Автор и антагонист

  Писатель был необычайно доволен своим произведением. Он только что окончил рукопись, и теперь его пальцы с вожделением пробегали по тяжелым набухшим листам черновика. Каждая строчка, каждый абзац являли собой торжество гения. Благоухающая событиями страница сменяла собой страницу, переливающуюся разными цветами словно александрит.  История блестела, будто граненый алмаз на Солнце. И все в ней было хорошо, все совершенно. Каждая деталь  раскрывала и дополняла историю. Даже при желании он не мог ни добавить, ни выкинуть лишнего.
  -Она прекрасна, - прошептал писатель. – Так же прекрасна, как весеннее утро. Я создал мир, который живет и дышит. У моей книги своя неповторимая жизнь, и свои неповторимые личности.
  Он еще раз пролистал всю книгу от начала до конца, и от конца до начала, но не смог угасить свою разожженную радость. Никогда он еще ни писал ничего подобного; словно кто-то сверху нашептывал ему самые правильные слова и самые точные фразы. И, казалось, что он стал недостоин своей собственной же книги.
Осторожно, чтобы не помять ни листка, он прижал рукопись к груди, как мать прижимает младенца, и заходил с ней по комнате. Его нежность и материнские чувство всколыхнули в груди боль от того, что книгу могут недооценить циничные критики. И на смену остальным чувства пришло чувство гнева, но тут, же он, устыдившись своих ощущений, осторожно опустил свое дитя на стол и отошел.
  Вскоре он вернулся с чашкой чая в руке и утонув в своем любимом мягком кресле, принялся погружаться в страницы собственной же истории, поражаясь мастерству письма. Поначалу он довольно почмокивал губами и по обыкновению грелся возле растопленного камина - жар которого приятно расслаблял и ублажал. Улыбка растеклась по лицу писателя, и его глаза с жадностью поглощали текст. Временами случалось, что он, забывшись, кивал, соглашаясь с самим собой, а бывало, едва не стремился выписать полюбившуюся цитату, которую он сам же написал.
  Но вскоре улыбка его сменилась недоумением, и он, остановив свой взгляд на строке одного высказывания, внимательно перечитал ее.
  «Какой же наш создатель самовлюбленный дурак!» - произнес один из  героев произведения.
Он прочитал еще раз, потом еще. Удостоверившись в написанном, он взял карандаш, который всегда носил за ухом и недовольно хмыкнув, зачеркнул фразу, приписав сверху нужное на его взгляд высказывание. Перечитав еще раз, он теперь довольно кивнул, и улыбка вновь обрамила лицо. Сославшись на полет фантазии, который мог стать причиной отклонения его от основной мысли во время написания, он вскоре забыл о ней.
  Прошло минут десять, когда чашка чая опустела и еще десять, когда веселый огонь в камине начал хмуриться. Но писатель совершенно поглощенный чтением не замечал этого. И вдруг его лицо сморщилось настолько, будто он поглотил кислый лимон враз. Он быстро выхватил карандаш и перечеркнул всю строку целиком, которая смотрелась темной кляксой на общем фоне.
  -Все не так… все не так… - словно про себя произнес писатель. Нахмурив брови, он покачал головой.
  Причиной его недовольства являлся все тот же герой-выскочка, который весьма оскорбительно отзывался о писателе. Окружение, населяющее тот мир, более гуманное к творцу, шарахалось от одиозной личности, показывая на него пальцами, и перешептываясь.
  -Чтоб вас! – чертыхнулся писатель, - всю историю переврали.
  Он начал целыми кусками вычеркивать слова, предложения, абзацы. Но их оказалось слишком много. Потому будучи в бешенстве, он вырвал целый листок, скомкал его и выкинул в камин. Тот словно пушечное ядро приземлился в пламя, которое с жадностью набросилось на него, и вновь на время разгорелось столь ярко, что вся комната осветилась в теплых тонах.
  А персонаж из страницы в страницу начал агитировать свое отношение к миру и творцу.
«Этот мир настолько скучен и плох, - кричал он во всеуслышание, - что я никак не могу смириться с мыслью, что мне придется жить в этой Вселенной, созданной чьим-то больным и изощренным воображением!»
  Писатель, сидя в своем любимом кресле, покраснел от злости охватившей его неимоверно. Бросив делать коррективы, он между тем не бросил чтение.
  Люди, живущие на страницах книги, поначалу игнорировали пропагандиста, но он, не отчаиваясь, продолжал нести свое слово. Некоторые все же останавливались послушать, и некоторые из тех (О, ужас!) начали соглашаться с ним. Их было все более и более – этих персон, недовольных миром, который писатель долгие годы вынашивал и реализовывал. Тем миром, который писатель считал своим идеалом, населенным, как он считал, идеальными людьми. Но как оказалось и одного недовольного достаточно, чтобы его задумка была разбита в прах. Даже на страницах своей книги он не смог реализовать абсолютно счастливого общества, и теперь страдал чрезвычайно сильно от этого. Через разбитые мечты понесла его книга по развалинам идей, и он лишь с сожалением глядел на безрассудного смельчака, поднявшегося супротив создателя, и приравнявшего себя к нему.
  «-Будь я сейчас на месте создателя, то я должен стыдиться непомерно своей глупости.
  -А не кажется ли Вам, уважаемый, простите меня за вольность, что создателя то может, и нет на самом деле? – выкрикнул кто-то из толпы, внимавшей каждому слову оратора, выступавшему перед публикой.
  -Но  ведь кто-то должен управлять этим миром, хоть и весьма убого, - несколько смутившись, заявил оратор.
  -А что если мы всего лишь плод чьего-то воображения, и нас на самом деле не существует? – второй голос, был задавлен недовольными восклицаниями публики, зашикавшими на хозяина этих слов.
  -Ну что ж, вы сами подписались под своими словами и лучше вам исчезнуть, - восторженно произнес оратор, - надеюсь, хоть тогда вы больше не будете докучать своим безумием и глупостью.
Толпа одобрительно засмеялась.
  -А теперь я прошу всех поднять кулаки и погрозить тому, кто ответственен за все созданное им».
  Толпа единодушно под его патетические выкрики, подняла кулаки и погрозила писателю, сидевшему в данный момент в своем любимом кресле и с жалостью смотревшему на эту браваду.
  -Бедные, бедные люди… – покачал лишь тот головой, бешенство которого сменилось на жалость и презрение к себе, создавшему столь нелепый и ничтожный мир, что даже книжный народ поднялся против писателя. - Несчастные создания… Но так ступайте откуда пришли! Пусть огонь всепожирающий рассудит вас!
  И с этими словами, он преисполненный восторга и грусти одновременно, бросил все созданное им в камин. Потухший было огонь, вдруг очнулся и с радостью ухватился за рукопись. Листки начали чернеть и скукоживаться, превращаясь в черный бархат.       Проступающая надпись, обесцвечивалась, стирая всех жителей, все созданное непосильным трудом мастера, вдохновленного на труд, литературный гений писателя…
  Серый пепел вместе с дымом поднимался к дымоходу, и затянутый внутрь трубы, исчезал там навсегда. Иные, словно мотыльки еще некоторое время кружили над очагом, а затем оседали.
  Писатель с улыбкой смотрел на последний вздох своего творения, но его взгляд был пуст. Отсутствующий взор застыл на огне, и именно в нем он находил сейчас свое вдохновение.   Когда последняя страница рассыпалась в золу, он достал из угла совок, и начал выгребать из камина уголья. Когда зев опустел, он с чувством собственного достоинства уселся в любимое кресло и, вынув из-за уха карандаш, вывел на бумаге формулировку, которую вынес для себя:
  «Не конфликтуй с Всевышним».