Икона в стиле трэш

Ровно 40 лет назад, 9 октября 1967, родился последний великий революционный миф новейшей истории человечества. Родился в джунглях далёкой Боливии в момент закономерной гибели самого отчаянного и бесшабашного авантюриста западного полушария, бывшего аргентинского врача и кубинского министра Эрнесто Че Гевары.

О товарище Че, наверное, не только можно, но и нужно писать в рифму. Однако столько их уже спето, печальных революционных баллад, и в джунглях Гватемалы, и в горячих песках Синайской пустыни, что любой рифмованный продукт автоматически превращается в интернациональную пошлость. С товарищем Че вообще нужно быть крайне осторожным. Он уже полстолетия неколебимо стоит на ветру мировой революции, и какой-нибудь посвист нет-нет, да и задувает его в царство агрессивного псевдореволюционного китча.

Всё началось с анфасного портрета, сделанного официальным фотографом кубинского правительства и растиражированного всевозможными СМИ. Главными «р-р-революционными» прибамбасами товарища Че стали его сигара, свёрнутая на бедре девственницы, чёрный берет, библейские кудри и клочковатая борода – воспоминания о карибской пиратской молодости. Известно, что доктор Гевара владел подходящей для разбойных рейдов прогулочной яхтой, названной в честь собственной бабушки. Эта яхта и высадила в 1956 году на Кубу десант молодых, одержимых революционной диалектикой латифундистов во главе с братьями Кастро, которых бродяга Гевара подобрал в вечно «революционной» Мексике. Хотя яхта напоролась на мель, и большинство героических повстанцев погибло в бою с батистовскими коммандос, выжившая горстка геррильерос разожгла на Кубе нешуточный революционный пожар. И это был уже несоизмеримо более серьёзный «р-р-революционный» прибамбас. Без поддержки пирата Гевары разбойникам сигарного острова вряд ли удалось бы так успешно взять власть. И удерживать её полстолетия.

Доктора Гевару очень быстро превратили на Кубе в икону №2 (главным в иконостасе был, конечно, Кастро-старший). Он получил высшее воинское звание команданте, был сначала военным комендантом Гаваны, потом возглавлял Национальный Банк и Министерство Промышленности. При этом всячески подчёркивалось, что он такой же живой человек из крови и плоти, что и мы. Он также смеётся и плачет, писает и какает, совокупляется с женщинами и даже имеет от них детей. Вот эта всепроникающая, жизнерадостная доступность вкупе с невозможностью творить любую другую работу, кроме пиратской (все его государственные начинания бесславно провалились) и привела к тому, что доктор Гевара отколол свой самый радикальный «р-р-революционный» проступок.

Однажды утром он швырнул в лицо другу Фиделю все свои кубинские побрякушки и скрылся в неизвестном направлении. И объявился сначала в Конго, где геррилья по-карибски незаладилась, а потом вдруг - в джунглях Боливии, где который год шла привычно безнадежная гражданско-кокаиновая война. Товарищ Че не собирался побеждать в ней, он вообще не был троцкистом и не надеялся на пожар мировой революции. Товарищ Че собирался  дать своему вечно-пылающему континенту надежду на пресловутое, вполне абстрактное «светлое будущее». И опять История сыграла ему на руку (буквально!). Отрубленные цэрэушниками для идентификации руки Гевары, которые неожиданно исчезли, стали таким же фантомом свободы, как и чёрная маска Зорро. Призраком непобедимости уже мифического сверх-человека с сигарой, в чёрном берете и с клочковатой бородой.

Многие западные историки сегодня вполне аргументировано утверждают, что товарищ Че неумолимо проваливал любое дело, к которому прикасался. Но ирония судьбы состоит в том, что также неумолимо каждый его героический провал раскалял и без того ослепительную харизму последнего рыцаря Великой Мировой Революции. Для поколения моих родителей, так называемых «шестидесятников», Гевара навсегда остался мессией «пылающего континента» (как, впрочем, и для нынешних латиноамериканских популистов вроде Уго Чавеса). Увядший ныне поэт-глашатай шестидесятничества Андрей Вознесенский совсем по другому поводу, но очень точно выразил их отношение к деяниям команданте Че: «Авантюра не удалась… За попытку – СПАСИБО!» Для поколения, пришедшего им на смену и воспитанного на тотальном поп-арте, товарищ Че стал неким мистическим «бунтовщиком без идеала», глобальным символом «протеста вообще», против любой несправедливости и любого миропорядка. Поэтому один и тот же портрет Гевары можно увидеть на стенах горящего палестинского гетто и на этикетках дешёвого чилийского вина…

Конечно, любая фигура, вещь или событие, которые тиражируют до иконки на рабочем столе Windows, обречена превращаться в бессмысленный, и беззубый трэш.

Товарища Че давно уже превратили в такой же трэш-символ, как очки Джона Леннона, роллинг-стоуновский высунутый язык, улыбка Гагарина, кукурузный ботинок Хрущёва и кровавые слова Helter Scelter, написанные членами банды Мэнсона на холодильнике режиссера Полянского. Циничный контрреволюционер Энди Уорхолл при помощи своего гениального тезиса о том, что в будущем каждый сможет стать знаменитым ровно на 15 минут, помог современным Интернет-прикольщикам вообразить уже совсем безобразного и пошлого «Че Бурашку».

Но мы-то с вами знаем, что где-то по свету бродят отрубленные руки Че Гевары, и пока в каком-нибудь Косово или Секторе Газа проливаются кровь и слезы, эти руки вполне могут оказаться где-нибудь в Приштине или Рамалле. Важно только знать, на какую сторону баррикады их принесли. Дьявольский трэш…

(октябрь 2007)