Цикл Живой

                ОБЫКНОВЕННОЕ ПАРИ

-Деда-а проснись, проснись, чего спишь то прямо сидя? Ячур открыл глаза, его будил внук как обычно растрёпанный и чумазый. - Чего тебе Волос? Закряхтел дед: - Кричишь, будто все твои волосы повылазили.
   - Пошли деда, баба кушать зовёт. Старик, не спеша с кряхтением, поднялся и, сощурившись, глянул на заходивший диск солнца. – Да-а, проворчал он пора бы уже. А я вот тут сидя на бревнышке, задремал что-то, оправдываясь, забубнил дед, беря внучка за руку. Они направились через поляну к землянке, которая находилась на небольшом взгорке, дабы талая вода её не затапливала. Над землянкой вился белёсый дымок, а в воздухе стоял аппетитный запах пшеничной каши.
   Бабка хлопотала у печи, ставя на стол, большой глиняный горшок с горячей  кашей, Волос засуетился, помогая бабке, полез за плошками и ложками. Ели молча, запивая молоком горячие куски. Волос обжигаясь,  торопливо поедал кашу, искоса поглядывая на деда. Дед сегодня пообещал ему, рассказать о битве Богов, которая была давным-давно. Он сказал, что сам видел эту битву, и баба тоже видела, но не может рассказать, потому как Боги запретили ей разговаривать. Волос еле терпел, ожидая пока насытится дед, и они пойдут спать под огромный дуб. А дед, словно специально ел, неспеша и, тщательно пережёвывал кашу, словно это вовсе не каша, а кусок дубовой коры. Наконец дед поднялся, поблагодарил бабу, и насмешливо взглянул на внука,  тот быстро хватал со стола посуду, помогая Домовому. Убрав со стола посуду, они быстро направились к ручью, который протекал недалеко от опушки бора, в горшке ещё оставалась каша, а в кринке молоко. Когда Волос донёс посуду к ручью, там его встретило радостное лопотание нечисти, они приветствовали его на все голоса, радостно и с почтением.  Поставив посуду на большой плоский камень, он со всех ног припустил, обратно зная, что к утру, вся посуда будет  вычищена и помыта, к тому же аккуратно поставлена на полку в землянке. На ручье у камня остался Домовой, что-то добродушно бубня себе под нос, распределяя еду между нечистью. Солнце уже скрылось. Под раскидистым дубом, укладывался дед,  подсовывая под голову душистое сено, добродушно пеняя Дворовому, что он якобы опять мало сена ему под голову положил. На взгляд Волоса сена было в достатке, оно лежало аккуратно, и было распушено, под головой тоже, валиком, всё как дед любит. -Чё ворчит, подумал Волос: -Как будто  поговорить не с кем больше. Волос юркнул под дедовский бок и затих, потом яростно засопев начал толкать его, поняв, что тот собирается заснуть. – Деда, деда-а ну чё ты…? Ведь обещал! Дед!  Жалобно заканючил внук с отчаяньем в голосе. Ячур и не думал спать, просто поддразнивал внука, и, открыв очи, сказал: - А я уж подумал, что ты не наелся и вместе с нечистью у ручья ещё ужинаешь. – Я то, наелся! А вот ты никак не выспишься, всё спишь и спишь и лежишь, словно камень не пошевелишься, обиделся внук. – Кхе-кхе гм…. Ну ладно, ладно, слушай, проворчал примирительно Ячур. Дед ещё немного  повозился на подстилке устраиваясь поудобнее, и начал рассказывать, голос у него сразу сделался тихий и тягучий.
   -  Давно это было, очень давно, я был чуть постарше тебя, мне тогда было двадцать три, а может двадцать четыре зимы, я уже точно и не помню. – Постой, постой деда, как это постарше? Мне  уже двадцать шесть зим, а тебе двадцать четыре всего было. – Не перебивай деда, сверкнул очами Ячур: - А-то сейчас вот лягу спать, будешь тогда всё знать. Угроза подействовала и, успокоившись, Ячур продолжил, объясняя непонятное внуку. При этом, подняв указательный палец выше головы, и помахивая им в такт своим словам, словно утверждая, что каждое сказанное слово является истиной. – Время тогда внучёк по-другому текло, больше сорока зим мало кто жил. Понятно? - Угу, буркнул Волос, хотя он явно ничего не понимал, но очи вытаращил, преданно глядя на деда. – Так вот, было мне двадцать четыре зимы и жил я в городе под названьем Ягода. Я тебе рассказывал, что такое город. – Да, да закивал Волос: - Но я деда не совсем понял, ты говорил, что людей в этом городе было так много как звёзд на небе. Почему же сейчас никого нет, а? - Вот, я сейчас и расскажу, почему нет! Очи деда, тускло замерцали в темноте, при этих словах. Город наш стоял на берегу большой  реки, и была она так широка, что если глядеть на другой берег то появляющиеся там люди, казались ростом с букашку. Волос внимал, открыв рот. Дед строго глянул на него и сказал: - Внучёк у тебя рот раззявлен. – Знаю, я сам его раззявил. – Гм, ну всё же закрой его, а то вдруг Ворон сверху полетит, нагадит ещё нечаянно. Волос захлопнул рот, испуганно глянул наверх, потом на деда  и обиженно насупился. Прочистив горло, дед продолжил: - Текла наша река почти через всю страну, которая называлась Гипербореей. Города  в нашей стране, тоже вот как звёзды побольше и поменьше были и везде жили люди, во всех делах они успевали и всё могли. По воздуху летали и под водой плавали.
   Но вот настало время когда, возносясь в своей гордыне, они забыли про Богов, которые незаметно им помогали в жизни. Люди начали считать, что богов нет, и не было, что они сами и есть боги. Вот тогда и началась внучёк, ещё незаметная для людей битва Богов.
Гиперборея была не единственной страной на земле, были и другие страны.  Некоторые из них хотели захватить нас, потому как была наша земля большой и щедрой, а погода намного лучше, чем скажем в Атлантиде. – А Атлантида это чё дед? – Это Волос чужая страна, и люди там другие, с тёмными волосами, могучи и статны. Плодилось их много, а вот места где жить не хватало. Время от времени между нашими странами вспыхивали войны. Война это когда люди убивают друг друга, дабы завладеть чужой землёй, или получить власть над населением и доступ к щедротам завоёванной страны. Тогда людей было много и они не жалели друг друга, пояснил Ячур. Атлантида была очень сильной страной, потому как на неё никто не нападал. Во-первых, дед загнул один палец: - Там было много воинов. Во-вторых, второй палец прижался к ладони: - Она была окружена со всех сторон водой, туда можно было только плыть. А много ли с собой возьмёшь провианту и оружия. И самое главное, согнулся третий палец: - Атланты укрепили берег, сделав его неприступным. Летать люди, конечно, могли но, прямо из воды, и воспарить аки птах, практически не возможно.
Ячур задумался, как объяснить внуку, что же произошло на самом деле. Открывать тайну Даждя он не хотел, да и вообще, надо изживать это знание полностью. Память перенесла его в прошлое. Спустя много лет он понял, что это светлые боги отомстили людям за их предательство и гордыню. Сам Сварог специально послал Даждя, чтобы тот дал людям, своих детей, да ещё раздразнил земных правителей до умопомрачения. Отомстил за то, что люди вместо богов начали превозносить деньги, золото и самоцветы, тем самым открыв в мир Богов лазейку, новому и страшному божеству Жадобе. И ничего не могли с Жадобой поделать старые Боги, ибо, с ним была вера людская. Да-а, жадность восстала над миром и повела его в небытие.
   Резко повысилась преступность, да так что из дому без оружия нельзя было выйти, сами дома стали больше походить на тюрьмы. Начались усобицы, насилие, резня, ведь земные правители думали только об одном, как ещё больше набить свои сундуки золотом и самоцветами. Появились обособленность и равнодушие, страх, трусость, злоба и алчность. Вырубался бор, зловонные нечистоты отравляли воду и воздух, Улетала птица, уходили звери подалее от людей. Даже кошки и собаки убегали, чувствуя беду. Начался голод и разруха, на фоне этого начались доселе неведомые эпидемии. Зато падальщики потянулись поближе к городам, почуяв приближение поживы, плодится стали насекомые, крысы и вороны.
   Ячур вдруг вспомнил случай, когда хмурым осенним днём он возвращался с учёбы домой, весело насвистывая незатейливый мотивчик и слегка размахивая сумкой в такт. Улица была почти пустынна и только возле одного из домов стояли подростки, которые явно были чем-то увлечены.  Некоторых из них Ячур встречал на учёбе, а вот самый рослый был ему не знаком. Подойдя ближе, и увидев, чем именно были заняты ребята, Ячур из праздного любопытства подошёл к ним. Они выманивали серого пушистого котёнка из-под крыльца, подсовывая ему кусок булочки. Ему было от роду луны три-четыре не более. Ячур вспомнил, что видел этого котёнка на руках у старушки, которая обычно по вечерам, сидела на лавке возле этого дома. Недавно старушка умерла, дом закрыли, а котёнка, который был с ней, попросту выгнали. Теперь он сидел и плакал под крыльцом, мелко дрожа всем телом от голодной слабости и внезапного одиночества. Услышав зов, он встрепенулся и явно обрадовался, унюхав хлеб. Выбравшись из-под крыльца, громко замурлыкал, ведь бывшей хозяйке это нравилось, полагая что, новым людям его песня придется так же по душе, и ему дадут еду.
   Но тут Ячур увидел, как рослый мальчик схватил котёнка, а кусок булки, засунул себе в рот, и громко чавкая, что-то сказал. Котёнка же сдавил, так что тот не мог даже дышать, и только разевал в беззвучном крике рот. Заподозрив неладное котёнок попытался вырвать хотя бы лапы из цепких объятий и защитится, но его попытки не увенчались успехом потому как слишком неравные были силы. Подростки засмеялись, а один присоветовал: - Воткни ему в очи что-нибудь и оставь там, вот хохма-то будет, а то ишь как зыркает. «Рослый», с ленивой улыбкой начал озираться, подыскивая, чтобы такое придумать. И подобрав острую и грязную щепку, поднёс её к зраку, почему-то сразу замершего котёнка. Поняв, что сейчас должно произойти Ячур в ужасе закричал: - Не надо! Отпустите его или мне отдайте, я его домой заберу. Подростки зло засмеялись. Одна из девочек презрительно хмыкнув, демонстративно сделала шаг в сторону, всем своим видом показывая что, для неё Ячур теперь находится на уровне таракана не более. Повернувшись к Ячуру «Рослый» прищурился, словно в очи ему попал едкий дым и, оглядев его, долгим взглядом с ног до головы как бы сквозь зубы, шепелявя и растягивая слова, при этом вихляясь всем телом, сказал: - Ещё чего мля, лишать нас всех такого зрелища, иди домой Сявка, мамину кашку кушать. Перестав, щурится он с хрустом, вдавил щепку в остекленевший от ужаса и страха выпученный зрак. Котёнок завизжал и задёргался, силясь вырваться. Подростки, сгрудившись с жестокими улыбками, жадно глядели на мучения беззащитного котёнка, который извивался и шипел от непереносимой и неожиданной  боли. А «Рослый» тем временем метил вторую, толстенную щепку к другому зраку и криво улыбался.
   У  Ячура потемнело в очах, как будто это ему их выткнули. Закричав, он со всей силы ударил «Рослого» в лицо сумкой, раздирая замочком ему щёку. – Ты чё мля? Только и смог удивлённо произнести «Рослый», выронив котёнка. Сначала опешив, но быстро придя в себя, подростки сразу сбили мальчика с ног, принялись топтать его, подпрыгивая и вкладывая в удар вес всего тела…
   Когда Ячур очнулся, то не сразу сообразил, где он и что с ним произошло. Он лежал в грязи, в голове шумело, и вместе с ударами пульса нарастала боль во всём теле. Ячур тяжело сел, из разбитой головы текла кровь, левая рука распухла возле кисти и плохо слушалась, к горлу подкатывала тошнота. Пошёл мелкий дождь, принося мальчику некоторое облегчение. Смеркалось. Оглядевшись, он увидел свою разодранную сумку с вывалившимися учебниками, тут же втоптанная в грязь лежала его шапка, а дальше под крыльцом, сидел котёнок. Сжавшись в маленький пушистый комочек, дабы не привлечь ещё чьего-либо внимания, и тихо плакал, а из окровавленного ока уродливо торчала щепка. Теперь Ячур вспомнил, что с ним произошло. Он смотрел на котёнка, и ему казалось что, тот тихо жалуется кому-то. В его голосе слышались боль, обида, недоумение и тоска. Ведь он никому не сделал ничего плохого, он просто вспоминал и оплакивал так внезапно исчезнувшую добрую хозяйку. Ячур подполз к крыльцу и, протянув руку, хотел взять этот живой комочек, но тот зашипел на него не подпуская. Усы задёргались было видно, что щепка причиняет ему сильную боль. Вдруг котёнок, перестав шипеть,  принюхался  и жалобно мяукнул. Мальчик осторожно взял его и, положив на колени, стал успокаивать, поглаживая по спине. Затем, прижав его голову, как мог опухшей рукой, Резко выдернул щепку. Котёнок вскрикнул и замолчал, дрожа, прижался к грязной куртке Ячура. Из пустой глазницы у него текла кровавая юшка. Мальчик гладил котенка, невнятно бормоча что-то ласковое, кривясь и ойкая от дёргающей боли в руке, вдруг не поверив ушам, прислушался. Нет, он не ошибся. Котёнок тихо, всё ещё всхлипывая, пел. Тут Ячур не выдержал и заплакал в голос, размазывая кровь, грязь и слёзы по лицу. Он понял, что котёнок пел, успокаивая его. И боль действительно становилась терпимее...
   - Деда, дед ты чего а, опять уснул что ли? Ячур вздрогнул, возвращаясь от своих мыслей: - Э-э-э, внучёк, где я остановился то? Смущённо спросил Ячур, почёсывая лоб. – Ну, что Атлантида была сильной и неприступной. – Вспомнил, вспомнил, кивнул головою дед: - Так вот жители Атлантиды боялись, как бы кто не пришёл и не завоевал их. Вот тогда  Атлантида и Гиперборея, да и другие страны, стали выпрашивать у Даждя его детей. –   А зачем это деда, поинтересовался внук. – Понимаешь ли, люди думали, что чем больше у них будет детей Даждя, тем они будут могущественнее и защищенные. Этих детей сажали в темницы и держали там, чтобы самим не обжигаться. А когда нужно было убить кого-то, то дитя Даждя выпускали и он на радостях поджигал и разрушал всё вокруг себя на большом расстоянии. Д-а-а, страшные времена были, произнёс дед, вперив свой взгляд, сквозь ветви дуба и замолчал. –  А с тобой что было? Волос потрогал деда за руку, боясь, что тот опять уснёт. – А то и было! Пришёл, как-то домой и вижу, нет больше дома, сгорел он и все родные в нём. Один только кот сидит на пепелище и орёт тоскливо. Забрал я его и пошел, куда очи глядели да ноги вели.
   Вскоре я прибился к ватаге парней и девчат, хорошие ребята были. Они сажали деревья, и чистили родники, по всей стране нас было не так уж мало. К тому же нам помогали старые Боги. - Как же их звали? Спросил с любопытством Волос. Ячур решил не говорить Волосу их имена, да и зачем ему знать, как звали теперь уже мёртвых Богов. И он ответил: - А вот так и звали старые Боги, а нас, называли староверами.  По всей стране у нас были свои храмы и волхвы. Но староверов всячески старались притеснить и унизить за, то, что наша вера оставалась незыблемой. А вскоре вообще объявили, что нас следует убивать как врагов. Тогда объединившись, мы поднялись на восстание. Конечно, понимая, что силы были  неравные. Да и нашим Богам в последнее время приходилось туго. Убивали их адептов, капища и храмы ломали и жгли. Похищались артефакты, без которых наши волхвы не могли работать в полную силу, к тому же целенаправленно уничтожались жертвенники и алтари. А староверов оттесняли всё дальше и дальше, к льдистым водам. Поэтому мы и восстали – от безысходности. И там, в снегах, на берегу льдистого окоёма, мы приняли последний бой, отчаянный и безнадёжный. Наши Боги пришли к нам на помощь, встав на  защиту. Нас к тому времени оставалось совсем мало, а враги намного превосходили  числом, и вооружением. Но к чести сказать, никто из нас не дрогнул. В бой пошли все  старики, женщины и дети. Старые Боги были в первых рядах и погибали на глазах у тех, кто в них верил. В том страшном бою, пали все наши собратья и Боги. Повергнув нас, победители почему-то не стали добивать ещё живых, и грабить мёртвое войско. Они даже не собрали оружие и доспехи, что никак не увязывалось с их жадностью. Тем более что доспехи старых Богов были сделаны из сверкающего и очень прочного металла. Они просто повернулись и ушли, оставив  своих и чужих раненых умирать на холоде. Когда я очнулся и, ощупав себя, понял, что не ранен, а только  оглушен. В ушах стоял какой-то звон, может это звенела тишина, или ещё что-то, как бы там не было, этот звон оборвался, когда я услышал стон. Сообразив, что уцелел не один, поднялся и помог раненому. Обследовав всё ратовище, обнаружил в живых ещё несколько человек. Кроме меня также оказалась не израненной девушка, которую звали Мак-ша. Вместе с ней я пытался вылечить раненых, но безуспешно, все умерли.
   Ячур вдруг почувствовал что плачет. Он шмыгнул носом и глянул на внука, у Волоса тоже всё лицо было мокрое. Дед смахнул слёзы с бороды и вытер щёки внука, при этом говоря: - Давай спать Волос, опосля расскажу, что дальше было. Внук обиженно отвернулся, но вскоре задышал спокойно и ровно. Ячур покосился на ветку дуба, так и есть, Дворовой помог, наслал сон на внука, молодец. Дворовой сидел на ветке, сгорбившись и свесив ноги, вздыхая тяжко и жалостливо. Видать тоже что-то вспоминал и воспоминания эти были не из приятных.
   Ячур никак не мог заснуть, воспоминания отгоняли сон, заставляя переживать вновь и вновь давно прошедшие события. Вдруг подал голос Дворовой: - А наши то, после огня меняться стали, быфало фстретишь друга, шерез фремя другой станофится, А то и фофсе не узнаешь. И я фот. Дворовой издал какой-то хрустяще-булькающий звук, потом зашуршал, придвигаясь ближе: - Прости конешно Ящур, произнёс он, шепелявя и смягчая твёрдые звуки: - Но што дальше, то с тобой было, неушто мёртвых ел? Ячур резко повернулся к Дворовому и хотел, было отругать его, но почувствовал, что Дворовой действительно не понимает, как усталый человек может пройти путь от льдистых вод хотя бы туда, где растут деревья и смягчился. Ячур сам не заметил, как начал рассказывать Дворовому о своих приключениях.
   - Я один стаскивал одеревеневшие тела своих однополчан в большую и жуткую кучу. Мак-ша тогда приболела, и лежала в снежной берлоге, наспех приспособленной под жильё. Мой кот  был с нею, и вообще я стал замечать, что после боя кот ни на шаг не отходил от девушки. К чему бы это? Перетаскав всех однополчан в кучу, я помог выбраться из берлоги Мак-ше, для того чтобы она прочитала молитву. Девушка была хоть и молода, но почиталась у староверов как волхв одного из богов земли. Понятное дело на молитву никто не откликнулся, ведь боги лежали в той самой куче, на самом её верху. – Зажигай их, прошептала Мак-ша. Я быстро исполнил это по нашему похоронному обычаю. Костёр стал разгораться, и я отошёл от него. В это время ко мне подошла Мак-ша и сунула  в руку  нож, который явно принадлежал ранее одному из Богов. Ячур нисколько не сомневался, какому именно, с удивлением открыл, было, рот для вопроса, но Мак-ша опередила меня, отвечая на мой не родившийся ещё вопрос. Она тихо рассказала мне, что перед битвой наш старый Бог велел ей, сжигая их тела, произнести тайное заклинание, а после этого ты должен отрезать мне язык. Дабы я по своей глупости, не смогла воспользоваться этим заклятием вновь, для каких-либо своих нужд или целей. - Выполнишь ли ты последнюю волю Бога! Девушка смотрела на меня спокойно и строго, тонкие брови были вопросительно вздернуты вверх. Онемев, и выпучив очи, я кивнул, не в силах произнести ни слова, про себя думая: - Видно для этого и сберёг Мак-шу Бог, сейчас вот прочитает заклинание и умрёт. Что я один во льдах делать буду, и меня тоже ведь зачем-то оставили в живых? Ячур вытер со лба пот рукавом и глубоко вздохнул. Ужасный костер, где вместо поленьев лежали мои друзья и Боги, уже пылал вовсю, Мак-ша встав к нему лицом громко начала читать литанию. Слушая её монотонный речитатив, я похолодел, волосы на всём теле встали дыбом, а члены закостенели.  Когда я понял, что это был язык  мёртвых Богов, тут же закрыл ладонями уши. Её слова всё же доносились до меня, впиваясь в мозг острыми иглами. Они падали в костёр мерно, как удары гонга, и при каждом слове костёр менял свой цвет.
Неведомая сила налетела сзади. Я даже не успел удивится, только почувствовал как меня сжало и потянуло вверх. Нож выпал,  руки и ноги вывернуло, пронзая всё тело, хлынула боль. Я завопил, но голоса не услышал. Безжалостно раздирая тело, боль проникала всё глубже. Серый дым ринулся мне на встречу, видно от костра, и я почувствовал, что страшная хватка ослабла. Не взирая, на боль, и собрав все силы, я рванулся вниз. Снег ринулся мне на встречу. На боль, уже не приходилось обращать внимания, в голове билась только одна мысль. Нож! Сделав несколько прыжков, я добрался до лежащего, на утоптанном снегу, ножа и, стиснув рукоятку, обернулся, вглядываясь, в то неведомое что хотело меня убить. На встречу нёсся снежный вихрь с темнеющей сердцевиной. Взмахнув рукой и примерившись, я метнул нож. Сияющее лезвие вошло точно в середину снежного урагана, тот разорвался и осыпался снежной пылью. Что же это было? Думал я, и тупо глядя на окровавленный нож, лежащий на сугробе подняв и обтерев, его я тревожно огляделся. Ничего опасного, лишь Мак-ша невозмутимо произносила возле костра свои страшные слова, похоже, даже не заметила ничего. Наконец, она закончила. Я дёрнулся как ужаленный, ноги сами понесли меня к ней. Девушка открыла рот, и я не раздумывая, оттянув ей, язык полоснул ножом. Брызнула кровь, Мак-ша зажав рот ладонями, отшатнулась от меня, в муке мотая головой. Язык же в моей руке вдруг задёргался, от неожиданности, я выпустил его. Он упал мне под ноги, с изумлением увидел, что он пытается отползти от меня и скрыться. Думая, что его следует бросить в костёр, я потянулся к нему, но меня опередил кот, схватив язык, тут же сожрал его как мышку. Меня передёрнуло. В этот момент в костре что-то затрещало, послышался гул и невнятный шёпот, а голубые искры густым потоком устремились ввысь. Последняя воля старого Бога свершилась.
   Я взглянул на Мак-шу, кровь уже унялась, и гримаса боли уже не так сильно искажала красивое лицо, выпрямившись, она глядела в догорающий костёр, мелькнула мысль, что это последнее тепло согреться, уже завтра будет нечем. Мне вдруг почудилось, что она стоит в каком-то искрящемся ореоле, казалось, что вокруг неё, вспыхивают и гаснут мельчайшие искры, всевозможных цветов и оттенков. Подойдя к ней, сказал об этом, она, кивнув, улыбнулась. Вдруг у меня в голове раздался вкрадчивый, мягкий голос, он тихо говорил, о том, что этот ореол есть общий подарок всех старых богов, в благодарность за тризну. И у тебя тоже он есть! – А ты кто? Спросил я бледнея. - Ты ещё не понял? С ехидцей произнёс голос: - Кот я твой с одним зраком. Я с недоверием уставился на кота, он спокойно сидел, глядя мне в лицо. В этот момент мне почудилось, что кот улыбается. Я повернулся к девушке: - Ты слышала? Она кивнула в ответ. – А теперь! Продолжил кот: - Идите за мной. Обняв Мак-шу за плечи, я повёл её вслед за котом, пробираясь между торосов и оскальзываясь на льду. После заклинания и перенесённой боли девушка почти теряла сознание, взгляд был мутный и равнодушный. Вскоре кот привёл нас к сверкающей сфере довольно внушительных размеров, и непонятно из чего сделанной, толи из тумана, толи из звёзд. – Нам что туда? Уже ничему не удивляясь, спросил я: - Да. Кот шагнул в сферу и исчез.  Делать нечего, взявшись с девушкой покрепче за руки, мы робко вошли внутрь. Сфера пропустила нас в себя с какой-то поспешной упругостью. Внутри было тепло и сухо.  Дневной свет проникал с трудом, поэтому мы не сразу заметили чашу, стоящую на полу. Вскоре глаза привыкли к полумраку и  оглядевшись, ничего кроме чаши не нашёл, в которой находилась жидкость похожая на воду. Как и всё вокруг она искрилась и вспыхивала звёздным светом. Скорее всего, это было отражение потолка. Подойдя к чаше кот, полакал и предложил нам, только тут я почувствовал, как пересохло горло и хочется пить. Нагнувшись,  поднял чашу и протянул Мак-ше, отпив несколько глотков, она кивнула мне.  Допив жидкость, я ощутил непомерную усталость во всём теле и захотел спать. Устраиваясь на полу, ещё успел удивиться, как это так быстро уснули Мак-ша и кот. Положив перевёрнутую чашу под голову,  покосился на спящую  девушку. Мне стало казаться, что следы копоти и крови исчезают с её лица сами собой, но приписав это неверному освещению, успокоился и закрыл очи.
   Проснулся от жажды, и нестерпимо хотелось кушать. Потягиваясь, восстановил кровообращение, увидел Мак-шу и кота, они уже встали. Подняться сразу не удалось, ноги и руки, сильно затекли. Кое-как поднявшись,  разглядел над своей головой не купол, а ночное небо. Звёзды указывали, что нахожусь я на юго-востоке от своего города Ягоды. Но как это я от льдистого окоёма попал в такую даль, да ещё во время сна? Вскоре наступил рассвет утренняя прохлада, прояснила голову. Мы стояли на берегу большой воды. Пологий берег мягко переходил в опушку, а далее темнел зеленью молодой бор. Перемещение из зимы в лето, меня не удивило, понятно, что это добрый умысел старых Богов, значит так и должно быть. Сейчас нам надо найти пищу и воду. Мы заспешили к бору. В овражке Мак-ша заметила густые кусты малины, мы ринулись к ним. Наш топот спугнул зайца, выскочив из-за куста, он остановился и с любопытством, стал нас разглядывать. Не раздумывая ни мгновения, я метнул  нож. Целится, и рассчитывать полёт ножа мне было некогда, просто надеялся на удачу, и ещё на странную уверенность в меткости. Я ликовал, нож поразил зайца точно в грудь, подскочив к трепыхающемуся тельцу, вырвал нож, и приник к ране, высасывая кровь. Мне казалось, что промедли  я хоть мгновение, то упаду и умру с голоду.  Кот шуршал где-то рядом. Вспоров тельце и выпотрошив его, не удержался, взял печень и съел прямо сырую. Утолив чуточку свой страшный голод, я вспомнил о спутниках. Кот сидел, рядом поедая заячьи внутренности, при этом он урчал и давился, видать не менее моего проголодался, и как видно перестал таки разговаривать гиперборейским языком.  Мак-шу я увидел в малиновых кустах, она собирала ягоду и неспеша клала плоды в рот. Окликнув её, чтобы она  увидела, я приподнял заячью тушку,  но девушка отрицательно покачав головой, указала на ягоды. Ну и правильно подумал я, язык то неверное ещё болит, а ягода-то помягче будет. Насытившись и утолив жажду из протекавшего неподалёку ручья, мы двинулись по берегу на восток. Ночевали тут же на берегу, питались тем, что подарит вода, и прибрежные плодовые кусты и деревья. Через несколько дней мы подошли к широкой реке, что впадала в большую воду, и двинулись вглубь бора, теперь уже по речному берегу, справедливо полагая, что наткнёмся на какое либо жильё. Местность казалась странной и непривычной, удивляло долгое, ничем не объяснимое отсутствие людей, правда меж деревьев мелькали какие-то тени, своими силуэтами не напоминающие животных, и следы встречались невиданные. По мере нашего углубления в бор, стали, встречаться  довольно странные существа, отдалённо походящими на людей. Роста они были весьма разного; были по щиколотку – совсем малютки, среднего роста, и большие – выше нас, больше чем на туловище. Все попытки приблизится,  не увенчались успехом, завидев нас эти существа, немедленно обращались в стремительное бегство. Изредка встречавшиеся хищники, проявляли не свойственную им трусость, что не могло не радовать нас. Так мы шли и шли, уже две луны, пока не появились признаки осени, а река не превратилась в ручей. Однажды к ночи небо заволокло тучами, и разразилась сильная гроза. Одежда наша уже была сильно изношенна, и совершенно не спасала от потоков воды низвергавшихся с неба. Увидев недалеко раскидистый дуб, мы устремились к нему, ища под его кроной защиту от холодной воды. Ливень к утру прекратился, а вот Мак-ша заболела, её знобило, и видимо был сильный жар. Решили остаться здесь, тем более, скоро должны были начаться холода, нужно было готовиться к зиме, потому как уже отчаялись, набрести на человеческое жильё. Пока Мак-ша выздоравливала, я на холме, ножом, копал подобие землянки. Кот таскал мышей, птиц и всякую лесную живность, когда за работой не хватало, времени поохотится, я ел мышей, землероек и птиц, которых приносил кот. Мак-ша отказывалась от мяса, и мне приходилось носить ей плоды и зёрна. Вскоре землянка была готова для новоселья. После очередной грозы, недалеко ударила молния, росшие рядом деревья загорелись. Обрадованный я побежал туда и, обжигаясь, принёс горящую ветку в землянку. Затем собрал под дубом валежник для поддержания огня. В лесу огонь уже потух, ливень всё набирал, и набирал силу. Так у нас появился огонь, мы построили что-то вроде печи из камней и глины, радости не было предела.
   Осень была в самом разгаре, когда я решил осмотреть дальние окрестности. Смастерив себе лук и стрелы, нарезав несколько крепких тетив из своего сыромятного ремня, был готов, отправится в путь. Мак-ша уже поправилась и ходила по округе, заготавливая на зиму всевозможные дары бора, которые росли поблизости в изобилии. Ясным тихим утром я пустился в путь, прихватив с собою старую сумку со снедью и глиняную плошку для хранения огня. Направился в сторону далёких гор, по пути делая приметены, дабы потом не заплутать.   После нескольких дней пути кончился бор,  и предо мною раскинулось большое поле. С радостью увидел, что на нём росло в диком виде жито, потому как никаких следов возделывания не было видно. Набрав в сумку зерна и тщательно запомнив расположение поля, двинулся дальше. Вдруг из-под моих ног выскочил прятавшийся в колосьях, какой-то уродец и ринулся, прочь вопя от страха. Мне его возгласы показались членораздельными, и неожиданно для себя приказал ему остановиться и подойти. К моему большому удивлению уродец подошел, дрожа от страха, всем своим видом моля о пощаде. Подходить ему явно не хотелось но, тем не менее, он приближался. Не дойдя до меня несколько шагов, он бухнулся на колени, и что-то быстро залопотал, с изумлением я узнал Гиперборейский язык. Уродец именовал меня Богом, молил, не гневится, и пощадить его, жалкую нечисть. Смекнув, что к чему, и успокоив уродца обещанием не причинять ему вреда, стал разговаривать с ним, в душе восторгаясь общению. Выйдя на другую сторону поля, я остановился на ночлег раньше обычного, радуясь новому существу. Натаскав валежника и достав из плошки с гнилушками уголек, разжёг небольшой костерок. Уродец стоял, поодаль наблюдая за моими действиями. – Ну что же ты? Подходи, садись, грейся, тот покорно подошел сев возле костра. – Откуда ты знаешь человеческий язык, поинтересовался я, на что он ответил: - Я же был человеком, и, видя мой недоумевающий взгляд, поспешно добавил: - Раньше. Недоумение моё прошло не сразу, я попросил его рассказать все, что с ним произошло. Всхлипывая и чертыхаясь, он начал своё повествование, тяжело и долго подбирая слова. К его трескучему голосу вскоре привыкли уши, и я старался лишний раз не перебивать.
   -Это случилось давно, именно тогда когда добили староверов. Начались сильные землетрясения, и небывалые засухи, но самое главное появились злые болезни неведомые ранее. У правителя Атлантиды вымерла вся семья, помутившись в рассудке, он выпустил на Гиперборею детей Даждя. Гиперборея сделала то же самое. Множество маленьких солнц вспыхнули, вырвавшись на свободу, убивая всё вокруг. Всё что не рухнуло при землетрясениях, превратилось в пыль. Земля задёргалась в конвульсиях, но вытерпела, и смогла выжить, сохранив воздух. Большая вода поднялась со своего ложа, накрыв земную твердь огромной волной, смывая всё и вся. Много земной поверхности, так и осталось под водой, прошёл слух, будто Атлантиду вода так и не выпустила. Да и большая часть Гипербореи так же осталась под водой. Когда схлынула великая волна обратно в своё ложе, на земле стало тихо, тихо. Возрадовавшись, оставшиеся в живых люди, вылезли из щелей, отнорков и всевозможных укрытий, в которых пережидали гнев Богов, но радоваться было рано. С людьми стали происходить ужасные изменения, очень многие гибли, не выдерживая их. Кроме того говорили, что и душа у некоторых то же подвергалась изменениям, а животные и растения избежали этой участи, но появились совершенно новые виды, как тех так и других. Но вот что было замечено, не все люди одинаково изменялись, а именно. Если человек прятался в конюшне, то потом становился полулошадью, если в хлеву – полубыком, В птичнике – полуптицей и т. д. Люди, которых залило водой в норах, погибали не все, так что некоторые сейчас как рыбы в воде живут, поговаривают что не только как рыбы, живности то в воде хватает. Ещё слышал, что есть такие формы, что человеческого вообще ничего нет, со всех сторон зверь непонятный, а вот, говорит по-человечески.  Видел я однажды такого, пролетал здесь над полем, весь как орел, а туловище зверя невиданного, кричал  человеческим языком, видать искал кого-то, вот так-то, а у соседа моего собака дома жила, любил он её с ней и спрятался. Так потом тоже изменился опять же весь как человек, а голова-то собачья. Я ту собаку видел и скажу что пёс и человек, стали похожи, мордами,  как братья. Ну а кто в Бор утёк да в дупле спрятался, и живности поблизости не было, печальной участи не избежал, у некоторых вместо кожи кора растёт, мягкая правда, у других и того хуже, говорили что в поле… - Остановись, хватит уже! Прервал я уродца: - Понятно мне это, не ясно как давно кончилась война со староверами? Уродец сморщил лоб и зачесал скрюченным пальцем в затылке, наконец, выпучив глаза, виновато сказал: - Не помню я, но если взять человеческую жизнь, тогда до войны ещё, то давно бы помер. И ещё раз, появившись из утробы матери, помер бы от старости. Он замолчал и понурился, забавно стянув щёки к носу. – Расскажи, как это с тобой случилось. – Я из дома мало куда выходил, в нём и спрятался, а потом я стал таким, он расстроено хлопнул себя по тощим ляжкам, печально глядя на меня и горько вздыхая. – Ну а нечистью, зачем зовёшь себя? – Почему я зову? Все зовут! И не я один, нас много. А нечисть потому что след оставляем с тенью, вроде как нечистый. Поднявшись, он потопал возле костра и действительно я заметил на том месте, где он только что стоял, нечто похожее на тёмный туман, который быстро исчез. – Ну, хорошо промолвил я, сделав непроницаемое лицо: - А как узнал что я Бог? Уродец весело взглянул на меня и растянул в улыбке морщинистое лицо: - Да как же? У меня-то следы тенью исходят, а у тебя звёздами, да ты вообще весь в звёздах. Что тут говорить только Боги могут иметь такую искрящуюся ауру. Я сидел поражённый. Уж не этот ли подарок дали нам ныне мёртвые Боги? Сколько же мы спали в сверкающей сфере? И кто я такой на самом деле, неужто и впрямь Бог, в полу-кота не изменился ведь? В голове возникло столько вопросов, что казалось она, лопнет, если я сейчас же не отвлекусь. Повернувшись к уродцу, я спросил первое, что пришло на ум. – Ты хотел убежать, почему не сделал этого, ведь мог? – Не мог! Отрезал тот: - Если смог бы то убежал! Озадаченный я промолвил, вспоминая: - Я и раньше видел в глубине бора тени всякие и существ, но они не подходили к нам, а быстро скрывались. – А приказывал ли ты, им подойти? Неожиданно вопросил уродец. – Нет. Оторопело ответил я. – Так вот! Продолжал уродец, почтительным тоном явно гордясь тем, что знает больше Бога: - Если ты мне прикажешь встать в костёр, я встану в него, даже если буду сильно не хотеть этого. И не выйду из него, даже если буду сильно хотеть этого. Твою просьбу или приказ не выполнить нет никакой возможности, и вообще любая возможность исключена. Он сгорбился, явно ожидая, что я, тут же проведу эксперимент с костром. Поняв его испуг, я сказал как можно миролюбивее: - Давай-ка спать, утро – вечера мудренее. Уродец вздохнул с облегчением и стал тут же укладываться. Его покорность поразила меня до глубины души. Он уснул почти сразу, а я всё думал и думал, переваривая полученные известия. Проснулся когда солнце стояло высоко, потянувшись и зевая, увидел, что нечисть уже нажарил зёрна и сложил горсточкой на листе лопуха. Ели молча, изредка поглядывая друг на друга. Дожевав зерно,  без обиняков, спросил уродца, хочет ли он по собственной воле, пойти со мной. Заставлять его силой  не хотелось, ну а расставаться тем более, я с тревогой ждал ответа. Уродец подпрыгнул от радости, лицо сразу разгладилось, а тёмные очи весело заблестели, кивая головой в знак согласия,  и видимо от нахлынувших чувств, не мог произнести ни слова. Наконец справившись с собой, он благодарно произнёс: - Я пойду за тобой куда угодно, хоть на смерть без раздумий! Посмотрев при этом на меня преданным собачьим взглядом, от чего меня слегка покоробило и смутило. Но настроения моего это не испортило, было приятно, что это существо доверяет мне безгранично. Но подспудно, возникло ещё и чувство ответственности. – А звать-то тебя как? Спохватился я, уродец почесал в затылке: - Да я уже  забыл, ведь столько времени меня никто не окликал по имени.  – Ну-у, ничего, успокоил я: - Любил домовничать говоришь, пусть имя твоё отныне будет Домовой! – Да какой же я Домовой удивился уродец,  разведя руки в стороны: - У меня и дома-то нет. – Будет! Будет у тебя дом, в нём жить станешь, вместе с нами. С восторженным криком существо рухнуло на колени, но я оборвал поток благодарности словами: - Нам надо идти.
 Теперь уже вдвоём мы продолжили начатый мною путь. Дойдя до гор и  обследовав  их  предгорье, повернули назад. Домовой говорил безумолку, и странное дело, его трескотня вселяла в меня уверенность моей божественности. В один из дней ко мне пришло чувство, что за нами кто-то следит. Мне не надо было искать следящего, я чувствовал его взгляд, и знал, где тот находится. Подняв голову, я разглядел высоко в небе точку, и спокойным голосом приказал ей приблизиться. К нам спустился, и взгромоздился на сухую ветку, огромный ворон. На первый взгляд ничего необычного кроме размеров не было, но ворон умел говорить, если отбросить неимоверную картавость, и громогласное щёлканье клювом разговаривал, вполне сносно. После переговоров он оставил за собой право на полную свободу, пообещав оказывать посильную помощь при необходимости, в обмен на безопасное жильё неподалёку от нас. В отличие от Домового, Ворон держался независимо и гордо, хотя тоже по понятным причинам не мог без разрешения улететь. Я согласился принять его условие, понимая, что свобода, великая ценность дарованная небом. Вот так уже  втроём, мы добрались до моей землянки. В начале весны Мак-ша родила девочку, мы дали ей имя Радость.
   Однажды Ворон принёс известие, что возможно видел человека, за перевалом. Без промедления, вместе с ним, я отправился на поиски. На другой стороне хребта, в одной из многочисленных пещер,  наткнулся на мальчишку. – Стой! Приказал я, пользуясь своей силой, он остановился. – Ты кто? Глаза мальчика блеснули, было видно, что он вспоминает слова, наконец, ответил: - Человек. Я от радости обнял его и расцеловал как родного. Да так потом его и назвали Родной. К сожалению он оказался один и не помнил ничего, кроме того что он человек. Так бедолага и скитался один, ища пропитание. Но самое главное, что его самого никто за это время не схарчил. Повзрослев, Родной женился на Радости. Вскоре у них родился мальчик,  назвали Волосом, потому как он весь был покрыт светлым волосом. Но это его совсем не портит правда ведь? – Правда, правда, закивал Дворовой. – Ну, вот и вся моя история, а то мёртвых ел. Ячур погрозил Дворовому пальцем, тот поспешно отодвинулся и исчез в листве. Ячур уже не смотрел на него, думая о детях, вот уже долгое время отсутствующих. Родной и Радость, вместе с Вороном, ушли искать людей. Прошла уже третья зима, хотя это и ни для кого не срок. Ячура уже перестало удивлять то, что годы идут, а он всё живёт и живёт, потеряв им счёт. Засыпая, он подумал, хорошо было бы, если Родной найдёт  девочку – невесту для Волоса, ой хорошо.
   Вскоре под дубом послышался мощный храп. Спали все, поэтому никто не видел, как с разных сторон к спящим, подошли двое великолепных мужчин. Оба были в добротных плащах с капюшонами. Только у одного был белый плащ, переливавшийся белым туманом и звёздным светом, а у другого – чёрный, и стоял он будто окутанный мраком. – Ну что, проиграл пари Светлый!? Расплачивайся теперь, промолвил мужчина в чёрном. Светлый откинул капюшон, и по-мальчишечьи смешно сморив нос, зажмурился и, затаив дыхание наклонился. Тёмный радостно улыбнувшись, отвесил Светлому звонкий щелбан и оба рассмеялись. – А что? Произнёс Светлый: -  Давай новое пари. А эти, он кивнул на спящих под дубом: - Станут теперь твоими адептами. Или слабо? – Договорились, ответил Тёмный: - Заклад тот же! Они пожали друг другу руки и разошлись, растворившись в ночи.  Тут же проснулся Дворовой и испугался. Никогда ещё за много лет он не засыпал ночью. Подумав, он решил утаить от Ячура это происшествие.
   Где-то далеко, далеко, Родной и Радость отыскали всё-таки девочку, и довольные пустились  в обратный путь.
   Мужчина в чёрном плаще, шагая через реальности и легко сворачивая пространства, тоже спешил домой и думал. Вот так, в который раз уже замыкается круг цивилизации. Теперь и до меня очередь дошла. Может у меня получится лучше, хотя вряд ли. Светлый из кожи выпрыгнет, чтобы помешать мне. Впрочем, так же как и я, ему мешал. А может быть Серый поможет? Внезапно его мысли перекинулись на, совсем ещё юных молодых Богов, спящих под дубом. С грустной улыбкой он вспомнил себя на их месте. Как же давно это было. Помогу им ещё отыскать людей, и всех без исключения, сделаю своими адептами. Первое, что необходимо  это наведаться к Серому, пока меня не опередил Светлый. Мужчина неожиданно от радости подпрыгнул, словно юнец и, крутанувшись на месте, стал танцевать, рассыпая чёрные искры. Потом запахнув плащ, поспешил к дому с мечтательной улыбкой на лице.
Родной не раз ходил по всей Гиперборейской земле, привёл ещё несколько людей. Каждая новая семья неподалёку строила себе жилище, а дар мёртвых Богов частично переходил ко всем. Так и жили, обрастая землянками как посадом.
   Прошло время. Люди теперь величают нас Богами и прародителями славной земли. Меня Ящером зовут, а то и просто Щуром – Защитником каждого. Мак-шу – Макошью, она является покровительницей земли нашей. Родной стал – Родом, А радость – Рожаницей, покровители людей Славных. Внучёк Волос, стал могучим Велесом – Покровителем животных. Девочку, которую отыскал Родной, называют холодной Мораной – повелительницей Стужи и снега. Один паренёк сам нашёл нашу землянку, и остался с нами, что-то никак они с Велесом не поладят. Его называют Богом грозы – Перуном. Все мы любим Славных людей, которые верят нам, помогаем им и защищаем их, насколько хватает наших сил. Ибо нашей едой ныне стала вера людская, из неё мы и черпаем свои силы, а что будет дальше нам неведомо.
 



                ЗАЩИТА ПРЕДКОВ

Давным-давно,  на славянских землях, ещё не было столько людей, как ныне, а точнее их было совсем не много. Это произошло, когда не было ни  Москвы, ни Киева,  ни Новгорода с  Ладогой.  Тогда ещё домовые откликались на зов людей, а в глухой чащобе, можно было, нос к носу столкнутся с лешим или лесными духами. Так же можно было запросто повстречаться с Богами, поговорить с ними, или просто увидеть со стороны. В то время было множество Богов, они исполняли свои обязанности на земле, которые человек не всегда разумел. В основном, люди всех Богов делили на три вида.  Конечно же, первыми были так называемые, светлые Боги – они, когда хотели, и могли, помогали людям в быту и прочих делах. Следом шли, серые Боги.  Они могли помогать людям, могли и не помогать, что происходило чаще всего. Но никто не слышал и не видел, чтобы серые Боги творили человеку зло. Последними были тёмные Боги. Свои дела они творили, как правило, ночью, и человеку не приходилось ждать от них, ничего хорошего. Хотя всё же рассказывали старцы, одну легенду. Однажды охотник встретился в чащобе с хмурым и явно раздражённым тёмным Богом.  Тот не только не сделал ему зло, но ещё и подарил копьё, которое не знало промаха. И всего за то, что охотник смог поднять  настроение и развеселить Бога.  Вот в те стародавние времена это и было.
   На берегу неширокой тихой речки, у опушки бора, стояло печище. Недалеко виднелось, явно отвоёванное у бора, поле с дружными, зелёными всходами. Возле околицы высились несколько прошлогодних омётов сена и соломы. Был тихий тёплый вечер.
Яр, уже заканчивал рубить дрова, и поторапливался, дабы успеть поиграть с друзьями в увлекательную охотничью игру.  Он уже представлял, как его стрелы метко вонзаются в соломенную мишень, которую, по лугу, волокут подростки на длинной плетеной верёвке. Замечтавшись, Яр уже слышал восхищённые возгласы девчат, и завистливое сопение парней, которые были менее удачливы. Вдруг ломая грёзы, беспокойно и протяжно заверещал Домовой. Сразу сжалось сердце от плохого предчувствия, бросив топор на поленья, Яр выскочил из-за дровяного навеса, во двор. На крыльце дома, метался и причитал Домовой, тыча мохнатой ручкой в сторону бора. Наконец разобрав его причитания, Яр вздрогнул. Домовой возбуждённо щебетал только  одно слово: - Настёна! Бледнея, парень взглянул на опушку туда, где начинался бор, за деревьями несколько раз мелькнуло и исчезло платье Настёны, его младшей сестрёнки. Яр бросился к бору, на бегу окликая сестру. Он знал, что Настёна боялась бор и никогда не подходила к нему так близко. Этот исполох появился у неё после того как огромный, косолапый Бер, задрал отца почти на самой опушке. Мать тогда сразу слегла, да так и не поднялась и безжалостная Марана, забрала  её к себе. В сгущающихся сумерках, в глубине бора, Яр вновь  увидел мелькнувшее светлое пятнышко платья и ринулся туда. На бегу, парень звал сестру по имени, но отклика так и не услышал. Вскоре он увидел, что оказался на том же месте, откуда начал погоню. Стало совсем темно, выйдя на опушку Яр, заплакал, но услышав, что к нему приближаются родичи, быстро смахнул слёзы. Негоже мужчине лить слёзы на виду у всех. – Что у тебя случилось? Обеспокоенно спросил  запыхавшийся дядька Ждан. Его широкое лицо выражало живую обеспокоенность, борода раскудлатилась и теперь все волосы в ней, словно старое липовое мочало, торчали во все стороны. – Отроки сказали мне, что ты с криком побежал в бор, тебя долго не было, я решил тебя встретить. Яр, волнуясь и изредка шмыгая носом, рассказал ему что произошло. Дядька Ждан был самым близким родичем, всегда помогал и всячески опекал Настёнку и Яра, особенно после того как они стали сиротами. Неоднократно он звал их в свой дом, но Яр отказывался, считая, что стал достаточно взрослым, чтобы прокормить себя и сестрёнку. Внимательно выслушав Яра, дядька угрюмо сказал.  Что Настену видимо, заманил в бор, какой либо Дух, или ещё кто посильнее Лешего, так как последний водил в это время Яра по кругу, отвлекая от сестры. Человеком похититель быть никак не может, потому как, Домовой не смог бы почуять его так далеко от дома. Парень порывался на немедленныё поиски, но Дядька Ждан пришикнул на него, и велел к рассвету хорошенько выспаться.  Пообещав, что с зарёй все охотники и парни выйдут на поиски Настёны, им тоже будут нужны силы, потому как незнамо, сколько времени по бору ходить придётся. 
   Яр долго ворочался на лавке, безуспешно пытаясь уснуть. Перед его взором всплывало личико Настёны, и он представлял её сжавшейся комочком сидящей, где-то под кустом в бору. Он без устали молил Богов, чтобы сестра смогла пережить эту страшную ночь. Потом он начал просить о помощи отца, мать, и всех своих  умерших пращуров которых помнил и знал. Вдруг ему послышались лёгкие шаги на крыльце. Решив, что это кто-то из друзей хочет его успокоить и разделить тревогу, он поднялся, засветил лучину и повернулся к двери. На пороге стоял крепкий сухой старик,  вытирая лапти о половик, хотя на взгляд Яра лапти были  чистые. От неожиданности парень открыл, было, рот но, спохватившись, пригласил незнакомца войти, придвинув лавку к столу. На стол поставил плошку с квасом  сверху накрытую внушительным куском хлеба. Старик улыбнулся, карие глаза его сверкнули весёлым огнём и, вступив в дом, приложил ладони к печи, здороваясь с домовым. Затем присев за стол, взял хлеб понюхал его, наслаждаясь запахом, отщипнул малость и положил себе в рот, запив его глотком кваса. Обтерев чистую бороду и внимательно вглядываясь в оробевшего парня, он сказал: - Ты звал меня! Я здесь ближе всех находился вот и пришёл. Твой дед был мне внуком, и зовут меня Огнеяр. Яр вспомнил, как дед рассказывал ему, о своём дедушке, когда ещё был жив, и что ему  Яру, было дано такое имя в честь дедушкиного деда. Яр засуетился вокруг пращура, предложил ещё еду, но тот остановил его, благодарствуя и пеняя на время. Оглядев горницу еще раз и улыбнувшись своим мыслям, пращур спросил: - Зачем же ты звал меня? Сбиваясь и волнуясь, Яр, рассказал ему что произошло. Вышел Домовой, они поприветствовали друг друга. Пращур взял его к себе на колени и склонился к нему, а тот, одной рукой обняв его за шею, а другой возбуждённо жестикулируя, что-то шептал ему, округляя ещё больше, и без того круглые глаза. Когда Домовой закончил свой монолог, пращур предложил ему, хлеб с квасом, но тот отказался, сославшись на, то, что нынешний хозяин его не забывает, затем спрыгнул с колен и, исчез в тёмном углу. Лицо пращура было мрачно и задумчиво, наконец, нахмурив седые брови, и дёргая себя за бороду в такт словам, произнёс: - Выходи немедленно, на поиски Настёны, ибо медлить нельзя. Пращур легко поднялся и, кивнув на прощанье, направился к выходу. – Как же я её буду искать ночью-то в бору? Вопросил в след ему Яр. – Я пошлю к тебе верного провожатого, иди на север  в сторону чёрного ручья, поспеши, увидимся ещё, донёсся уже со двора, тихий голос пращура. Парень быстро оделся, взял старый охотничий  нож, на лезвии которого были вытравлены, тайные руны, и вдруг вспомнил, как пращур Огнеяр улыбался, глядя на него. Тут же память услужливо напомнила рассказ отца, о том, как этот нож попал в наш род. Когда Огнеяр был ещё молод, и даже не имел ещё детей, он повстречал Бога, и тот подарил ему этот самый нож. А вот за что был подарен нож пращуру, и как звали Бога, отец не говорил, всегда отшучиваясь, уходил от ответа. Яр снял лук, висевший на деревянном штырьке, под самым потолком. Взял стрелы и, собрав охотничью сумку, выскочил во двор. Немного постоял, привыкая к темноте, и махнув рукой Домовому, легко побежал в бор.  Парень шёл уже довольно долго, небо  начало сереть, когда навстречу ему из-за деревьев выскочил крупный серый пёс. От неожиданности Яр вскрикнул, и схватился за нож, в перепуге ему показалось, что это волк, но пёс дружелюбно виляя хвостом, разглядывал парня. Успокоившись, Яр побежал дальше, пёс затрусил за ним. На бегу, парень опасливо оглядывался на крупного зверя, но когда их взгляды встречались, пёс неизменно вилял хвостом, показывая этим свою дружелюбность. Всё же Яр остановился и, достав из сумки ломоть хлеба, исполнил ритуальное заклинание могучему Велесу – покровителю животных, и семейного благополучия, попросив хлеб, отогнать любое зло, если оно есть.
   В печище это заклинание, люди знали с малых лет, и обычно использовали его для пришлых людей. Если, пришлый задумает привести в дом беду, или затаил против обитателей нехорошие мысли,  то отведав в доме заговорного хлеба, уже не в силах сделать ничего дурного. Могучая сила  Велеса не допустит урона, ни дому, ни проживающим там людям, ни хозяйству.
   Яр с любопытством разломил ломоть хлеба на два куска, который был больше, протянул псу, а второй стал кушать сам. Пёс осторожно взял и съел хлеб, подобрав все крошки. Успокоившись, парень без боязни погладил пса, и побежал вперёд, уже не оглядываясь, зная, что серый пёс, не держит на него  зла. Наступило утро и небо окрасилось голубым цветом, но в бору лишь слегка посерело. Неожиданно пес, трусивший позади парня, вырвался вперёд и загородил тропку. Яр решил обойти его, сетуя не задержку, но тот явно не пускал его дальше, и рвался в чащу. Недоумевая, парень двинулся в ту сторону, куда тянул его пёс. Позади вдруг с хрустом упало дерево. Яр оглядел место падения дерева и понял, что если  бы его не задержал пес, то  он, уже был  раздавлен. Яр с подозрением посмотрел на зверя, его вдруг озарило, что это и есть тот провожатый, о котором обмолвился пращур. Теперь уже пёс бежал впереди а человек следовал за ним. Было уже за полдень, когда они вышли к ручью. Так далеко от дома Яр ещё никогда не был, но знал это место по рассказам.
   Чёрный ручей знали в печище все охотники. И ни один из ныне живых не переходил на другую сторону ручья, ибо оттуда никто не возвращался. На берегу ручья парень оробел и остановился,  пес же порывался на другую сторону. Яр развязал сумку, достал хлеб и, отломив кусочек, задобрил водяного, потом подкрепились сами, и напились из ручья. Яр задумчиво смотрел на чёрную воду, какое меткое название дали ручью. Солнце почти не проникало к нему, а прошлогодние листья, застелили всё дно. Поэтому вода в нём действительно казалось чёрной. Опять перед взором возникло лицо Настёны, взвизгнул пёс и, вздрогнув, парень стал раздеваться. На другой стороне ручья бор казался тёмным и мрачным. Перейдя ручей, они попали в тень незнакомых и странных деревьев. Огромные раскоряченные ветви, толщиной в обхват и более почему-то не хотели тянуться к подателю жизни – Светлоликому Хорсу, а неестественно корячились вниз к земле. Впрочем, это не мешало их листве, буйно зеленеть. Вот только пробираться по такому бору, было совсем не просто. Налетевший ветерок зашевелил листву, и принёс запах прошлогодней листвы, и ещё чего-то страшного, пёс вздыбился и заворчал. Меж стволами-ветками мелькнули серые спины огромных волков, их было трое. Волки, молча, сверлили взглядом пришельцев, янтарные глаза пылали ненавистью ко всему живому. Яр достал из-за плеча лук. Волки оскалились, демонстрируя незваным прийдам, устрашающие с палец длинной клыки, молча,  бросились вперёд.
   Яр успел выпустить две стрелы, волк упал истыканный стрелами, на второго налетел пёс, третий прыгнул на человека, сбивая его с ног. Падая, парень успел выхватить нож, слыша, как треснул, словно прутик в зубах волка, крепкий охотничий лук.
Извернувшись, Яр, ударил волка в шею ножом, с удивлением глядя, как на лезвии и рукояти тёмным огнём вспыхнули древние руны. Волк обмяк неожиданно быстро, не успев нанести даже царапины. Выбравшись из-под него, парень увидел, что пёс добивает второго волка, а вот первого нигде не было видно. На том месте, где он упал, лежали только две окровавленные стрелы. Оборотни! Осенило Яра, и он с удивлением взглянул на серого пса, ой не прост пёс, как с первого взгляда показалось, не прост. И  нож видать силу Божью ещё не потерял, разглядывая потухшие руны, думал изумлённый человек. Выкинув теперь уже бесполезный лук, он связал тетивой стрелы и повесил их возле тропы на ветку, авось кому пригодятся, ещё раз оглядев место схватки, пустился догонять своего проводника. Топая вслед за ним Яр, с уважением поглядывал на большой пушистый хвост, и думал. Только за этот день пёс спас его дважды, видать пращур знал, кого посылать на помощь-то, и Яр горячо поблагодарил за это прадеда. Наступила ночь. Парень уже стал выдыхаться, но пёс неутомимо бежал и бежал вперёд. Временами Яру казалось, что зверь  ускорят свой бег. Но вот подбежав к не примечательному дереву, он остановился и, задрав морду, тявкнул наверх. Долго не думая парень полез на дерево и вскоре отыскал дупло, потыкав вглубь ножом и убедившись, что опасности нет, пошарил там рукой.
   Это был старый лук, тетивой к нему была привязана  единственная стрела с тусклым, похожим на срезень, наконечником. Спустившись на землю и натянув тетиву, он уже хотел было опробовать лук, но пёс нетерпеливо тявкая, устремился на восток. К утру усталые и измученные, они вышли к небольшому озеру. Опустившись на берег, Яр уже ни к кому, не обращаясь, сказал: - Всё не могу больше, с ног валюсь! Посмотрев на него, пёс вдруг залез в озеро, да так что из-под воды остались торчать только серые уши, умные глаза, и чёрный нос. Подумав чуток, парень скинул одежду и, испросив позволения у водяного, последовал за четвероногим купальщиком. Вода обожгла холодом, было ощущение, что множество маленьких колючих рыбок, натыкаются на его тело. Через некоторое время пес выбрался из воды и, разбрасывая тучу брызг, отряхнулся. Сорвав пучок водорослей, парень растёр всё тело, и, окунувшись, несколько раз с головой вышел на берег. Присев на корточки, и отгоняя комаров, принялся вытряхивать сумку. Они доели последние крохи сыра и хлеба, хоть сумка полегче станет, подумалось ему. Одевшись, Яр ощутил прилив бодрости, словно это не он бежал без продыху день и ночь. Конечно, усталость не прошла совсем, но после купания идти стало значительно легче.  Теперь они не бежали, а можно сказать крались. Пес часто замирал и принюхивался, да и Яр сам чувствовал повисшую в воздухе опасность. Уже забрезжил новый день, когда они вышли на поляну. Чувство родственное страху, подсказывало парню, что следует бежать из этого места, как можно быстрее и не оглядываться. На поляне сложенное из пяти огромных камней, стояло толи жилище, толи древнее капище. Перед строением лежал ещё один камень, чёрный и страшный, на котором Яр неожиданно увидел Настёну и старика с длинной тонкой бородой. Настёна лежала без движения, но глаза, были открыты, а старик нависал над нею, бормоча и раскинув руки, будто хотел обнять её вместе с камнем. В это время ворон, который сидел на крыше капища, углядел пришельцев,  громко с надрывом гаркнул, захлопав крыльями, взлетел. Старик вздрогнув, заполошно оглянулся но, разглядев зайдов, просто махнул рукою в их сторону, не прерывая своего надтреснутого и гнусавого бормотания. Тут же деревья и кусты стали опутывать ветками и корнями незваных гостей, ворон носился прямо над головой Яра, с оглушительными радостными криками, кося на него красным глазом. Вскоре серому псу удалось  освободиться, и он метнулся к старику. Опоздал, наверное, пес,  пронеслось в голове у парня, ибо гнусавый речитатив старика закончился и тот не по годам легко повернулся к несущемуся на него зверю, взирая на него с презрительной улыбкой сильного. Из-под камня же, начал выползать змей. Его чешуя была покрыта тёмным, переливающимся туманом. Яр лихорадочно рубил сверкающим ножом плетущиеся ветки, когда услышал обрывающийся хрип своего четвероногого друга. Подняв голову, он увидел старика, с разодранным лицом пытающегося сломать псу шейные позвонки. Не раздумывая, парень метнул нож, который словно пылающее копьё вонзился в грудь старика, и вдруг вспыхнув, исчез. Старик захрипел, хватаясь руками за огромную рану, пытаясь стянуть её края, и упал, подминая под себя серого пса, обильно поливая его своей теперь уже не нужной кровью. Деревья перестали опутывать Яра, освободившись, он бросился к Настёне и нависшему над ней змею. Огромный змей холодно разглядывал его, изредка показывая раздвоенный язык. На его, туловище и морде были видны старые шрамы и вообще во всём его облике ощущалась древняя мощь, дарованная Богами. А может быть это и есть, сам тёмный Бог вдруг со страхом подумал Яр. В волнении он натянул лук и, понимая, что стрела  только одна, целился так чтобы уязвить змея наверняка. Но что-то было не так толи со зрением, толи со стрелой, толи сказалась усталость в самый неподходящий момент. Парню казалось, что стрела извивается и, её широкий наконечник уклоняется то в одну сторону, то в другую. От напряжения, звенело в голове, Яр всё сильнее натягивал лук и, вдруг старая тетива лопнула. Стрела так и осталась меж пальцами, а бесполезный лук выскользнул из потной ладони. Рогатая морда змея нависла над ним блестя чешуёй и злорадным взором, жёлтых немигающих глаз с вертикальным зрачком. Человек  не понимал, почему змей медлит и, не атакует его. Звон в голове превратился в писк и оборвался. Яр оцепенел и уже не чувствовал, как змей обвивается вокруг него, сжимая всё сильнее смертоносные кольца. Словно издалека услышал крик Настёны, с трудом разлепив глаза, увидел перед собой разинутую пасть змея, подрагивающий язык и, длинные тонкие зубы. Один клык был обломан, с него сочился желто-зеленый яд. Сил на сопротивление не оставалось, не хватало воздуха, слышался треск, по-видимому, его собственных костей и, ко всему прочему непреодолимо хотелось спать. Ну, вот и всё! Подумал он, закрывая глаза, но тут, же открыл, ощутив, как кто-то взял его за правый кулак и несметную силу, вливавшуюся в него через это прикосновение. Всё резко замедлилось, и пропали звуки. Скосив глаза, он увидел Огнеяра и стрелу у себя в руке, пришло стороннее осознание важности момента, не раздумывая более, Яр с размаху воткнул стрелу, со странным наконечником в испуганно-удивлённый жёлтый глаз чудовищного змея. Замедление прошло, с яростным шипением змей конвульсивно разжался, отбросив человека далеко от камня. Ударившись грудью, Яр никак не мог вздохнуть и подняться, елозя по траве и царапая землю ногтями. Подоспел Огнеяр, наклонился и вдул воздух ему в грудь, как будто поцеловал в уста. Опять от прикосновения пращура появилась сила и воздух с тяжким хрипом и потрескиванием, вышел из груди, но тут, же с хрипом вошёл обратно. Парень отдышался и огляделся, весь мир казалось, утонул в багровом воздухе. Возле камня всё ещё извивался змей, а рядом стоял Огнеяр, и держал за руку Настёну. Неожиданно, закрыв грязными руками лицо, Яр заплакал, с всхлипываньем и подвыванием – как ребёнок. Пращур прикрикнул на него и собрался уходить, дабы не утонуть в болоте, которое именно сейчас и будет здесь вместо поляны. Подавив слабость, парень поднялся и обнял обоих. Багровая пелена прошла, тут он увидел за спинами прадеда и Настены лежащего под мёртвым телом тёмного жреца, серого пса. Яр ринулся к нему. Спихнув тело тёмного жреца в сторону, и  прильнул ухом к мохнатой груди, с радостью услышал очень тихое, но все же, биение жизни. Правнук с мольбой взглянул на подошедшего Пращура. Тот, молча, дотронулся пальцем до сухого чёрного носа четвероногого друга. Пёс сразу задышал глубже и ровнее, вытянувшись даже стукнул по траве хвостом. – Откуда у тебя столько силы, дед? Спросил Яр. – Я же к Велесу ходил выспрашивать её, он мне её дал в обмен на его собственный нож, который когда-то подарил мне, поэтому и задержался, чуть не опоздал. А успел, только потому, что ты стрелу держал в руках. Ведь только ей можно убить тёмного змея, он знал об этом, опасался её и поэтому медлил, действуя наверняка, а иначе не стояли мы сейчас здесь. Их отвлёк резкий треск, испуганно присев от неожиданности Яр оглянулся и увидел, что камень-жертвенник, из-под которого выполз змей, лопнул, развалившись на две части, а из трещины стали появляться белые искорки. Они поднимались всё выше и выше в небо, кружась и сверкая в лучах светлоликого Хорса. – Это души тех, кого так или иначе загубил тёмный змей, между прочим, твои мать и отец, среди них, прошептал пращур. Немного помявшись и переступив с ноги на ногу, он промолвил: - Мне тоже пора.  Обнял правнука, потом подняв на руки правнучку, поцеловал её, и с сожалением, неохотно, осторожно поставил Настёну на землю и весело произнёс: – Давайте домой ступайте, а то Ждан чего доброго ещё оплакивать вас примется, да не рассказывайте ему всего, незачем это. Дед глянул за спину правнука и удивлённо щёлкнул языком. Повернувшись, Яр с Настёной увидели, как тёмная душа змея покидала тело.  Прозрачная почти невидимая тень, извиваясь, устремилась в чащу, издавая тихий стон, толи боли, толи облегчения. В след за ней, сиротой полетел умолкший ворон. Проводив её взглядом, они огляделись, пращура уже не было рядом, обнимая сестру, Яр запоздало поблагодарил за помощь, его и Могучего Велеса. Вскоре поднялся пёс и тяжело подошёл к парню, тот потрепал его ласково по загривку, и направился в капище. Там Яр обнаружил кривой нож с широким лезвием,  красивый голубой самоцвет и сухую лепёшку. Забрав находки с собой, он отковырял, от змеиной шкуры  несколько больших чешуек, для использования их в одежде, для защиты как нагрудник. А стрелу он так и не нашёл. Обняв Настёну и серого пса одновременно, Яр счастливо засмеялся. Вскоре они покинули поляну, направляясь к дому.
Подходя к печищу, встретили улыбающегося дядьку Ждана, распушив бороду и раскинув руки в стороны, он спешил навстречу. Настёнка, со смехом побежала вперёд и бросилась ему на шею. Дядька Ждан весело сказал: - А меня Домовой предупредил, что вы идете, а вот откуда он это узнал, не говорит проказник. А откуда этот пёс? Яр помнил наказ пращура, поэтому сказал. Настену нашёл заблудившуюся. А бездомный пёс прибился к нему  в бору.
С тех пор Настёна не боялась бора, да и большой серый пёс всегда находился поблизости.

   

                ОБЕРЕГ

Записку Сергей увидел сразу, но прежде чем увидеть её, он почувствовал, каким-то своим мужским чувством, что в квартире никого нет. Пахло одиночеством, пустотой и разлукой. То, что жена ушла от него, он понял и без записки но, всё же подойдя к столу, прочёл её, в душе надеясь хоть на какой-то позитив. Знакомый почерк бесстрастно сообщал ему: «Я ушла. Прости. Марина». Сергей стоял посреди комнаты, не разувшись и не переодевшись, тупо уставясь на записку повторяя про себя написанные в ней слова, они отдавались в голове, как тяжкие удары парового молота. Заломило виски. Сергей нервно достал сигарету, прикурил, пальцы мелко дрожали, жадно затянувшись несколько раз, подошёл к  окну.   Вечерний   город,   жил   своей неутомимой жизнью, ему было наплевать, что от кого-то ушла жена, кто-то родился или умер. Мысль застряла в голове, обиженное сознание за что-то зацепилось. - А-а, промычал он негромко, - Вот если я умру, то никому до этого не будет дела, как говорится не горячо не холодно. Мысль обрастала образами и крепла, подумав о самоубийстве, Сергей оробел. В голову полезли страшные мысли о загробной жизни. И почему-то сразу вспомнилась, услышанная где-то фраза: «Самоубийцы на том свете хуже всех живут». Он бросил потухший окурок в пепельницу и машинально закурил новую сигарету. В груди жгло непонятным огнём, а голова казалось, распухла. Мысли возникали и таяли, как снежинки на ладони, но одна не хотела таять и исчезать. Не докурив сигарету, он нервным движением затушил её в пепельнице и зло прошипел: - Так мне и надо олуху, не смог удержать любимого человека, кому я теперь нужен на этом свете? Вспомнилась покойная ныне бабушка. Единственный человек, по мнению Сергея, любивший его безоглядно. В гробу он её не видел, и вообще не присутствовал на похоронах, по причине сдачи вступительного экзамена в  институт, который находился в областном центре. В институт он так и не поступил, хотя  экзамены сдал хорошо. Нужно было платить взятку, а денег как всегда не было. Когда он приехал домой, бабушку уже схоронили, и вот теперь она вспоминалась ему живой, доброй и любящей. Почесав затылок, Сергей переоделся, потом умываясь в ванной, горько подумал. И на стол теперь никто не поставит тарелку с едой. Услужливо вспомнился скандал из-за недосоленного супа. Тогда он в сердцах, выплеснул содержимое тарелки в помойное ведро, при этом обвинив жену в плохой заботе о нём, о муже! Который не покладая рук с восьми до пяти, на тяжёлой и грязной работе, зарабатывает денежки для неё, для жены неблагодарной, которая и суп-то сварить нормально не может. Закрыв руками, лицо Марина расплакалась, и Сергей великодушно простил её позже. По правде сказать, просто сорвал злобу на жене, суп был не причём, неурядицы на работе были вот и всё. Вспомнились и другие скандалы, не менее глупые и несправедливые. Приведя себя в порядок, Сергей не мог понять, почему он торчит в ванной комнате не уходит, на диван или кухню. Ага, пузырёк с сердечным лекарством, Марина последнее время стала принимать это лекарство. Сергей же говорил, что она симулирует и специально притворяется больной, а таблетки пьет, чтобы вызвать жалость и сочувствие мужа, дабы он не приставал к ней лишний раз. Наверное, сильный препарат подумал Сергей, прочитав рекомендации, отвинтив крышечку, он вытряхнул содержимое в рот. Таблеток оказалось много, поперхнулся, запил их тут же водой из-под крана. Его перестало трясти, и как не странно захотелось спать. Написав записку, что уходит из жизни добровольно, он окончательно успокоился, не раздеваясь, лёг на диван и почти сразу уснул. Пробудился он от рези в животе, и остаток ночи, просидел на унитазе, задремать ему удалось только под утро. Проснулся в десять часов, прокляв слабительные таблетки, а заодно и себя, вновь ринулся в туалет. После утренних процедур, Сергею захотелось кушать, заглянув в холодильник, увидел там консервы: - М-м-м, ставрида в масле, это хорошо, пробурчал он себе под нос. Взяв банку, он начал выдвигать ящики кухонного стола, отыскивая консервный нож. Вот он, рядом с коробкой для патронов. Сергей замер. Это же патроны для ружья, как он мог забыть о них.  Ружье висело за этажеркой ещё от отца, а патроны он купил года четыре назад, собираясь, хоть раз в жизни поохотится, но так и не смог, что-то тогда не срослось, не получилось с охотой. Дрожащими руками, с нетерпеливой суетой, он открыл коробку, так и есть десять патронов, не убавилось, не прибавилось. Отодвинув этажерку и достав ружье, лихорадочно зарядил,  щёлкнув затвором,  при этом вздрогнув, покрывшись холодным потом. Как ни странно, он чувствовал себя уверенно, и особо не нервничал. Неспеша, привязал шнурки за отопительную трубу, с другого конца за спусковые крючки, Сергей осторожно взвёл курки, прикрыв дуло грудью и зажмурившись, резко дёрнул ружьё на себя. Сухо щёлкнул курковой механизм. Отяжелев и сглотнув ком в горле, бедолага какое-то время тупо сидел на полу без движения, потом настырно нахмурив брови, перезарядив ружье, повторил процедуру, и скова щелчок. Все десять патронов валялись на полу и ни один из них не сработал. Наверное, отсырели, пришла запоздалая мысль, да правильно какой идиот, хранит боеприпасы, в кухонном столе, такой вот никудышный человек как я, озлобился на себя Сергей. Достал сигарету, закурил, табачный дым поплыл по комнате, исчезая за приоткрытой балконной дверью. Ну что же, благородно уйти из жизни не получается, тогда будем действовать наверняка, в конце концов на восьмом этаже живу. Сергея передернуло, когда он представил себя лежащим  в луже крови и лопнувшей по швам рубахе, посреди толпы зевак. Упрямо нагнув голову, затушил окурок, открыл шкаф и переоделся в спортивный костюм, оглядев себя, удовлетворительно хмыкнул. Почему-то его заботило то, как он будет выглядеть мёртвым. Сергей знал, что прямо под балконом растут деревья, а вот если разбежаться да щучкой, то запросто до асфальта долететь можно. Открыв балконную дверь, срезал бельевые веревки, чтобы не мешали, и деловито смотав их, положил на подоконник. Мешал ком в горле, постоянно с трудом приходилось его сглатывать, но он незамедлительно подступал вновь и вновь. Сергей примерился к прыжку и зачем-то перекрестившись, ринулся навстречу смерти. Всё замедлилось словно во сне, удары сердца стали редкими и оглушительными, шаг, ещё шаг, ещё один, толчок. Под животом проплыло балконное перильце, возникло эйфорическое чувство лёгкости и парения, как будто бы Сергей, словно пёрышко поднимался в небеса. Чётко вспомнился яркий июльский день, купание с надувным кругом и бабушка стоящая рядом. Высокое и светлое парение оборвал жестокий удар, швырнувший самоубийцу во тьму.
- Ну что? Так и будешь лежать? Прозвучал чей-то раздражённый голос. Сергей удивлённо открыл глаза. Кружилась голова, перед взором всё плыло, но не долго. Он обнаружил себя на кушетке, с загипсованной рукой, над ним стоял врач, и с нескрываемой неприязнью, смотрел на него поверх очков. Осознав, что в очередной раз не удалось уйти из жизни, неудачник застонал, и протянул здоровую руку навстречу врачу. Истолковав этот жест по-своему хирург, вдруг смягчился и посоветовал Сергею, благодарить не его, а своего небесного хранителя. Через два дня об этом же говорил психиатр. А ещё через день его посетил журналист местной газеты, ему Сергей рассказал все, что было на душе без утайки. Буквально перед выпиской из больницы, прочитав в газете о вышеперечисленных злоключениях, к нему вернулась жена.
   Через некоторое время Сергей узнал, что в пузырьке из-под сердечного лекарства,  были витамины. Марина насыпала их в красивый пустой пузырёк, прямо перед расставанием. Конечно, это может быть случайностью, но вот патроны, вторая случайность практически невозможна. Но и это можно списать на халатное хранение боеприпасов. Но как объяснить полёт с восьмого этажа, прямо в кузов грузовика проезжавшего в этот момент мимо, доверху набитого обтирочным материалом и ветошью.
   Объяснение этому было только одно, и как бы оно не звучало, удивительно и необычно, но это лично его, Сергея, небесный хранитель, не допустил смерть. Тогда все случайности, даже самые мелкие и невероятные, встают на свои места. Взяв в библиотеке определённую литературу, он узнал из авторитетных источников, что небесные хранители не иначе, как  наши умершие предки. В древности их так и называли Оберег, или просто Пращур. Читая книгу, Сергей всё явственней видел между строк, любимое лицо бабушки и всё больше ощущая её безграничную любовь к нему, которая до сих пор, согревает и защищает его даже сейчас.
Внешне Сергей казалось, не изменился, но стал внимателен к окружающим и жене. У них родились два мальчика, глядя на них со стороны люди, говорили «идеальная семья».
После этих событий прошло уже восемь лет, но каждый раз Сергея пробивает холодный пот, когда придя с работы, он открывает дверь своей квартиры.




                ЖИВОЙ

…Холодно! Холодно! Как я здесь очутился? Ведь я был там! Там, это где? Как трудно вспоминать, да и не хочется. Здесь хорошо. Горы и всё бело и чисто от снега. А-а, снег вот почему так холодно. Скосив глаза, я глянул через плечо. Что это? Вечный снег пропитался моей кровью, она уже растопила его подомной, обнажая острые камни, безжалостно впивающиеся мне в спину. Надо что-то предпринять, а то ещё изойду кровью в этот снег. Стиснув зубы, я перевалился на живот. Но вместо облегчения почувствовал, как сползаю в огромную тёмную пропасть. Как же я её сразу не приметил то, мелькнула запоздалая мысль. Кровавый снег разлетелся из-под моих скрюченных пальцев. Опоры не стало. Глянув вниз, почему-то увидел звёзды, которые изводились в странном танце. Задрав голову, в надежде разглядеть край пропасти, увидел тени. Предчувствуя приблизившуюся беду древнюю-древнюю, и потому неодолимую, не в силах поделится ни с кем этим страшным предчувствием, я безысходно заскулил, осязая душой несметные силы, что обретались за тенями. Но тут моё падение прервалось весьма обыденно, пребольно шмякнувшись, спиной о землю. Чертыхаясь, поднялся, с удивлением обнаружив, что тело не изломано и не болит от ран. После сверкающего снега глаза не сразу разглядели окружающую местность. Но привыкнув к полумраку и оглядевшись, понял, что нахожусь на знакомом мне кладбище. Двинулся мимо окрашенных оградок, холмиков и крестов над ними. Вдруг меня кто-то окликнул по имени. Огляделся, на кладбище никого не было, только лишь с тихим шорохом на землю, сыпались с деревьев зелёные листья, засыпая мои и чужие следы. Что-то не так! Не давая, сосредоточится, меня вновь окликнули знакомым голосом, как будто бы издалека… …Я стоял на краю материнской могилы, а слёзы текли и текли, на зелёные листья под ногами. Определённо что-то было не так, и зелёные листья, и кровавые слёзы, и живые тени, опять подбирающиеся ближе, хоронясь за крестами и холмиками, испуская жуть, и холодную мощь. Вдруг погост преобразился, стало светло и тепло, как в яркий солнечный день. Прекратился шорох, а пугающими тенями даже, пахнуть перестало. Смахнув слёзы, я увидел проходившего мимо, крепкого с небольшой чёрной бородкой  мужчину. Шёл он очень быстро, а может и не шёл вовсе, а летел. Но когда он почти скрылся из виду, до меня донеслись его спокойные слова, адресованные явно мне. – Иди, не время ещё. Эти слова зазвучали во мне мерно, в каком-то тяжёлом ритме. Куда идти-то, за ним что ли, подумал я, безнадёжно шмыгая носом. – Назад! Вдруг услышал я шепот: - Соберись с духом сынок, а то душу твою защитить некому будет ни здесь ни там…
   …Да-да, скорей, скорей, застряла мысль. Я бежал назад по тропке, угадывая её по зелёным листьям. Вон там за пригорком, место моего приземления из пропасти.
 На том месте сидел седой муж и, подняв голову, с любопытством смотрел на меня лучистым взглядом знакомых глаз. Упав на колени, я обнял его за плечи, притиснув к себе, с удивлением чувствуя, как мужчина вливается в меня. Или может, сливается со мной. От неожиданности я поскользнулся и упал на спину. Падение чудесным образом переместило меня, на белоснежные горные вершины, с неестественным кровавым пятном, где лежал парень с закрытыми глазами. Все черты лица его заострились но, всё ж как знакомы. Нагнувшись, я поднял его, а ветер словно ждал, когда мои руки будут заняты, швырнул мне в лицо горячий и колючий снег. Словно битым стеклом брызнуло болью по глазам, но с трудом, приоткрыв их, я увидел, мутный-мутный, Багрово-серый день. Глаза вновь полоснуло болью резко и неожиданно, стиснув зубы, я зарычал…
   …Кто-то, вдруг склонившись ко мне, радостно завопил: - Живой! Живой здесь…Душа моя, что ли постоянно торчит в горле, мешая мне говорить и дышать, только тихо рычать получается. Топот людей, суетившихся подле меня, отдавался в голове, словно гром небесный, а слова их наоборот доносились  тихими и растянутыми. Меня подхватили и понесли, почему-то сразу неодолимо захотелось спать. Но засыпая, все, же видел и вертолёт, и мед сестричку с большими светлыми глазами, которая, гладила мою ладонь, и шептала одно и, то же…
   …Лейтенант мед службы Наталья Синицына, утешая изорванного в клочья раненого солдата, с ужасом глядя на его раны, проклинала свою судьбу, забросившую её на жестокую и никому не нужную войну, в этой далёкой чужой стране. В ступоре она ласково и тихо шептала: - Живой, живой, живой…