Чархин. Сынок. 7-е Ноября 1952. Вечеринка

Мемуары петряковой Г.А.

Глава 43

   Я вроде бы стала мириться с моим положением. Вечером никуда не ходила, кроме в кино со Славиком, тогда он засыпал быстро. А когда не ходили в кино, я его усыпляла песнями. То пела колыбельную про серого волчка, который ухватит за бочок и утащит во лесок, то любимую "Баю-баюшки бай, поскорее засыпай", то "Спи младенец мой прекрасный, баюшки-баю. Светит месяц, светит ясный в колыбель твою. Богатырь ты будешь с виду и казак душой, провожать тебя я выйду, ты махнешь рукой. Сколько горьких слез украдкой я в ту ночь пролью, спи, пока забот не знаешь, баюшки-баю." Потом слова сами лезли в голову и на язык:

"Ах ты, мерзкая любовь.
До чего ж ты злая.
Как могла влюбиться вновь,
Знать была слепая.

Без такой любви жестокой
Проживу, не сгину!
Чтоб скорей ее забыть
Вот возьму и плюну!

А та школьная любовь
Вовсе не такая,
Не бурлила мою кровь,
Как эта вторая.

От любви той первой, милой,
Смеялась, резвилась,
А от этой, от второй,
На всех обозлилась.

Для тебя б мне повстречать
Папу, мой сыночек,
Чтоб ты рос с отцом, как все,
И не знал, что он отчим.

Подрастешь и все поймешь,
Мой сыночек милый.
Я хочу тебе помочь
Вырасти счастливым."

В эти минуты мне хотелось плакать, но я помнила, что виновата я сама, что не захотела покоряться Рахмату, бросать учебу и ехать жить в кишлак к его отцу. И твердила:"Галочка, держи себя в руках, ты же крепкая, ты выдержишь."
   Шли дни. Я избегала встречи с Якубом. Многие замечали, что я все время одна. На Октябрьские праздники мы с соседкой Альмяшовой Розой здорово повеселились. Роза работала в райкоме партии, собирала партвзносы и сдавала их в сберкассу. Она была солидная девушка и дружила с военным из той же части, где служил и Якуб. Она ездила к своему парню часто, он должен был демобилизоваться той осенью и Роза надеялсь, что он ее возьмет в жены и повезет ее в Белоруссию, на его родину. Роза, красивая татарка, не крымская, а казанская, родом была из соседнего с нашим районом в Татарстане, Алькеевским (мама хорошо знала ее район, а я забыла). Она, как землячка моя, а так же мы с ней часто виделись в сберкассе, решила устроить вечер, а из подруг пригласила только меня. Комната, которую она снимала тоже у Абдуллы, была тесная, четыре человека усядутся за стол, а пятый не поместится. Чтобы я не была третьей лишней, она заранее пригласила разведенного главного агронома района, лет 25-ти, красивого узбека, который недавно закончил в Самарканде Сельскохозяйственный институт и был направлен в Чархинский район. О нем говорили, что он женат с восемнадцати лет, а за семь лет жена ему не родила ни одного ребенка. Недавно он окончательно расторг барк и она уехала  в Самарканд к своим родителям. Но я на всякий случай попросила Абдуллу, чтобы он незаметно наблюдал за нами и заверила его, что пить я ничего алкогольного не буду, но попляшу и попою с удовольствием.
   Абдулле это очень понравилось. Он нас считал начальниками, а я его признала за равного с нами. А так как на другой день было 7-е Ноября, то жена его Майя приготовила плов на завтра. Абдулла крикнул:"Неси сюда плов, будем праздновать!" Он вынес палас, расстелил его во дворе, Мая накрыла палас скатертью и вынесла плов с дымящимся мясом. Абдулла сразу вынес домбру и бубен.  Роза и я принесли из комнаты во двор все наши закуски, вилочки и тарелочки. Абдулла открыл окна, чтобы свет падал на палас, а в середине двора на столбе была лампочка. Агроном захлопал от радости в ладоши, ему было приятно, что в нашей компании появилось еще двое узбеов, Абдулла и Майя. Но они старались даже между собой говорить по русски, чтобы не обидеть белоруса и меня, а Роза понимала и узбекский, и казахский, и татарский, она мне говорила, что эти языки очень схожи.
   Мы шутили, смеялись от смешных анекдотов, а главный агроном сел около меня. Мама наблюдала за нами, сидя с соседкой на скамейке возле наших дверей, а потом, вроде дома нет воды, она пошла с ведром за водой к колодцу и, проходя мимо нас, шепнула мне:"Ты, Галя, осторожней, он ведь разведенный, смотри, как он на тебя смотрит, не дай Бог прилипнет." -"Что ты, мама, как прилипнет, так и отлипнет. Он для меня никто и ничто, не волнуйся."
   Потом Абдулла включил радиоприемник, откуда слышалась музыка праздничная то ли из Москвы, то ли из Ташкента. Мы долго танцевали, потом сели отдохнуть и попросили Абдуллу спеть. Он очень хорошо пел под домбру и под бубен Майи. Майя сперва стеснялась нас, но мы упросили ее станцевать по-узбекски и она поплыла по кругу, плавно разводя руки. А Абдулла, гордясь своей Майей, от души громко бил в бубен: умбалаки-тумба, умбалаки-тумба, умбалаки-тумба, умбалаки-чан и так без конца. Мы тоже повставали и начали учиться у нее танцевать. Потом я пела акапэлла "У криницы три девицы", которую просила Роза, а кроме нее никто еще не знал, что я люблю и могу петь. Агроном от удивления так мне аплодировал, повторяя:"Вот это да! У нас в Чархине появилась певица, артистка, и никто об этом не знает!" "Что там в Чархине? Прежде всего в нашей сберкассе!" - хвастнул Абдулла.
   Я заметила, что агроном не спускает с меня глаз. Я шепнула Розе, что пора по домам. Роза шепнула своему кавалеру. Белорус поправил гимнастерку, кашлянул для солидности и сказал:"Жаль, но завтра я должен быть на параде в Самарканде. Спасибо всем, мне нужно еще добраться до воинской части."  Роза повела его в комнату. А я сказала агроному:"Вы пока поговорите с Абдуллой, а потом Вася (Розин друг) пойдет на остановку, Вам с ним по пути, до свидания.""Но я хотел с Вами поговорить, Галина Александровна." "Это противопоказано," - сказала я и зашла в комнату, успев услышать, как Абдулла чмокнул громко языком в знак одобрения. Через дверь была слышна их речь на узбекском языке. Последние слова сказал Абдулла:"Это тебе не Шамюнова Рита..."- и оба громко рассмеялись.