Конкурсное произведение 6

Турист

Ненавижу Зеленый
(10 504 знака с пробелами)

Человек перед нами меньше всего создавал впечатление здорового и вменяемого мужчины, не смотря на то, что он говорил это доктору Ханнингу при каждом удобном моменте. Сейчас он мерно раскачивался стуле. При этом руки он до сих пор плотно прижимал к груди, хотя смирительную рубаху с него сняли уже давно. Впрочем, она оказалась совершенно лишней. Больной не пытался ни вырываться, ни убегать или бросаться на других пациентов и охрану. Он вообще только и делал, что сидел целыми днями и ритмично раскачивался из стороны в сторону. Он даже ходил подобным образом – переваливаясь с одной стороны на другую. На все вопросы мужчина отвечал односложно, а когда его доставали, начинал говорить, что ничего не помнит…
– Итак, – доктор Ханнинг откашлялся и, положив руки на стол, стал водить большим пальцем правой руки вокруг левой. Не смотря на то, что я еще только учился у сорокалетнего канадца, я уже успел уяснить, что этот жест являлся выражением крайней озадаченности доктора.
– Мартин, попрошу вас записывать все что он будет говорить – это может понадобиться вам для сдачи научной работы.
Я кивнул и вытащил кармана блокнот, с изображением Гранд–Каньона на обложке и обломанную у верхушки шариковую ручку. Этим блокнотом я пользовался уже довольно долгое время, но в нём оставалось ещё много свободного места. У меня была хорошая память, и я мог вполне обойтись без него, однако, Ханнинг настоял на том, чтобы я вёл только письменные записи. Хотя сам всегда носил с собой в кармане халата старенький – ещё кассетный – диктофон…
– Итак, – уже более уверенно повторил канадец, – Давайте начнем с самого начала. Как ваше имя?
Больной не обратил на доктора ровным счётом никакого внимания.
– Я уже говорил, R350, – невнятно пробубнил он.
– Так, хорошо. Откуда вы родом?
– Сан–Хосе.
– Это не в окрестностях Кремниевой долины? – не удержался я от вопроса. Признаться, с юных лет мне были интересны подобные исследования, поэтому и не спросить про это место я просто не мог.
Вместо ответа, больной замер и посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом.
– Да. Вы там были?
– Нет, к сожалению… – признаться, мне вдруг стало не по себе от его взгляда, а по телу словно пробежала едва заметная волна – будто в аэропорту прошлись сильным металлоискателем.
– К счастью…говорите: к счастью.
Доктор Ханнинг, который до этого смотрел на меня с плохо скрываемым раздражением, вдруг насторожился.
– А почему? Там творится что–то незаконное? Об этом не знает правительство?
Больной вновь принялся раскачиваться на стуле.
– Нет, там творится само правительство. Вы знаете, что такое кибернизация? Нет, вы не знаете. И это самое незнание позволяет вам считать меня сумасшедшим. Хотя, на самом деле, это можно сказать лишь о тех, кто всё это сотворил…
– О ком? – впервые за этот разговор, моя ручка коснулась блокнотного листа.
– О тех, кто создавал наш мир. Они умны – не каждому дано воплотить в жизнь подобную иерархию. Это сейчас все выглядит таким простым и доступным.
– Какую иерархию? – Ханнинг даже подался вперед. Видимо, эту историю он слышал впервые.
– Иерархию подчинения – всех всем. Полностью она закончила свое формирование в эпоху компьютерной эры. Когда не только правительство и корпорации стали контролировать пользователей, но и они сами. Не смотря на кажущуюся свободу, лишь немногие могли позволить вести себя в виртуальном пространстве так, как им заблагорассудится. Всегда находился кто-то, стоявший выше него – не в этой реальности, так в соседней. Тотальная мания преследования сменилась неконтролируемым чувством страха перед неизвестностью. Страх перерастал в ненависть и если ее не могли направить в нужное русло, начинался форменный хаос. И он был действительно страшен – причем, вовсе не своей жестокостью, а неконтролируемостью и внезапностью.
Пациент внезапно замер и наклонил голову, словно к чему–то прислушиваясь. Мы с доктором молча смотрели на него, не решаясь прервать столь странную речь. Но и сам больной, видимо, всерьез распалился. Он вцепился руками в собственные колени и стал раскачиваться еще сильнее.
– Поэтому и стали применяться всевозможные методы контроля. Отмонтажированные репортажи, голограммы и цифровые записи. Людей стали ставить в жесткие рамки, но как только эти рамки ставились под сомнение, во всеобщем обозрении показывалось нечто ещё более ужасное. Вооруженные столкновения, акции протеста и бунты хладнокровно планировались и так же беспринципно подавлялись. Очереди на электрический стул никогда не редели. Но как можно было заставить человека верить в лучшее, когда все вокруг по колено в крови? Дать ему надежду, что именно с ним и его близкими всё будет в порядке. А как этого добиться? Просто отказаться от показательных расправ…
Однако, отказаться от привычного нам вида, по факту применяя гораздо более гуманные жестокие меры. Что, например, изменится от того, если человеческую плоть заменят синтетической? При обязательном условии, что никто больше об этом не будет знать? Ничего. Самое главное всё равно останется – страх…и надежда…
Вы понимаете о чем я? Кибернизация коснулась не только окружающих вещей. Мы сами стали её сосредоточением. Я отныне – Красный. А вот кто-то из вас запросто сможет стать Желтым или Синим. Но только не Зеленым…
Я ненавижу Зеленый – это те ублюдки-солдафоны, которые и царят расправой. Как вы думаете, кого отправят усмирять поднявшего бунт Красного? Конечно же Зеленого – ну не живого же человека? Он при всех своих навыках не сможет противостоять мне. Умирая, вся накопленная информация сохраняется и после смерти переходит следующему владельцу… Пусть, при подавлении и погибнет кто-нибудь из населения, это будет только плюсом. В этом случае, можно запросто недосчитаться одного из убитых и тогда его мозг пойдет в качестве строительного материала. Дешевого, однако, непропорционально ценного хранилища, из фунтов которого получатся терабайты информации. Однако, по-настоящему важными окажутся лишь жалкие килобайты. А самое главное, что они готовы идти на подобные жертвы даже ради таких крох. Лишь бы новоявленный Желтый гений сконструировал вечный двигатель, Синий в полной мере раскрыл все тайны человеческого тела, а Зеленый овладел всеми известными навыками боя…
Когда молчание затянулось, я снова позволил себе задать непонятный даже для себя, вопрос:
– А кого в нашем мире больше?
– Зеленых, – тут же ответил пациент, словно дожидаясь вопроса, – Поэтому я их так ненавижу. Не знаю…может, будь я Зеленый, ненавидел бы кого-нибудь другого. Однако, сейчас я ненавижу только Зеленый…
Когда я только вошел в камеру, меня встречало двое Зеленых. Они знали, что бояться нечего – каждый раз данные фильтруются и все лишнее удаляется. Но как бы люди не старались, некоторые запрещенные вещи все-таки проскакивают, завязавшись на ассоциациях с программными действиями.
– В какую камеру вы вошли? – вдруг спросил Ханнинг.
– В камеру контроля всех всеми. Разноцветное праздничное помещение. Если прищуриться и сфокусировать взгляд дальше, можно было представить, что я попал на какое-то торжество. Столько ярких цветов и переливающихся огней…и тела – пустые наборы фторопласта, синтетики и сталей – оболочки, с виду похожие друг на друга как две капли воды. Через несколько секунд, впрочем, могущие оказаться кем угодно. Еще одним Синим, Желтым, Фиолетовым. Больше всего это похоже на маскарад – когда не знаешь, кто скрывается под той или иной маской. Испуганная морда кролика запросто может скрывать опасного психопада, заливающегося смехом от предвкушении чьей-то мучительной смерти. А изображение тигра окажется не опаснее самого тихого пациента вашей больницы…
Пожалуй, я смог бы опознать только Зеленых. Потому что я их ненавижу. Я чувствую их, однако, противостоять им у меня не выходит. Даже если учесть, что я уже трехсот пятидесятый…Вот и сейчас я чувствую что они все-таки нашли меня – я приглушил сигнал, но убрать его совсем не вышло. Может быть, в следующий раз у меня получится. Конечно, если они не сотрут все до мелочей, отбросив меня к самому первому десятку…
Больной перестал раскачиваться и внимательно посмотрел на нас с доктором. Стоило только мне открыть рот, чтобы задать вопрос, как он внезапно ответил:
– Чтобы у нас был шанс. Даже если ваш мозг используют для других, они будут это знать. Потому что теперь все что я сказал, будет завязано на ваших профессиональных ассоциациях. Я знаю, что вы меня ненавидите. Но я – Красный. Я не могу по-другому. Меня таким создали, и я не могу не жертвовать вашими жизнями ради общей цели. Но могу изменить эту цель. А вы – её осуществить…
С этими словами Красный вдруг резко накренился вперед. Мы с доктором Ханнингом даже не успели среагировать. А потому, словно парализованные смотрели, как мужчина с глухим стуком врезался виском в угол стола и тяжело рухнул на пол. Удар оказался чрезвычайно сильным – металлический стол выгнулся бугром, а в виске больного появилась огромная вмятина. Часть кожи до самой макушки сложилась неровным лоскутом так, что из-под неё виднелась…
Ханнинг с трудом поднялся и на негнущихся ногах подошел к трупу. Присел на колени и нерешительно убрал лоскут кожи в сторону. Да…нам не показалось – там действительно была красная черепная коробка. Но красная вовсе не от крови, а от хорошей краски, нанесенной ровным слоем на гладкий металл. Там где находился висок, было нечто вроде защитной пластины. От удара она погнулась и Ханнинг без особого труда отломал её. Пластина скрывала студнеобразный мозг, сдавленной тонкой железной сеткой. В основании каждой из ее ячеек была закреплена микросхема, которая при каждом прохождении через нее мозгового импульса, загоралась синим светом.
Пораженные увиденным, мы даже не сразу заметили, что в дверь нашей комнаты требовательно стучали. Скользнув взглядом по совершенно отрешенному лицу Ханнинга, я подошёл к двери. Доктор Ханнинг не любил когда ему мешали беседе с пациентами, поэотму предпочитал запираться изнутри. Но стоило мне только повернуть фиксирующую защелку, как за спиной раздался хриплый голос сорокалетнего канадца:
– Нет, постой!
Вот только это предупреждение прозвучало слишком поздно. Дверь распахнулась и в мою грудь уперлось пистолетное дуло. В проёме стоял высокий широкоплечий мужчина спортивного телосложения с незапоминающимся лицом, совершенно лишенным каких-либо эмоций.
– Ба–ах! – рванул вдруг пистолет у него в руках. Моя грудь моментально взорвалась осколками боли, уши заложило, а на глаза навалилась тёмно-багровая пелена. Не знаю насколько правдивой была история Красного, но кое-что оказалось действительно точно…
Я тоже ненавижу Зеленый…