Приноси, поправлю рассказ

- Куда ты опять в такую рань засобирался? - беззлобно спросила Ольга и,  не дав произнести ни слова, продолжила: - Памятник Александру Сергеевичу в городе поставлен. Чего тебе еще надо? Ты доходишься, и так вон на открытие не пригласили, слова не дали. А на годовщину памятника - вообще забыли о тебе. Когда надо было ходить по начальству, тебя находили везде. Сам Бажанка, этот главный, приглавный архитектор города, звонил. Тенгелия тот еженедельно названивал, не гляди, что самый богатый сибирский грузин. А как он нас с тобой встречал?! Всегда кофе, чай со всякими печенюшками, - мгновенье помолчав, Ольга, слегка повысив голос, добавила. - Ни копеечки за четыре с половиной года домой не принес, хоть и председателем фонда был, всю бумагу, что дали как гонорар за книгу о ветеранах и ту в фонд унес. Открыл его за свои деньги и содержишь на гонорары от стихов, до фонда-то мне перепадало по нескольку десяток...”
- По нескольку десяток тысяч, - перебил жену Сорока.
- Когда это было? Зато наполучал с лихвой оскорблений, мало того, еще и от своего же заместителя по морде схлопотал, за то, что вечный проездной для них выхлопотал у мэра города.
- Не у мэра, а у его старшего советника.
- Какая разница? А теперь вон из кабинетов выставляют, никто не принимает.
- Тенгелия же принимает.
- Скоро и он перестанет.
- Пока принимает, я к нему...
- Чего тебе от него надо?
- Да мне-то ничего, а вот чтобы потомки знали как все это было, надо издать книгу. А Тенгелия обещал дать денег на издание. Вот Анатолий распечатку сделал, пойду покажу Тенгелии.
- Вот! Я и говорю, и сына загружаешь, ему кандидатскую защищать надо, а он с книгой к нему пристает.
- Но он же мне сын.
- Сын-то сын, только почему должен на твой фонд работать бесплатно? Сам ничего не получает, еще и сына заставляет работать за так
- Не за так, а в счет взноса в фонд.
- Тебя не переубедишь. Делай как знаешь, иди к кому хочешь, только знай, скоро они все перестанут с тобой разговаривать. Памятник поставили и ты им теперь, как собаке пятая нога, не нужен.
- Оля, он сам обещал дать деньги на издание итоговой книги.
Вернулся Сорока домой часа через два.

Его растерянность не ускользнула от внимательного взгляда жены:
- Что? От ворот поворот, да?
- Не совсем так. Он говорит: “Сережа, я тебе прямо скажу, у меня сейчас затруднение с деньгами... Ты, это как его, возьми кредит в банке, а книга выйдет я тебе его верну”.
- Какой кредит? Кто тебе его даст?
- Я поинтересовался, дадут, но только под залог недвижимости. Как раз, говорят, на эту сумму гараж вытягивает.
- А где братова машина стоять будет?
- Как где? В гараже...
- Ты же его заложишь?
- Ну и что? Издам книгу, Тенгелия погасит кредит и все.
- Жди, погасит... Тебя мало нагревали, вон исполнительный директор Сильченко трех миллиардную сделку провел, на проценты от сделки машину себе и сыну купил, а твоему фонду, да и тебе за хождения по начальникам краевой администрации фиг с маслом досталось, а с углем и тебя, и Удалевича, который с однополчанином помогли провести сделку, то же самое досталось, теперь только уже на двоих.
- Тенгелия меня еще ни разу не обманул.
- Не обманул, потому что ему было выгодно вкладывать деньги в памятник. Ладно, делай как знаешь.
Согласовав с Тенгелия все его реплики в книге, Сорока поинтересовался: “Нодар, какую ставить фотографию?”
- Тебе жена же штук десять отдала. Эта как его, ставь любую, на свое усмотрение.

Книга была издана месяца через три. И Сорока незамедлительно подарил ее Тенгелии.

Тот внимательно просмотрел, и сказал: “Я тебе, Сережа, скажу прямо - хорошая книга получилась. Эта как его, за деньгами приходи после пятнадцатого июня, отпразднуем день рождения Александра Сергеевича и приходи”.

6 июня у памятника собрались все фондовцы, пришел Хитренко, бывший заместитель председателя законодательного собрания, у которого за полгода побывал Сорока и предложил ему проводить день рождения Пушкина ежегодно с открытием памятника, а право открытия представлять каждый год разным людям, внесшим заметный вклад в развитие культуры на Алтае. На что Хитренко ответил:
- Нет, так нельзя, памятники открываются один раз.
- Давайте назовем это мероприятие не открытием памятника, а открытием праздника встречи дня рождения Поэта, но с ритуалом снятия плаща с плеч Пушкина.
- Нет, нет, так не годится.

Выступали у памятника с охотой по часовой стрелке, заправлял всем Бажанка.

Когда очередь дошла до стоявшего в сторонке Сороки, Бажанка громко объявил: “У Нодара Тенгелии есть предложение, пройти к нему  в фирму и там продолжить наш праздник”. На робкие возгласы Удалевича и Тенгелии о предоставлении слова Сороке, Бажанка начальствующим голосом изрек: “Все члены инициативной группы по созданию памятника выступили, нас ждет стол”.

16 июня Сорока ровно в девять был у Тенгелии.

Домой Сорока вернулся улыбающийся. Жена с порога спросила:
- Отказал?
- А ты как догадалась?
- Ты улыбаешься, когда тебе кто-нибудь по морде лица врежет, выставит из кабинета или откажется выполнять обещанное.
- Сегодня меня, можно сказать, выставили из кабинета и не отдали обещанного.
- Интересно, что же тебе Тенгелия сказал?
- Он вначале спокойно спросил: “Сережа, ты почему в книге зэка поместил?”
- Какого зэка? - удивился я.
- Эта как его, посмотри, все люди как люди, при галстуках, в пиджаках, а я, стыдно друзьям показать, настоящий зэк, денег я на такую книгу не дам.
- Но я же взял кредит в банке.
- Эта как его, твои проблемы.
- Хорошо, этот вопрос закрыли. Как насчет ЦИДээЛа, о котором ты говоришь в статье, напечатанной в краевой газете?
- Ну... эта как его, сейчас я не потяну.
- И этот вопрос закрыли. А как со словом, данным Марку Удалевичу, издать его полное собрание сочинений, или тоже для красного словца?
- Нет, эта как его, я издам, но мы, эта как его, договорились вначале издать “Адмиралтейский час”.
- “Адмиральский час”, - поправил Тенгелию Сорока. - Я его уже довел до оригиналмакета в издательстве “Принт”, они набор, корректуру и верстку сделали под мое честное слово, а сумма вылазит за пятьдесят тысяч.
- Эта как его, приходи чуть попозже.
Сорока посмотрел на часы и спокойно произнес: “Чуть позже, значит, после обеда?”

Крупное лицо Тенгелии побагровело, голова будто продолжение его грузного тела резко повернулась, и на Сороку уставились полные презрения глаза налитые кровью. Еле сдерживая себя от крика, Тенгелия прохрипел: “Эта как его, я же сказал, у меня сейчас денег нет “.

Сорока встал, поставил на прежнее место стул, помедлив, произнес: “Я понял, Нодар, что  ты меня выставляешь за дверь?” И быстро удалился из кабинета, плотно закрыв за собой двери.
Направился к Удалевичу, в голове промелькнуло: “Поди он-то не выгонит? Да кто его знает? Одному Богу известно что будет...”

Удалевич сам открыл двери и приветливо улыбаясь, вкрадчивым голосом вместо приветствия произнес:
- Ну... что скажешь в свое оправдание, господин Сорока?
- Что сказать?.. Тенгелия закрыл для меня двери.
- Да он вот прямо перед твоим приходом звонил мне и сказал, что он с тобой больше дел иметь не будет. Что ты там ему наговорил?
- Напомнил разговор наш, когда он вызвался издать твое полное собрание сочинений.
- Да не надо было, Сорока, этого делать... И что ты ему сказал?
- Не выполнение обещаний, данных мне, я прощаю. Можешь считать, Нодар, что ты их мне не давал. Но вот те, что даны были тобой в моем присутствии Марку Удалевичу - живому классику, который для всех литераторов является эталоном порядочности и честности, надо выполнять, тем более ты сам вызвался издать полное собрание сочинений Удалевича, или ты надеешься, что он скоро умрет? И тогда ему ничего не надо будет? Но приятное человеку надо делать при жизни, а не после смерти.
- Эта как его, и после смерти надо чтобы издавались книги.
- Я о другом говорю. Я говорю что обещания данные человеку надо выполнять при его жизни.
- А он что?
- Дал понять, что мое присутствие в его фирме нежелательно.
- А как? - не отступал Удалевич.
- Всем видом и нежеланием разговаривать со мной.
- Вот и мне он по телефону сказал, чтобы ты к нему не ходил. Я, говорит, с вами работаю напрямую без посредников, а с Сорокой разговаривать не хочу.
Сорока, заулыбавшись, произнес:
- Вот и хорошо, вот и ладненько.
- Что же тут хорошего?
- Как что? Все сбывается, о чем я написал в рассказе за семь лет до открытия памятника.
- Принеси, поправлю и поставлю в журнал “Наш город”.

От Удалевича Сорока зашел в краевую администрацию, домой вернулся в половине четвертого дня. Стараясь быть хмурым, молча прошел в свой кабинет, заваленный книгами, журналами, газетами. Жена проследовала за ним, поинтересовалась:
- Кто сегодня тебя выставил? С кем познакомился?

Искренне удивившись способности жены угадывать, что произошло с ним за день, заулыбавшись, ответил:
- Тенгелия выставил. Плотников Николай Борисович принял и сразу приобрел сто экземпляров вышедшей книги по двести рублей за экземпляр, так что осталось продать на восемнадцать тысяч и кредит будет погашен. А еще познакомился с ведущим специалистом комитета по промышленности администрации края Павлом Валерьевичем Люпшовым. Он пообещал найти состоятельного покупателя и обещал помочь издать третью часть книги “Пушкин и Поэт...”
- Опять в администрацию зачастил. Они ему даже слова не дали на открытии, а он ходит к ним.
- Самое интересное, Оля, он точно определил, как и ты, что фотографию я вставил не просто так, а с умыслом.
- И чего он тебе сказал по этому поводу?
- Мол, по таким людям как Тенгелия давно тюрьма плачет. Я ему - откуда знаешь?
- А он?
- Павел Валерьевич говорит, в бытность, когда он работал в ОБХССе, Тенгелия - был заместитель завбазы плодоовощторга и провернул аферу с помидорами. Списали совершенно свежие помидоры, около ста тонн, и корячилась ему как минимум десятка, да случился путч. Вместе с советской властью почил в бозе и ОБХСС, а Тенгелия денежки все вложил в созданный им кооператив по сбору цветного металлолома. Взлетел и стал самым богатым человеком в городе. У него, говорит, денег, как песчинок на пляже в левом кармане. А я ему: “Ну и что ж? Говорите спасибо Сороке, что он сумел у него отнять тринадцать с половиной тысяч долларов на памятник Пушкину”. А за эту фотографию, говорит, спасибо тебе, Сорока, я тебя еще больше зауважал. Вам поэтам на язык не попадай, не мытьем так катаньем своего добьетесь
- Вот ты и добился, что тот, кто тебя не иначе как своим другом называл, выставил за дверь, - резюмировала жена.
19.10.95г. - 18.07.2000г.