Всё относительно

         Пэк вылупился из микроскопической, мягкой, заботливо обвитой, словно  пуповиной, серебристой капсулы. И хотя в фосфоресцирующем полумраке самого дальнего уголка огромного многоярусного города он был один, Пэк чувствовал присутствие множества таких же мохнатых тел с коленчатыми длинными ногами и фасеточными, глубоко вдавленными в плоть глазами. Запущенная в момент рождения программа вытолкнула слабое создание из кажущейся такой надёжной и мягкой колыбели и позвала в Неведомое. Всё быстрее перебирая лапками, малыш стал карабкаться на верхний уровень полного опасностей города, всякий раз замирая от малейшего всполоха света или лёгкого дуновения ветерка. Не всем повезло в предлагаемой кем-то игре, под названием «жизнь»: то и дело попадались новичку обглоданные высохшие конечности, какие-то перепончатые слюдяные крылышки, совершенно несъедобные холодные обломки и вполне съедобные мягкие хлопья, студенистые и временами ещё хранящие тепло погибших хозяев. Подозрительное шуршание или зыбкая неясная тень, мелькнувшая даже на периферии подаренного судьбой зрения, надолго пригвождали путешественника, заставляя распластываться на толстых канатах и старательно имитировать их грязно-серебристую поверхность.
          Время, текущее по каким-то своим законам и властвовавшее возможно над городом, и совершено точно во Вселенной, в которой вращался этот город, для Пэка абсолютно не имело никакого значения. Он жил по внутренним биочасам, пробуждающим тщедушное тельце не зависимо от смены света и тьмы, заставляющим расправлять онемевшие от долгого пути лапки и напоминающим протирать уставшие от напряжения глаза. Те же загадочные невидимые повелители души и тела приказали Пэку скинуть старую изношенную оболочку и обзавестись более крепкой бронёй, да ещё на размер больше.
           Однажды, еле выбравшись из очередного лабиринта, он в лобовую столкнулся с себе подобным существом. Что-то подтолкнуло обновлённого Пэка угрожающе поднять передние лапки и выдвинуть пару хищных челюстей; капнувшая с них зеленоватая слюна попала на валявшийся студенистый комок, вмиг превратив его в шипящую жидкую массу. Собрат по разуму, но отнюдь не собрат по владению данной территорией, отреагировал на нежданную встречу точно также. Пэк перешагнул на месте – противник скопировал движение, Пэк попятился – существо отступило и вдруг завертелось, странно вскидывая коленчатыми ногами и истекая мутной жидкостью, отчаянно пытаясь подхватить выпадающие из вспоротого брюшка ползущие трубочки. Страшное чудовище продолжало беспорядочное кромсание почти бездыханного тела, поочерёдно отрывая бледные конечности. Одна, надломленная, замерла в предупреждающем жесте возле забившегося в первое подвернувшееся укрытие Пэка. Невидимый убийца величественно проплыл мимо, напоследок с хрустом раздавив поверженный хлипкий серый, без узоров, панцирь. Вспыхнувший яркий свет выхватил из тьмы крестообразную татуировку на мощной удаляющейся спине.   
          Внезапно налетевший ураган очистил место побоища и, завертев вместе с мусором едва живого от страха Пэка, скинул его на нижний ярус, почти туда, откуда тот начинал восхождение.
          Очередная смена бронировки придала повзрослевшему Пэку уверенности. Вновь подгоняемый неведомой силой, он преодолел однажды пройденный путь в три раза быстрее: там, где раньше подолгу сидел в ямках, оберегаемый мимикрией – не задерживаясь, прохрустел хитиновыми остатками; там, где довольствовался милостыней - первый раз поймал сетью добычу и наконец сам оторвал и бросил слюдяные осколки с остатками желеобразного студня вниз, на поживу несчастным слабакам.  Забыв про прежде владевший сердцем страх, Пэк уверенно пробирался наверх, отпугивая похожих на него как два клона существ предупреждающим жестом поднятых передних лап, по-прежнему ощущая в них лишь собратьев по разуму.
          Его дом-крепость был виден со всех сторон, оплетён толстыми канатами с шишковидными  острыми наростами - для злобных врагов, липкими сетями - для особо наглых не прошеных гостей, переливался причудливыми язычками света - для желанных друзей, которых, впрочем, до сих пор не было. Хозяин, с гордостью носящий лакированную крестообразную татуировку на бронированной спине и с удовольствием ощущая, как под его весом прогибаются гибкие тротуары верхнего города, по праву считал себя великим. Теперь от безжалостной тени Пэка в ужасе разбегались жалкие несчастные его подобия, а сколько распоротых брюшек и оторванных мохнатых скрюченных лапок оставалось на месте ночных вылазок! Да, величие Пэка было неоспоримым, а территория – неприкосновенна. И он мог сколько угодно в это верить, до тех пор, пока молчала, замерев,  вечно спешащая стрелка биочасов.
           По прошествии некоторого количества Вспышек на внешней стороне города, Пэк, после чересчур сытной трапезы, в развалку шествовал по центральному тракту к главному входу в родное жилище. Представшая перед его фасеточным зрением картина в мгновение ока пробудила дремавшую в глубинах сознания ярость, подобрав гибкие пружинящие конечности под мощное тело, готовящееся к прыжку. Перед залитым бросившейся в голову кровью взором возник враг, нагло утаптывающий мягкую перину уютной спальне, в самом центре неприступной крепости. Бросившийся в атаку Пэк, еле сдерживая двойную дозу смертельного яда, уже мысленно предвкушая восторг от последних судорог ненавистного мохнатого тела, внезапно остановился, словно налетев на невидимую стену, рухнул, подломив под себя дрожащие лапы, и задрожал сам.
           Внутренние часы переключили жестокое сердце тирана на новый лад – перед ним, плавно поводя изящно выгравированным на не менее грациозной спине крестом, красовалась Она, продолжательница рода, королева, нет, божество всей Вселенной!
           Нет, он не убил прекрасную незнакомку, он стал её покорным рабом, безропотным охранником, возлюбленным господином. Горькая правда заключалась в том, что похожая на сказку идиллия внезапно оборвалась: прекрасная крестоносица исчезла, унося под хитиновым панцирем, в тёплых тайных глубинах своего чрева новые жизни, заботливо окутанные, словно пуповиной, белым войлоком капсул, готовые начать бесконечный путь восхождения на самую вершину вечного города.
           Часы внутри Пэка перещёлкнули, остановились и снова пошли, но как-то неохотно и замедленно, абсолютно потеряв всякий интерес к этому бесподобному венцу природы, сотканному из крепких сухожилий, груды мышц и стального хитина. Пэк умирал. Сначала стали подводить глаза (теперь большинству везунчиков с лёгкостью удавалось избегать мучительной смерти и сохранить лотерейный билет с надеждой прожить долгую и счастливую жизнь), потом перестали слушаться задние конечности (отяжелевшее дряблое тело придавило и обе пары средних, не в силах передвигать такую массу).  О, если бы не угрожающе поднятые передние и беспрерывно капающая зеленоватая слюна, нескончаемая вереница молодых и сильных наглецов ворвалась бы в самый центр сооружения великого Пэка.
           В один из периодов длинного Послевспышья Пэк сдался. Его громадное тело почти наполовину загораживало главный вход, погасшие глаза, казалось, по-прежнему с ненавистью смотрели на поверженную пару-тройку слишком уверенных в себе врагов и видели в них лишь собратьев по разуму, а отнюдь не собратьев по владению данной территорией, на челюстях застыла капля ядовитой жидкости - но всё это была лишь видимость жизни, её застывший хитиновый отпечаток, уже начинающий превращаться в никчемный прах под отзвуки начавшегося Сотрясения.

                2
           - Батюшки мои, паутины-то сколько! Всего неделю не убиралась, ай-яй-яй! И поболеть-то нельзя!
Пожилая уборщица мало чем примечательного офиса, лихо сдвинув на затылок цветастый платок, с ожесточением наматывала на веник серебристые канаты некогда прекрасного города Вселенной вместе с его мёртвыми и живыми обитателями.



Фото автора