Бабушкины тарелки

       Кира сидела на кухне, на полу, и даже не утирала льющиеся бесконечным потоком слёзы. А они все бежали и бежали из разом ослепших глаз, скатывались с подбородка на грудь и через вырез домашней футболки прокладывали солёные дорожки по телу. Кира держала руки скрещенными на мокром животе и прижимала  к себе пустоту…


        Пару часов назад в доме была затеяна генеральная уборка, точнее мероприятие по избавлению от ненужных вещей. Дочка Ася, забежав на минутку проведать родителей, в очередной раз напомнила, что в доме накопилась куча ненужного барахла.
        – Если ты не надевала вещь целый год – она тебе больше не нужна. Если не пользуешься чем-то – обязательно выброси, – строгим голосом будущей учительницы убеждала Ася Киру, и она была, конечно же, права. Асина жизнь пока измерялась просто годами.  Женя, подросток, в женские разговоры не вмешивался, но выразительно кивал головой из-за спины старшей сестры. Всегда они с ней заодно, молодцы.
        Жизнь Киры уже была поделена на десятилетия: первое, второе, третье, четвёртое и маленький хвостик пятого, но как раз об этом хвостике Кира предпочитала вспоминать как можно реже. И первые десятки лет настойчиво отвоёвывали право на бессмертие в виде старых, но дорогих сердцу вещей, безделушек, одежды, обуви, всякого разного хлама.
        Однако в глубине души Кира признавала правоту дочери. Надо освободить дорогу новому, избавившись от уже устаревшего, тянущего назад. Нужно. Пора. 


        Кира решительно распахнула дверцы шкафов и за несколько минут сгребла то, что ждало своей участи годами, в два огромных мусорных пакета.  После того, как Кира волоком оттащила их к входной двери, они заняли собой всю прихожую.
        – Евгений, вынеси! – крикнула она сыну самым решительным тоном, – Сейчас же!
        «А то я передумаю», – прошептала она чуть слышно.
        Женя выглянул из своей комнаты и едва сдержался, чтобы не присвистнуть.
        – И всего-то два пакетика, – произнес он с лёгкой небрежностью в голосе, –  Мам, а можно, я потом погуляю? – тут же попытался извлечь он из происходящего дополнительную выгоду. 
        – Два пакета им мало! – возмутилась Кира, которая только что уверовала в свою решимость и готовность к переменам. Зайдя на кухню, она окинула критическим взглядом полки шкафов. В самом дальнем углу, рядом с горками нового сервиза, стояли старые бабушкины тарелки тёмно-коричневого стекла. Сколько она ими уже не пользовалась? Лет пятнадцать-двадцать? Туда же их!
        Кира вынесла тарелки в прихожую в отдельном пакетике с ручками и всучила его Жене чуть ли не в зубы. Тот, стараясь не сгибаться под тяжестью тройной ноши и придав лицу отрешённое выражение, поволок мусор на свалку.
        Кира вернулась на кухню и закрыла дверцы висячего шкафа. Потом опять их открыла и протёрла освободившееся место тряпочкой.  Снова закрыла и протёрла шкаф снаружи. Потом  решила переставить новый сервиз посвободнее. Заодно вытерла и его тоже, каждую тарелочку. Сервиз на двенадцать персон, а в шкафу почему-то так пусто…


        На те тарелки из тёмного стекла и тридцать, и сорок лет назад бабушка клала разноцветные яблоки, а под Новый год – мандарины горками. Наверняка, она делала так и ещё раньше, но это было еще до Кириного рождения, и она не могла знать об этом наверняка…
        Фрукты, разложенные пирамидками на тёмных тарелках, вдруг стали мерещиться Кире сразу на всех столах: в кухне, комнатах, даже в прихожей под зеркалом. Чтобы отвлечься, она включила телевизор. Там шла реклама фруктового сока, и выжимали его из ярких оранжевых плодов, сложенных аккуратными горками… Кира вернулась на кухню и вытащила из шкафа новую большую тарелку, а из холодильника – пару оставшихся от вчерашнего похода в магазин яблок и последнюю грушу. На широком белом блюде они смотрелись невзрачно и потерянно.
        Кира вдруг осознала, что больше никогда – никогда! – не увидит аккуратные пирамидки новогодних фруктов на тёмно-коричневых бабушкиных тарелках. От этой мысли всё вокруг сразу потеряло свои краски, и Кире стало бесконечно одиноко.


        А может?..
       Женя долго не отвечал на звонок. Наверное, курит в шумной компании школьных приятелей и поэтому не слышит.
        – Женя! Ты выбросил тарелки? – прокричала Кира в наконец отозвавшуюся весёлым голосом сына трубку.
        – Угу, мам, не волнуйся – выбросил. Там контейнер новый привезли, здоровый такой, для строительного мусора, пустой – вот я всё туда выбросил.
        – Они разбились? – тихим голосом уточнила Кира.
        – Не знаю, наверное, да. Я их со всего маху бросил, через голову. Там пусто было, в контейнере. Наверное, разбились… А что?
        – Ничего, сынок, уже ничего…
        Кира опустилась на пол и прижала к своему животу несуществующие терелки. Она видела их так ясно, словно они находились, целые и невредимые, у неё в руках. Раскачиваясь из стороны в сторону, будто убаюкивая младенца, и не замечая катящихся градом слез, Кира то ли запела, то ли заскулила что-то похожее на колыбельную…


        Мусор увозят в одиннадцать вечера. Если сейчас пойти к контейнеру, то можно успеть убедиться в том, что всё потеряно уже безвозвратно.
        «Я хочу видеть осколки!» – эта мысль прочно утвердилась в Кирином сознании. Захватив с собой фонарик и накинув новую куртку (старая-то выброшена), она зашагала через двор к мусорным бакам.
        Строительный контейнер вблизи оказался огромен. Чтобы заглянуть в него, Кире пришлось встать на внешние рёбра жёсткости, опоясывающие его по периметру. Пакеты с домашним барахлом лежали с ближнего края, уже закиданные сверху соседским мусором. В самом дальнем углу, отдельно от всего остального, виднелся пакетик с ручками, из которого в свете фонарика поблёскивал краешек посуды. Разглядеть что-либо отчётливо с такого расстояния было невозможно, и Кире пришлось, подтянувшись на руках, перекинуть ногу через край контейнера и перевалиться внутрь.


        Тарелки оказались целыми. Ощупывая их со всех сторон, поднося к глазам и рассматривая напросвет, чтобы убедиться в отсутствии трещинок, любуясь их топазным блеском, не веря ещё до конца своему счастью, Кира обнаружила одну-единственную выщерблинку размером со спичечную головку. Видимо, именно этот край принял на себя основной удар.
        Бережно прижимая тарелки к животу и опасаясь случайно их выронить, Кира оглянулась в поисках выхода. Однако контейнер оказался так же велик изнутри, как и снаружи. Кроме того, с внутренней стороны у него не были предусмотрены рёбра жёсткости.
        Кира набрала номер сына.
        – Они не разбились, – первым делом сообщила она сыну, – Вытаскивай меня отсюда.
        – Откуда? – удивился тот.
        – Господи, да из мусорки же! Вот куда тарелки бросал – оттуда и вытаскивай. Вместе с тарелками.
        – Щас, – неуверенно пообещал наследник.
        Через пару минут у контейнера послышался дружный топот, а потом над его бортом  появилось растерянное Женькино лицо.
        – Мальчики, тарелочки бережно, бережно! – начала давать инструкцию по собственному спасению Кира.


        Ася заглянула ещё раз через пару дней, опять после работы. Притащила родителям новые шторы на кухню.
        На обеденном столе в тёмно-коричневой тарелке торжественно возвышалась пирамида марокканских мандаринов. 
        – Ой, красота! – Ася цапнула самый верхний, – Это прабабушкины тарелки, да? Мам, а у меня когда дети появятся – ты мне отдашь парочку?
        Кира молча кивнула и, скрестив руки, обняла сама себя за плечи.