ему поистине неземное зрелище! Никогда не думала, что возбужденный зритель так будет меня заводить.
… Впрочем, как оказалось, водитель не был равнодушен к тому, что творится в салоне, – он включил музыку, которую мы услышали, когда перестали заниматься сексом и, обессиленные, отдыхали в креслах. Мы тут же рассмеялись, однако мне все равно стало неловко.
Мы проговорили полночи. Валентин очень нежно обнимал Анжелику, та положила голову ему на плечо, и в глазах обоих читался покой; глядя на них, я смела предположить, что Вилора была не права. Я смотрела на их умиротворенные лица, трепетные объятия и больше всего на свете хотела, чтобы Вилора была не права!
Затем я была уже не в силах говорить и взмолилась о пощаде. Стоило мне закрыть за ними дверь, как сон сморил меня (я совершенно не помню, как дошла до кровати и уснула).
Утром в столовой разговор продолжился.
Позавтракав, мы отправились в сад, неспешно прошлись до озера, где очень долго купались, а потом, отдыхая на берегу, занялись сексом…
Ночью мы опять любили друг друга. Я совсем не ожидала их прихода и легла спать. Проснулась я оттого, что кто-то нежно целовал меня…
… Они заходили за мной четыре ночи подряд, и это меня взволновало. А на пятый день, когда мы завтракали в столовой, приехала Вилора… Неожиданно двери обеденной творились – и вошла она: в сером юбочном костюме; верхние пуговицы пиджака были эротично расстегнуты; распущенные уже черные волосы, что делало Вилору еще более холодной и недоступной. Красивая, как всегда.
Глядя на нее, я вспомнила нашу с ней вторую встречу, когда я так же, только вечером, вошла в столовую, приковав к себе всё внимание.
Как я ей обрадовалась. И как я ею любовалась. но разве я могла всё это показать? Она даже не смотрела на меня, и я чувствовала исходящее от нее пренебрежение.
Я улыбнулась ей, но лишь как того требовал этикет. Мне стало больно, потому что я поняла: она хотела лишь переспать со мной, лишь обладать мной. Глупо было думать, что я для нее что-то значу.
Наконец Вилора улыбнулась мне, но лишь в рамках этикета, и в ее серых глазах я не увидела ничего.
Мы не обращали друг на друга внимания, чем заинтересовали Анжелику.
 – Почему вы не разговариваете? – спросила она. – Вы ведь так сдружились, я даже ревновала чуть-чуть.
Я любезно посмотрела на Вилору, давая ей возможность ответить. Взглянув на меня, она растерялась, так как не знала, что сказать, но потом холодно улыбнулась.
– Мы поссорились. Очень сильно.
– И не помиритесь?
Мы молчали: я – потому, что боялась обидеть ее, а она… Для меня это останется тайной. Спустя короткий промежуток времени Вилора всё же ответила:
– Мы слишком разные. Слишком разные. Нам друг с другом очень скучно.
Я чуть было не рассмеялась.




Мне казалось, что хотя бы в приезд Вилоры они не зайдут за мной. Но я ошибалась. Они вновь зашли, и приходили еще три дня подряд. Меня это взволновало и, если честно, еще больше утомило. Хотелось ночного общения с Вилорой, хотелось дружеского общения с Анжеликой.
На четвертую ночь, когда за мной никто не пришел, я оделась и пошла в комнату Вилоры. Мне нужно было с ней поговорить, я бы не смогла дождаться утра, а потому больше всего хотела, чтобы дверь в ее комнату была открыта или хотя бы она не спала.
На удивление дверь была не заперта. Я осторожно приоткрыла ее и вошла. Вилора сидела за столом и смотрела на меня (конечно, она услышала мои шаги).
– Здравствуй, – сказала я, нерешительно встав у порога.
– Надо же, – усмехнулась она, – кто пришел. Не думала. И тебе здравствуй.
– Не унижай меня, прошу. Мне нужна твоя помощь.
– А если бы не нужна была, ты бы пришла? В мой отъезд ты так и не появилась.
– Я ненавидела тебя тогда, – сказала я медленно, глядя в пол, а потом посмотрела ей в глаза: – Ответь на один вопрос, и я уйду. Пожалуйста. О Вале…
– О Валентине и Анжелике, – усмехнулась она. – Однажды я сказала тебе о них правду. Тебе эта правда не понравилась, ты разозлилась на меня. Желая, чтобы ты меня простила, желая доказать тебе свою правоту, я показала тебе еще, и ты меня возненавидела. Почему я должна говорить тебе что-то сейчас?
– Не должна. Мне жаль, что так вышло.
– Жаль, говоришь, – сказала она и расхохоталась. – Ладно уж, говори.
– Я устала ходить к ним каждую ночь. Зачем они зовут меня? Неужели просто соскучились? Что происходит?
– А ты посмотри в их глаза, – зашептала она мне, улыбаясь, – и ты увидишь, что всё изменилось.
Мне стало грустно. Закрыв за собой дверь, я прямо там и села, возле двери.
– А может, вместо страсти приходит любовь?
– А может, любви и не было?
– Любовь была, – слабо возразила я. – И есть…
Вилора пожала плечами.
– Возможно. Но не та, которая длится вечность. А ты не расстраивайся так. Доказано, что любовь проходит за четыре года как максимум. Обусловлено химией, гормонами.
Я резко поднялась.
– Ты это специально делаешь? Тебе так нравится злить меня?
Вилора пристально посмотрела на меня. Я не замолкала.
– Ты чего-то хочешь от меня, но ты не понимаешь, что своей игрой ты ставишь мне рамки. Тебе больно видеть мои реакции, но в них по большей части виновата ты сама. Какова цель, Вилора? Я не могу понять тебя.
Она молчала. Она не хотела говорить. Я сделала последнюю попытку.
– Ты думаешь, Валентин и Анжелика – та самая причина, из-за которой я зашла? Ты ошибаешься. Ты – более весомая причина. Я скучала по тебе. И  не надеялась тебя увидеть.
Вилора молчала. Ее лицо оставалось каменным и приносило мне боль
Не дожидаясь ее ответа, я открыла дверь и вышла.
Я чувствовала унижение и злость.



Кажется, я заболела. Я проснулась совершенно разбитая.
Во время трапезы, помня слова Вилоры, я посмотрела в глаза Анжелике и Валентину. Да, всё изменилось. Пустота в их отношениях только усугубила мое собственное состояние.
Внезапно я почувствовала на себе взгляд Вилоры и взглянула на ее: она пристально смотрела на меня, и в ее глазах не было ни насмешки, ни равнодушия, ни презрения.
Не желая, чтобы она видела, как мне плохо, я опустила взгляд.
В комнату я заходить не стала – благо, одета была в джинсы и футболку, – а сразу пошла в сад. Мне не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, особенно с Анжеликой, так как я ее очень любила и наверняка расплакалась бы, приди она ко мне; а она бы пришла, непременно пришла бы.
Я отправилась далеко в лес, чтобы никто меня там не нашел. Слезы сами покатились из глаз, я их не держала. Было грустно и одиноко. Я спрашивала себя, почему чужое горе так меня волнует, и понимала: вся причина в том, что я с ними очень сдружилась.
Я любила Анжелику. Я любила ее как свою дочь?
Наступил вечер; пришла ночь, и с нею небо покрылось звездами; кое-где проплывали большие облака, даже тучи, и я поняла, что завтра будет дождь. Небо было очень красивым; идти в дом не хотелось, к тому же наверняка Валентин и Анжелика вновь придут за мной, а я устала от ночей с ними и от того, что меня используют.
Я любовалась мистическим миром, что меня окружал, наверное, часа два. А потом воспоминания дня снова нахлынули на меня, и я, вытерев слезы, пошла домой.
Войдя в комнату, я обнаружила там Вилору, но ничуть этому не удивилась. Она сидела на кровати и рассматривала фотографии с моей поездки. Я прошла и села рядом.
– Мне говорили, ты уехала на месяц к родителям, – съязвила она. – Это совсем не так.
– Ты была права, – не слушая ее, сказала я и попыталась улыбнуться. –  У них ничего почти не осталось.
– Почему тебе-то так больно?
– Когда-то я была влюблена в их отношения. И Анжелика… она дорога мне.
Вилора смотрела на меня очень внимательно, а потом усмехнулась:
– Вчера ты мне сказала столько важных слов, а теперь… Ты можешь разглядеть их чувства, умница моя, но… Так странно. Тебя так волнует чужая любовь! Тебя волнует кто угодно, только не я…
– Что? – спросила я, удивившись.
– Я приехала не к своей сестре. Детка, я приехала к тебе. Я соскучилась.
– Соскучилась?
– Да. Я хотела увидеть тебя. В тот раз я думала, что нам больше не увидеться, настолько меня ранили твои слова. К тому же ты так и не спустилась, и я обещала себе, что не приеду. Уже дома я поняла, что не смогу так… Однако тебе совершенно на меня наплевать… – Она с мольбой взглянула на меня: – Я ведь люблю тебя, малышка!..
Я нахмурилась. Я не верила ей. Вчера я открылась, а она наплевала.
– Любишь? Ты никогда меня не любила, не лги. Ты всегда хотела меня только поиметь.
– Ты так думаешь?
– А разве не так? Ведь я даю им, но не даю тебе.
– Не так.
– Лжешь, – сказала я, усмехаясь, а потом, осознав, что устала от этой нашей с ней игры в желание и недоступность, сняла футболку и придвинулась к ней. – Я дам тебе то, что ты просишь, но взамен… Взамен мы никогда больше не будем с тобой разговаривать, я не скажу тебе впредь ни слова.
Вилора уже потянулась ко мне, но после моих слов отпрянула, как от огня. В ее глазах появились слезы. Я никогда не думала, что увижу ее слез.
– Как ты можешь…
Она убежала, а я смотрела на дверь, не двигаясь. О да, я сама хотела секса с ней, сама решила подвести черту наших отношений, а на деле… Она действительно меня любила, действительно! И никогда не обманывала, а я… Я ошибалась и была с ней слишком слепой…




Я больше никогда ей не грубила, – по крайней мере, старалась. В моем взгляде больше не было равнодушия, а злость – прошла. Я старалась быть с ней ласковой, дружелюбной, всегда улыбаться.
Но на первом месте у меня были Валентин и Анжелика, я переживала их трагедию как свою.
Мы практически не разговаривали с Вилорой – лишь во время совместных трапез. Мне было плохо, но дело было в ней: да, она поддерживала меня, ее заботливый взгляд придавал сил, но она сама меня избегала, не приходила. Впрочем, порою, отвлекаясь от мыслей о своей паре, я понимала, что это к лучшему: я не смогу дать ей то, что она хочет, а говорить буду о чем угодно, но только не о ее чувствах ко мне. Я не хотела ее обидеть своим равнодушием.
А через неделю, как раз наступил сентябрь, Вилора уехала. Резко. Неожиданно. Ранним утром. Она даже не попрощалась со мной, не желая будить, лишь накануне вечером поцеловала в губы, зайдя в комнату.
Я даже не поняла, что она прощается.
Спустя дней  десять я поняла, как не хватает мне ее спокойствия, ее силы, как не хватает мне ее поддержки, заботы. Только с ее уездом я поняла, что она заботилась обо мне, как могла. А я и не замечала.
Я стала чувствовать себя сиротой в этом большом красивом доме. Валентин и Анжелика приходили ко мне два раза в неделю, и ощущение того, что меня используют, не пропадало. Я хотела уехать, дом стал для меня вдруг пустым. Но мой поступок казался мне трусостью: я не могла бросить Анжелику.
Однажды вечером я снова ушла в лес, не желая с ними быть ночью, а наутро Валентин дал мне понять, чтобы это не повторялось.
В тот же день я позвонила Насте и всё рассказала.
– Ого, они обнаглели! Почему ты не уедешь от них? Уезжай.
Я молчала до тех пор, пока Настя не стала кричать в трубку.
– Я здесь, Настя. Я не могу от них уехать.
– Почему?
– Я всего лишь работаю… И пишу роман, забыла?
– Не о собственном ли истязании?




Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Они стали моим Заиром, недостижимой мечтой! Оставаясь в постели лишь дочерью, я стала для них матерью, и, как настоящая мать, я заботилась о них. И они стали рассказывать мне всё самое сокровенное.
Из их слов я поняла, что они уже чувствуют те изменения, которые стали происходить в их отношениях. Валентин и Анжелика говорили, что начинают уставать друг от друга, что порой им становится страшно и хочется бежать, потому что любовь – такая страстная и всесжигающая, –  превратилась в секс.
– Что мне делать? – спрашивал каждый. – Как сохранить наши отношения?
Я не знала ответа, они тоже.
Все мои усилия были тщетными… Как можно заставить людей любить друг друга, когда любить они уже устали?
Вилора была права, мне хотелось ненавидеть ее за это, но разве можно ненавидеть за правду?
Придя в отчаяние, однажды я попыталась разбудить их чувства банальной ревностью, которой они никогда не знали. Я решила принести в жертву их отношение ко мне, лишь бы они вновь были вместе. Но Валентин, сначала не отвечая на мой поцелуй, потом крепко обнял, а Анжелика прижала к стене. В этих поцелуях была лишь горечь, горечь эта была только моей. Они чувствовали ее, и, когда я их отталкивала, смущенные, смотрели на меня.
 Я хотела, чтобы они меня ненавидели, однако в их глазах была не ненависть, в их глазах была благодарность!..
Благодарность! Господи, ну почему благодарность? Почему не ненависть? Почему хотя бы не злость?
Валентин и Анжелика говорили, что им нужно отвлечься друг от друга, и потому после того, как я поцеловала их, они стали приходить ко мне: днем, ночью, украдкой, когда не знает другой, или согласованно. Они дарили мне ласки, но ласки эти были мучительны.
Мы сблизились с Валентином.
– Идея нанять женщину принадлежала Анжелике, – как-то начал говорить он мне пьяный. – Ей очень хотелось нежности. Но она не могла получить эту нежность от меня. Говорила, что другая девушка будет для нее источником нежности, и это поможет ей любить меня, как прежде. Я не хотел, чтобы был кто-то еще, а потом… Мне это понравилось, а Анжелика в это влюбилась. В тебя ли… не привык ревновать к девушкам, женщинам… Мужчину бы убил, а тут совсем не знаю, что делать… Ей хорошо с тобой. Не уходи, останься. Ты нужна нам.




Был первый день ноября. Шел снег, большие хлопья причудливой формы медленно опускались на желтую и сухую траву. Первый снег. Очень обильный для первого снега, хотя тоже, конечно, растает.
Я, вновь не выспавшись, гуляла по спящему саду. Снег опускался на мои волосы, порою даже на ресницы. Я сняла куртку, оставшись в майке. Пускай мне было холодно, но ощущение прикосновения снега о кожу было волшебным.
Внезапно меня окликнули.
Я обернулась. Это была Вилора. На ней было черное пальто до середины бедра и черная вязаная шапочка с цветком.
… Она была очень красива.
Я улыбнулась ей.  Я поняла, что скучала.
– Здравствуй, – сказала я ласково. Зубы стучали от мороза. – Ты приехала.
Вилора подошла ко мне и насильно надела на меня мою куртку.
– Вечно ты себя не бережешь. Не любишь, что ли?
– Себя?
– А мы о ком-то сейчас другом говорим?
Я пожала плечами.
– Не знаю.
Она рассмеялась, только смех ее был грустный.
– Плохо выглядишь. Устала ты, устала. Это одна из причин, по которой я приехала сюда.
Я чувствовала, как сильно она хочет меня поцеловать. Я тоже хотела, чтобы она меня поцеловала, но сознательно ничего не делала: я не желала мучить ее иллюзией шанса. И я не хотела к ней притрагиваться в таком жалком состоянии.
– Это одна из причин?
– Да. Я очень сильно скучала по тебе, моя малышка. Мне так хотелось тебя увидеть. Вторая заключается в том, что ты губишь себя. Я не могу повлиять на твое решение, но и бросать тебя одну не стану.
Я опустила глаза.
– Не надо, прошу.
– Но я буду.
Она взяла меня за руку, не смея обнять, и мы пошли в дом. Там нас уже ждал завтрак. Валентин, стараясь выглядеть естественно, расспрашивал Вилору о ее работе, заграничных поездках; Анжелика же, казалось, ревновала.
Ночью я пришла к Вилоре.
– Как они могли потерять всё…
– За что ты их винишь, детка? За то, что в этом мире нет ничего вечного? Всё проходит, и ты сама как-то сказала, что любовь, по твоим представлениям, должна быть другой.
– Но они ведь любили, так?
– Возможно. И продолжают бороться.
Я расплакалась.
– Пойми, всё кончается. Не они первые, не они последние.
Я смотрела на Вилору и впервые видела неописуемый океан чувств в ее глазах. Мне уже было наплевать на свою пару, я любовалась Вилорой. Я сидела в темном углу комнаты, и она не видела моего восхищенного взгляда.
– Прости меня за прошлый раз.
– Сразу простила. Я более не верю твоим словам, так как ты совсем не умеешь лгать глазами.
Она подошла ко мне, села рядом, опустила голову на колени. Я гладила ее волосы, и мне было очень хорошо.




А потом стало происходить то, чего я никак не ожидала. Валентин и Анжелика приходили ко мне поодиночке регулярно, и я поняла, что мною они хотят заменить друг друга. Эта мысль настолько меня поразила, что я ужаснулась и хотела прогнать их, но что-то меня остановило.
Была лишь середина ноября, но зима пришла в этом году очень рано. Дул холодный, пронизывающий до костей ветер, кое-где уже лежал снег, и я часто сидела на берегу застывшего, но не замерзшего озера.
Наверное, путем чудовищных усилий Вилора заставила меня вновь писать. Между нами ничего не было: я ее очень любила, и мне хватало. Сама Вилора, кажется, наслаждалась моей любовью и была счастлива уже от этого.
Однажды ночью Анжелика, наткнувшись на меня в коридоре, попыталась заняться любовью со мной прямо там. Совершенно смущенная, я оказала сопротивление, чем вызвала злость ее злость.
Реакция Анжелики еще больше удивила меня. Мне всегда казалось, что она меня очень любит и, может даже, влюблена в меня. Поступают ли влюбленные так, как поступила она?
Опомнившись, она извинилась и убежала. А я пошла в комнату Вилоры.
Я стучалась до тех пор, пока она не открыла, а, когда открыла, я вбежала к ней в комнату.
– Кто я Анжелике? Что она испытывает?
Вилора протерла глаза. Никогда не видела ее такой: сонной, лохматой, ненакрашенной, – она мне показалась такой смешной.
Она посмотрела на меня и улыбнулась.
– Наконец-то ты это спросила. Тебе ведь казалось, что она любит тебя. Но это не так… Она любит твою нежность. Ей кажется, что она любит тебя. И Валентину так кажется. Но секрет в другом: они запутались. Они боятся признаться в том, что любви не осталось.
– Я должна тебе кое в чем признаться. Именно из-за ее чувств, которым я верила, я боялась прикасаться к тебе.
Вилора рассмеялась и поманила к себе на кровать. Там она обняла меня и задумчиво прошептала:
– Я знаю. Послушай сказку. Я тебе давно не рассказывала их… Родилась как-то на свет девочка. Была она очень добрая и веселая. Люди всегда ей улыбались. Девочка росла, превращаясь в прекрасную девушку, и люди любили ее еще больше, ведь они тянутся к красоте. Они могли бы отдать за нее свои сердца, могли бы умереть за нее, но девочке – уже девушке, – всё это было не нужно, она хотела другого – летать. – Вилора улыбнулась. – Она была птицей, а какой птице нужно почитание? Она улетела на восток, потому что утреннее солнце манило ее. И там, купаясь в его лучах, она познала Любовь. Девушка поняла, что ей пора возвращаться, дабы научить людей Любви. Ведь страсть, которую так часто испытывают люди, Любовью не является. Она пришла к ним с открытым сердцем, но они ее не поняли. Они просто закидали ее камнями. Тебе не нужно больше быть с ними, ты погубишь себя.
– Я уже слышала эту сказку. Зачем ты…
– Все вопросы потом… Давай спать.




– Здравствуй, малыш…
Я открыла глаза. Я лежала в постели обнаженная и уже почти задремала.
– Они опять приходили, – грустно сказала она.
– Да. Но я отказалась. Эта ночь – последняя, проведенная здесь.
Вилора смотрела на меня, не мигая.
– Я думала над твоими словами, – продолжила я. – Ты права. Не моя трагедия и совсем не моя боль. Может, так даже будет лучше. Помогать им быть вместе – в какой-то степени это эгоистично. Но меня волнует одно. А как же ты?
Она вздрогнула:
– Как же я?..
–  Да. Как же ты?
– Я никогда и не смела мечтать, что ты подумаешь обо мне… – Она внимательно смотрела в мои глаза, и ей всё стало ясно. – За меня не волнуйся. Настоящая любовь – это еще и возможность отпустить. Я отпустила тебя еще давно, малышка.
– А можно ли верить твоим чувствам? После истории с Валентином и Анжеликой я перестала спешить давать своим чувствам громкое название «любовь».
– Валентин и Анжелика тоже должны отпустить друг друга. Прошлое, каким бы оно ни было прекрасным, остается лишь прошлым.
Я смотрела на нее и понимала, что у меня нет человека дороже, чем она.
– Иди ко мне…
– Очень хочу, но не стану. Я отпускаю тебя. Если мы появились в жизни друг друга не напрасно, мы еще встретимся. А если мы уже помогли друг другу, то незачем и сожалеть.




Утром я не спустилась завтракать – я собирала сумки. Лишь когда наступило время обеда, я, уже одетая, вошла в столовую, чтобы попрощаться. Я обняла их, подошла к Вилоре, которая молча наблюдая за этой сценой, и поцеловала. В губы.
Ее оставлять мне было сложнее… Бог мой, как причудлива жизнь!!! Человек, которого я порой ненавидела, иногда даже презирала, оказался мне дороже всего того, что я имела.
Затем я посмотрела на Валентина и Анжелику.
– Я ухожу, чтобы дать вам возможность забыть друг друга или же научится любить иначе. Простите меня. Прощайте.
Я улыбнулась Вилоре, а затем решительным шагом направилась прочь.
Я знала, отчего-то твердо знала, что всё будет хорошо. Валентин и Анжелика любят друг друга; они просто не умеют, но научатся, пусть даже высшим проявлением любви станет расставание
И Вилора будет счастлива.
И я.





Сдерживая горькие слезы,
Чувствуя, как увядает прекрасный цветок,
Я продолжала любить их средь потных простыней.

Розы, розы, красные розы…
Одетый на голову терновый венок.
Ненужная жертва… Лишь мой крест. Ничей.

Красивая глупая жертва!
А смысл?  Ждет впереди только боль и тоска.
Пропала любовь! Ты ищи – не найдешь, не старайся.

Мне их не спасти от смерти.
И счастью не ждать их теперь никогда, –
Я знаю. Как знаю и то, что вернуть всё пытаюсь напрасно…