Рождество

07.01.2011.

   Не заладилось с самого утра . Сначала звонок дежурного по Управлению – крупная авария, есть жертвы. Пока отчитались все службы, пока то, да сё завтрак остыл. Потом на жену как будто нашло: «Где ты вчера был до двух ночи? Опять начинаешь? Ты же мне обещал!...». Он  не оправдывался - смысл? Никакого. Она давно догадывалась, что у него кто то есть. Женщине не обязательно видеть всё своими глазами. Интуиция у женщин развита не хуже, чем у бойцов "Альфы". Но! Как говорится - "Не пойман - не вор!".
 Полковник вспылил, рыкнул на супругу, встал из–за стола и пошёл в гараж. Повернул ключ в замке зажигания. Прогрел двигатель,нажал на пульте кнопку подъёма ворот – никакого движения. "Твою дивизию! Опять заело. На кой ляд эти новомодные штуки если они не работают?"
  Пришлось крутить ворот ручного привода. Запыхался. Отвык. Ворота закрывать не стал – кто полезет к полковнику милиции?  Сдал назад, развернулся, и машина бесшумно покатила по дороге. Доехав до перекрёстка, на мгновение задумался. Куда собственно он едет? К дочке? Так там, не особо и ждут. Там только ждут, когда «папуля» чего подкинет. Деньжат или вещь какую. Дармоеды! К любовнице? Ездил уже.
 - А поеду-ка я в станицу! А что, не был в родительском доме, почитай, лет десять уже. Пора и навестить родичей. После смерти родителей там поселилась младшая сестра Катерина с кучей сопливых детишек. Муж у неё безвылазно по тюрьмам. У полковника было такое чувство, что выходил зять на волю только для того, чтобы  "заделать" сестре очередного мальца и снова сесть.
 По пути в станицу он остановился в одном из новомодных супермаркетов. Набрал продуктов в ярких упаковках, коньяка, сладостей. Загрузил всё в просторный багажник и под "страдающую" мелодию "Владимирского централа" помчался по пустынному шоссе. Настроение потихоньку начало подниматься.
 - Надо, надо хоть иногда проведать родню!
   Дороги в станице были почищены кое–как, точнее, не чищены вовсе. Мощный двигатель, почти не напрягаясь, вытаскивал автомобиль из сугробов. Широкая зимняя резина не давала скользнуть в кювет. Наконец, он подъехал к родительскому дому. Старый домик был обшит персикового цвета пластиком, забор из плоского шифера сменили на кирпичный. Полковник грешным делом подумал, что сестра продала домик и уехала. Нажав кнопку электрического звонка на калитке, он стал ждать. Ждать пришлось недолго, послышались шаги, затем звук открывающегося замка. Калитка распахнулась:
- Коля! – сестра, по-бабьи причитая, взмахнула руками и кинулась ему на шею. - Братик  приехал!
Коле было уже под пятьдесят, но для сестры-то он всё тот же Коля. Они расцеловались.
- Пойдём в хату, пойдём, – сестра потянула его за рукав. - Коля, как хорошо, что ты приехал! Сестра хлюпала носом, да и у Степаныча предательски пощипывало в глазах.
Вошли в светлый, чистый дом. Во всех комнатах горел свет. В зале, посреди комнаты, сверкала огнями красавица ёлочка. В углу стоял компьютерный стол, заваленный бумагами,
 - Та, то дочка старшая занимается, - перехватив его взгляд, пояснила сестра. По полу были раскиданы машинки, солдатики – обычный "боевой" набор любого мальчишки. Перешагивая игрушки, они прошли на кухню.
 За чисто прибранным, накрытым суконной скатертью столом сидел сухощавый, сутулящийся мужчина и читал раскрытую посередине книгу. Подняв глаза на вошедших, он аккуратно закрыл её, заложив самодельную, сплетённую из цветных ниточек закладку. «Новый Завет» - прочёл на обложке полковник
- Гость в дом - радость в дом! – мужчина встал, протянул жилистую, в зарубцевавшихся ожогах руку Николаю Степановичу. Тот пожал её.
- Садитесь, сейчас Катя стол накроет. Поужинаем, чем Господь послал.
- Мишка? – удивлённо узнал зятя Степаныч.
- Михаил, - утвердительно кивнул хозяин. – А что, не похож?
- Да…- неопределённо пожал плечами Степаныч.
- Оно, конечно, трудно признать, мы ведь, считай, лет десять не виделись: то вы на задании, то я…чалился. Ох, грехи мои тяжкие! – Михаил размашисто перекрестился на стоящие в углу, не замеченные Степанычем иконы.
- А ты, никак, в Бога начал верить?
- В последнюю свою ходку. - подтвердил Михаил, - У нас батюшка славный был при церквушке тюремной. Многих людей на свет Божий вывел. Царствие ему небесное! Во время службы один беспредельщик пырнул заточкой. Так представьте: батюшка помирал, а просил, не наказывать заблудшего. Крепкой веры был человек! – закончил он свой рассказ.
- Слушай, зятёк,- перебил его Степаныч, - а не истопил бы ты баньку? Давно в домашней бане не парился.
- Я с превеликим удовольствием истопил бы, так нельзя же. Праздник великий! – заупрямился Михаил.
- Давай, давай! Грехом больше, грехом меньше. Какая разница? Или гостю не рады?
- Миша, да не упрямься ты, - поддержала Степаныча сестра, - растопи баньку-то!
Зная, с каким нетерпением жена ожидала, что когда-нибудь к ним приедет старший брат, Михаил не стал сильно артачиться. Не стоило из-за этого расстраивать её, и так горюшка ей принёс немало за свою беспутную молодость. Он ушёл растапливать печь в бане.
Степаныч поинтересовался:
- А детвора ваша где?
- Пошли кутью разносить. У нас же кумовьёв с десяток наберётся.
Сестра накрывала на стол. Степанычу было уютно в этом доме. Он давно не испытывал таких щемяще-тёплых чувств. Такого душевного покоя. Сотовый телефон он отключил ещё в супермаркете
- Если что, скажу дома - в подвале порядки наводил. Недоступен был.
В красном углу потрескивал фитилёк неугасимой лампадки, на Степаныча строго и в то же время с состраданием смотрели лики святых. Он не выдержал и отвернулся. Громко хлопнула входная дверь и с радостным гомоном в дом ворвалась детвора. Раскрасневшиеся на морозе щёки, искрящиеся глаза. Степаныч сразу вспомнил своё, довольно несытое, детство.Они с сестрой так же носили кутью "от мамы - папы".  Какую радость доставляли тогда слипшиеся, обсыпанные сахарной пудрой подушечки или засохший в тумбочке пряник прибережённый для «унучка»!
- Здравствуйте, дяденька! – на кухню забежал, видимо, самый младший из детишек.
- Ну, здравствуй! Давай краба, - протянул ладонь. Малой изо всей силы хлопнул по ней своей маленькой, горячей ладошкой.
- Дети, поздоровкайтесь с вашим дядей, - подвела сестра детей к брату. Те поздоровались, и тут же наперебой начали хвастать маме, сколько гостинцев им надарили.
Через полчаса Михаил вручил Степанычу свои новенькие, пахнущие морозом кальсоны. Накинул ему на плечи старенькую фуфайку и повёл в баню.
Давно так не парился Степаныч.Сауна не в счёт.Поход заканчивался каждый раз одинаково - утренняя головная боль от выпитого и угрызения совести (Подчинённые умудрялись каждый раз подсунуть ему девицу лёгкого поведения. Ну,а по пьяни, кто устоит от соблазна?)
 Раскрасневшийся Степаныч завернулся в простыню и вышел в предбанник отдышаться.
- Может, по соточке коньячку? – подмигнул Степаныч так и не согласившемуся попариться Михаилу.
- Благодарствую, конечно! Только не пью я. От лукавого вино–то.
- А я накачу! – Степаныч сорвал пробку с бутылки и плеснул в жестяную кружку грамм двести янтарной, пахучей жидкости. Залпом выпил, крякнул и, зачерпнув из молочного бидона холодной воды, с жадностью запил.
- Х – х – харашо!
- А я, Степаныч, не только по здоровью не употребляю. Главное – сам не хочу. И так семье своей горя принёс, не дай Господь!
- Это точно! - согласился Степаныч, то ли имея ввиду то, что зять не пьёт, то ли, что горюшка сестре принёс немало. Кивнув на рубцы от ожогов, Степаныч спросил:
- Наколки выжигал?
 Михаил утвердительно кивнул: стыдно, да и вопросов меньше. Вскоре сестра позвала мужчин к столу. Стол был накрыт по-простому, но всё было домашнее,выращенное на своём огороде, своими руками, а не полуфабрикат какой из магазина. Степаныч отдал должное всем блюдам: и холодцу, и горячим пирогам,и квашенной капустке,и всему остальному. При этом не забывал про коньяк. Михаил смотрел на него не то что осуждающе, а как бы с жалостью. Подогретый парами коньяка Степаныч, перехватив его взгляд, начал в душе злиться на зятька
– Тоже мне, праведник выискался! Кто я и - кто он?!
Сестра расспрашивала Степаныча о его городской жизни, рассказывала о своей. Засиделись до полуночи.
     Катя пошла укладывать младшего сына спать, но тот выскочил из кроватки и, подбежав к Степанычу и глядя на него ясными, голубыми глазёнками, сунул в руки ему игрушечного, со свалявшимся ворсом мишку,
- Бери! Это тебе, дядя! - и убежал в спальню.
- Поеду! – неожиданно для всех и для себя, в первую очередь, произнёс Степаныч. Сестра начала причитать: "Куда на ночь глядя и выпимши!"
Но у него взыграло самолюбие:
- Ты знаешь, кто я? Плевать, что я выпил ! Я начальник! Понимаешь? Только свистну - все гаишники провожать до самого дома будут. С мигалками! Поеду!
Михаил тоже начал отговаривать Степаныча от поездки в таком состоянии.
Но уговоры Михаила только разозлили, полковника "А ты вообще заткнулся бы, урка! Праведничек нашёлся..."
Сестра заголосила. Начала успокаивать:
- Братик! Да за что ты нас так не любишь? Ты же мне заместо родителей сейчас. У нас с Мишкой только вот жизнь наладилась!
Сестра ещё продолжала причитать, а Степаныч, махнув рукой, вышел на улицу. Кое-как нашёл в кармане брелок с ключами от машины и буквально завалился за руль. Хлопнула дверца. Машина взревела и, разбрасывая подтаявший снег по обочинам, понеслась прочь из станицы...
 
    На место аварии с громким воем сирен примчался патруль. Новенький джип полковника превратился в "хлам", врезавшись в одинокий тополь. В кабине никого не было. Гаишники в растерянности обошли джип. За ним, метрах в пяти, прямо на снегу сидел Степаныч. По лицу его, смешиваясь с кровью из рассечёного лба, катились слёзы. В руке он держал детскую игрушку - плюшевого мишку со свалявшимся ворсом - и неотрывно смотрел в небо. Гаишники тоже посмотрели вверх: там ярко сверкала одинокая звезда. Больше там не было ничего.
 Тучи медленно сомкнулись, скрыв звезду. Наступило Рождество!