Волчий Яр продолж. 7

   Проснулся Щербаков под вечер. В комнате было темно. Он различил на фоне окна силуэт «Маруси» и обратился к ней:
- Что это, утро или вечер?
- Вечер, спали бы еще, - участливо ответила она.
- Не могу, привычка лагерная... там не дают нежиться... наверное, пойду, да и подводить вас не хочется... -ответил Щербаков.
- Ну и куда по ночи? Здесь вам не проспект, а сплошные пустыри да овраги... не ровен час, напоретесь на облаву... здесь политических стерегут... - ответила женщина.
- А если накроют здесь?
- Сегодня - нет, - успокоила «Маруся», - по средам они объезжают лагеря. Утром можете проскочить мимо них... я знаю, что говорю... зла вам не желаю.
- Спасибо, - протянул благодарно Щербаков, - век не забуду вашего гостеприимства.
- У вас хоть документы есть? Впрочем, что я спрашиваю у больного здоровья, - обеспокоено спросила женщина, - возьмите паспорт мужа... пригодится... там фотография нечеткая... можно, при желании, отмазаться... А там приклеите свою...
Слово по слову завязался дружеский разговор. Свет не зажигали, сидели в потемках, временами прислушиваясь к разыгравшейся вьюге - гарантии своей безопасности. В такую погоду никто не рискнет наведаться сюда, разве что остатки уцелевших солдат от волчьей облавы в погоне за беглецом. Но это не страшно. Они и сами будут нуждаться в приюте. Эти люди храбрые с беспомощными. Неожиданно «Маруся» спросила:
- Откуда вы родом, «Гость», будете?
- Да не называйте меня так, - возмутился Щербаков, - у меня есть имя - Степан. Скрывать мне нечего, а родом я с Украины. Правда, там только родился. Вся жизнь прошла в России... Словом, в Советском Союзе... какая разница... Украина... Россия...
- Э... э... мил человек, вы безнадежно отстали от жизни. Теперь Украина, то бишь, твоя Родина, отделилась, стала самостийной, - разъяснила Щербакову «Маруся».
- Как отделилась? - возмутился Щербаков в полном недоумении.
- А так, - пояснила с негодованием в адрес авторов раздела Великой Империи, - собрались три дружка и, да извинит меня Всевышний, за пьянкой и решили наши судьбы... распалось государство на ничтожные осколки... а вы что, там не слышали?
Щербаков не мог взять в толк сообщение «Маруси». Не укладывался в голове подобный маразм. Даже он, человек далекий от политики, не мог согласиться с мыслью о том, что он теперь пребывает на чужой территории, в другом государстве.
«Маруся» видела мучительное восприятие им, Степаном, этой новости и поспешила ему на выручку:
- Вы близко не берите к сердцу... может быть, все образумится...
Но Щербаков не унимался и всячески поносил виновников, на его взгляд, политической глупости.
- Как же не возмущаться... теперь я понимаю, почему собрали всех нас, хохлов, и бросили на растерзание волкам! Для нас не нашлось даже места в российских лагерях... видите ли, объели, помешали...
- Успокойтесь, прошу вас, Степан, не надо разводить истерики... надо бороться, а слезами грязь не смоешь... а почему я здесь? Тоже вот так, как вы противилась, выступала, боролась, а результат? То я находилась по подписке дома, как говорится, на домашнем аресте... Нас взяли и выслали к черту на кулички, чтобы не баламутили народ... Но мы и здесь не сидим сложа руки. Делаем свое дело, пока бьется сердце...
- И что же будет дальше? - уже в спокойном тоне спросил Щербаков, - нас же передушат поодиночке, как лагерных клопов...
- То, что случилось, не самое страшное... как высказался наш диссидент - надо бояться гражданской войны -войны страшнее 1917, когда начнется война всех против всех и каждого против каждого. Эта война вначале втянет в себя Европу, а потом и весь мир...
- Слишком пессимистически вы настроены, «Маруся»...
- Коль мы коснулись такого вопроса, то зовите и меня не «Марусей», а Клавдией Петровной. Так будет убедительнее наш разговор.
- Хорошо, спасибо за откровенность, Клавдия Петровна, буду знать своего учителя в лицо. Вы мне открыли глаза...
- Я это обязана делать по уставу...
- Вы коммунистка, почему же вы предали свои идеи, устав партии, развалили и саму организацию?
- Кто «вы»? Не все же оказались предателями... вот, например, я и нас здесь в ссылке много... Правда, у нас сейчас несколько иные взгляды на партию, на политику, на жизнь... от нас откололась разная нечисть, мразь, нарость, тянувшая партию на дно, на развал... они разворовались, набили карманы золотом партии, а девать их в нашей стране - слабо... им подавай капитализм... вот они и заварили кашу...
- и что теперь... так никто за грех и не ответит?
- Отвечаем за них мы с вами... на нас валят все грехи, мол, мы идейные враги, не довольны существующей системой, подавай нам все блага...
- Но я по другой статье прохожу, - вставил обескураженно Щербаков... - я не возбухал против государственного устройства... я жертва заговора...
- Вот...вот... заговор не рождается спонтанно... значит, вы были против чего-то в этой системе... кстати, против чего, если не секрет?..
- Секрета нет. Я не устраивал своего тестямента своей работой и заработками. Жил по средствам, не жировал, жил честно, а ему хотелось видеть свою дочь в золоте, в дорогих нарядах, открыто предлагал заняться воровством, стяжательством и прочими неблаговидными делами. На этой почве и произошла крупная ссора. Я обличил его в коррупции, и он решил меня убрать... состряпал «дело», вроде бы я поносил милицию, порочил всячески мундир милиционера и прочее...
- Да... вы, оказывается, не такой уж и простачок, -полушутя упрекнула Клавдия Петровна своего оппонента... - вам палец в рот не клади... откусите...
- Да, я такой, - ответил шуткой Щербаков. Оба, за столь длительное время, улыбнулись.
- Но все же вы не ответили мне на мой вопрос. Кто же должен отвечать и есть ли в мире справедливость? -настаивал Щербаков.
- А разве я не ответила? В вашей истории - вы ответили заключением, я _ ссылкой. Но есть более убедительные примеры - вспомните, как умирал Сталин, как он жил сам в постоянном страхе, что стало с его женой, с его детьми... лично он наказан. А последние дни Ленина, как он выл перед смертью, разглядев в себе какую-то вину за содеянное? Словом, каждому свое. От возмездия не уходит никто... Впрочем, мы с вами, дорогой товарищ, зашли слишком далеко. Лучше расскажите, что вы намерены делать, как жить в новом свете, с учетом мною сказанного.
Щербаков не нашелся что ответить. Условия игры резко менялись. Он прозрел во многих вопросах и сейчас менял свои планы. Мелкособственнические интересы уступали куда более значимым, не сбрасывая со счета тот же вопрос: кто и как должен ответить за его осуждение, за уготованную было ему смерть от хищников в зверином логове. От ответа он уклонился.
- Пора... - прервала сокрушенно ночной разговор Клавдия Петровна, - светает... возьмите на дорогу хоть сухарей...
Щербаков быстро облачился в подаренный ему костюм, надел кепи и вышел на улицу. Следом за ним устремилась быстрыми шажками и хозяйка.
- Вам вон туда, - показала она рукою в сторону, противоположную поднимающейся заре, - день обещает быть солнечным, но холодным, - добавила хозяйка.
- До свидания, Клавдия Петровна, - огорченно произнес Щербаков, - век не забуду вас... спасибо за приют...
- Смотрите, не делайте глупостей, — напутствовала поматерински своего гостя женщина, ненароком обронив слезу. Ей страшно не хотелось расставаться с человеком, который годился ей в сыновья. Бедная женщина устала от одиночества, безмерной тоски по обществу, по обычной человеческой жизни, по общению с людьми своего толка. Она долго смотрела вслед человеку, который стал ей почему-то дорогим. Больше всего ее сейчас беспокоила его судьба.


До железнодорожного полустанка оставалось не более километра. Нога, как и обещала «Маруся», болеть перестала, и это дало возможность Щербакову идти быстрым шагом по пустырям, минуя даже проселочные дороги, ко¬торых здесь не так уж и много.
Все время не выходила из головы мысль о своих дальнейших действиях. Ситуация изменилась, и его сейчас занимали больше всего не личные амбиции, а куда более глобальные вопросы. Если в бывшем государстве воцарился хаос в угоду тем, кому это было выгодно для отмывания грязных денег, то почему бы ему не воспользоваться положением дел и не приобщить этот капитал себе. «Что изменится? - задумался Щербаков, - какая разница, у кого он осядет. Но потом этот капитал должен стать достоянием народа в виде цивилизованных благ». Мысль Щербакову понравилась, и он стал ее прорабатывать в деталях.
Тут на память пришел великий комбинатор - Остап Бендер: «Почему бы мне не воспользоваться его опытом отнимания денег (сравнительно честным путем) у тех, кто наворовал у распавшегося государства миллионы денеж¬ных знаков?» - зарделся бредовой, мыслью Щербаков. При воспоминании Вендора он даже усмехнулся, посчитав утопической эту идею, но тут же почти вслух воскликнул:
«А почему бы и нет?! Жить ведь как-то надо... На работу меня не примут, да и срок еще за мной тянется в два года...».

Так в глубоких размышлениях Щербаков добрался до железной дороги. Сам полустанок оказался несколько в стороне. Присев отдохнуть, он поймал себя на мысли, что если появится он среди работников путей сообщения, может возникнуть опасность. В этих местах каждый новый человек здорово бросается в глаза и вызывает подозрение, о чем должно сообщаться немедленно в соответствующие органы. Кроме этого обстоятельства, существует и другое: наверняка, объявлен его розыск по всем инстанциям и, в первую очередь, в таких, как это, глухих местах железной дороги. «Да, незадача! - сокрушенно подумал Щербаков,
- а где выход? Идти по шпалам...а куда? Здесь населенные пункты находятся друг от друга в расстоянии на сотни километров...»
Мысли осеняли Щербакова с поразительной быстротой, но все они не имели реального воплощения. Время подходило к полудню. На короткое время выглянуло солнце, но вскоре затянулось дымкой. Сгущалась темень, а вместе с ней и холодало. Щербаков съежился от низового ветра и, чтобы как-то спрятаться от него, прилег на откос насыпи. Неожиданно его внимание привлекли провода, тянувшиеся на полусгнивших столбах телефонной связи. «А, что если их нарушить? - с неопределенностью подумал Щербаков,
- что я с этого буду иметь? А иметь я буду вот что: полустанок немедленно примет меры... скорее всего пошлет дрезину на поиски повреждения... вот тогда... тогда...» - далее мысль застряла, и Щербаков, массажируя виски, тут же обрадовано воскликнул: «Тогда я должен воспользоваться техникой и добраться до города... а там - поминай меня как звали... решено».
Выбрав наиболее удачное место для диверсии, он одиночным выстрелом поразил фарфоровую чашку. Провод издал струнный звук и, движимый силой натяжения, отлетел далеко в сторону,   что и требовалось. Пока связист будет искать конец провода, и размышлять, как наладить связь, Щербаков должен был быстро завладеть средством передвижения.
Ждать монтера пришлось долго - часа три. Когда начало смеркаться, вдали послышался металлический приглушенный рокот. Вначале Щербаков подумал, что это гудит в проводах ветер, но когда приложил ухо к рельсу, то установил приближение дрезины*. Сердце радостно застучало, отпали мрачные мысли о безысходности положения. Как-никак, а впереди холодная, полная непредсказуемости ночь. Не равен час, встретится с волчьей стаей... Волки здесь рыщут и денно, и нощно...Что сулит такая встреча, он знал и испытал на собственной шкуре. Оружие не поможет, а только ожесточит стаю...
Вот показался тусклый свет фар. Он прыгал, как солнечный зайчик, то вверх, то вниз, словно сгибая стыки рельс. Дрезина временами останавливалась, видимо, просматривался участок повреждения на двух-трех пролетах, затем вновь двигалась вперед на медленной скорости. Положение дел Щербакова устраивало, радовало и огорчало.
Дрезина приближалась... Щербаков пристально всматривался вдаль, пытаясь узнать наличность бригады... На фоне неба пока маячила одна фигура. Радоваться преждевременно. Возможно, остальные, если они существовали, могли идти пешком вдоль линии столбов. Все равно радость обуревала Щербакова... с одним-то он уж справится без «мокрухи», тихо и спокойно.
Вот техника замерла рядом с ним. За крутой насыпью с противоположной стороны его не видно, а кроме того, под насыпью проходит водоотводная труба диаметром в полтора метра. В случае чего, он может в ней укрыться.


Да, оправдалось предположение Щербакова. Действительно, двое мастеровых продвигались пешком, а третий -на дрезине. Проехав метров двацать вперед, оставив свих коллег, моторист сошел с платформы, видимо, размять свои натруженные руки и ноги, прошелся вдоль насыпи навстречу своим. Щербаков стремглав вскочил на «коня» и изо всех сил заработал рычагами. Дрезина быстро набирала скорость. Позади себя он услышал многоэтажную матерщину. Но Щербаков уже не слышал ругательств. Его мыс¬ли были заняты дальнейшими планами.