Селекционер из Михайловки

С четырнадцати лет Титу Морозову пришлось узнать, что такое тяжелый труд земледельца и хлебороба. Отец его, крестьянин-бедняк, всю жизнь гнул спину  на купца, богатства не нажил и перед смертью успел сказать сыну: «Теперь ты кормилец семьи»
И впрягся Тит в тягло. До тридцати лет он прожил так же, как и его отец, как миллионы других крестьян. В 1911 году Тит Морозов вместе с другими земляками-черниговцами по столыпинскому билету переселился в Казахстан в поисках лучшей доли.
Обосновался он в селе Михайловке Урлютюбской волости Павлодарского уезда; здесь обзавелся хозяйством и стало ему жить немного легче. Губительные ветры войн и революций не слишком сильно сказались на судьбах жителей Михайловки
. Во всяком случае многосемейного Морозова не затронули ни мобилизации, ни разверстки. Вместе с односельчанами он знал только одну дорогу – из дома в поле и с поля домой.
В 1930 году прошла коллективизация. В Михайловке организовался колхоз, и сорокачетырехлетний Тит Елисеевич вступил в него первым. Не жалея сил и времени, он все так же работал, не покладая рук; был энергичен и деятелен не по возрасту.
Одни ругали колхозный строй, другие помалкивали, третьи просто осваивались в новой обстановке. Морозов не то что бы всей душой принял коллективизацию, но для него и ему подобных это было все же лучше, чем беспросветная нужда бедняка-единоличника.
Полевод он был отличный, почву чувствовал кончиками пальцев. Он и в самом деле мог на ощупь определить, готова земля к приему семян, годится ли она под посевы. Возьмет в ладонь горсть, помнет, разотрет или комок к щеке прижмет и выскажет точное заключение. И с семенами работал так же – постоянно перебирал и пересыпал, сортировал пальцами, через решето сеял. Отбирал таким способом и нагребал в мешки запланированную к посевам культуру.
Соседи да товарищи приглядывались к тому, как делает Елисеич, перенимали, как могли, но у Морозова всегда получались лучшие результаты. Председатель же иронически относился к возне с пашней и отбором зерна, его больше интересовало валовое производство  - с первых дней от колхозов и артелей требовали сдавать продукции побольше, в срок  или раньше срока, с опережением и перевыполнением.
А Морозов, из года в год продолжая готовить свои урожаи, все больше стал замечать, что у пшеницы, которую он растил, появились свои особенности. И когда в очередной раз в Михайловку приехал главный агроном района, Тит Елисеевич изложил ему свои соображения. Тот объяснил, что в науке это называется селекцией и что ему, полеводу Морозову, удалось самостоятельно научиться сортовыведению.
Подробно расспросив бригадира, главный агроном записал себе все в планшетку и напутствовал Тита Елисеевича – продолжайте работать в том же духе, в ближайшее время вызовем вас на учебу и повышение квалификации. Потом с оказией он прислал в Михайловку брошюры.
Морозов по вечерам засел за чтение. Потом в бригаде делился прочитанным. Председатель стал еще больше коситься на Тита Елисеевича, придираться по пустякам, старался больнее уколоть самолюбие.
Однако Морозов не обращал внимания, а попутно с выполнением производственных заданий стал применять приемы селекционной работы. И начались хлопоты трудные, беспокойные, но радостные. Советы в брошюрках были дельные, и несмотря на то, что многие слова были непонятны, общий смысл  до Морозова доходил.
Да, нужно повышать урожайность, учитывать связь между питательностью почвы и густотой высева, режим осадков. Привозные семена на другой-третий год вырождаться начинают, дороговато обходятся. Поэтому нужен свой вид, то есть сорт. А как его найти, как определить – Тит Елисеевич не знал.
За шесть лет у Морозова скопилось много записей, он их постоянно перечитывал, сверял с брошюрами, которых ему прислал районный агроном целую уйму. Все больше полезных знаний усваивал из них михайловский полевод, но и вопросов становилось все больше. Их Морозов записывал в отдельной тетрадке, как велел ему его знающий, хоть и молодой наставник.
Тут настал 1936 год, и Морозова вызвали в районный центр. Председатель позлорадствовал, вручая Титу Елисеевичу телефонограмму - ага, доигрался, допрыгался со своей селекцией; говорил я тебе, чтоб ты план выполнял; наука не для твоего мужицкого ума.
А в районном центре урлютюбском Морозова до крайности обрадовали: вот вам командировочное предписание, деньги и паек на дорогу, адрес вот этот не потеряйте. На место прибудете и везде отметьтесь, зарегистрируйтесь. Посылали не куда-нибудь, а в Семипалатный, где есть вся наука для колхозников, желающих обогатиться знаниями о том, как вывести свои местные сорта и породы.
Морозов успел позвонить в Михайловку на почту и попросил передать  в правление и жене о том, что его с курсов отправляют на агрономическую конференцию, и пошел сразу на урлютюбскую пристань, где стоял пароход и ждал районную делегацию. До Павлодара плыли недолго, там приняли на борт других делегатов, а потом почти сутки поднимались вверх до Семипалатинска.
Конференция была научно-практическая, много разных курсов, сначала вместе, в одном большом доме, потом в разных зданиях. Морозова зачислили в группу, которой объясняли основы сортовыведения. В классе все стенки увешали плакатами, агрономы сменяли друг друга, из учительского института пригласили ботаника и биолога. Вот только ни одного сведущего колхозного специалиста не нашлось, чтобы практику знал, а не по книгам рассказывал.
Это пожелание высказали многие, и куратор группы развел руками: нет пока таких, вот из вас надо готовить в ходе работы, а там и молодежь выучится. И предложил: «Давайте вы сами по очереди друг другу порассказываете, все это запишем. Из этого ценное пособие получится, его напечатают, размножат и по всей области разошлют, по всему Казахстану».
И все выступали, и Тит Елисеевич рассказывал тоже о своей работе. У всех было одно главное соображение: нужен сорт для засушливых степей, который выдержит жару и малопитательную почву. По крупице коллективный опыт собрали, каждый всех других научил и надоумил.
Домой Морозов плыл и ехал окрыленный. За пазухой млела толстая тетрадь, исписанная химическим карандашом. В первый же день, отдыхая от дороги, сшил себе из серой оберточной бумаги амбарную книгу, чтобы заносить в нее все наблюдения. Деды и прадеды имели свой опыт выведения сортов, и он пригодился Морозову.
А преподанная наука превращала его в эффективную систему, помогающую сократить время и затраты. В первый год после конференции Тит Елисеевич проходил по полям, осматривал посевы пшеницы. Нужно было выполнить первую заповедь селекционера – отобрать материал для опытов.
Заметив колосья, не осыпавшиеся после сильного ветра, полевод повязывал их цветными ниточками и втыкал рядом ветку. Перед началом жатвы он снова обошел поля и на помеченных местах собрал 19 килограммов зерен из самых стойких колосьев.
В следующем году Морозов потребовал выделить ему участок для работы над сортом, чтобы посеять опытный материал на семена. Председатель поиронизировал снова над Титом Елисеевичем, но ослушаться строгого предписания из райкома не посмел.
Однако выказал свое пренебрежение тем, что нарочно отвел для опытов по селекции самый дальний участок. Председатель надеялся, что Морозов сам бросит заниматься этой ерундой, и с колхоза снимут лишнюю ответственность.
Но ответственность ни с кого не сняли. Наоборот, селекцию утвердили как одно из направлений деятельности в производстве хлебного зерна и организовали широкую сеть хат-лабораторий. В Михайловке, где базировался колхоз имени Сталина, заведующим хатой-лабораторией был назначен Тит Елисеевич Морозов. Председатель насмехаться перестал, но исподтишка старался создавать помехи.
Полевод-селекционер не обращал внимания на недальновидного руководителя. Каждый день ходил пешком на свой клин, вручную сажал семена, вручную пропалывал участок. Когда всходы заколосились, Морозов обнаружил, что рядом растут разные сорта. Поехав на курсы заведующих хатами-лабораториями, Тит Елисеевич первым делом спросил об этом у районного агронома – ну разве такое может быть? Явно кто-то подмешал в семена опытного сбора иные сорта. Агроном подтвердил и пообещал задать трепку председателю колхоза. Раз кто-то хотел сорвать опыт, то первым ответит нерадивый руководитель.
«Да что он, враг самому себе?» – думал Морозов по пути домой, возвращаясь с курсов. – «Ну не хочешь ты отвечать за селекцию, не смыслишь ни бельмеса в полеводческом деле. Зачем же себе яму копать? Ведь год какой на дворе… Упекут как вредителя, и меня ведь под статью подводит». Ясно, конечно, на принцип идет председатель: вырастет на опытной делянке пересортица, чистый опыт не получился – и отправит начальству доклад, что из селекции ничего не выходит и нужно все опыты прекратить.
Дома Тит Елисеевич не стал выяснять отношений с председателем. Словами да руганью такого не проймешь. «Убеждайте всех и себя результатами», - вспомнил в который раз Морозов слова Климента Аркадьевича Тимирязева. И снова окунулся в работу, от зари до зари пропадая на опытной делянке. Даже шалашик себе поставил, очаг сделал и обживал свой дальний клин, охраняя сортовые посевы от председателева вмешательства. Мало ли что ему вздумается, – спалит исподтишка ниву, а потом спишет на природу.
Когда отмеченные колосья созрели, заведующий хатой-лабораторией, как раньше, отметил сортовые цветными нитками, обозначил ветками и вручную собрал их. Одиннадцать дней он вышелушивал зерна, сортировал их поштучно. Набралось их 100 килограммов!
Из отобранных колосьев Тит Елисеевич связал сноп и поставил его в хате-лаборатории, - по правилам положено иметь экспонат, отражающий внешний вид сорта. Остальной посев убрали в счет общей сдачи зерна под урожай текущего года.
Результат был неожиданным: тридцать один центнер с гектара. Хвалили всех – и полеводов, и селекционера Морозова. Но в первую очередь районное начальство хвалило вражину-председателя, словно это он расколачивал последние чеботы на дальней делянке, каждое зернышко тетешкал в намозоленных пальцах.
Тит Елисеевич не стал гадать, с чего вдруг подобрел этот невежда: не только перестал мешать работе, но и увеличил опытное поле до сорока гектаров и пообещал выделить селекционеру полеводческое звено. В начале 1938 года пришло подтверждение новизны сорта.
Всю зиму заведующий хатой-лабораторией в одиночку перепахивал на новой делянке снег, ставил плетни из прутьев, вешки-треноги – провел снегозадержание. Весной опять же в одиночку подготовил пашню, засеял ее и после всходов дважды прополол посевы.
На весь участок семян своего выведенного сорта не хватило, и это опять дало повод злыдню-председателю костить Морозова прилюдно на правлении и ставить на голосование вопрос об отмене селекционной работы.
Тит Елисеевич и это стерпел, лишь показал предписание районного агронома о размещении на селекционном поле колхоза имени Сталина других опытов по планам хаты-лаборатории.
Прошли своим чередом летние месяцы, а с ними и сенокос, и уборка зерновых. С морозовского сортового поля было собрано восемьдесят центнеров зерна, и все оно пошло на семена. А потом из районного центра приехало большое начальство и провело перевыборы всего правления. Дали слово и Морозову, хотя он не хотел выступать на общем собрании, отнекивался. Но настояли односельчане, которые знали, какие трудности в работе испытывал заведующий хатой-лабораторией по милости отсталого и необъективного человека, случайно оказавшегося на руководящей должности.
Но к удивлению всего села Тит Елисеевич не стал жаловаться и обличать, а попросил простить бывшему председателю его заблуждения. Ничего ведь не произошло, сорт все равно выведен, не загублен. Конечно, можно было бы получить побольше семян, обеспечить все полеводство колхоза и не тратиться на приобретение недостающего. Но это можно наверстать в 1939 году – на круг выйдет с лихвой и с запасом. Собрание просьбу удовлетворило и записало в протокол: не преследовать бывшего председателя за ошибки.
А в постановлении прозвучало: учитывая рекомендации областного и районного руководства, научных учреждений и республиканских специалистов выдвинуть сорт пшеницы, созданный Титом Елисеевичем Морозовым, и его самого на участие в работе во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке.
Выставка открывалась летом, ударными темпами прошло строительство павильонов, предназначенных для размещения экспозиций и показа достижений земледельцев и животноводов во всех отраслях сельского хозяйства. В главном павильоне были размещены экспонаты самых передовых хозяйств СССР – колхоза имени Ильича Воронежской области, Проточной МТС из Краснодарского края и совхоза «Гигант» НКВД от ГУЛАГа.
Казахстанские делегаты, среди которых было и несколько павлодарцев, вместе со всеми зачарованно рассматривали диорамы и панно в центральном зале главного павильона выставки. Их было много, и каждая посвящена была природе и экономике республик, краев, национальных округов и автономных областей СССР. Потом ознакомились с расположением павильонов и посещали по очереди выставки братских союзных республик.
Самым популярным был городок животноводов. Огромное впечатление на всех произвела корова Лента весом в 700 килограммов; за сутки от нее надаивали 61 литр молока. Павильон «Механизация» показался сказкой: комбайны для уборки полегших злаков, льна и конопли; автомобиль самогруз-самосвал на газовом топливе грузоподъемностью 10 тонн и развивающий скорость 140 километров в час; трактор НАТИ без карбюратора.
На некоторых стендах располагались экспонаты, отражавшие достижения новаторов. Тит Елисеевич Морозов, как участник одной из экспозиций, дежурил возле своего снопа и образцов зерна, привлекался к познавательным мероприятиям. Все, кто проходил мимо селекционера из Михайловки, обязательно задерживались, рассматривали полновесный пышный сноп морозовской пшеницы и изумлялись тому, что в такой области, где очень рискованно возделывать хлебные культуры, можно вывести такой сорт и вырастить большой урожай.
Прошли июль и половина августа. Морозов, кроме дежурства возле своего стенда, деятельно работал в научно-практической секции селекционеров, вместе с другими совершал экскурсии по Москве, побывал в театре, цирке, на стадионе. Устроен был в честь передовиков-сельчан и грандиозный концерт народных песен и танцев – каждая республика прислала и своих артистов. А пятнадцатого августа директор выставки академик Николай Васильевич Цицин – выдающийся ботаник и селекционер – собрал триста колхозников для бесед с ними. Специалист по отдаленному скрещиванию сельскохозяйственных растений, Николай Васильевич рассказывал им о своих многолетних трудах.
Тит Елисеевич слушал, записывал, боялся пропустить каждое слово. С академиком он уже встречался несколько раз – Цицина заинтересовал опыт Морозова с использованием народного векового опыта. Много занятий академик и его ассистенты провели в показательных лабораториях, обучая сельских селекционеров научным методам, работе с приборами и современным инструментарием. Сами же заодно перенимали у хлеборобов практиков их оригинальные приемы.
Домой заведующий хатой-лабораторией колхоза имени Сталина вернулся квалифицированным селекционером-полеводом. Теперь у него было свое звено, и неосыпающейся пшеницей засеяна площадь в 730 гектаров. Впервые за многие годы в 1940 году Морозов увидел свою ниву такой, какой снилась она ему прежде, когда он на коленях колдовал возле колосьев и в горсть собирал сортовые зерна, когда пальцами вышелушивал каждое из них, бился в одиночку над пашней и снегозадержанием.
Опытное поле он разбил на четыре участка и двенадцать делянок. По строгому расчету везде вносилось различное количество семян, золы и суперфосфата. Особо Морозов выделил тысячу квадратных метров, чтобы на этой площади сеять вручную. Другие участки обрабатывались конными сеялками; посевы различались густотой, междурядьями и сортами. Везде, как положено, высились столбики с табличками.
А вечерами, как обычно, Тит Елисеевич допоздна засиживался в хате-лаборатории над записями и образцами. Чтобы определить нормы высева, трижды засеяли сорта «Гордейформс». «Мильтурум» и «Эритроспермиум» – с суперфосфатом, с добавкой к нему сульфата аммония и без удобрений. Были заложены опытные посевы синей и желтой люцерны с подсевом зерновых и без них; начаты опыты по выращиванию каучуконосов.
Еще в планах михайловского селекционера были опыты с яровыми и озимыми культурами, внутрисортовое скрещивание, дозировка удобрений, урожайность картофеля и проса, внедрение сорго, топинамбура (или земляной груши), далматской ромашки. Кроме опытной работы, на долю заведующего хатой-лабораторией доставалось оказание помощи другим полеводам, и он руководил севом.
Однажды Морозов вывел свое звено на работу, вооружив каждого простыми ножницами. Полеводы удивлялись недолго – Тит Елисеевич им объяснил, что надо срезать верхушки колосьев на 2-3 сантиметра ниже плечика колосовой чешуи, и тогда рыльце цветка у самоопылителей освободится, чтобы соседние колосья могли оплодотворить друг друга. Средний цветок погибнет, но зато получится отверстие, через которое свободно проникнет пыльца. От этого самоопыляющиеся сорта не потеряют своих наследственных свойств и не выродятся. За один час один человек подготовит 100 колосьев; за световой день звено из двадцати полеводов обеспечит получение 32 тысяч зерен сорта, выведенного здесь, в Михайловке.
На хорошо возделанных парах он порекомендовал звену Катерины Сонниковой сеять местную твердую пшеницу и саратовский сорт. Для других звеньев он также припас новейшие рекомендации. И получилось, что все пахотные площади колхоза имени Сталина превратились в одно огромное опытное поле селекционера.
Непременной частью работы были и свои колхозные курсы для полеводов. Тит Елисеевич щедро делился знаниями, которые получил за все годы своей собственной земледельческой практики и подготовки на конференциях селекционеров. Каждый должен был знать, что одному стеблю с колосом требуется не меньше 10 кубических сантиметров светового потока. Чем правильней распределен свет, тем выше урожай. Надо сажать рядки гуще, иначе 16 процентов земли будет пустовать.
Норма высева высчитывается из площади питания колоса и абсолютного веса семени. В среднем на гектар потребуется 5-6 миллионов зернышек, а это 300-330 килограммов. Обычно же на землях колхоза имени Сталина обходились 1,5-2 центнерами, потому и урожаи были чуть ли не вдвое меньше. Зато уж сорнякам было раздолье.
Разъясняя своим слушателям эти научные истины, Тит Елисеевич подкреплял их цитатой из трудов Климента Аркадьевича Тимирязева: «Предел плодородия земли определяется не количеством удобрения, ... не количеством влаги, …а количеством световой энергии, которую посылает Солнце».
Весна 1940 года принесла ему сразу две радости. Во-первых поднялся и зацвел заложенный Морозовым фруктовый сад из 1166 кустов и деревьев яблони, сливы, малины, смородины, вишни. Во-вторых, из Москвы пришло письмо от академика Цицина, в котором он известил михайловских колхозников о том, что их односельчанин Тит Елисеевич Морозов награжден малой золотой медалью Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (ВСХВ) и его сорту пшеницы присвоено название по его имени. Позднее его преемники – селекционеры совхоза «Мирный» продолжат работу над этим гибридом и выведут сорт «Павлодарская-1».