начало 21

Дальнейшее изложение, скорее всего, будет иметь не столь хронологическое, сколько событийный характер. По прошествии времени даты могут перепутаться, а события, так или иначе оставившие след в памяти, имели место быть.
Во время работы на Сахалине я принял два жестких решения: не материться и не играть в карты. Первый пункт был связан с тем, что я каким-то чудом встретил Валю Солохину, с которой был в стройотряде на Чукотке в семидесятом году, где мы с Вовкой Голубчиковым швыряли мешки с «портлендом» (цемент по 55 кГ) в самосвал. Дожидаясь своего поезда, мы заглянули в базовый лагерь НЭТИ в Тымовске. Там, за деревянным столом около кухни я и увидел эту симпатичную знакомую мордашку. Радости было! Ведь пять лет прошло. Наговорились и навспоминались вдоволь. Валя уже успела сходить замуж, теперь уже, после перерыва, заканчивала АВТФ.
Наутро мы уехали на свой объект поездом, состоявшем из одного пассажирского плацкарта и одной грузовой платформы, на которую мы свалили свои рюкзаки, и куда постоянно ходили курить во время поездки по тайге.
На новом месте мы поселились втроем в одну комнату. Коля Красиков, я и студент второго курса. Коля со студентом были страстными картежниками, но играть вдвоем в преферанс им было скучновато. Однажды они решили приобщить меня к этому виду спорта. Объяснили мне основные правила (под игрока с семака, под вистующего с тузующего, и т.д.), сдали карты и погнали. В разгаре игры я, будучи под тройной бомбой, заказал мизер. Мои карты явно указывали на две дыры. Я сделал первый ход. Мужики открылись и стали думать, как меня поймать. Но расклад оказался настолько дурацким, что они потом долго и грязно ругались на тему: «везет дуракам и Сидорову». С тех пор я карты в руки не беру.
В один из дождливых дней, когда работать нельзя, вечером у нас случилось ЧП. Повздорили два бойца. Работящий с ленивым. Работяга дал сачку по морде, тот, с испугу, ткунл супротивника перочинным ножичком в живот. Дырка хоть и невелика, со спичечный коробок по узкой стороне, а кишочки полезли наружу. И вот этими кишочками боец упал в лужу. Занесли его в дом. В отряде, как и положено, на роли доктора был старшекурсник мединститута. Он не стал трогать вывалившиеся внутренности, обработал кожу вокруг раны, наложил защитную повязку. На мотриссе (подобие моторной дрезины) парня доставили в Тымовск, оттуда вертолетом в Южно-Сахалинск. Перитонита избежать не удалось. Как потом сказали врачи, что только крепкое сердце позволило парню пережить процедуру промывания кишок. В итоге, домой он улетел с нами. А владельца ножичка оставили на острове до окончания следствия. На Сахалине не арестовывают, а просто забирают паспорт. Никуда оттуда не денешься.
После этого Колю сделали командиром, а меня комиссаром отряда, поскольку мы, бывшие офицеры, имели партбилеты.
Домой я прилетел в бороде и ты (я уже упоминал это) разревелась, оказавшись у меня на руках. Вскоре отец помог нам с покупкой квартиры. Лие пришлось выписаться из Новосибирска и пойти работать на БРЗ, чтобы оформить кооперативную квартиру на неё.
Я продолжал быть новосибирцем, поскольку работал на кафедре. Работа была настолько увлекательна, что я занимался ей и в выходные, и в отпуске, в электричке, которая два часа в день катала меня. Часто летал в Москву. Дорога туда и обратно настолько была привычна, обыденна, как дорога из дома на работу, столичные улицы стали знакомы больше, чем некоторые районы Новосибирска.
Весной семьдесят шестого Вовка Голубчиков предложил мне возглавить Советско-Польский интеротряд в интерлагере, который он возглавлял на этот сезон. Красикову предложили Советско-Немецкий, Славе Лучкину, соответственно – Советско-Чехословацкий. Интерлагерь был детищем совместных усилий НГУ и НЭТИ. Каждый  из вузов формировал смешанные отряды из соцстран по пятнадцать человек от каждой стороны, в том числе по три девочки. Мне достались студенты из Политехника Шлёнска (Гливице).
Набор в отряды велся персонально. На пятом этаже (на чердаке) второго корпуса мы, командиры и комиссары будущих отрядов, пропускали через себя толпы желающих попасть в интерстрой. Особенно трудно было с девицами, поскольку они просто ломились. А нам нужны были не просто смазливые куколки, а еще и работящие, коммуникабельные, заводные девчонки.
Поскольку строитель из меня еще тот, я стал подыскивать объект на строительстве железной дороги, так как опыт, приобретенный на Сахалине, был еще достаточно свеж. Таким объектом оказался подъездной путь к строящейся ТЭЦ около городка Обь. Это недалеко от ВАСХНИЛа, где базировался интерлагерь. СМП (строительн-монтажный поезд) предоставлял нам транспорт, работу по доведению под ключ девяти километров короны железнодорожных путей и заработную плату.
В наше распоряжения был выделен подъезд только что построенного девятиэтажого дома, напротив Дома ученых. На первом этаже разместился штаб во главе с командиром Голубчиковым и комиссаром Бараховским. Там же расположился и лагерный врач Пилюлькин (Саня Лукин). Мне по жребию выпал седьмой этаж. К приезду иностранных гостей мы обживали, оформляли комнаты, расписывали стены лестничной площадки, над девичьей квартирой вывесили плакат: «Мы отдаемся только работе».
По приезде гостей мы устроили небольшой фуршет в общей комнате, потом расселили по квартирам, перемешав приезжих и наших бойцов. В иностранной группе тоже были свои командиры и комиссары, но руководили мы, на правах принимающей стороны. В свою очередь, аналогично устроено было и в отрядах, работавших за рубежом на ответных основах.
Иностранцы работали две недели, после чего на заработные деньги они совершали небольшое турне по Союзу и отправлялись домой. Каждый вечер после работы в кафе, служившем нам столовой (нам, в силу специфики работы, обед привозили на объект, где мы на природе, в лесополосе кайфовали), один из отрядов устраивал вечер, посвященный своей стране. Можешь себе представить, что только не вытворяли наши подопечные. Море юмора, приколы с национальным привкусом!
Меня, как всегда, выручала гитара, что очень оценили наши польские подопечные. Приехавшие на следующий год студенты из Польши рассказывали обо мне легенды. Но об этом позже.
Поляки оказались страстными барахольщиками. Понавезли кучу тряпок, косметики и своей польской водки. В те годы уже было достаточно дефицита, поэтому наши модницы и модники мгновенно этим воспользовались. В будущем мы это учли и сделали этот процесс управляемым.
Две недели пролетели незаметно. Расставание было окроплено необходимым количеством слез, поляки увозили купленное на вырученные деньги золотишко, которое в советские времена было гораздо дешевле, чем за рубежом.
Настала пора заката лагеризма. Мы приводили в порядок жилье, подъезд. Поселившиеся потом жители сохранили наши росписи в подъезде и на площадках. Я приехал домой. Как раз у нас гостил брат с супругой, он был в отпуске после Ирака. Кстати, весной мы смотрели по ящику новости. Показывали репортаж о прибытии из Багдада каких-то спортсменов. И, среди спускавшихся по трапу из самолета, следом за героями мы с изумлением увидели семейство Сидорова старшего!
Братишка приехал покупать «Волгу» на заработанные в загранке чеки. За семейным столом, не помню уже почему, стали перемывать мои косточки по поводу несерьезности моих симпатий к лагеризму, авторитетно поглядывая при этом на капитанские звезды братишки.
Мне стало скучно. Улучив минутку, незаметно поднялся в нашу квартирку, собрал рюкзачок по-походному и пошлепал на ближайшую электричку.