Страх

На конкурс ВСМ по картине Виктора Шутки "Страх"

Машина заглохла в самом неподходящем месте. Можно, конечно, вызвать техпомощь, но сегодня годовщина свадьбы, а вчера… Вчера… Лучше б его и не было вовсе этого вчера… Они с женой крупно поссорились. В первый раз за пять лет супружеской жизни! В общем, он был не очень-то и виноват: встретил старого друга, посидели в ресторанчике, хорошо выпили, потом какие-то ярко накрашенные девицы подсели, одна даже на колени взобралась, кто ж знал, что у нее такие едкие духи, еще и эта помада на воротнике… Больше ж ничего не было. Так хоть бы знал, за что досталось. Надо ж было жене не вовремя позвонить: волнуется, видите ли, не случилось ли чего! И друг еще поддел: ты что, так супружницу боишься, что по первому окрику на цыпочках под светлые очи? Ну, и нагрубил ей слегка…

Максим посмотрел на часы: без четверти восемь. Оглянулся. До остановки минут пятнадцать, и неизвестно, когда еще транспорт подойдет. Пешком по закоулкам – около получаса, хотя можно напрямик, через старое заброшенное кладбище, тут не больше пятнадцати минут будет, правда, в темноте можно ноги переломать или шею свернуть. Но это мелочи, по сравнению с перспективой повторения вчерашней разборки. Максим злился и на себя, и на жену, и на друга, и на вчерашнюю девицу, и на весь белый свет, что там мелочиться!...

Заросшая густой травой, давно нехоженая тропинка, ведущая через кладбище, петляя между высоких деревьев и зарослей цветущей сирени, быстро терялась в темноте. Ярко светила Луна, и все пространство вокруг было расчерчено четкими, пугающе-черными рисунками. Не пугливому по натуре, крепко скроенному Максиму стало не по себе: откуда-то из дальних закоулков души полезли накопленные многими поколениями предков страхи, когда темнота всегда таила смертельную опасность. Ничего не поделаешь: генетическая память.

Одернув себя и загнав раздражение на жену и необоснованные страхи подальше: что за чушь! Мужик я, в конце концов, или нет! – Максим ступил на тропинку. Странно, но некоторую уверенность ему придавал купленный для жены букет, который он сейчас непроизвольно прижимал к груди. Споткнувшись несколько раз, мужчина, наконец, приспособился и пошел быстрее.

Он шел, перебирая в голове предстоящий разговор с женой. Подходящих слов не находилось, как ни  крути, выходило, что ему придется просить прощения, а этого Максим, как любой нормальный мужик, не любил и не умел, тем более столько лет практически не ссорились. Да и виноватым себя он особо не чувствовал: ведь ничего же не было! В душе поднималось раздражение на жену: Понапридумывала, а ему теперь расхлебывать! Сама виновата, никуда не денется, успокоится и простит.

Решив таким образом свои проблемы, мужчина расправил плечи и бодро зашагал вперед. На душе стало спокойнее, он даже попытался оглянуться по сторонам, но тут же зацепился об упавшую с дряхлого от старости дерева ветку и чуть не упал: надо смотреть под ноги! - обругал себя в сердцах. И … вздрогнул: ветра не было, воздух, дурманяще густой от запаха буйно цветущей сирени, стоял, но тени под ногами странно двигались, дрожали, как будто кто-то продрогший до костей сидел на нависающем над тропой дереве. С содроганием сердца Максим поднял глаза, ветки на фоне матово освещенного полной Луной неба были неподвижны и прозрачны. Никого…

Опустив глаза, мужчина вдруг понял, что стоит на небольшом могильном холмике, и мелко дрожат ни тени, ни ветки – земля под ним, вибрируя, уходила вниз! Страх, вырвавшись из своих оков, разорвался с эффектом неожиданно взорвавшейся бомбы, сея панику. Максим отпрыгнул назад и, зацепившись за стоящую рядом оградку, сел на могильную плиту. Но тут же вскочил. Перед ним на месте могильного холмика зияла черная яма. Несмотря на прохладу весеннего вечера по спине мужчины потекли капельки холодного пота. Собрав остатки мужества и попытавшись найти происходящему хоть какое-то рациональное объяснение, он подумал: наверное, крышка старого гроба провалилась. Вроде стало легче… Но, оглянувшись, Максим понял, что заблудился, безнадежно заблудился на маленьком тихом кладбище, и страх снова накрыл его горячей волной.

Мужчина и сам не знал, сколько так простоял соляным столбом на одном месте. Наконец, немного придя в себя, он попытался вспомнить, где в это время должна быть Луна, в какой стороне он видит ее из окна своего показавшегося сейчас таким родным и желанным дома. Как же отчаянно ему сейчас хотелось оказать рядом с нежно любимой, самой лучшей на свете женщиной, сесть у ее ног, положить голову на теплые колени, ощутить ее руку, поглаживающую его по непослушным волосам!...

Выбрав направление и пытаясь разглядеть, куда ставить ноги, Максим осторожно двинулся в путь. Но не прошло и нескольких минут, как невесть откуда взявшаяся тучка закрыла ночное светило, и кладбище погрузилось в полную темноту. Разум кричал, что нужно остановиться и подождать, когда снова выйдет Луна, и будет хоть немного видно дорогу, а страх гнал вперед: скорее, подальше от этого жуткого места. А тут еще ветерок налетел, печально зашептались листья деревьев, болезненно заскрипели старые ветки. Держась за проржавевшие, полуразрушенные оградки, обдирая руки в кровь, падая на колени в мокрую от упавшей росы траву, Максим медленно продвигался вперед, отчаянно стараясь не потерять направления. Луна выпала из тучки как-то сразу и неожиданно осветила разрытую могилу прямо под ногами мужчины. От внезапности он охнул, покачнулся и, отпрыгивая назад, уронил в яму букет, который до сих по, как щит, как женин оберег, прижимал к груди.

С трудом отдышавшись, Максим заглянул в яму: на дне полузасыпанный землей белел небольшой, явно женский скелет, и, казалось, держал в руке черно-белый в свете Луны букет. Сердце тревожно сжалось: Позвонить! Она же волнуется! Мужчина схватился за карман, где лежал сотовый: телефона не было! То ли в машине в спешке забыл, то ли потерял на кладбище. «Дойти бы, - обреченно подумал он,- никогда ничем не обижу больше!» Подняв глаза, он вдруг увидел ограду кладбища и темный проем, где много лет назад висела калитка…

Жена открыла дверь и охнула: Максим стоял перед ней грязный, в разорванных сбоку брюках, с окровавленными руками, в черных как смоль  волосах серебрилась широкая седая прядь. В ее глазах была отчаянная тревога за него, сочувствие и немой вопрос, который она не решалась задать.
- Всё прошло, уже всё в порядке, можно я тебе не буду ничего рассказывать, - качнувшись, мужчина перешагнул через порог.
Оказывается,  даже боль может быть приятной, когда любимые руки осторожно обрабатывают раны на руках и сбитом колене. Никогда ничем не обижу больше! – думал Максим, засыпая, как ребенок, на теплых, таких родных коленях…