Уж на сковородке

Почти каждая особа женского пола сталкивается в течении жизни с посягательством на свою гордость. Этот рассказ о побегах от насилия. Он не содержит в себе ни советов, ни методов, ни рекомендаций. Это только личная история и ничего больше.



На лезвии ножа

Вторая половина восьмидесятых. Всем уже всё можно, почти всем хочется, но многим ещё колется. В это время я еду в первый  отпуск в моей жизни.
Поездка обещала быть шикарной. Бархатный сезон, пансионат под Одессой.

Солнце не выходило из-за туч ни разу. Погода выдалась на редкость «бархатной» - температура моря 14 градусов. Кроме того его, не переставая, штормило.  Группа подобралась унылая, пансионат был пустым на две трети. Некоторые корпуса вообще стояли не заселенными. Чтобы попасть на единственную дискотеку в единственный бар, надо было идти темными аллеями на другой конец территории, и в одиночку это делали только жаждущие особых приключений.
Девочки, оказавшиеся в моей компании, предпочитали пить водку, знакомиться с развязными молодыми людьми и много рассказывали о своей личной жизни. Одна по секрету поведала мне, как  парень насильно лишил её девственности в шестнадцать лет на собственных проводах в армию, чтобы «лучше ждала». А в это время в соседней комнате их гости ели пельмени и выпивали. Другая, приняв «на грудь», уходила в ночь на  дорожки между корпусами, а когда я по наивности хотела однажды за ней бежать  в целях охраны и защиты, мне по секрету сказали, что та привезла с собой мешок противозачаточных таблеток и приехала сюда именно за тем, чтобы ходить в бар по темной дороге.

Всё это нагоняло на меня мрак и ужас. Мне было восемнадцать. Я выросла в строгой семье, училась в обычной школе, где девушка, которая «уже не девочка» считалась существом ущербным и без нормального будущего. Водку я не пила,  хотелось купаться или хотя бы на экскурсию.
Скука усугублялась тем, что пансионат располагался далеко от населенных пунктов, между Украиной и Молдавией – под Одессой, но уже не на территории её области. Добраться до какого-нибудь города было проблематично – автостанция находилась на расстоянии многих километров, и доехать до неё было не на чем. Два раза за время отдыха нас возили в Одессу и Кишинёв, но этого мне было мало. Смотреть на похмелье подружек весь оставшийся отпуск и одиноко сидеть на холодной скамейке у корпуса вечером было очень грустно.

И однажды я решила  поехать в Николаев. Накануне вечером со мной собирались еще двое, но утром я нашла их с головной болью в кроватях. Перспектива провести ещё один день в бесцельном шатании по территории постылого пансионата была так отвратительна, что я решила не отказываться от поездки, и пошла пешком на автостанцию одна.

Девочка в белом платье в мелких розовых цветочках, отделанном по подолу и декольте кружевным шитьем, шагает по пустой дороге. До первого поцелуя – год, до первых серьезных отношений с мужчиной – в несколько раз больше. Мотылёк в оборках с неприкрытыми коленками без тени страха и смущения идёт по автотрассе. Что было у меня тогда в голове? Непостижимо.

Через какое-то время меня догнал КАМАЗ или что-то в этом роде – огромная грузовая машина, в кабину которой не подняться без посторонней помощи. Она остановился рядом, и мужчина знойной национальности спросил сверху, куда я иду. Он вежливо разговаривал на «вы», на его лице не было гадкой улыбки, глаза смотрели умно и внимательно. В общем, меня ничто не оттолкнуло, и предложение подвести до автостанции было спокойно принято. Когда, подобрав все кружева, вскарабкалась в кабину, там обнаружился ещё один жгучий брюнет. Но и тогда в бесстрашной голове ничего не щелкнуло.

Водитель стал расспрашивать, где я отдыхаю и когда уезжаю. Я рассказала, и тогда он предложил ехать с ними в Измаил. Дескать, погостите пару дней, а потом мы вас привезём обратно. А если понравится, можно доставить меня прямо к поезду домой.
Я вела себя совершенно естественно, но не скажу, что глупо. Какое-то чувство подсказало, что этих людей надо просто вежливо обмануть. Излишняя гордость, демонстрация превосходства («не на ту напали, что вы себе позволяете») вряд ли уместна. Так же, как проявление страха. Я просто сказала, что вообще была бы, наверное, рада, но мне очень надо в Николаев. В другой раз там побывать не получится – послезавтра мы уезжаем. К тому же, я никого не смогу предупредить в пансионате, и меня хватятся. И спокойно спустилась из кабины у поворота на автостанцию…

Открытая наивность, уверенность в себе, вежливость и достоинство – наверное, этот набор и спас меня от неприятного развития событий. А может быть, люди тогда ещё побаивались власти – даже водители КАМАЗов с лицами абреков. Страшно представить, что было бы, не открой он мне двери кабины, продолжив свой путь на Измаил…

                ***
Другой случай из серии «найти себе приключений на одно место» случился несколько лет спустя. Моя участковая в женской консультации, устав прописывать мне процедуры от постоянных воспалительных процессов, сказала – иди-ка ты в стационар, подлечись, как следует.
Я пошла, потому что болеть и правда надоело. Но больница для рисковой студентки, посещающей студию эстрадного танца  и спешащую жить и чувствовать   - тоска смертная. Мне бы звездить и производить впечатление, а тут бесформенный фланелевый халат и процедуры с мазью Вишневского…

Кто ищет острых ощущений, тот их найдет. И пришёл физиотерапевт - Казанова.  Рослый кудрявый мужчина с золотым кулоном в виде крупной звезды Давида на волосатой груди, гордо выпиравшей из расстегнутого сверху халата.
 К счастью, на кресло перед ним ложиться было не надо, дело ограничивалось беседой с выяснением подробностей о написанном в истории болезни. Наш разговор сразу принял характер дуэли – мне не понравился его менторский тон, высокомерие и самолюбование. Я язвила в ответ,  он заводился и был не на шутку заинтересован нахальной молодой грубиянкой с ядовитым языком. Я пришла к нему сразу после процедуры, и под халатом у меня не было нижнего белья. Это обстоятельство почему-то очень забавляло и делало совершенно несерьезным всю ситуацию конфликта с пусть не главным, но лечащим врачом. Сижу тут без трусов, а мужик лопается от злости. Интересно, как бы он разговаривал, зная об этом.

Бывалые пациентки рассказывали, что этот доктор обязательно склонял кого-нибудь из больных к интиму по доброй воле. И даже был такой случай, что женщина на лечении от него забеременела. Тогда наша завотделением взяла огонь на себя, убедив её мужа, будто беременность наступила ещё до поступления в больницу. Скандал замяли, но сластолюбивый доктор своих привычек не оставил. Мне рассказали потом, как заведующая ругалась с ним из-за меня, видя его откровенные взгляды – «Только посмей тронуть эту блондиночку!» Замечательная женщина и врач, просто мама пациенткам,  хотя суровая и прямая. Она меня тогда вылечила от якобы хронических процессов, которые как рукой сняло. Ещё она подарила мне веру в себя, отнятую другими врачами, едва не затюкавшими до бесплодия. «Ничего у тебя такого нет – выходи замуж и рожай детей! И ко мне больше не приходи».


Жаль, что она мне сразу задницу не надрала. До того, как я пошла пить чай в личный кабинет физиотерапевта…
Я не думала, что он на меня бросится. Нет, конечно, совершенно очевидно, для чего дежурящий в ночь врач с такой репутацией позвал к себе девушку. Музыку слушать… Но я рассчитывала пообщаться и улизнуть, когда запахнет жареным. Скучно было слушать разговоры соседок по палате. Одна вышла замуж за нелюбимого. Другая, деревенская, истерзанная абортами, после которых муж не давал ей даже дня отдыха, так же, как сразу после родов.  В тот раз наша  сердобольная завотделением во время операции перевязала ей маточные трубы: «Больше ты не будешь мучаться». Третья… Нет, лучше пить чай с кобелём,  только бы снова не эти подробности. Все-таки он был умным и интересным собеседником и в последние дни мы неплохо общались на приёме на разные темы. Ну, а выйти сухой из воды я смогу…


Через пять минут разговора доктор просто закрыл дверь на замок, выключил свет и стал раздеваться. Я не ожидала такого поворота, и попробовала немного поскулить и похныкать. Надо сказать, это самое идиотское, что может делать женщина при угрозе сексуального насилия. Один тип нападающих подобная реакция  только заводит ещё больше, другие не обращают на неё внимания. Я это понимала, но что делать, пока не знала. Кричать в случае опасности я просто не умею – надеюсь только на себя.

Доктор пёр, как танк, и тогда я вцепилась в его кожу всей площадью маникюра и стала жестоко царапаться. Это немного помогло – Соломон (я не шучу, его и правда так звали) стал примирительно шептать мне предложения сделать миньет. Я подумала, что он совсем дурак, а в следующий момент вспомнила, что одета в непрезентабельные шерстяные колготки и панталоны с начесом, подаренные потенциальной свекровью, чтобы не застудить в холодной палате хрупкое женское достоинство. Стало смешно и скучно. Однако неистовый самец снова перешёл в наступление, и стало не до смеха – еще немного, и он разломил бы меня, как щепку, пополам. Я поняла, что ногти уже не помогут, перестала вырываться, жалобно пищать и громко сказала холодным, спокойным тоном: «Подожди». Врач от неожиданности отпустил меня, и этого оказалось достаточным, чтобы сесть, поправить халат и протянуть руку к выключателю. Жмурясь на яркий свет, он дрожащими руками дотронулся до кровоточащих царапин на шее и зло прошипел «Мы так не договаривались». Как будто мы вообще договаривались… Не дожидаясь, пока сперма снова ударит в докторский мозг, я вышла за дверь.
Женщины в палате удивились:
- Что, уже попили чаю?
Я улыбнулась в ответ:
-Ага… Давайте тоже попьем? Сейчас, руки помою, поставлю…
И включила струю на свой маникюр, смывая из-под ногтей мясо Соломона.

На следующий день он не поздоровался со мной в коридоре. Под халатом у него почему-то была водолазка, закрывающая шею.

Наглость – второе счастье

В пору студенчества многие девушки возвращаются домой затемно, и не всегда с провожатыми.
Трамвай останавливался совсем недалеко у моего дома, и я не боялась добираться достаточно поздно. Подъезды были со двора  – выйдя из трамвая, надо было перейти небольшой сквер и повернуть за угол.
Однажды вечером я приехала к своей остановке, и уже из салона увидела большую компанию подростков, толпящуюся в сквере. Когда я вышла из трамвая и направилась в сторону дома, темная масса вдруг пошла следом, стараясь успеть наперерез. Из неё выделился лидер-догоняющий, остальные подтягивались более размеренным шагом. За лидером трусил ещё один, видимо, приближённый шакал. Я спокойно, не прибавляя шага, шла к углу дома, рассчитывая, успею ли проскочить в подъезд, если после поворота во двор побегу, когда они уже не будут меня видеть. Сообразила, что нет, не успею. И вдруг стало не страшно, а возмутительно. Это мой дом, моя улица, мой собственный двор, я здесь десять лет живу. И буду бежать? Ну, нет. И остановилась.

Догонявший, который должен был задержать меня, чтобы остальные успели подойти, явно не ожидал такой реакции, и несколько сбавил скорость. Подпустив его ближе, я спросила с вызовом:
-Ты что-то хотел?
Спросив, увидела, что он мне знаком – это был один из сыновей женщины-алкоголички с первого этажа. Он тоже узнал меня, и на его лице зародилось нечто вроде мысли. Парень повернулся ко второму догонявшему, сделал знак рукой, потом махнул компании. Они остановились в отдалении, ожидая, что будет дальше.
-Ну?
Сергей улыбнулся неловко, пожал плечами:
-Так… Ничего.
- До свидания.
Уверена, что если бы побежала у них на глазах, никакой бы Сережа уже не помог.


В другой раз «охотник» прилип ко мне в трамвае. Он не подходил знакомиться, не приставал – просто смотрел тяжёлым взглядом всю дорогу и вышел за мной, хотя явно не знал, где это надо сделать и выжидал, когда я сама пойду к двери.

В сквере сновали люди, и он немного отстал. Надеясь, что преследование мне кажется, я пошла по дорожке к подъезду прямо под окнами. Сзади послышались торопливые шаги – нет, всё-таки догоняет. Тогда я подняла голову к окнам верхних этажей и делая вид, что не замечаю погони, стала улыбаться и махать рукой, как будто кто-то на меня смотрит. Мужчина засомневался и посмотрел наверх, остановившись буквально в двух шагах от меня. Тогда я крикнула:
- Открывай, сейчас  поднимусь!
И снова улыбнулась кому-то наверху.

Преследователь повернул обратно ещё до того, как я вошла в подъезд.


Когда есть, кому заступиться.


Окна моей комнаты выходили во двор, как раз над козырьком подъезда. Стояла жаркая летняя ночь, рамы были открыты и со двора доносился каждый звук – пение птиц в кустах частных садов, клокотание лягушек в  канавах, шелест подошв изредка проходящих по двору людей.

Я услышала, как торопливо простучали каблучки, хлопнула дверь подъезда, и уже там, на лестнице, раздался пронзительный визг. Это кричала Надюшка, моя подружка со второго этажа, поздно возвращавшаяся домой и почему-то без кавалера. Дверь подъезда опять открылась, но уже изнутри, и на асфальт выпал скорченный мужчина. Потом я увидела Надиного отца - высокого,  статного и очень сильного дядьку в расцвете сил, который вылетел вслед за упавшим и стал беспощадно бить его ногами. При этом он повторял, задыхаясь от гнева:
- Такую… девчушку…
И страшно пинал мужика снова – звуки ударов тупо раздавались в безмятежном летнем воздухе. Покушавшийся на Надю тип корчился на земле, в ужасе стонал, пытаясь закрыть пах руками, и одновременно отползти на газон:
- Отец, прости, прости, отец…

Молодец, Надюшка. Она могла кричать и знала, что ей помогут. У меня лучше получается вывернуться из-под носа, чем догадаться звать на помощь.

Все наши родители и родственники работали на одной железной дороге и хорошо знали друг друга. Дядя Саша, Надин отец, был до пенсии небольшим, но толковым начальником и пользовался авторитетом. В молодости это был орёл, не пропускавший симпатичных женщин, чем доставил немало горьких переживаний жене. Но свою семью, детей - Надежду и её брата - истово любил, защищал, обеспечивал и лелеял.

Я часто бывала в гостях у подружки, росла на глазах дяди Саши и он всегда относился ко мне неравнодушно. Когда повзрослела, стал не просто ласково смотреть, но при случае и шептать на ушко украдкой: «Лебёдушка…» Всё старался обнять и расцеловать. Мне было стыдно и неловко, что увидит Надина мама.

Я побаивалась дядю Сашу –  двухметровый взрослый мужик, если сграбастает в охапку, то раздавит, как курёнка. Пару раз мы с ним оставались наедине.

Однажды примерно в классе десятом я поехала одна на наш ведомственный огород, поливать.  Дядя Саша тоже оказался в поезде. Участок их семьи был на другой стороне от железнодорожного полотна, далековато, но  он настоятельно приглашал прийти днём в гости. Я пообещала, но не пошла, и тогда он сам заявился ко мне, отругал, что не иду, и отвел к себе в домик. Там накормил конфетами и разговорами, погладил по голове, но ничем не обидел. Видимо, понял, что я его жутко боюсь.

Когда мы с Надей вышли замуж и стали мамами, наша дружба продолжалась и виделись мы не реже. Однажды я пришла в гости, но её не застала. Это была уже совсем другая квартира, и подруга жила в ней с мужем отдельно от родителей, хотя в одном с ними подъезде. Дверь мне открыл дядя Саша собственной персоной – тоже зачем-то ждал дочку. Входить не хотелось, но опять пришлось.

Меня усадили в кресло, назвали белой птицей, стали гладить по руке и нежно смотреть в глаза. Поняв, что дело пахнет керосином, я применила запрещенный приём – завела душевный разговор о Надюшином брате. Он неудачно женился, жена откровенно ему изменяла, и дядю Сашу, конечно, это необыкновенно расстраивало. Он стал волноваться, ходить по кухне, махать большими руками и говорить:

- Змея… А ведь я её так любил. Как невестку, очень любил. А она… Это уже и на свадьбе понятно было. Её ведь тогда украли, посадили в лифт, и сын всё никак не мог этот лифт с невестой остановить… Понятно было, что жить плохо будут…

Я сидела в кресле, подобрав ноги, чувствовала себя свиньёй, наступившей на мозоль пожилому хорошему человеку с больным сердцем. Но я не знала, как ещё можно уйти от щедрой стариковской ласки и дождаться подружку в безопасности.
 
Дядя Саша умер в лютый январский мороз. Чтобы не дать дуба на кладбище, пришлось пить водку. Слёзы замерзали прямо на веках. Он лежал на земле лицом в небо, головой к моим ногам, и я сказала безмолвно его душе:

- Прощай, дядя Саша. Видишь, твоя лебёдушка пришла тебя проводить.

Вспоминаю его только с добрым чувством. Потому что он был примером самого замечательного отца, какого можно пожелать каждому ребёнку и прекрасным хозяином дома. Потому, что был и остаётся ангелом-хранителем моей подруги. Потому, что он был честный и порядочный работник, и никто до сих пор не может сказать о нём ничего дурного. Потому, что он мог бы воспользоваться своим возрастом, силой и авторитетом и получить от меня, чего хотел, но этого себе не позволил.
А  что приставал – так это от несчастья. Так у них получилось - поженились люди, совершенно не подходящие друг другу по темпераменту. И он, и Надина мама страдали рядом друг с другом всю жизнь. Поэтому я не обижаюсь на дядю Сашу. Тем более, что никто больше лебёдушкой меня не называл – он один...

_______
Художник Светлана Аскатуева
____________________________
Имена некоторых действующих лиц изменены из этических соображений