Шпалоукладчица

Из книги «За окном»
Хлопнула входная дверь. Пришел хозяин квартиры. Суетливый худощавый мужичок с давно нечесаными волосами. Не снимая обуви, он потрусил на кухню и поставил на стол видавший виды целлофановый пакет и поспешно стал выкладывать на стол его содержимое: две бутылки водки, три бутылки пива, полбуханки ржаного хлеба, пачку маргарина, три пачки «Беломорканала» и пачку пельменей. Скорее по привычке, чем по необходимости, огляделся по сторонам (в квартире никого не было), взял со стола бутылку пива и спрятал ее за радиатор. Резко зазвонил телефон. Василий вздрогнул, и чуть было не выронил бутылку. Огляделся, отвел душу непечатным выражением и поднял трубку:


- Алё, Василий на связи! … Все готово, жду …и масла взял.  Ну, взял ну! Пельмешки заварим по твоему приходу… давай!
Он положил трубку, почесал затылок.
- Масла, масла, …а я вот маргаринчику взял. Бюджет-то не резиновый. – Шептал он себе под нос. - Надо что-то придумать …- и придумал!
Достал маргарин из холодильника, развернул, обертку тщательно смял и от греха подальше выкинул в ведро! Там же нашел обертку от позавчерашнего сливочного масла, аккуратненько разгладил и завернул в нее маргарин. Осмотрел со всех сторон, поправил уголки. Красота. Чтобы Верка не раскусила маневр, он положил его в морозилку.


- Застынет – не разгадаешь, - думал его изворотистый ум. – Пока то, да се, примем по шкалику, а там и пельмешки подойдут, в них и кину. Не поймет. – Лицо его стало суровым. - И вообще, какой это надо быть бестолочью, чтобы при дешевом маргарине покупать дорогое масло. Ну, народ… - искренне негодовал Вася. – Вот так и коммунизм пропукали.


Скоренько закинул в холодильник продукты, деловито откупорил бутылку пива и сделал два больших глотка прямо из горлышка. Рыгнул и полез в карман за папиросами. Аккуратненько достал из мятой пачки одну из них и прикурил от спички. Открыл форточку и сел напротив окна. Сделал еще пару глотков и сладко затянулся. Глаза заблестели и он, довольно улыбаясь, облокотился на спинку и стал наблюдать за прохожими. Это было его любимым занятием. Природы наградила его не только любопытством, но и любознательностью. Среди своих друзей и знакомых Вася слыл человеком знающим и толковым. Поэтому, когда у кого-то сдавали нервы и распускались руки, его старались по голове не бить.

Вот так, сидя у окна, он вдруг вспомнил один показательный случай и улыбнулся. По причине выдачи премиальных все скинулись по полторы сотне и устроили фуршет. Место выбрали достойное – на слесарном участке. Стол из нержавейки скатертью накрывать не стали, потому как Василий объяснил, что нержавейка сама по себе микробы убивает (видимо, перепутал с серебром), а со скатертью одни неприятности. Да еще потом стирать надо. Так вот, во время фуршета Степан - столяр, мастерски владеет топором - заподозрил Василия в нечистоплотности. Ему показалось, что Вася наливает себе несколько больше. У всех водка до мочки уха Чебурашки (рисунок на стакане), а у Васи вместе с мочкой. Для подтверждения своей догадки он предложил ложный тост. Вася разлил. Опасения сбылись. Не раздумывая, Степан размахнулся, и хотел было ударить крысу, но вспомнив о клятве не бить Васю по голове, изменил траекторию полета кулака (ведь есть правило – «замахнулся – бей!») и ударил ни в чем неповинного Николая. Тот без лишних слов упал замертво. Выбор пал на него отчасти из-за того, что все видели, как Коля, чтобы в очередной раз не потерять протезы, снял их и аккуратно положил в карман. Участники фуршета дипломатично промолчали и продолжили беседу, как ни в чем не бывало. Степан простил Васю, когда тот, делая примочку для Николая, смочил вату водкой из своего стакана.


Василий с превеликим удовольствием прикладывался к бутылке и тренировал свою сообразительность: старался угадать характеры прохожих по их походке и поведению. Вот, к примеру, идет мужик средних лет. Идет как-то вперевалочку.
- Да! Характер у него неважнецкий. – Думал он, прищурив глаз. - Скорее всего, геморрой замучил. И вообще, какое это счастье жить на первом этаже. Люди книжки читают, мучаются. А здесь, …вон она жизнь. Не хуже чем в кино.
На лавочке судачили два божьих одуванчика. Появился мужик с ковром через плечо. Выбивать несет. Интересно.


- А вот и она. Подруга ненаглядная. – Василий увидел жену. Быстро допил пиво, выбросил бутылку в ведро и побежал снимать ботинки. Снял и тут же сообразил, что требуется снять и носки. И одеть другие ботинки. 
- А вот и она, - повторил он, открывая дверь, – мой Верунчик.
Вытянув губы трубочкой, он потянулся к ней с поцелуем. Верунчик позволила, но принюхавшись строго спросила:
- А мне-то пиво оставил?
- Да! Холодненькое. Давай, переодевайся, я пока воду для пельмешек вскипячу.
- Нет! Сейчас. Жажда замучила.


Василий сбегал к холодильнику, откупорил бутылку, незаметно для себя сделал глоточек и отнес супруге. Верунчик жадно припала к горлышку и на одном дыхании опустошила бутылку.
- Умничка, - похвалила она мужа. – Ну, беги, ставь воду… Стоять!!! На бутылку.
Пока Василий возился по хозяйству. Верунчик прямо в коридоре скинула с себя пропахшую смолой одежду и кинула ее в угол за шкаф. Затем, брезгливо морщась, сняла пропахшее от трудового пота нижнее белье и направилась в ванную.
Вера работала в депо «Окружная» шпалоукладчицей. Работа тяжелая. Приходилось вручную ворочать неподъемные тяжести, что, естественно, отразилось как на ее характере, так на фигуре в целом. Характер упертый. Фигура же, при абсолютной прямолинейности с тыла, с фронта отличалась волнообразностью. Первая волна – грудь, вторая волна – в области желудка (прямо под грудью), третья волна – живот. Даже абсолютно нагая, она могла не слишком беспокоиться настойчивых взглядов мужа, поскольку «срамота» была надежно прикрыта третьей волной. Волны, говоря языком физика, можно отнести к классу упругих – не ущипнуть. Ноги короткие, но сильные. Опрокинуть практически невозможно.    
Пока Верунчик мылась, Василий вскипятил воду, подсолил ее и закинул пельмени. Проверил, как заморозился маргарин.


- Все не то, и все не так… антифриз добавляют, что ли?
 Прикусив губу, стал усиленно думать. Придумал.
- Надо или нюх отбить, или задобрить. В обоих случаях придется жертвовать. Достал поднос, шкалик, бутылку. Наполнил шкалик до краев и вот так, с подносом, направился в ванную. Зашел, не стучась, поскольку считал, что в семье не должно быть секретов. Правда, однажды, ему это дорого обошлось. 
- Верунчик, скорая помощь!
- Дверь закрой, дует – Вера, было, замахнулась намыленной мочалкой, но, увидев поднос, откинула ее и приняла шкалик.
Пила медленно, с удовольствием.
- Дай разок затянуться.
- Щас! – Василий выскочил на кухню, прикурил папиросу и бегом в ванную. Вера с рук Василия глубоко затянулась, перевела дыхание и, между прочим, спросила:
- Ну, признавайся, что натворил…
- Я? Ничего…
- Больно услужливый… ну, иди, сейчас выйду.
Василий в притухшем настроении сервировал стол. В глубокую эмалированную чашку выложил пельмени, нашел горчички, порезал хлебушка.
В кухню вошла, полыхая свежестью хозяйственного мыла, Вера. Она сильнее запахнула халат, и устало опустилась на табурет.


- Ой, хорошо-то как. Бедные мои косточки. Сегодня балластный слой меняли. Тот-то совсем в камень превратился. Вот и выковыривали его меж шпал и под рельсами. Бедные рученьки мои.
- Верунь, а давай прямо из чашки. Ну ее, потом тарелки мыть. Вон как устала…
- Давай. Ложки где?!
- Вот-вот-вот…
- Ну, давай Василек, с устатку…
- Твое здоровье, подушечка моя…


Выпили, закусили. Василий намазывал второй кусок хлеба горчицей, а Вера устало курила.
- Завтра стрелочные переводы очищать будем. Ты не можешь представить себе, как это тяжело. – От жалости к себе у нее брызнули слезы. – Ну, куда подевалась вся техника. А ведь платят, будто мы с техникой работаем. Есть ли у людей совесть? Вон, Натаха спину опять потянула. Недели на две ушла. А нас будто специально друг на дружку травят. Вот, говорят, вам деньги на всю бригаду, делите, как хотите. То есть как это? Мы горбатимся, получаем крохи. Но и Натахе деньги нужны. Она же не виновата, что спину надорвала. И нам от себя отрывать… сам понимаешь. Ведь ее норму надо тоже выполнить. Ой, как не просто все...


Вера замолчала и удивленно посмотрела на мужа: на его ресницах блестели слезы. И взгляд тревожный. Василий искренне жалел супругу:
- Ну, что ты в этом депо потеряла. Давай к нам ЖЭК… А может вдвоем, дворниками. С утра приберем дворик, вечером пройдемся, а днем отдыхаем.
- В дворниках у нас инородцы ходят. Басурмане. Да и мне еще пару лет нужно для стажа продержаться. Пенсии-то у нас с надбавками…
- До пенсии еще дожить надо…
- Доживем! Наливай!


Выпили, закусили, закурили…
-О! Степан! – Василий увидел стоящего у открытого окна столяра. – Ты чего мнешься, заходи!
- Заходи, давай… – подкрепила приглашение мужа Вера.
- Вы же отдыхаете, я смотрю. – Степан был сама скромность. – Незваный гость… сами понимаете…
- Так мы ж зовем…
- У меня чекушка, колбаска, батончик белого...
- Не гость, а счастье! - Василий пошел открывать дверь.
Вера достала свежую вилку и приложила ее к чашке:
- Вон, садись к окну. Давай я за тобой поухаживаю. – Она густо намазала хлебушек горчицей и слегка подсолила.
- Спасибо... 
- Ну, со свиданьицем…


Выпили. Василий с интересом осмотрел сумку Степана. Достал колбаску, со знанием дела понюхал, одобрил и отложил в сторону. Чекушку отнес в холодильник. Неизвестно зачем выругался, сел за стол и начал старательно нарезать колбасу. Чтобы ровненько. А Веруня тем временем рассказывала Степану технологию укладки шпал. Степан внимательно слушал интересный рассказ, но время от времени с волнением поглядывал в сторону бутылки.
- …понял? Так вот, первым на перегон отправляется путеразборочный поезд, а уже потом путеукладочный. Он с краном.
- Ну и ну! – Восхищался Степан. – Скоро топору места в жизни не будет.
- Что ты! Без человека, тем более без топора, вряд ли дело пойдет. Не переживай, налей-ка лучше.


Василий сложил кривым столбиком колбаску (ровно не получилось), вытер со лба пот и принял из рук Степана стакан. Поблагодарил за заботу и выпил.
- Завтра опять на работу... Хорошо, что вы у меня есть. Хоть душу отвести. Ведь я же дипломированный учитель. Ты, Степан, хоть знаешь об этом?
Степан перестал жевать:
- Мне Васек говорил, но я не поверил. Правда, что ли?
Васек соскочил с табуретки и побежал в комнату. Через минуту вернулся со шкатулкой, бережно положил на стол и аккуратненько открыл. Вытащил оттуда корочки и с достоинством протянул Степану:
- Читать не разучился?


Степан внимательно изучил Диплом, потом с уважением и некоторой растерянностью посмотрел на Веру. Ей это понравилось. Она расчувствовалась и протянула Степану брикет сливочного масла:
- На, положи в пельмешки-то. Вкуснее будет.
Степан тоже расчувствовался. Выходит, Василий не врал. Вернул диплом, разлил по емкостям и предложил тост:
- Вера, я будто топором по сучку… аж вспотел. А чего ж это ты так… ну… с нами. Неужто, Васек повлиял? – Степан брезгливо посмотрел, было, на Васю, но потом вспомнил, как тот благодарил его за поданный стакан и перевел взгляд на Веру. – За вас, Вера!
- Нет, конечно, Вася тут не при чем. В девяностые это было. Школу закрыли, в другую не брали, а есть хочется. Вот и пошла в депо. Или рынок, или депо. Выбрала депо. Поначалу в конторе работала. А как частники пришли, так нас на шпалы. Красотками да родней заменили. И тебе деньги, и тебе удовольствие.

 
Наступило молчание. Но у Василия лихорадочно работал мозг. Как отнять брикет масла с маргарином, чтобы никто ничего не понял. Решил влезть в шкуру радушного хозяина. Первым делом налил в пельмени немного воды и поставил на огонь. Чтобы подогрелись. Затем озабоченно оглядываясь взял у Степана брикет, развернул на соседнем столике, отрезал внушительный кусок и бросил в пельмени. Оставшееся завернул и бросил в холодильник. После чего облегченно вздохнул и сел. Потом вдруг вскочил и побежал в ванную. Вернулся мокрый, но счастливый:
- Верунь, я бельишко твое замочил. Завтра в чистом пойдешь. Напомни мне, чтобы простирнул.
- Да я сама. Сядь, передохни.
- А-а-а! Вот и пельмешки подошли… - обжигаясь и чертыхаясь, Вася снял с огня чашку с уже разварившимися пельменями и положил на стол. 
- Ведь натворил что-то, - думала Вера, с умилением разглядывая мужа. – Как ребенок, честное слово.


Любое застолье имеет в своем развитии три плавно переходящие друг в друга фазы: восторженность, апатия и моветон. Это естественная реакция организма любой особи на результаты поиска гармонии внутреннего состояния с внешними раздражающими факторами. И чем богаче (или сложнее устроен) внутренний мир особи, тем сильнее эффект проявления этих фазовых состояний.

 
Выпитое и съеденное, даже с маргарином, увели в минус восторженное состояние, связанное с ожиданием резких перемен к лучшему. Вера, уткнувшись взглядом в дырочку на скатерти, думала о своем прошлом. Мама заслуженный учитель, папа научный сотрудник. Эту квартиру на первом этаже получила мама за высокие достижения в деле воспитания советских детей. Хотела быть как мама. Легко поступила в педагогический. Вера смахнула слезу мозолистой ладонью. И вот они - черные дни. Как была интеллигенция прослойкой между рабочими и крестьянами, так и осталась прослойкой, но уже между торговцами и их охранниками. Сердечко папы не вынесло унижений новоявленных хозяев института, определивших его грузчиком в АХО. Мама торговала на рынке…
- Эх, да что там… - Вера махнула рукой. – Наливай, Степан!