Открытие рассказ

На открытие Сорока с женой и сыном все-таки пришел. Ольга решила очень просто:
- Пусть не дают тебе слово, ты его высказал четыре года назад, так что надо сходить и посмотреть, во что оно вылилось.
- Вернее сказать, отлилось.
- Да, да, конечно, - быстро согласилась жена.
- Мы пойдем, но прежде остриги мою косичку.
- А как же имидж пастуха?
- Пастух свое дело сделал - памятник отлит.
- Я все не решалась у тебя спросить, а зачем пастуху косичка?
- Если бы ты знала китайскую философию, то не задавала бы такого вопроса. Косичка по древнекитайской философии означает - я твой раб, - ответил словами пастуха из своей повести “Близнецы” Сорока.
- Ах так, остригать не буду, - пошутила жена и, взяв ножницы, которыми режут материю, сходу остригла косичку. Не боишься, без косички тебя же никто не узнает?
- Вот и хорошо.
- Пусть Анатолий подстригает тебя.
- Я не умею, - твердо бросил тот и сел за персональный компьютер.

Сорока взял ручную машинку, которой подстригал когда-то сыновей и остриг себя наголо. Электробритвой тщательно побрил бороду и голову. Из зеркала смотрел на него голый череп без знаменитых бакенбард и косички. Сорока сам себя еле узнавал по уставшим глазам, внутри которых теплились огоньки задиристости.

Автобус, не доезжая два квартала, повернул с Ленинского проспекта.

Сорока, как только остановился автобус, вышел первым и подал руку Оле, которую нежно придерживал сын. Не торопясь, они пошли на Пушкинскую улицу. Чем ближе подходили, тем больше становилось людей. Ленинский был превращен в пешеходную улицу и по ней шли люди, будто на демонстрации, выстроившись в шеренги, к скверу, где готовились открывать памятник.

А около сквера в оцеплении стояли милицейские наряды и к памятнику, закрытому белой материей, никого не подпускали.

Подле памятника стоял мэр, около него согнувшись, чтобы казаться пониже, главный архитектор, объяснявший мэру за какую из трех веревочек надо потянуть, чтобы полотнище начало медленно сползать с головы. “Затем, - вкрадчиво говорил Бажанка, - надо потянуть за среднюю веревочку, чтобы раскрыть крепление на плечах и уж потом резко дернуть за красный шнур и покрывало должно быстро скатиться к ногам поэта”.

Мэр же, после слов Гермагузко: “Открыть памятник по праву предоставляется мэру города Браварину Николаю Владимировичу, поддержавшего инициативу всеми уважаемого патриарха поэтов Алтая Марка Удалевича и лично руководившего созданием памятника”, - сразу дернул за красный шнур, покрывало распахнувшись повисло на голове Поэта.

Бажанка быстро вскочил на пьедестал. По собравшимся прокатился хохоток и довольно четко прозвучало: “Не сталкивай Поэта!” Архитектор вновь зарядил приспособление и, спустившись вниз, стал подавать в руки мэру шнуры в строгой последовательности.

Вначале медленно показалось лицо Поэта с укоризной во взоре. Он смотрел каждому из собравшихся в глаза и на всех одновременно, не то удивляясь, не то осуждая все происходящее вокруг него.

Представший во всем блеске Поэт, словно живой общался с людьми, призывая их быть добрее друг к другу.

Мэр города наконец-то справившись с открытием памятника, подошел к микрофону и, глядя поверх голов собравшейся толпы, говорил о трудностях времени, закончив свою пространную речь словами: “Вот и мы, усилиями администрации города установили своего Пушкина в Барнауле!”

Пушкин при этих словах как-то помрачнел, его взор потускнел...

После мэра слово предоставили Удалевичу. Тот, откашлявшись, ровным хрипловатым голосом без пафоса, сказал:
- Дорогие барнаульцы, вот и к нам пришел Александр Сергеевич Пушкин, который стремился побывать здесь при жизни, но пуля, оборвавшая бурную жизнь, помешала ему сделать это, а поэт Сергей Сорока, которому Пушкин поведал об этом, сделал так, чтобы памятник был установлен в нашем городе - знак уважения к мечте гения Александра Пушкина побывать в Сибири. Его друзья...

При этих словах отключили микрофон, но Удалевич продолжал говорить и видел, что его слабый, но уверенный голос слышат все собравшиеся, и он закончил речь словами: “Памятник отлит из бронзы на средства великолепного человека, предпринимателя с поэтической душой, как называет его Сорока, Поэта бизнеса - Нодара Ревазовича Тенгелия, золотыми руками скульптора Михаила Ульгачева, архитектора Валерия Итрофанова, по инициативе Сергея Сорока, с активной помощью Геннадия Олеговича Сунтикова и многих горожан, при моем скромном участии, вопреки администрациям всех уровней.” Собравшиеся несколько секунд стояли в оцепенении, затем разразились шквалом аплодисментов.

Удалевич с виноватой полуулыбкой поклонился в пояс собравшимся. Лицо Пушкина просветлело, он с благодарностью смотрел на Поэта, склонившегося перед народом. Выпрямившись, Удалевич отошел от микрофона и направился не к кучке официальных лиц, а встал перед памятником, среди своих читателей, перед которыми он всегда был до конца честным.

Пока говорил Удалевич, Бажанка, наклонившись еще ниже, спросил у Браварина:
- Николай Владимирович, а если я скажу, что инициатором был сам народ?
- Правильно, - ответил тот, подумав: “Народ - это мы, а мы - это я!”
Не дожидаясь, когда назовут его фамилию, Бажанка направился к микрофону и сразу послышался усиленный динамиками, самоуверенный голос с нотками подобострастия:
“Товарищи, кто бы что ни говорил, а памятник Пушкина создан благодаря мэру нашего города при полной поддержке краевой администрации в лице присутствующего здесь председателя оргкомитета Гермагузко Владимира Александровича. Когда меня спрашивают: “Кто инициатор идеи установки памятника?” - я отвечаю - народ. Да, сам народ, а мэр города, как и подобает мэру, чувствует голос народа и всегда идет к народу, выполняя его пожелания. В случае с созданием памятника именно так и было. И выходит, что инициатором идеи установки памятника был Николай Владимирович Браварин.”

Люди, стоявшие поодаль от разыгравшегося действа передергивания фактов и, наблюдавшие все со стороны, замечали как при лживых словах Пушкин хмурился. А на фондовцев, стоявших плотной шеренгой, довольных оказанной честью присутствовать на открытии не с народом, а среди чиновников власть имущих, смотрел с сожалением, в его взоре сквозило разочарование и упрек за то, что они, воспользовавшись идеей Сергея Сорока, не послушали его и пришли к тем, кто три с половиной года отвергали даже саму идею установки памятника Пушкину в городе Барнауле, оправдывая свою позицию тем, что Александр Сергеевич никогда не бывал у нас.

Не знаю как у них, но ко мне в дом он приходит часто и мы с ним беседуем о жизни.