На постоянное проживание

МАРИНА СТОЛБОВА - http://proza.ru/avtor/zanzibar


Надрывно-тревожно тренькнул входной звонок.
От неожиданности Руслан вздрогнул: третий месяц здесь прохлаждается, а все никак привыкнуть не может.
Вчера, наконец, осмелился и во время обхода спросил у лечащей врачихи Татьяны Сергеевны: когда выпишут?
Та в ответ поджала кроваво-накрашенные губы и, сделав удивленные глаза, сказала:
- А что, Руслан, тебе у нас не нравится? Отдохни, сил наберись.

Дни посещений: понедельник, среда – с 16 до 18, суббота – с 11 до 13.
Сегодня мать приехать должна, она всегда по субботам является, будни-то работает.
По средам обычно тетя Лена бывает.
Руслан любит ее посещения: веселая и не жалуется постоянно как мать. Та вечно всем недовольна, все не по ней.
Посмотрел на настенные часы, пора бы, двенадцать скоро.
Коридор в часы посещений запружен до отказа гуляющими больными. Ждут.
Ждут, а придут не ко всем.
Вон, Димыч, сосед Руслана по палате – не везет мужику глобально: живет здесь, в больнице, уже два года. Не забирают его и передач не носят. Повеситься можно.

Насчет повеситься – это не для красного словца.
Руслан пробовал прошлой зимой. Почти получилось, но мать помешала, раньше домой вернулась.
Разоралась сперва, даже оплеуху залепила в сердцах. А потом заплакала, прижала его голову к своей груди и сидела, качаясь из стороны в сторону. Рыдала. Долго-долго.
Руслану пришлось клятву матери дать, что больше такого не сотворит. Не выносит он вида ничьих слез, что хочешь сделает, лишь бы не плакали.
После того неудачного самоубийства Руслан в очередной раз оказался в психбольнице.

А здесь ничего, неплохо. Скучно, правда, да кормят отстойно. Вечно жрать хочется. Но ему хоть передачи носят, а Димычу – беда. Конечно, ребята его угощают, не без этого, и он, Руслан, тоже делится. Сосед, как-никак.
Вот и сейчас Димыч за компанию рядом стоит, ждет.
При новом тренькании они оба вытянули шеи к входной двери: кому на этот раз повезло?
Руслан возле двери не трется, как другие, терпеливо стоит в дверях палаты. Только название то одно, что двери, потому как дверей нет вовсе.
Во всех палатах двери сняты. Валентина Петровна говорит, положено так. Хоть у них отделение и не буйное, но мало ли что.  Всякое случается. Вот, к примеру, есть у них один. В пятой палате лежит. Не то чтобы шумит сильно, нет. Временами выть начинает. Руслан тогда сразу ложится на кровать ничком и ладони в самые уши вдавливает. Пережидает.
Валентина Петровна говорит в тех случаях, усмехаясь:
- Наш-то опять запел!
Повоет часок, другой и замолчит до следующего раза.
А Валентина Петровна – санитарка. Хорошая тетка. Когда она дежурит, то всегда позволяет больным во время еды хлеб в карманы прятать. Будто и не видит. А Руслан и рад стараться!

Его палата в самом конце коридора. Фигуры мельтешат: глазами поедают каждого приходящего, развлечений-то никаких.
Сестра дежурная, нет-нет, да прикрикнет, чтоб не толпились. Утихнут на несколько минут, и снова все взгляды на дверь заветную: к ним ли, нет ли?
Руслан сощурил близоруко глаза: не видно ни фига, предметы расплываются.
Привычно оттянул кожу возле глаз к вискам – другое дело, сразу картинка четкость обрела.
Мать ругается, что очки не носит. Пугает, что ослепнет.
А Руслан не носит их принципиально: он в очках на ботана похож.
Мужик должен мужиком быть. Таким, как в журнале «Men’s health» печатают. Руслан обожает этот журнал. Купил однажды, так мать такой ор подняла, что деньги на пустяки тратит. Обидно – что он маленький, сам не понимает, что надо покупать! Деньги-то его, в конце концов!

Руслан задумался и пропустил появление матери.
- А ваш-то уже больше часа стоит, выглядывает, - пропела Валентина Петровна и махнула Руслану рукой: иди, мать встречай!
Когда он подошел, мать уже и пакеты для досмотра раскрыла. Положено так. Валентина Петровна говорит, есть и такие посетители, что норовят протащить недозволенное.
Руслан сам видел, как мужики в палате тайно чифирят. И ходят потом как чумные. Не понимают, что вред здоровью наносят.
Сам Руслан не пьет и не курит. Нет, конечно, на праздник мать ему иногда вина нальет. Но так, совсем чуть-чуть.
Руслану шампанское нравится. Сладкое, и от пузырьков в носу щекотно. Только пьют его всегда на Новый год. А он и Новый год встречал дома всего раза три. Все больше по больницам да интернатам, а там спиртного не положено.

- Ну что, рад, что ли? – спросила мать.
А Валентина Петровна опять пропела:
- Уж как он вас ждал, как ждал!
Мать довольно качнула круглыми пластмассовыми серьгами. Любит она нарядно одеваться. Вот и сейчас: платье в обтяжку черное в цветах красных, бусы и серьги крупные зелено-переливчатые, парик белокурый, а губы ярко-розовые.
Все больные на мать уставились, красивая потому что.
- Нет, нет, - строго говорит дежурная сестра, - ягоды нельзя! Уходить будете, я вам отдам тогда. А вот это пусть сейчас съест. Холодильник у нас не работает.
- Съест, съест, - согласно кивает мать кудрявой головой и подает прозрачный контейнер сыну: на, держи.
Руслан только понюхать хотел, а крышка бац! и непонятно как соскользнула. И вся ароматно-пахучая смесь вмиг на полу оказалась.
- Кто тебя просил открывать! – кричит мать. – Вечно с тобой одни проблемы!
- Ничего, ничего, - успокаивающе воркует Валентина Петровна, - сейчас все уберу!
Она идет за тряпкой и ведром, а проходя мимо Руслана, успевает подбадривающе ему улыбнуться.

Наконец мать и Руслан сидят в столовой за общим столом, и мать деловито выгружает принесенные продукты.
Котлеты! Руслан двигает к себе поближе белый металлический лоток с желтыми цветами на боку и с аппетитом поглощает румяные котлеты и картошечку. Еще теплые!
Мать то и дело подливает в больничную пластмассовую зеленую кружку сок и говорит:
- Ешь, ешь, разговор есть. Но после.
Вкусно, словами не передать. Руслан больничной алюминиевой ложкой выгребает последние крошки, дожевывает огурец. Свежий, хрусткий, здесь такими не кормят.
Насытившись, Руслан любопытно тянется к пакету: что там еще?
Две пачки печенья, вафли, чипсы, большая бутылка минералки, яблоки и бананы. Он доволен: если есть не спеша, то до среды хватит.
Блаженно откидывается на спинку стула, но мать сует ему в руки пачку печенья и что-то шепчет на ухо.
Руслан поднимается и, подойдя к сидящей на стуле неподалеку Валентине Петровне, кладет ей пачку на колени:
- Возьмите!
- Не обидьте нас, угощайтесь, - вторит ему мать.
Та отказывается поначалу, больше для приличия, но после все же берет. А Руслан возвращается к столу, на котором уже лежит лист бумаги.
- О, Господи, - вздыхает мать тяжело, - ты бы знал, сколько денег на твои передачи уходит. Прорва! Никакой зарплаты не хватит. Хорошо, что пенсия твоя есть, а иначе, не знаю, что бы я и делала!
Да, наверное, здорово, что Руслан живет с матерью. Валентина Петровна говорит, что один он бы пропал. Мир полон бессовестных людей, не гнушающихся обмануть любого. А уж инвалида!
Руслан с ней не спорит, но ему кажется, что его пенсия 12 тысяч – это огромные деньги. И если бы он распоряжался ими сам, то было бы лучше. Во всяком случае, свой любимый журнал он покупал бы каждый месяц.

- Ты меня слышишь? – тормошит его мать. – Доверенность на получение твоей пенсии надо подписать.
И сует ему ручку.
Но Руслан не спешит.
- Сам получу, меня скоро выпишут!
- Как же, выпишут, - усмехается мать. – Я с Татьяной Сергеевной  разговаривала, подлечиться тебя еще надо, полежать.
- Я здоров, - не соглашается Руслан и упрямо склоняет голову.
- Сыночек, а сосуды? Ты же сам знаешь. А давление внутричерепное?
Руслан молчит и только еще ниже опускает голову.

Но вот доверенность подписана, и Руслану уже скучно сидеть с матерью, нудящей по своему обыкновению о гипертоническом кризе, сломанном кране и неприятностях с сослуживцами. Он ищет взглядом Димыча. Тот рубится с кем-то в шашки.
- Мам, я пойду? – говорит просительно Руслан.
Мать словно спохватывается:
- Подожди, сынок, мы же главное с тобой не сделали!
И достает из недр своей безразмерной сумки еще бумаги.
Вот этого  Руслан не любит вовсе: всяческой писанины. Сразу голова болеть начинает.
- Помнишь, Русланчик, я тебе говорила про санаторий? Поживешь там, здоровье подлечишь. Давай заполним!
Мать – сама ласковость и терпение. Руслан вздыхает, еще раз смотрит на Димыча и начинает под материнскую диктовку заполнять форму…

- Пиши: на постоянное проживание, - указывает мать.
Руслан напрягается и отодвигает листы.
- На временное, - не уступает он.
Мать ему улыбается:
- Ты пойми, это не имеет значения. Я тебя все равно потом заберу. Но писать надо на постоянное.  Так положено.  Для проформы.
- Временное, - упорствует Руслан.
- Поживешь там, нервы успокоишь, - мать начинает раздражаться. – Я же на работе, кто за тобой следить будет? Не дай бог, опять примешься на трамваи напрыгивать или еще что придумаешь! А я без тебя пока ремонт сделаю. Соглашайся, сынок, в санатории – хорошо!
- Ага, хорошо, - упирается Руслан, - на временное.
И тянется за ручкой.
- За что муки такие? – в голосе матери слышатся слезы. – Всю жизнь на тебя положила, и вот, пожалуйста, черная неблагодарность в ответ.
Руслан уже готов написать что угодно, лишь бы мать не плакала.
Неожиданно мать произносит жестко и совсем без слез:
- Не напишешь по-моему, больше ты меня не увидишь! И останешься ты в больнице этой навечно!
Руслан сразу же верит сказанному и жутко пугается: и недоброго тона матери, и перспективы, как Димыч, остаться тут навсегда, и грядущего отсутствия передач. Его строптивость мгновенно испаряется.
- Как это? – лепечет он жалко.
- А вот так, - рубит мать. – Ослушаешься, живи сам, как хочешь!
Нет, Руслан так не хочет! И, скрепя сердце, он пишет корявым дрожащим почерком: «На постоянное проживание».

Они прощаются.  Довольная, улыбающаяся мать заботливо поправляет ему воротник больничной кургузой пижамной куртки.
- Умничка, молодец, - говорит она. – В среду тетю Лену жди. Я с ней чего-нибудь вкусненького передам. Чего хочешь?
- Сыра.
- Хорошо, хорошо, порежу сыра.
- Нет, - мотает головой Руслан, - сыр можно только в нарезке.
- Я же так и сказала: порежу, - доброе настроение матери тут же идет на убыль.
- В нарезке, - твердит свое Руслан.
- Ладно, ладно, - и мать обнимает его. – Все, пока, - и поцелуй в колючую небритую щеку. – Пока!
Дежурная сестра отпирает замок и выпускает мать из отделения, а Руслан некоторое время стоит и тупо смотрит на белую закрытую дверь с глазком, пока его не прогоняют в палату, где Димыч ждет его уже с нетерпением, сидя на кровати и косясь глазом на пакет с продуктами.
Руслан вынимает из пакета гроздь бананов, отламывает по одному себе и Димычу. И они сидят, и жуют бананы, и глядят на зарешеченное окно, жмурясь от яркого июльского солнца.
А за стеклом: манящая зелень листвы, и птичий щебет, и маленький кусочек голубого неба, а вечером можно посмотреть телек…
Хорошо!