Дарение жизни

               



               

        Человека  крепко связали путы злой судьбы. Поначалу он ощущал только то, что ему давят верёвки и неловко находиться в таком стеснённом положении. Но вдруг ко всем этим неудобствам он стал чувствовать лёгкое  постукивание в рёбра, которое почему–то с каждым ударом становилось сильнее и настойчивее.  Их сила заметно нарастала,  человек уже не думал о том, что он связан, что он лежит вот здесь скрюченный и брошенный кем-то и для чего-то. Ему казалось, что надо выдержать эти удары, что они не вечны. Хотелось думать, что после всего этого всё изменится к лучшему.
Но не мог он понять в своём почти забитом сознании, что это только начало, прелюдия, к битью его маленького тела. Удары по рёбрам уже были не просто ударами: в тело ритмично вбивалась громадная дубина, даже можно сказать, похожая на ствол большого дерева. Тело при этом  казалось до ужаса малым, беспомощным. Но по нему  продолжали хладнокровно колотить, чем-то большим и тяжёлым. Сама громадная дубина была похожа на  маятник гигантских часов, отсчитывающих своё злое время. Кровавое размазанное пятно, всё ещё пока вздрагивающее при каждом столкновении с этим «маятником», казалось здесь вообще не причём. Остановить ход гигантского «маятника», увернуться от его ударов было не возможно. Со стороны могло показаться всё слишком громадным, неказистым. Но на самом деле внутренний мир страдальца и «маятника» был на удивление гармоничен. Этот, кем-то заведённый механизм, работал чётко и слажено. И когда уже у человека, казалось, не было ни каких сил, и он вот-вот должен был умереть, что-то незаметное пока для жертвы, где-то в ударных глубинах ослабло. Он ещё этого не уловил, но колебания ударного механизма стали не такие ритмичные, удары не такие жестокие. Не сразу, а только спустя некоторое время он ощутил это послабление. Потому как из кровавого месива открылся глаз и удивлённо уставился в одну точку. Нет, он не был  мёртв, он ещё мог чему-то удивляться в этой почти раздавленной жизни. Человек ещё не осознал, что он остался жить, что его ещё кто-то пощадил, простил его через эти испытания. А может вовсе и не прощение, а новый заход для последующих испытаний? А иначе без этой передышки и не возможен этот новый виток для его битья. Он ещё не осознавал всего этого, он только удивлённо продолжал смотреть своим красным глазом в то место, откуда столько раз появлялась дубина, и которой почему-то сейчас не было. Он ждал удара. Может, если его не тронут, он соберётся с мыслями, но не сейчас. Ему нужна была передышка, и кто-то её дал. А что будет с ним дальше, он знать не мог. Наступила жуткая тишина. Кровь и лимфа продолжали сочиться из раненого тела. Непонятно было закончилось это зловещее время или он должен умереть, чтобы уйти от этих тяжёлых ударов судьбы.
     Неожиданно из глубины помещения, оттуда, где обычно появлялся зловещий «маятник», к  его растерзанному телу шаркающей походкой подошла старуха. Она была в каком-то сером невзрачном балахоне и стоптанных серых тапках.  В дрожащих старческих руках она несла большую оловянную кружку с какой-то мутной жидкостью. «Я не твоя судьба и не твоя смерть. Сказали, чтобы ты  жил», - прошамкала  она своим старческим голосом и влила эту жидкость в полуоткрытый рот растерзанного на полу тела. А душа его стояла почти рядом и смотрела, как старуха привычными движениями творит своё дело. «Что же ты такое сотворил, что тебя оставили жить?»- спросила она его своим скрипучим противным голосом, оборачиваясь прямо к его душе, а не к телу. «Ничего»,- прохрипело вдруг оно почти беззвучно. И припомнился ему почему-то тот день, когда они с женой приехали на свою загородную дачу. Ему на глаза тогда попалось большое пустое эмалированное ведро. Там на дне барахтался большой мохнатый паук. Он сейчас точно вспомнил, как он протянул "пленнику" толстую ветку, по которой паук очень быстро покинул свою западню. Тогда ещё, выручая паука, он подумал: «Интересно, сколько же он сидел в этом ведре?» После этого воспоминания видение исчезло. Старухи не было. Он снова почувствовал себя в больном и истерзанном теле. Его уже не били, стояла какая-то машина, и люди в белых халатах склонились над ним.


            
                Январь 2011г