Никому не нужная история о расставании

Впервые я увидел эту парочку поздней сухой Ростовская осенью. Бабье лето прошло, а дождей всё нет и нет.
Парень и девушка стояли на подножке последней двери автобуса и целовались.
Был вечер. Автобус устало пробирался сквозь темноту, которая заползла даже в салон. Или это из-за тусклых, таких же "секонд-хэндовских", как и автобус, светильников?

Автобус ехал, парочка целовалась.

Более неподходящих друг другу людей я не встречал.
Она – полноватая, черноволосая, невзрачная, в ней было не то, что татарское, а восточное. Метиска? Небольшие карие глаза. Очки с сильными стёклами.
Он – высокий, поджарый, сероглазый, яркий. Ветровка не скрывала спортивной фигуры, широких плеч.
А вместе получалось что-то ужасно неказистое.
Впрочем, какое мне было дело? Люди встретились, и им хорошо. Своё отношение и к более вызывающему проявлению чувств я всегда оставляю при себе. Вряд ли мне хотелось бы им мешать. Даже в автобусе.

И не знаю, поженились ли они к зиме: колец я не видел. Впрочем, разве это обязательно?
Просто я их стал часто встречать на остановке вместе.
Холодный ветер, пустая смёрзшаяся земля, перебои с транспортом, как в полузабытые советские времена. И они.
У неё были наушники, «отороченные» темно-коричневым, почти чёрным мехом. Наверное, это было удобно: и уши не мёрзнут, и какое-то развлечение в дороге.
На остановке они стояли так, что он закрывал её от ветра и всё время поправлял у неё на шее длинный шарф.
А в автобусе они уже не целовались.
Но их отношения переросли уже в нечто большее: проявление нежности. Каждый рывок автобуса вызывал у него быструю реакцию: он её чуть ли не подхватывал на руки, удерживая от возможного (во всём гипотетического) падения.
Они всё время смотрели друг другу в глаза и изредка осторожно касались губами то щеки, то шеи, а то и носа друг у друга.
Иногда у них бывали какие-то мимолётные разногласия, которые всегда заканчивались какими-то понятными только им взглядами или ласковыми словами, неведомыми окружающим. При этом он поднимал один «меховой» наушник и чего-то шептал. Она рассеянно улыбалась, потом поправляла наушник и обязательно что-то шептала в ответ. Они всегда улыбались друг другу.

Они ехали одним маршрутом, только он выходил на несколько остановок раньше, в Комсомольском парке. Выходил и, посмотрев в след автобусу, задумчиво шёл куда-то по пустым голым аллеям... В автобусе, перед «расставанием» он обязательно притягивал её за плечи к себе, прижимал её голову к своей груди, стоял несколько секунд, как бы вдыхая запах её вязаной шапочки, а потом отпускал и с очевидным сожалением, оглядываясь, начинал продираться к выходу, – зима: пассажиры потолстели, пассажиров стало больше…
А она ехала дальше. Где она выходила — я не знал, наверное, на конечной остановке в центре города.

А возвращалась она почему-то всегда одна. Наверное, они не могли договориться о встрече в пути. Или понимали бессмысленность попыток встретиться на середине маршрута.
Она всегда сидела где-то в самом конце заполненного автобуса. Внимательно слушала свою «меховую» музыку, иногда что-то читала. Один раз я подсмотрел: стихи. Читала она «профессионально»: после каждого стихотворения, а то и после иной строфы вскидывала взгляд, что-то обдумывала, а потом читала далее. Иногда, прочтя стихотворение, закрывала книжку и задумывалась основательно. Но никаких особых эмоций я не замечал: ни одобрения, ни осуждения; я не знал, нравилось ли ей то, что она читала или нет.
Мы с ней выходили, как и садились, на одной остановке, и она переходила на другую сторону проспекта.
И я успешно забывал о её существовании.

Весной я опять как-то их встретил на остановке утром.
«Меховых» наушников у неё – естественно – не было.
Зато она как-то расцвела. Лицо стало выразительнее, макияж более уверенный и продуманный, прическа… А вот он как-то поблёк. То ли рядом с ней? Он был бледен и выглядел неуверенным. Они не обнимались. Просто стояли и ждали автобуса. И не разговаривали. И не смотрели друг другу в глаза. Наверное, холодные ветры улетели, защищать стало не от чего? Но когда он выходил на своей остановке и, не оглядываясь, уходил в глубину парка, она по прежнему провожала его взглядом.

Я долго не встречал эту пару. Лето подходило к концу. Ужасное жаркое лето.
Но автобусы ходили ещё незабитые студентами и школьниками.
Я увидел его, но сразу не узнал: в чуть выцветшей футболке, светлых джинсах. Он пробирался от входа, сняв свои очки от солнца, и что-то высматривал за моей спиной. Причём, я явно ему мешал кого-то увидеть. Потом он стал пробираться по салону в хвост автобуса, протолкнулся и мимо меня.
Задняя площадка автобуса этого типа для меня слишком низка, поэтому я не забирался вглубь, а пристраивался под люком, чтоб не долбиться в крышу головой. Естественно, я считал это место своим «законным» и не двигался с места. Ему пришлось основательно меня отодвинуть в сторону, чтоб пройти. Я посмотрел вслед и увидел его девушку.
Она сидела (как обычно) на последнем ряду кресел и читала.
Потом резко подняла взгляд, почувствовав его приближение.
Глаза её – широко раскрытые – недоумевали.
То ли она никак не могла отвлечься от смысла прочитанного и не понимала его слов, то ли услышала от него нечто неприятное, но взгляд вдруг стал каким-то обиженным. Она смотрела на него, и что-то в ней накапливалось неприязненное и болезненное. А он что-то ей тихо говорил и говорил. Не на ушко, как раньше: он стоял, наклонившись, держась на поручень. Он как будто упрекал её в чем-то, а она внутренне сопротивлялась этому. Казалось, что под напором слов она втискивалась в автобусное кресло всё глубже и глубже.
Но куда денешься?

Автобус как всегда устало полз. Солнце заливало собой салон так, как светильникам и не снилось.
От солнца тоже никуда не денешься.
Из люка кое-как тянуло ветерком.
Люди как всегда думали о своём или рассказывали всем о своём личном по телефону.
Остановки не объявлялись.

Лето кончалось. Ещё несколько дней – и формальная осень. Стрижи в этом году улетели ещё в июле. Это казалось гораздо более интересным и важным, чем расставание когда-то любящих друг друга людей...

Январь 2011