Пересекающиеся

ПЕРЕСЕКАЮЩИЕСЯ

«Если две прямые не имеют общих точек, то они параллельны».
«Пересекающимися называются две прямые, лежащие в одной плоскости и имеющие одну общую точку».

Свидетельств о том, что это произошло – нет. Жизнь не выдала. Но эта зима была, как и любая другая в этом краю.  Белое небо, чуть расшитое синевой накрывало их мирок, как одеяло. Это одеяло сыпало снегом, когда не надо было, заметало очень важные жизненные дорожки и локомотивам пересекающихся было трудно найти друг друга. Однако ж, раз рельсы шли в обе стороны очень близко друг к другу и существовали станции отправления и пребывания, пересекающимся не дано другого варианта развития событий.
Пятна на моих руках уже проходят. Стоит мне вспомнить, как из дальнего города на всех парах спешит-несётся краснощёкий медногорский вагонный состав с пассажирами, так сразу начинаю нервничать. Но с умилением и радостью молодой мысленно встречаю я саратовский поезд: на перрон спрыгивает весёлый, отмучавшийся курсант, отец отбирает у него сумку, мать целует сына, а младший брат дёргает его за руку и хлопает ресницами. По морозцу все добираются до машины и скрываются за поворотом привокзального магазина.
Кошка на чердаке моего дома сошла с ума и родила ещё одного ненормального пушистого зверька. Похож он был на снежного барса. А мамаша  - сиамская. Полосы по генам, видимо, передал кот-вихлюн. Неполная кошачья семейка устраивала каждый вечер шумное «представление» над моей головой, а согнать «тусовщиков» с верха не было возможности – отец утащил длинную лестницу.
Почему зима? Зимою происходят новогодние чудеса (для тех, кто верит и всё для этого делает), зимою у меня обычно переломные моменты в жизни случаются. И кошка Ксеня здесь не причем: дело в любви. С каждым годом, взрослея и расширяя рамки своих познаний, мне всё труднее охарактеризовать это чувство. Всё непонятнее становится: а люблю ли я на самом деле или это качественная смесь других, родственных чувств, со щепоткой иллюзий, мечтаний…
Досадно становится, когда ты разочаровываешься в объекте своей любви. Ну с кем не бывало, скажете! Бывало и не раз ещё будет, подсказывают мне знаки. Только бояться этого не надо. Представьте только, сколько ценного жизненного опыта у вас накопится! Сколько вы узнаете! Не бойтесь терять. Терять человека, который вас покинул, отверг, по ошибке своей предал.… В вашей памяти всё сохранено – воспоминания порой накроют, заставят прослезиться или наоборот, заставят умиляться и восхищаться прошлым.
Перед Новым Годом обычно подводишь итоги года уходящего. И волей-неволей следующие 365 дней желаешь прожить себе лучше и полезней. Слава богу, я подвела эти итоги раньше времени, в городе, в месте, где я жила почти весь год, и приехала с закутанной рваными обрывками памятью в деревню к родителям. В мой единственный тёплый, родной дом.
Встречи с курсантом я ждала вот уже год – летом нам не удалось встретиться. Наши локомотивы стучали по колёсам в совсем разное время, на расстоянии 2 тысяч км. Пересекающиеся отдыхали. Но не отдыхало мои сердце и душа: они были всецело заняты, до краёв наполнены любовью к парню из медногорского поезда. Той зимой мы пересеклись и катились по одной дорожке. В каком направлении – непонятно. Думалось, что в светлое будущее. Оказалось – в холодную, жестокую осень, где поставила судьба тупик. Всё, нет хода дальше. Слезай с моего вагона, сказал мне парень, дальше пойдёшь одна. Вместе нам пути нет.
Из его уютного, так понравившегося мне вагона он долго меня выгонял – 3 месяца. Кому хочется из тепла идти в холод, наружу? Под конец декабря что-то нетяжёлое стукнуло меня по голове. И я решила: надо собирать свои вещицы и идти домой. Надо забыть. Вновь перевоплотиться в ожидающую. В гостя. В саму себя, наконец.
Через неделю я отпустила медногорский поезд, поржавевший по краям, на родину. Но прибыл саратовский.… Везде образовался гололёд. Сельчане грустили, что не погуляется им вдоволь в новогодние ночи, с пьяни попадают, нос расквасят, а кого-то и в больницу отвезут. Тогда небо придумало лёгкую метель и морозец. А я ничего не придумала. И не верила в сказки. Новый Год я принялась встречать одна – домашние ушли к друзьям. На душе даже обиды никакой не было – а что обижаться лишний раз на саму себя за то, что так всё вышло? Мне вполне тепло и безразлично. Курица! Который день дома готовилась курица!! Я мечтала о свининке, ибо, когда ешь любимое блюдо раз в полгода, оно становится шикарно обожаемым, божественным и неповторимым на вкус. Это я о плюсах и минусах праздничного стола. Жутко болела голова – мне преподнесли некачественное вино. Который год, товарищи!! Сомнительные бутылки, незнакомые названия… что-то с трудом верится, что виноград, коий присутствовал в той «таре», был выращен с любовью на испанском или молдавском солнышке, бережно собран и переработан трудолюбивым хозяином винодельни Пэдро Мучинни Старшим, и его дочь ласкала растеньица своим чудесным пением, и птички чирикали в листве рядом растущих оливок.… Нет! Промтехвинище это! Жалкий, стыдливый суррогат!
Я нарыла в студенческой своей сумочке последние таблетки, весело-зелёные, от боли. Десять минут до Нового Года. Включили Президента. Я лишила теле-ящик звука и прибавила позитивно ямайские мотивы, что раздавались из колонок. Параллельно я сидела в ICQ. Надо было как-то же поздравлять народ быстро, прямо и бесплатно!! Там сидел мой брат Димка. И курсант. Назовём его по правде, по чести Антоном. Славный курсант Антон. Они двое уже вовсю отмечали праздник в мужской компании, и, то один, то другой, сообщали мне, что у них там пьётся, творится и кто как себя развлекает.
Братец знал, что мне одиноко. И что это – не дело так отмечать. Сказал мне, что после боя курантов он поедет за мной. Вообразите, что было?! Дома был счастья полон! Ну, неужели, думаю, чудо? Дед Мороз в лице Димки? За что такие подарки? И тут я подумала, что, может, Бог обо мне вспомнил…
Два часа назад, когда в Медном люди встречали Новый Год, мне позвонил парень с того поезда. Несмотря на все обиды, боль, ненависть и отчаянье, охватившие нас последние месяцы, мы были рады чертовски слышать друг друга и поздравлять. Сказать больше было нечего. Мне хотелось «я тебя люблю!», а получалось повторно «с новым годом, солнце». Связь оборвалась, слёзы брызнули от счастья. Тогда вроде я простила ему многое. Сейчас же – просто забыла. Когда-нибудь встрепенусь, при виде его, кровь погонит по синим-синим жилкам, память не даст соврать и не даст пережить… Да чего же я о грустном?
Ко мне весёлые принцы едут на белом коне АвтоВАЗа! Димка привёз мою школьную любовь… Самую сокровенную из всех в моей жизни. И самую далекую, незнакомую. Саратовскую. (Вы уже поняли, о ком речь).  Привёз мне и дополнительный, не менее приятный сюрприз – архитектора Витька. Громко сказано было – архитектора! Учился Витька в Архитектурно – строительном, вот и назвала его так. Можно было и попроще – строитель. Но со школы он у нас – качёк. Потому что тощий.
Мела метелька, соображалось, что будет холодно на улице, но приезд одноклассников согрел меня. Белый конь забрал одинокую «я» и увёз в места более увеселительные и народом напичканные. Ехали мы в любимые мои места и родину курсанта – в Ан. Там, собственно, мы все и познакомились, за школьными партами, там же и сдружились. За окном проносилась саратовская трасса, знакомые лесопосадки. Антоха, как я поняла, был уже «красавцем», выпил своё. Димка осторожно крутил баранку, изредка поправляя очки, и улыбался. Всю дорогу Витька не мог не нарадоваться нашей встрече: стукал меня легонько в плечо, хвастался выбитым зубом, восхищённо смотрел на меня и распивал шампанское. Оно оказалось, к моему удивлению, не кислым, а вполне добротным. Им-то я и занялась. До приезда в бар.
В баре царило настроение настоящего празднования. Знакомая со школы молодёжь, заметно подросшая и похорошевшая, сидела за столиками, танцевала, стояла, курила, шныряла и делилась выпивкой. Пробки от бутылок игристого вина летали, словно мухи знойным летним вечером, когда крутишь банки с вареньем. Люблю я эту деревню. Всё здесь доброе, иного помысла к тебе не таящее. Около нашего столика я встретила ещё два подарка – второго Витька  и Аню. Ну, думаю, почти все любимые собрались. Как хорошо и приятно. Помнится, я всю ночь улыбалась (как ты давно хотел, парень с Медного, чтобы я была такой!).
На следующий день, после обеда, я была доставлена к себе домой, жутко счастливая и спать хотевшая. Счастливая по многим причинам. К примеру, я впервые поцеловалась с недовавшим моему сердцу покоя курсантом, сделала замечательные снимки, покаталась вволю и в меру выпила!
Вот она и выползла… Вот и вернулась… Госпожа Л. трехлетней давности. И что же ты, дорогая, не уходишь, не пропадаешь из года в год? Чем живёшь, чем кормишься в моём сердце? Разве тебя не вытеснила другая, огромная, сумасшедшая, сильная Л.? Где ты пряталась? Ждала? Ждала его приезда? Упрямая, с верой, с надеждой, кроткая, светлая… Почти святая. Ну здравствуй!
Садись, рассказывай.
 - А нечего мне тебе рассказать нового. Всё и так ты знаешь. Да он не знает. И места себе не находит, поговорить хочет всё.
Без тебя знаю, что разговор намечается. Не зря я летом сказала ему всё начистоту, не зря ждали мы с тобой его всё это время. И не укоряй меня в чём-либо по отношению к медногорскому парню. Не то…
Я чувствовала себя постаревшей. С моими-то 19 годками! Чувство «вокзальности» не отступало, как будто торопилась я ждать чего-то. Всматривалась вдаль, на блестящие рельсы, по которым шли пересекающиеся. Спонтанно подумав об их встрече, суетно и неспокойно стало мне. Уезжайте от меня, любимые поезда. Один вниз, к югу, другой направо, к Уралу.
Димка пронюхал мою печаль и переживания. Осознал важность грядущего события – разговора. Он приехал за мной неожиданно. Умолчав, что привезёт Антона. Спасибо, приятно… Я чела, Антон повернулся ко мне лицом, я автоматом его поцеловала, будто сто лет так делала с ним. Только потом удивилась этому действию. На заднем сиденье холодного белого коня меня ждала коробка конфет. Любимой марки шоколада. Но почему-то мне показалось, что недостойна я её. Не мне это. Димка улыбнулся, это тебе. Антон умолчал. А я с перепугу, как дурочка, забыла сказать человеческое спасибо. Ладно, тронулись. Поехали.
Дорога была уже не такой, как в новогоднюю ночь, лишённая ауры чудес, сказочности, добра и безмятежности души. Наступила псевдорадостность. Я думала лишь о разговоре, об его исходе. И почему-то (наверное, по моей обычной наивности) мне казалось, что он будет удачным, в мою сторону. КАК Я ХОЧУ.
Мы приехали очень рано и не знали, куда себя деть в начинающуюся метель. Машину обдавало холодным пронизывающим ветром, в щели дуло, ноги стыли. До открытия бара, ну чтобы хоть где-то посидеть и согреться, оставалось три часа.
Пока парни общались и курили, курили и общались, я протирала своё запотевшее окно, всматривалась в происходящее вокруг (а там мело и чернело) и думала: «Вас, родные мои, никогда не будет в моей студенческой жизни. Жизнь раскидала нас, как котят, по разным хозяевам. Разве приду я уставшая с трамвая и обнаружу у себя в гостях курсанта? Разве Димка, хоть и обитающий со мной в одном городе по учёбе, сможет найти свободное своё  и моё время для встречи просто так, ни о чём? Разве Саратов так близко стоит к Самаре, чтобы кататься к любимым людям?...» Мне не хотелось, но мозг уже считал дни в обратном порядке. Дни, когда железный состав увезёт мальчишек в свой вуз, глотая жадно электричество из проводов, когда меня не будет на платформе, а кошка Ксеня жалобно заорёт, чтобы её впустили в квартиру. Потому что серой, дикой, но верной твари тоже хочется чего-то человеческого. Ей хочется своего кошачьего «чуда», хотя она понятия о таком не имеет. Примечает лишь, что хозяева не ироды и любят её. Умеют гладить и кормить ни за что.
Три часа, это много или мало? Три часа пар – еле сносно, три часа сна – дико мало! Три часа ожидания сжимают твою плоть, потрясывают и спрашивают, ну когда же, ну когда же?
Мы дождались. В баре, что в машине – холодно. И не менее скучно. С самого начала я заявила, что в баре мне нужно чего-нибудь выпить. Это не объясняется и выполняется как приказ. Антон сильно захотел есть. А я, хоть и поела перед дорогой, тоже за компанию проголодалась. Остановились на пиве и чипсах. Да не важно, что мы пили и ели, главное – атмосфера. И тогда она была не на высоком уровне.
Через час, а может и меньше (время тогда не имело для меня значения), я взяла ключи и позвала Антона на разговор. Ну вот и всё, сказала я сама себе, финал. Главное, начать, а потом всё пойдёт как шёлковый платок по гладкой коже  – не застрянет (как уверяет нас реклама крема для депиляции).
Ломалась я, признаться, отвратительно, но недолго. Разговор с лета я помнила наизусть, но вот воспроизвести его вживую, да ещё при Антоне, было адски трудно. Моя школьная любовь всегда вызывала во мне чувство скрытого страха, стеснения сказать правду. Но опыта за 2010 год у меня хоть отбавляй – мне приходилось чуть ли не каждый день распахивать свою душу, выворачивать её наизнанку перед любимым человеком с уральского поезда. Но теперь, знаете ли, в целях самозащиты и сохранения баланса экосистемы души (есть и такое), я не перед каждым встречным-поперечным «раскрываю свои карты». Даже своему хорошему приятелю, фотографу Вовке, любителю покопаться в моих проблемах и помочь мне их решить, я не говорю и десятой доли того, что гложет меня и не даёт мне покоя.
Всё же, каким-то образом, метаясь на заднем сидении, мы обсудили нашу неразрешённую проблему. Я была рада услышать, что являюсь ему хорошим другом, который «не кинет». И что он любит меня как друга. В этом вера моя укрепилась, значит, не забыта школьная скамья… «Но обманывать тебя, быть с тобой не могу; после Наташки…» И тут не надо было объяснять ничего. Теперь убедилась я, что не готов ты ещё к серьёзным отношениям, мой хороший, а я заставлять не буду. Никакого принуждения  и намёков в твою сторону. Время покажет ещё, что там будет, многозначительно сказал Антон, понижая голос. И вообще, представьте себе, этот человек впервые откровенно и честно мне всё сказал, что хотел! И я тоже этому рада.
Я знаю, какая ты ранимая, поэтому, не обижайся на меня, хорошо, спросил Антон. Этого он боялся, видимо, больше всего сейчас. Только глупые на такое могут обидеться, ответила я, отворачиваясь. Слёзы потекли стыдливо, и не суди по ним что-то ещё. Антон не верил мне и спрашивал, не обидишься, не обидишься, да? А то не поедем летом никуда отдыхать. Я пообещала, что никакой обиды не будет. И мы будем общаться как и раньше. Я верила, что настроение моё сейчас, по приходу в бар, поднимется, я нацеплю маску обычного счастья и довольства, и никто ничего не заметит. В особенности Димка, внимательно наблюдавший за моим состоянием весь вечер.
Но маску я так и не смогла нацепить – она слетела в коридоре, и её затоптали пьяные мужики. Чёрт, Димка сразу заметил, что я расстроена. Антон играл. Он умело, мастерски это делал. Ведь парню скрыть эмоции легче, чем девушке. Впрочем, он-то не расстроен, господа! Я так тогда считала. Брату я сказала, чтобы отвёз меня домой в скором времени: делать мне здесь больше нечего, да и удручать людей своим состоянием не хотелось. Холоднее и тоскливей становилось на улице. Музыка играла несуразная. Кто-то заливал за столиком напротив, молодёжь что-то попивала и не отрывалась от телефонов. На мгновение всё показалось ненужным, потерянным, чужым. Я подумала, что теперь-то уж точно одна, все точки расставлены. Передо мною – чистая новая дорога с клеймом «2011», новый год для жизни, ещё один, чтобы встретить новых людей, обрадоваться  слёткам со старыми друзьями и узнать что-то новое. Главное, не грустить. И уже что-то решать. Ведь скоро я встречусь с незабытой, рвущей мои нервы, любовью – с бывшим. Не могу сказать, что любовь прошла к нему, как не могу сказать того, что она живёт во мне с той же силой. Я не могу «добавить в друзья» его, как Вовку, Витьку или Антона. К моему курсанту любовь – светлая, ненавязчивая, без нервов по полгода, открытая, не очернённая, без привязанностей. А к тому – противоположность, и как они две во мне уживаются?
Есть такое дело – привычка. Она дана людям, не богу. Дана, что бороться с ней, если ты ослаб, но можешь найти в себе силы, дана для того, чтобы лишний раз проверять себя на «профпригодность». А когда эта привычка – человек, бороться с ней крайне утомительно и сложно. Такую привычку ни в коем случае нельзя оставлять в своей жизни, иначе ты будешь кормом для паразита. Она сожрёт тебя, слепая и беспощадная, хотя и милая на вид. Хоть на вид – ЛЮБИМЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ах, где те канаты, что нужно рубить, где те верёвки, что нужно отвязать, чтобы избавиться от такой хитро придуманной вещи?
Перед отъездом домой мы заехали к Антону с целью покушать. Не покушали. Смотрели школьные фото с выпускного. Разве я устою перед таким? Каких чувств и эмоций стоил закат на обрыве? И солнце было невероятно огненным, розовым, рыжим и красивым. Ласково могучим. Я вспомнила, как спала в комнате Антона: ребята на одной кровати, а я, чумазая от туши, на другой. И спать не хотелось!! Я дышала этим воздухом, словно в последний раз, смотрела как спят и храпят ребята и сдерживала себя, чтобы не хихикнуть или не кинуть в них плюшевой игрушкой.
Двенадцать часов и мы собирались в дорогу. Даниле, брату Антохи, я сказала, у тебя самый лучший брат на свете, не обижай его. Затем мы скрылись за входной дверью, и я молча пошла в машину. Прижалась к замёрзшему окну, закуталась в шарф и тихонько заплакала. Грустно. Грустно, что уезжаю отсюда, что всё так получилось, что Наташка погибла, всё вспомнилось и не могло быть иначе. Ребята это почувствовали. Вдруг чья-то рука лезет ко мне с переднего сиденья и сживает мои руки и колено вдобавок (рука была большая и длинная, как сам её хозяин). Меня удивил этот жест: Антон решил украдкой поддержать меня. Всю дорогу он не отпускал мою руку, то и дело поглаживая. Всё будет хорошо, не грусти, говорили мне её движения. Я хотела, чтобы дорога тянулась вечно, чтобы это тепло передавалось мне как можно дольше. Но мы быстро въехали в мою деревню.
Мело нещадно. Если бы приехали завтра под обед, подумала я, то не проехали бы точно. Вернее, не выехали бы от димкиных стариков. Да и спать мне хотелось сегодня только в своей постели, зарывшись в свои одеяла и греясь от своих труб, что пощёлкивали время от времени, и это дико раздражало меня.
Ребята вышли меня провожать. Всё переживали, чтобы я конфеты не забыла. Кстати, на тет-а-тете я поблагодарила Антона за сладкий подарок. Он сказал, что это чисто знак уважения, как хорошему другу. А я-то, глупышка, надеялась, сами понимаете на что. Ну да ладно.
Димка был без куртки, я его обняла, наградила поцелуем и отправила в машину – нЕчего, простудится ещё, мне досадно будет потом. С Антоном разговор короткий: не грусти, не обижайся, не расстраивайся, скоро увидимся, лето впереди. Да-да-да-да, отвечала я ему, берегите себя, всё хорошо, пока и поцелуй в губы, влажный, не сухой… Кроткий, солдатский поцелуй. Так необычно. Медногорские были поразмашистей, поглубже и… Ладно, не буду.
И вот я, с сумкой и конфетами, бреду к себе на крыльцо, а вслед мне моргает фарами белый конь АвтоВАЗа. Я стою, жду, когда они уедут, и уже спокойно тогда зайду в дом, скину пальто, зайду в комнату и натяну свой любимый новый домашний свитер, доставшийся от отца. Не успела я зайти в комнату, как мне звонит Антон. Ну, что-нибудь точно забыла в машине, подумала сразу я. А мне в трубку: ты чего не заходила домой? Не пускали чтоль? – Да нет, говорю, - вас провожала. – А, ну ясно. Как приедем, я позвоню, хорошо? – Хорошо, говорю, давай, жду.
Я же не просила звонить. Ну, думаю, это он так за испортившееся моё настроение старается. Мелочь, а приятно, как говорится. Через 18 минут (так быстро!) они были уже дома. Мне пожелали спокойных ночей, я ответила взаимностью.
Нет, во мне ничего не оборвалось. Печаль попробовали заглушить конфеты из зелёной коробочки. Композишн. Как знал прям, что я люблю такие. Прелесть он всё-таки. Милый курсант.
Восьмоё января стремительно наступило. Я и не ожидала такой скорости январских будней. Хотя чего тут удивляться: если дни одинаковые, больше половины ты просыпаешь их, не следишь за временем, то результат очевиден.
Мороз окреп. Мне вспомнились паровозы. Когда пар из котельной, из трубы валил, будто ему место мало, вырывался наружу, чтобы показать свою мощь и величие. Пар был густой, шипучий, не давал видеть прибывшим встречающих, а встречающим – прибывших. В таком «тумане» легко потерять друг друга или что ещё хуже и опасней – поскользнуться и угодить под колёса тяжёлого состава. И доставать вас оттуда не всякий полезет. У каждого есть малый страх, что состав ни с того ни с сего захочет тронуться и несчастного «спасателя» перережет колёсами. Трагедий, женских криков не оберёшься. А зачем создавать печальную ситуацию, друзья? Будем же осторожны при выходе на перрон и прогулках по нему. Об этом не одну тысячу раз нам твердят из громкоговорителей на станциях  вокзалах.
Но теперь нет никаких паровозов дальнего следования, их величественно прибывшего пара, дыхания. Электрики и строители протянули провода и дали «покушать» вагонному состава электричества – величайшего изобретения челоаечества. Новый, заморский «фрукт» ему понравился, и вот уже сколько десятков лет поезда возят людей и их драгоценную поклажу из одного края России в другой. Теперь и поле, и тайга, и болота, и горы, и непросмотренные глазом человека речушки и озёра знают своего сурового приятеля – молчуна – электрический столб. А под ним всегда расстилаются металлические ровные прутья – братья – рельсы.
Мне не нравится в электровозах их шустрость на станциях. Мне всё время кажется, что люди не успеют запрыгнуть в вагон, что их прищемит и расплющит автоматическими дверьми. А мало ли куда они едут? Тётки в соцгород, на дачу, с полными сумками и вёдрами, бабули также кряхтя ползут за ними, и такие жирненькие всё бабули попадаются! Толкаться и ворчать любят.
Сколько себя помню, ни разу мне не приходилось видеть настоящий паровоз, расфуфыренный такой, в действии. Оттого и хочется мне их увидеть, ощутить громкий выход пара, почувствовать, как трясется платформа и приближается жаркий металлический монстр. А как прибывают современные поезда – этого я насмотрелась вдоволь. Сама отбывала, сама и провожала.
Я хочу, что сегодняшний поезд курсанта был именно паровым, на угольке, Путиловским, к примеру. Чтобы громко и важно прибыл состав и так же значимо отправился с вокзала. Разогнался, дал последний свисток провожающим и скрылся, оставляя холодный пар…
Но это всего лишь мои мечты, моя скромная любовь к поездам и трамваям.
День выдался зимним и здоровым. Когда я вышла на порог и вдохнула свежести деревенского воздуха, то тут же подумала: «А в городе такое и не снилось мне… Здесь, дома, в каждом кубомиллиметре зимнего воздуха чувствуется радость, солнечная энергия и земная сила. А ещё дым топившейся на березовых поленцах бани добавлял невообразимое удовольствие при глубоком вдохе. Заходить домой мне хотелось – всё так хорошо начиналось. Но я знала: сегодня мой курсант отбывает, а я не смогу его проводить, и это невольно печалило меня: мы как всегда не попрощались. Гнать лошадей, если б имелись те. Заводить машину, была б она моей в гараже…
Нечаянный звонок на мобильный испугал меня. Привет, это я, подъезжаю к тебе, будь готова, мы едем сама знаешь куда и зачем, веселым уверенным голосом сообщило мне знакомое лицо. Я не успела ответить – звонок сбросили. Не помня себя, я схватила из прихожей пальто, за батареей нашлись сапоги, шапка и шарф нервно напялены, хотя в машине я всё равно сниму их.
Я не знала, во сколько отбывает поезд, но остановка была две минуты. Что такое две минуты, если ты уже сел в вагон, бросил вещи на полку, а тебя не успели проводить? Есть ли смысл ждать? А есть ли смысл бежать мне, в его жизни никакой роли не играющей? Но я рискнула…
Димка прибыл через 4 минуты, и мы, чувствуя нервность обстановки, молчали и катились по асфальту. Ехать как - никак 30 км. А это 20-30 минут при нынешнем гололёде и осторожном Димкином вождении. Въезд в город, светофоры и тупые водители займут у нас ещё 10 минут езды до станции, мысленно считала я и нервничала ещё больше. Димка сказал, что мы должны успеть. Антон не знает о том, что ты приедешь его провожать. Тем лучше, ответила я.
Поля, одни поля и торчащие ветки серых кривых деревьев отвлекали моё сознание. В машине было тепло, единственное, что радовало сейчас. И что я ему скажу, каким взглядом посмотрю, думала я. Опять будет ступор как в машине той ночью. И родители ещё будут на перроне. Как-то неудобно и многоговоряще будет смотреться эта картина.
Всё это мыслебродство в моей голове заставило меня вспомнить моего бывшего из Медного: тот приезжал в город только на поезде и исчезал из него таким же способом. И тут мне показалось (до чего порой доходит сумасшествие в моем разуме больном!), что именно сегодня он прибудет на станцию, с огромными сумками, набитыми провизией и прочим скарбом, именно сегодня, а не пятого числа (по идее у него 6 числа экзамен) или девятого…
Мы подъезжали к вокзалу и, остановившись у самого входа, я бросилась к расписанию поездов. Найдешь меня внутри, припаркуй машину! – крикнула я и захлопнула дверь зала ожидания.
Саратов, Саратов, Саратов, шептала я, как ненормальная у табло – боялась, что опоздаем. Ага! 129 поезд! 2 платформа, бежим.… Где же Димка? А он шагал уже навстречу ко мне, вертя ключи на пальце. Я схватила его за руку: на вторую платформу, пулей! Пока мы шли по наземному мостку, на нас нёсся прибывающий поезд неизвестного направления. Ой, плевать я на него хотела, не наш, и ладно!! Мы ловко перебрались по ледку, на нас кричал, посыпая матом, человек в рыжей форме. Дескать, упали бы, задавило бы к чертям собачьим. Спасибо, обрадовали, дядечка. У нас есть дела поважнее смерти.
Антона мы нашли в тамбуре. Он уже не хотел спускаться вниз: вот-вот поезд тронется, и проводник ждать его не будет. А уж машинист, строго следующий по расписанию – тем более.
Из его вагона вышел (как ёкнуло и онемело моё сердце при виде знакомого до боли силуэта!!) здоровенный парень с тяжёлыми сумками и озабоченным своими мыслями лицом. Эти глаза, хоть вы миллион мне глаз покажите, я узнаю всегда. Эти родные, вглубь души тебе смотрящие, с чёрной необъятной Вселенной внутри…
Антон помог парню с сумками, за что получил спасибо и уважительный взгляд. Я чуть не ахнула. Прячась за Димкиной спиной, я ни за что на свете не хотела бы быть замеченной моим бывшим, но всё ещё любимым человеком. Но я не гном, я не прозрачная и не умею растворяться в воздухе и становиться ветром, подобно героям книг Пауло Коэльо. Меня обнаружили. Картина называлась « Не ждали!», или «Вот мы и встретились!». Сконфузившись донельзя, я нашла всё-таки в себе силы выпрямиться и сделать удивлённые глаза поменьше. Привет, Влас, выдохнула я, а ты чего здесь (Ну и дурра, ну что ты сморозила?? Где же ему ещё быть по приезду в город?).
Как чего, учиться приехал, а я вижу, ты кого-то провожаешь, раз здесь, спокойным голосом ответил он мне. Не смотри на меня, не смотри, твердила я себе, чтобы не сорваться.
Да, провожаю друга хорошего, язвительно ответила моя глотка. Самой же мне думалось: «Пересекающиеся, неужели… Неужели такое случается…. И почему со мной, почему всё так хитро, оригинально, ловко соорудила судьба…»
Место встречи изменить нельзя, многозадачливо выдохнула я, смотрев на белую полоску платформу.
Влас что-то мне сказал, но я уже его не слышала. Только стук сердца и гул в ушах. Мимо меня уже медленно двигались вагоны, поезд начинал свой путь. Я не слышала также и того, как Антон крикнул нам «пока, до скорого»…
Очнувшись и поняв, что я толком не попрощалась со светлой своей любовью, я крикнула испуганно «Анто-о-о-он!!!» и быстрым шагом направилась к окнам его вагона. Влас наблюдал за всем происходящим и не уходил с перрона.
Антон, кричала я в окно ему, я очень буду по тебе скучать!! Удачи тебе, до скорого, до лета!!, и махала ему варежкой, улыбаясь. Конечно, ему ничего не было слышно, окна глухо заделаны, да и пассажиры зашуршали мешками, как назло. Но курсант всё понимал: до лета, скучает, любит, ждёт.
                ***

Кто-то накормил мою кошку свежим воробьём. И перья были разбросаны по всей веранде. Кошку тошнило в углу. Воробьиная душа махала крылышками и, прозрачная, поднималась к небесам.
 Ты ждала сильных морозов от этой зимы – ты ещё не успела понять, как она к тебе относится: хорошо или плохо. Жестокой ли окажется или смилуется, не даст закоченеть во льдах трамваев.
Если бы не одна плоскость, то меня было бы две. Одна – провожала бы прямую на юг, вторая – встречала параллельный локомотив на самарском вокзале. Но ни того, ни другого в равной степени быть не могло. Рано или поздно пересекающиеся найдут свою ТОЧКУ, одну единственную; увидят друг друга, столкнувшись на пути, и разойдутся каждый своей дорожкой. Каждая прямая настолько пряма и упряма, что не вернётся назад, не свернёт. Ибо движет каждой из них вектор. Строгий вектор в образе предначертанной судьбы.

Кем была точка? Она просто была мною…