Цветик аленький. Глава 5

– Ха, вот так сиделка! Больная тут бодрствует вовсю, а я ни сном, ни духом!

Катька соскочила с дивана и помчалась в ванную, оповестив на ходу:

– Мам, я «ща».

«Вот всегда так: метеор. Решения на ходу принимает и попробуй возрази – не успеешь», – отметила про себя Светлана и стала гадать: чего же ей от жизнерадостного «ща» ожидать надо.

Откушав утреннюю порцию бульона и полстакана сметаны, Светлана Павловна начала  ненавязчиво, между прочим расспрашивать дочь в надежде рассеять свои опасения. На зятя, впрочем, Светлане Павловне обижаться было не за что, он был ей симпатичен. К тому же дочь, ее цветик аленький, своей семейной жизнью была абсолютно довольна: с работы с самого первого дня супружеской жизни домой неслась как угорелая – Мишане ужин приготовить, Мишаньке то, Мишаньке се, и зять отвечал ей тем же. Восемь лет после их свадьбы в этом году будет, а выходные да отпуска до сих пор еще вместе проводят. Надо же так!

Правду старенькая санитарочка в роддоме тогда, когда Катька родилась, сказала: «На первый снег девка-то появилась – быть счастливой». Тогда в палате все молодые мамочки потянулись к окну взглянуть на выпавший за ночь снег и увидели белое поле, на котором следами ног было протоптано: «Светик, люблю тебя и дочку». Днем Светку поджидал еще один сюрприз: она готовилась к первому кормлению, когда вдруг распогодилось и в палату заглянуло солнышко. Медсестры уже понесли малышей, и одна детская головка просто огнем вспыхнула в лучике. «Ой, девчонки, смотрите, кому-то повезло: лялька огненно-рыжая, сияет на солнце, точно самовар медный... – Светка не успела закончить фразу из-за неожиданного поворота событий. – Это мое? Рыжая?» «Цветик аленький, – назидательно поправила медсестра. – Кормите, мамочка».

– Мам, да ты меня совсем не слушаешь. Ты тут целых пятнадцать минут пространственно так про здоровую и крепкую семью рассуждала – и замолчала вдруг. Ты с чего взяла, что мы поругались? Вот чудачка, ей богу. Одичала ты, мамуль, тут в своем гордом одиночестве. Придумала же такое: мы – поссорились! Я же тебе вчера все уши прожужжала: со вчерашнего дня мы
с Мишаней в отпуске. Дан-то уехал, Мишка вот и засел за свой компьютер – за уши не оттащишь, душу отводит: слово ведь дал сыну – держать надо, а тут – лепота полная. На вечер пивко припас, а меня к тебе выпроводил, чтоб, значица, не мешала полному погружению. Ты вчера уснула, мы созвонились и решили, что эту пару дней я с тобой побуду. Мишанька так и сказал: «Тещу на ноги поднимать надо». Так что я скрашиваю твое одиночество и ставлю тебя на ноги, а он наслаждается прелестями холостяцкой жизни. В пределах разумного, конечно же... Знаешь, – как всегда резко Катька переменила тему, – а ты здорово придумала с фотками: так уютно стало, а я как будто снова маленькая... Вы тут с папкой такие молодые, счастливые...
А Семка – толстый! Это сколько ему здесь, три года? Пять?

Такого от своей дочери Светлана Павловна не ожидала. Вернее, ждала чего угодно, только не такого прямого одобрения.

«Ну, это она меня как больную пощадила», – решила она, но все равно это было ей приятно. Да и сама перспектива провести пару вечеров с дочерью тоже согревала душу.

В общем, дела Светланы Павловны, надо полагать, пошли на поправку, и вот уже третий вечер подряд, как они с Катькой выключали свет, раздвигали темные шторы для лунной дорожки, забирались под теплое одеяло и болтали о всякой ерунде, как в те далекие времена Катькиного детства, или просто молчали, глядели, как серебрится лунный свет, и наслаждались покоем
и тишиной.

– Мам, а ты теть Юлин адрес так и не нашла? – как-то спросила дочь.

– Люлин адрес? – переспросила Светлана и внимательно посмотрела на дочь. Она машинально произнесла имя школьной подруги так, как говорила его двухлетняя Катерина. – А знаешь что, достань-ка с антресолей ТУ коробку, а!

Дело в том, что после развода Светлана сгоряча собрала весь семейный архив и отправила в дальний угол: с глаз долой,
из сердца вон. ТА коробка хранила письма – их переписка с Юрой, когда родители на школьные каникулы отправляли их
по своим бабушкам в разные стороны; потом – студенческие годы – письма одноклассников, друзей: голоса двадцатипятилетней давности хранила бумага с полудетским почерком. Их далекая юность по-прежнему жила в этом пространстве писем и лишь иногда обретала голос, начинала звучать, возвращала к самому началу...
 
...Сразу же после окончания школы Светка поступила в институт культуры. Нет, в том, что она пойдет учиться дальше, никто
и не сомневался – удивило всех то, куда именно она поступила. В свои тринадцать она была твердо уверена в том, что будет врачом, как бабушка. Родители Светки погибли в автокатастрофе, когда ей и семи не было. Они вместе с дедом ехали
в санаторий, где поправляли прохудившееся здоровье и Светка, и бабушка. Поехать-то поехали, да не доехали – вон как получилось. Говорить они об этом с бабулей не любили. Похоронили – и зажили сегодняшним днем: Светкиной школой.

Бабуля воспитывала Светку в строгости, ругала за содранные коленки, разбитые неосторожным мячом стекла, но, впрочем, никогда не наказывала, даже за войнушку с мальчишками. Три раза в неделю она терпеливо отмывала чумазое лицо внучки, заплетала в косы белые банты, брала за руку и вела в художественную школу. Рисовать Светке всегда нравилось, и поэтому она не сопротивлялась временным «неудобствам» в виде разутюженных блузочек и юбочек. «Время лечит», – вздыхая, повторяла она любимые слова бабушки и не спорила с ней понапрасну. А то, что ее бабуля раз в месяц чистит парадный, со скромной планкой солдатских отличий, костюм деда, Светка воспринимала как естественную привычку старого хирурга содержать дом
в стерильной чистоте и безукоризненности. Не смея напрямую перечить своей старенькой бабуле, которая хотела видеть в ней все-таки молодую барышню, а не казака-разбойника, Светка тогда и скорректировала для себя, из вредности характера
и к неподдельному ужасу бабушки, что после школы учиться пойдет на судмедэксперта. Она и шла поступать в медицинский,
а поступила в «кулек» (так называли между собой институт культуры). Это стало неожиданностью для всех, кто знал Светлану и ее непреклонное желание лечить людей. Но в первую очередь неожиданным сие решение оказалось и для самой Светланы.
И только бабуля с нескрываемой радостью прокомментировала:

– Ну наконец-то из кустов вылезла и глаза выше забора подняла!

Надо сказать, что заросший кустами дальний двор института культуры – поле всех боевых действий Светкиных казаков-разбойников – всегда был щедро освещен послеобеденным солнцем и хорошо просматривался из окна их кухни...


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2011/01/05/1632