Зов 1

АНДРЕЙ СЕННИКОВ - http://www.proza.ru/avtor/sennikov

Телевизор был старый, ламповый, в фанерном коробе, с выпуклым экраном сантиметров тридцати по диагонали и желтой тряпицей, обтягивающей переднюю панель, за которой угадывался темный овал динамика. На экране, за завесой «снега» маячил сытенький субъект с чуть отвисающими щеками и роскошной гривой благородно-седых волос. Субъект анемично смотрел в камеру сквозь линзы очков в толстой роговой оправе и шевелил руками на манер засыпающего дирижера, или генерального секретаря, приветствующего демонстрантов с трибуны мавзолея.

На табуретке, перед телевизором стояли две трехлитровых банки с водой и пол-литра «пшеничной»: бледно-желтые, будто вылинявшие, колосья на этикетке полегли под ветром, вращавшем крылья мельницы у горизонта.

-А водка-то зачем? – спросил Старшинов.

-Щас, Игнатьич, обожди, етить-колотить,… ну пять минут, ну…

Старшинов вздохнул.

«До чего у людей мозги мягкие», - подумал он, глядя на Сумеренковых, чинным рядком устроившихся на грубо сколоченной лавке, терпеливо и с благоговением ожидающих конца сеанса. Степан поглаживал культи ног и беспрестанно моргал красными веками. Нинка сидела неподвижно, как статуя: лицо испитое, тонкая кожа обтягивала скулы и, казалось, вот-вот лопнет стоит женщине моргнуть или открыть рот. На вопрос участкового она не отреагировала. Оба походили на кроликов, заворожённых мерным покачиванием головы удава. Жирные мухи барражировали над столом, застеленным прошлогодней газеткой, изредка пикируя на остатки пищи в разномастной посуде. В кухне витали застоявшиеся ароматы испорченных продуктов, вчерашней попойки, табачного дыма, немытых тел и грязной одежды.

Субъект в телевизоре прочистил горло и сказал дребезжащим тенорком:

-Сеанс окончен. Воду можно употреблять и наружно и внутрь…

Далее следовал перечень хворей длиной с медицинский справочник, после чего субъект попрощался обозвав телезрителей братьями и сестрами, не преминул пожелать им здоровья и присовокупил надежду встретиться в следующее воскресенье. Сумеренковы зашевелились. Нинка немедленно сунула в желто-коричневые зубы «беломорину», чиркнула спичка. Взгляд у хозяйки был испуганно-выжидательный. Она сделала малюсенькую затяжку, замерла, словно прислушивалась и, наконец, с облегчением выдохнула сизый дым к потолку. Степан следил за ней с интересом для Старшинова непонятным.

-Так зачем водку поставили? – повторил участковый свой вопрос.

-Дык, понимашь, заряженная-то она мя-я-я-конькая, - ответил Степан, плутовато щуря слезящиеся глаза. – Опять же, веришь-нет, ее после ентова дела сколько угодно можно выкушать и хоть бы хны! Понимает рабочего человека…

Последнее, очевидно, относилось к экстрасенсу в телевизоре, которого сменила «Утренняя почта». Бодрые аккорды надрывали высохший динамик. Старшинов хмыкнул.

-Что-то не похоже, - усомнился он, - Жалоба на вас граждане Сумеренковы опять поступила. Вам может и «хны», а вот окружающим – беспокойство…

-Это кому это?! – мигом вскинулась Нинка, злые глазки рассыпали искры, как ее потрескивающая папироса. Склочный характер Нинки спалил не одну тысячу нервных клеток соседей. Старшинов отвечать не торопился, но этого и не потребовалось.

-Это ей что ли?! -  женщина ткнула папиросой в стену. - Да она сама!... Ведьма!
Степан дёрнул жену за рукав засаленного халата, но та только отмахнулась: отвали! Скулы её пылали, хоть прикуривай...

-Мешаем мы ей, проститутке! - выстрелила Нинка. - Ишь ты?! Да у неё музыка еженощно трындит, как кота за яйца тянут, вонища через вентиляцию к нам идёт, а сама орёт что ни день так, словно её черти пежат! Правильно от неё мужик сбёг. Мало сам — так и ребёнка отнял у этой шалавы. Ты разберись, участковый, разберись! А то ходишь, тут, трудящих людей стращаешь... Притон у неё там! Точно тебе говорю. Люди шастают постоянно, коноплёй из вентиляции несёт  и это самоё, - пожелтелый от никотина палец несколько раз юркнул в колечко из большого и указательного пальцев другой руки, - напропалую, понял?...

-Заявление писать будете? - спросил Старшинов и открыл планшет. От скрипучих воплей у него разболелась голова.

Нинка замолчала мгновенно, словно подавилась капустной кочерыжкой. Степан осадил-таки горластую половину сильным рывком, глаза его сочились неподдельным страхом.

-Нет, - сказал он быстро, дёрнув щетинистой шеей.

Сумеренкова зло молчала, делая вид, что занята раскуриванием потухшей папиросы. Участковый ждал. Скандалистка со стажем, женщина трезво понимала разницу между словом брошенным в перепалке и словом в грязно-жёлтом бланке заявления, собственноручно подписанным и упрятанным в милицейский планшет. Вот только неясно, подумал Старшинов, чего это Степан так испугался. Обычно, на выступления супружницы он реагировал стоически. 

-Значит, не будете, - заключил участковый через минуту, - В таком случае, делаю вам тридцать третье китайское. Но в следующий раз — оштрафую! В печёнках вы у меня сидите со своими выкрутасами. Ладно... Пошёл я. - он ещё раз окинул взглядом кухню, -  Прибрались бы. А, Степан? К тебе ж врачи с соцобеспечения приезжают — не стыдно?...

Нинка дёрнулась, словно её кольнули шилом в энное место, но промолчала.

Участковый вздохнул и вышел в коридор.

-Проводи власть, дура! - услышал он свистящий шепот Сумеренкова, а потом уже громче, - Доброго здоровья, Иван Игнатьич! Ты заходи, етить-колотить...

Сумеренкова, шаркая шлепанцами, догнала Старшинова у входных дверей.

-Иван Игнатьич, - придержала она его за рукав кителя. - Ты прости. Несёт меня...

Старшинов посмотрел в увядшее лицо. А она ведь красивая была, Нинка. Он помнил. И Степан, ещё на своих двоих, молодой, с нездешним казацким чубом, не раз и не два сходился на кулачках поле поселковых танцулек за смешливую девчонку. Одним характером взял. Впрочем, он и до работы был злой, упёртый. «Шахтёрские славы» за так — не дают. Раз пять его заваливало, шрамы на голове были сизыми от въевшейся угольной пыли. Последний раз завалило за год до пенсии, крепко завалило — обезножил. Но пенсия была хорошей. Старшинов вдруг подумал, что и нынешний доход Сумеренковых раза в три-четыре больше его зарплаты. Без зависти подумал, скорее с досадой, что так бездарно и глупо доживают свои дни не самые плохие на свете люди, словно бес их какой зовёт...

-Язык у тебя, Нина Тимофевна, - сказал  Старшинов, - нехороший язык-то...

Он заметил потухшую папиросу, что Сумеренкова ещё держала в пальцах.

-Слушай, - сменил тему участковый. - А что это ты куришь теперь так, словно по минному полю ходишь?

Женщина хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Потом воровато оглянулась в конец коридора и зашептала Старшинову в плечо:

-Помнишь, Игнатьич, когда Кашпировский по телевизору бошки всем крутил, стала я своего алканавта у экрана присаживать. Думала, он его от пьянки-то вылечит. Мало ли? Охота, думаешь, с ним глыкать? Пью, чтоб ему, вражине, меньше досталось. Только не вышло ничего. Вернее, вышло, да не совсем...

-Это как?

-А так. Пить Стёпка не перестал, а я после третьего сеанса закурить не смогла. Затяжку сделаю и такая тошнота накатывает, до унитаза еле-еле успевала добежать.

-Ну?! - Старшинов с трудом сдерживал смех.

-Вот те и ну. И такая меня, знаешь, обида взяла. Как так, думаю. Аспид-то мой, льёт в себя да посмеивается, прямо во время сеанса, а этот, в телевизоре, исподлобья зыркает и бубнит: «Вы не будете курить! Табачный дым вызывает у вас отвращение!»... Змей!.. Мужик же, что с него взять. Всё против женщины.... Короче, помучилась я маненько, а потом думаю: Шиш вам!...

-И что?

-За три дня еле-еле раскурилась...  - сказала Сумеренкова страшным шепотом. - Теперь, вот, боюсь. Вдруг и этот, - она махнула рукой в сторону кухни, -  зарядит мне по самое «не хочу»...

Старшинов махнул рукой и выскочил за дверь, едва не выворотив косяк. На крыльце подъезда он отсмеялся, сотрясаясь большим, грузным телом, и присел на скамейку, утирая слезу. Солнечные лучи пробивали неподвижные кроны берёз у дома и пятнали зайчиками старый изломанный асфальт. У мусорных баков мяукала кошка. Мальчишка промчался мимо на велосипеде, в корзине, прикрученной к багажнику проволокой, брякали пустые бутылки. Воздух был неподвижен и сух.

Участковый закурил, улыбка сползла с лица. Он подумал о том, что на шумных алкоголиков жаловалась молодая пара с грудным ребёнком, что жила этажом выше над Сумеренковыми, а вовсе не женщина из квартиры в соседнем подъезде.  Почему Нинка выдала свой панегирик именно в её адрес? Без задержки и других предположений. Кто там живёт Старшинов не помнил. Были ли у хозяйки квартиры конфликты с Сумеренковыми он тоже не знал, но пламенная и сумбурная речь возмущённой Нинки говорила, скорее всего, о том же, о чём говорили глаза Степана. Она боялась женщины за стеной. А это было уже нечто из ряда вон... Даже интересно...

  Старшинов бросил окурок в урну и, чувствуя себя мальчишкой, зашёл в соседний подъезд. Двери в квартире номер 7 на первом этаже мало чем отличались от остальных в этом доме: двустворчатые, с облупившейся краской, чёрным ромбиком таблички с бледной от времени цифрой. Только кнопка звонка выглядела новенькой и даже забавной, как шильдик от «мерседеса» на «горбатом» запорожце. Участковый надавил пальцем, послушал мелодичную трель и приближающийся звук лёгких почти неслышных шагов. Дверь открылась.

В принципе он увидел то, что и ожидал. Для Сумеренковой «проститутками» были все одинокие независимые женщины не старше сорока; ухоженные, тщательно следящие за собой, подтянутые и стройные, с хорошей фигурой и чистой кожей, что позволяло им смело и без стеснения следовать некоторым веяниям современной моды, носить обтягивающие или довольно открытые одежды, неброские, но со вкусом подобранные, украшения и обходиться минимально необходимым количеством макияжа. Старшинов вскинул руку к козырьку, приготовившись скороговоркой выдать сакраментальное.

Обитательница квартиры номер 7 выглядела усталой, тёмные круги залегли под глазами, щёки запали, чётче обозначились скулы, короткая причёска выглядела немного сбившейся. Она была одета в какое-то просторное домашнее одеяние из ткани с едва заметной искрой. Крупный кулон из цельного куска янтаря в серебряной оправе лежал в ложбинке на слегка декольтированной груди. Кхм-м-м... Старшинов машинально уставился на макушку женщины с чистым и ровным пробором: она едва-едва достигала уровня его подбородка.

-Здравствуйте, - начал участковый...

-Я же сказала вам — нет! Я не буду этим больше заниматься!

Он опешил и сбился, посмотрел женщине прямо в глаза, потемневшие и сейчас напоминавшие тяжёлое грозовое небо с редкими всполохами молний. Черты лица заострились и приобрели резкое, неприятное выражение.

-Вам понятно?!

Щёлкнул замок.

-Я ваш участковый,.. - сказал Старшинов закрытой двери, медленно опуская руку. - инспектор...

Тьфу ты! Милиционер стряхнул оцепенение, словно медведь, отгоняющий надоедливую пчелу. Что это было, интересно? Етить, понимаешь, колотить...  Он позвонил ещё раз. Дверь открылась, через некоторое время.

-Вам нужно повторить? - поинтересовалась женщина, несколько прищурив глаза.

-Гражданка, у вас всё в порядке? - спросил участковый глядя в сумрак поверх её головы. В зеркале на стене коридора отражалась часть комнаты с круглым столом и низко нависающей над ним лампы с абажуром. Из квартиры действительно тянуло непривычным, немного пряным ароматом, но скорее приятным.

-Что это за вопрос? Впрочем, радует, что вам не всё равно, - заметила женщина с усмешкой и открыла дверь шире, отступая в сторону и поворачиваясь к Старшинову боком. - Вы можете убедиться сами, если покажете документы. Если ли же это прелюдия, то повторяю — нет! И ещё раз нет!...

Вот интересно, подумал Старшинов, а что у неё в руке? По нынешним временам это может быть всё что угодно: от скалки до травматического пистолета. Странно, но сейчас её лицо показалось знакомым. Цепкая память механически принялась перебирать карточки в его личном банке данных, но вдруг споткнулась: ему пришло в голову, что «прелюдия» прозвучало как-то двусмысленно. Участковый невольно бросил взгляд на кулон и... смутился. Чёрт знает что такое! Нелепость...

-Извините, гражданка, - сказа Старшинов и отвернулся.

Женщина закрыла дверь, когда участковый уже выходил из подъезда. Он ясно расслышал плотный стук, и твёрдая уверенность, что он видел её раньше вновь напомнила о себе, оставив ощущение, что это связано с работой. Старшинов чуть помедлил на крыльце, склонив голову набок. Потом пожал плечами и хмыкнул. Сунул в рот сигарету и, помахивая планшетом пошёл по разбитому тротуару к выходу из двора.