Бутылка шампанского

из «непридуманных рассказов о художнике Лапине»

Прекрасна пора в преддверии новогодних праздников! Характерными хлопотами пропитан воздух. Недаром говорят: «кто празднику рад – накануне пьян». Загодя опьянен праздником, готов веселиться и верить, что непременно свершится чудо в новогоднюю ночь. Сказочная детская мечта живет в нас и поныне. Объединяющее сладостное чувство поднимает настроение и усиливает впечатление. Это и есть русский дух, удалой, светлый и волнующий, как благостная песня.
Автобус битком набит пассажирами, замороченными заботой о предстоящем празднике. Все спешат к веселью. Домой - домой! Скорей - скорей! Подальше от центра города. И мы с мужем и дочерью рады той близости, в которую втиснуты, с тем же чувством к людям, что и они к нам. Добрую половину пути уже проехали. И мы, наконец, уселись на освободившиеся места. В стеклах, как в зеркалах, виден весь салон с пассажирами. Усталое лицо водителя отражается в зеркале заднего вида. Володя, расслабившись на сидении, озорно подмигнул Кате, тихонечко запел, я его одергиваю:
– Ты что, с ума сошел? Сиди тихо!
Он улыбнулся, будто что-то уяснив, и после выдержанной паузы, как настоящий артист, запел увереннее. «Вот кто-то с горочки спустился». Допел, как положено, до конца. Я, беспокоясь о приличии, думала – слава тебе господи, замолчал. А он того громче затянул: «Ой, мороз, мороз – не морозь меня…»
Я снова предупредительно локтем подталкиваю мужа в бок, громко шепчу:
– Люди же вокруг, прекрати, дурью не майся! Подумают, что ненормальные!
Но муж и не думал заканчивать «концерт». Дочка сначала подпевала тихонечко, потом все смелее подтягивала. «Ну, погодите, негодники, спелись!» – сетовала я внути.
Вдруг неожиданно в такт моим мыслям загудел восторженный мужской бас: «Ой, мо-роз!», а затем откуда-то сбоку озорной женский тоненький голосок подхватил: «Ой, не-мо-ро-зь ме-ня-а-а…» Постепенно все пассажиры автобуса включились и весело пели застольную песню. Я оглянулась назад – что за потеха, или с ума схожу. Но песня звучала, в самом деле, красиво. Люди стали переглядываться и улыбаться. Многие дружно поддержали припев, растягивая все шире и яростнее, – я тоже тихо подтягивала, потом запела смелей и напористей. «У меня жена – ой да рас-кра-са-ви-ца».
Песня уносила меня в детство. В сокровенной дали моей памяти, мама, молодая и красивая, и отец, стройный, чубатый, как Григорий Мелехов, еле слышно подпевая, слушал, как льется такая же крылатая, задушевная песня. Каждый из пассажиров, наверное, припомнил что-то свое родное, близкое или далекое. Соединив все поколения, песня лилась мощно, за ней другая, выворачивая душу.
Дошли до шуточной песни «Ты ж меня пидманула, ты ж меня пидвела». Потом кто-то решил взять инициативу на себя и затянул «Че те надо – че ты хошь?» Володя не принимал эту песню, она ему не нравилась. Он, почему-то, даже в минуты радости любил петь грустные песни. И в наступившей тишине с иронией спросил:
– А чо мужику-то надо?
– Бутылку! – как-то вырвалось у меня само собой, но прозвучало четко ответом на вопрос.
– Какую бутылку? – подыграл он.
– Шампанского, чего же еще! Новый год на носу! – уже осмелев, высказалась я.
– Какого шампанского?
– Какое в сумке припасено!
– Давай сюда, раз такое дело!
– Че те надо?
– Люди, есть справедливость на свете? – разгорячившись, вопил Володя во весь автобус.
Смех прокатился по салону…
– Эстрада отдыхает, – сказала, улыбаясь, восторженная женщина.
– Цирк на колесах! – разразилась смехом парочка влюбленных, несколько отшатнувшись.
– Точно. Цирк уехал, клоуны остались! – выкрикнул мужской голос.
Веселая атмосфера заразила участников рейса и водителя. Все будто шло по намеченному сценарию. Кто-то пытался рассказывать новогодний анекдот, но песня не прекращалась. С задней площадки передали бутылку шампанского, сопровождая радостным возгласом:
– Запевала, принимай подарок! – Все единодушно поддержали щедрыми аплодисментами.
– Правильно, молодец, запевала, заслужил. – Передавая через головы, вручили Володе бутылку шампанского.
– Вот это да! Вот это! Я понимаю! – Мгновенье разглядывал, потом прокричал, подняв высоко над головой: – Ура! С новым годом!
– С наступающим! – поддержали веселые ребята.
Но запевала кричал громче всех и хотел немедленно открыть шампанское. На него замахали руками:
– Неси домой, это подарок.
– А то уедешь в Ленинград вместо Иркутска, – добавил рыжеватый мужчина, возбужденно радуясь, будто это ему свалилась манна небесная.
– А–а, понятно! У меня тоже традиция. Я вот это тоже хожу в баню тридцать первого.
– Тот еще парильщик! Может и уехать, если что, после баньки, – размышляла я вслух.
– С легким паром! – пожелал весельчак.
– Спасибо! – ответил Володя, очумев от радости.
Мне в тот момент думалось, что чувство праздника объединяет людей. Все любят друг друга и радуются и веселятся вместе. Какие приятные лица и улыбки у людей!
На остановках входили новые пассажиры, сначала подозрительно поглядывая на веселую компанию. Потом приняв порцию веселья, прикасаясь к празднику, с удовольствием включались в общий репертуар.

Не знаю, чем бы все это закончилось, но нам надо было выходить. Увлеченные, мы чуть было не проехали свою остановку. Запевала, протискиваясь к выходу, оборвал песню на полуслове, и заговорил тем особенным языком, которым говорят взволнованные люди, заикаясь:
– Хо-ро-ший у нас на-род!
А водитель, повернув голову, сказал в микрофон:
– Спасибо, запевала, за праздничный концерт!
Опомнившись, пассажиры протестовали со всех сторон:
– Куда? Постой! Запевала, поехали дальше до конечной остановки!
– Я художник Лапин, – назвался Володя, наклонив лукаво голову, насколько позволяло стиснутое положение.
– Поехали с нами! Поехали, художник Лапин! – гудел уже, кажется весь автобус! Кто-то жал руку. Кто-то хлопал по плечу. Он расхорохорился и не собирался покидать автобуса, но я тянула его к выходу:
– Ты жить здесь собрался?
– Славный у нас народ, правда, Веронька! – и сунул бутылку мне в руки, я не ожидая, не удержала. Она выскользнула из рук, но не разбилась.
– Ты хоть предупреждай!
– Давай мне, мама, я понесу, – радостно предложила Катя.
– Не урони, она тяжелая. А люди у нас действительно замечательные, – говорила я, приближаясь к дому, – главное совершенно трезвые.
– Да не все, пожалуй, трезвые. На работе выпили по граммульке за праздник.
– Это, папа, ты, наверное, выпил для смелости.
– Почему для смелости?
– А как же, вон как смело пел!
– Разве смело? – переспросил для верности он.
– Смелости, я смотрю, и нам не занимать!
– Я вон заработал шампанское! – победоносно басил Володя.
– Да, у нас на Урицкого артисты столько не зарабатывают! – подзадорила я,
 шагая рядом с мужем, гордилась земляками. – Вот она где, Россия, и народ ее - чистый родник …