ОНИ

            Они, как всегда, сидели на лавочке. У подъезда. Глядя прямо пред собой - на то место, где садится солнце, ненапряжённо-естественно, чуть улыбаясь и почти всегда молча – больше уже не волнуя и не сотрясая своими речами-эмоциями  муравейно кишащую общественность и городской  подпорченный воздух, которым та надсадно дышала. И эта лавочка, где ОНИ обыкновенно сидели,  была точкой покоя и гармонии, к которой тянуло – хотя бы взглядом, мимоходящим, динамичным, маловнимательным. Потому что мы все, жители двора, шли-двигались мимо – по делам, кто куда, бежали, садились в авто, ковыляли  к магазинам, к почтамту, банку, дому быта… Механическим, но еще чего-то жаждущим потоком. А они просто сидели на этой скамейке, и мне было от этого хо-ро-шо.

              Сколько им было? Восемьдесят? Девяносто? Плюс-минус… Они всегда крепко держали друг друга за руки, устало-несуетно лежащие на скамье.  И еще – они были одинакового цвета – молочно-золотистого. Его кепочка и ее шарфик являли одно осиянное целое – почему? А не знаю, не хочу анализировать…

               Порою я видела, что они выносили в полиэтиленовом пакетике кусочки хлеба и аккуратно бросали их разномастным осиротевшим сизарям – «остаткам роскоши» от бывшей  когда-то в глубине двора и ныне разоренной стройкой раскоряки-коттеджа голубятни, хозяин которой спился и пропал с горя.
 
              Иногда, правда, они поднимались с лавочки и бережно поддерживая друг друга, передвигались – не далее ближнего продуктового магазинчика под странным названием «Капитан», специализирующемся на продуктах первой необходимости. Серьезную трудность в этом коротком пути являли собой собой вечная куча битого кирпича, не менее вечная лужа под аркой, но главное - бордюры: здесь требовалась особая осторожность, а главное - сплочённость.

                Я не знаю, как их звали и кем они были в этой жизни. Но я так привыкла видеть их по утрам на лавочке – двух моих милых божков, два изваяния мудрого покоя и великого единства…  Да-да, это было одно двухголовое и четырёхглазое существо  - как одно доброе, наилегчайшее, предрассветное облачко...  Я так привыкла к тому, что они стали неотрывной частью меня, нашего в общем-то невзрачного двора, стали символом самой невозможной и  всё же прекрасной жизни. И любви.

               Но однажды что-то произошло. Что-то резко изменилось… Что же? Света что ли меньше стало?

                На лавочке сидела только Она. В своем прежнем серебристом шарфике, в своём прежнем душевном спокойствии, не нарушаемом никакими внешними шумами. Но Она была одна! Его больше не было рядом. Ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. И в магазин Она больше не ходила. Хотя волнения по этому поводу, очевидно, не испытывала.

              Спустя  какое-то время я не выдержала и присела рядом с Ней. Что-то залепетала – о том, что всегда любовалась ими, о желании и невозможности помочь в неизбежном, о горечи расставания.. Она молчала как благодарный ребёнок и слегка отстраненно кивала мне, вглядываясь светлыми глазами в одной ей ведомую даль.  А потом тихонько произнесла: «Спасибо, деточка, но это совсем ненадолго». И я вдруг увидела, что ее сухонькая рука всё так же держит Его руку. Что Она всё так же мысленно беседует с Ним, ведь они привыкли разговаривать без слов. Что Он по-прежнему продолжает быть рядом… И поэтому Ей ничего не страшно.

                А через месяц-полтора, к ноябрю, лавочка опустела.
                Может быть, мне чудится, но иногда над ней словно парит маленькое облачко, внутри которого светится искорка-лучик двух соединившихся сердец.
                И всё же лавочка опустела...
                И только важные голуби разгуливают теперь около неё, ставя свои маленькие аккуратные крестики на только что упавший, ещё несмелый снежок. И кажется, что только они знают самую главную, самую полную тайну этого растаявшего белого облачка.