Не оставшиеся имена...

        Гарь.
        Сплошная гарь.
        Ее приносит ветер. Она стелется по земле и наполняет наше сознание. Наши души. Души всех тех, кто сейчас застрял на этом маленьком куске земли. До восхода солнца остается очень мало времени. Кажется, вот-вот там, за горизонтом,  первые лучи этого вечного светила  начинают пробиваться через темноту. Все мы оглядываемся и смотрим на то, как на востоке должен начать зарождаться новый день, с чувством, которое заставляет сжиматься сердце в маленький комочек. Оно наливается страхом вместе с кровью. И этот комочек становится тем молотком, что больно бьет по ребрам.
  У всех у нас во рту привкус ужаса. Сладковатый, ни с чем не сравнимый привкус ужаса. Впереди смерть. И у каждого нет надежды, хоть и говорят, что она умирает последней, но ее уже нет.
  Пятая атака.
  Пятая атака.
  Пятая атака.
  Сколько нас от роты.
        Сколько нас от взвода.
        Единицы. Все остальные там, впереди. Они лежат в одинаковых позах. В позах, в которых их приняла смерть. Такая одинаковая смерть. И вместе с гарью нам чудится тот странный запах, который заставляет постоянно сглатывать комки страха, чтобы не начать кричать от ужаса. Только не закричать. Вот там они, мои солдаты. Я единственный командир, кто остался в роте. Их глаза еще пока скрывает тьма, но я чувствую их умоляющие взгляды. Им, как и мне, не хочется умирать в этой бессмысленности.
  Но где-то там отдан приказ наступать.
  Наступать любой ценой.
  Наступать.
  Пытаться отбросить противника. Но у нас только винтовки и очень мало гранат. А противник вооружен по полной.
  Мы злые и голодные.
  Они довольные своим таким быстрым продвижением по нашей территории. А ведь где-то здесь несколько недель назад была такая мирная жизнь.
        Тишина.
  Река.
  Ветер, наверное, гулял по этим полям, донося до людей только запах цветов, что расцвели  и наполняли июньскую жару своим ароматом. А теперь здесь гуляет смерть. И она, такая равнодушная, наверное, сейчас рассматривает наши грязные и перекошенные лица.
  Гарь.
  Сплошная гарь.
  Там впереди, где противник, горят наши поля. Горят наши деревни. Мы сами под проклятия жителей поджигали их.
  Ничего противнику.
  Ничего. И в это ничего мы будем рваться сегодня уже пятый раз. Нас все время отбрасывают. С командованием невозможно связаться. Они только орут свои приказы и не слушают ничего. А все мы на этом пятачке обречены на смерть. И это факт. Такой реальный факт. Сейчас мне надо только дождаться, как позади нас в сторону противника взлетят ракеты и тогда без артиллерии и танков, с винтовками наперевес, с надеждой на то, что пули не проткнут тебя до того, как появится хоть маленькая надежда, что брошенная тобой граната долетит до противника, ; мы поднимемся в атаку.
  А пока равнодушное и такое страшное в мареве пожаров солнце начинает подниматься, для того, чтобы осветить эту странную планету. Я встал и начал обходить своих людей. Только бы никто не сорвался. Только бы не испортил это последнее утро братоубийством. Я иду по наспех вырытой траншее и смотрю в лица своих людей. Они смотрят на меня.
  Усталые практически равнодушные глаза.
  Грязные лица.
  Губы пытаются улыбаться, но получается оскал. Звериный оскал. Я хлопаю их по плечам, говорю ; все нормально, мужики. Все нормально. Я улыбаюсь им, спиной ожидая, как услышу свист и шипение ракет.
  Я обошел всех.
  Я всем заглянул в глаза.
  Я им кроме какой-то глупости ничего и не сказал.
  И вот время. Сейчас все это и начнется. Мы все подались вперед. А там сзади кто-то, наверное, уже поднял вверх ракетницу. Сейчас еще несколько секунд и все случится. Странно, но почему-то я не чувствую жалости к себе. Страх, да. Но не жалость. Я достаю из кармана раскладной нож. Раскрываю лезвие и режу левую ладонь. Лезвие оставляет неглубокую полосу пореза. Кровь выступает и растекается по ладони. Я поднимаю руку к лицу и мажу своей кровью щеки.
  Правую.
  Потом левую.
  Грязные щеки чувствуют теплоту живой крови.
  Затем я пью свою кровь. Соленый вкус крови. Соленый вкус крови. Я чувствую, как внутри меня зарождается ярость. Ни с чем не сравнимая ярость. Ярость, которая уничтожает страх. Просто ему не остается места. Ярость начинает разливаться по моему телу.
  Я готов к тому, чтобы рвануть вперед.
          Я больше не смотрю по сторонам. Моя правая рука сжимает ТТ. Сейчас я подниму остатки своего взвода. Я уже начинаю рычать. Я облизываю губы, чтобы собрать остатки крови, которые еще есть  на губах. Левая рука сжимается в кулак. Она пульсирует. Сквозь ее пальцы теплится кровь.
  И вот они.
        Ракеты...
        Я вскинул руку с ТТ вверх и зарычал,  потому что криком это назвать нельзя.
       ; Рота в…