Медиум 20

Артур Рональд Берн был на месте. Но принимал пациентку и попросил обождать, поэтому прежде мы увиделись с Раухом.
- Я не знаю, - ответил он на мой вопрос о «волшебном фонаре». - Не готов ответить так сразу. Нужен чертёж, расчёты, эксперимент, наконец.  Объясните конкретнее: чего вы, собственно, хотите получить?
- Изображение, как бы висящее в воздухе, но чтобы его было видно с разных сторон.
- Как на сеансе Гудвина, - сказал Уотсон.
- Ах, вот вы о чём. Над этим я как раз думал. Но всё-таки нужен эксперимент.
- А у вас что-то придумалось? Хотя бы в теории?
- Да. Всё дело в темноте. Темнота очень искажает оптические законы. Например,  представьте себе зеркальный куб... Или нет... Лучше шар. Да. зеркальный шар. В темноте он не будет заметен – главное, чтобы не заслонить сидящих за столом. Но это не сложно – его просто нужно расположить чуть выше. Прямая проекция на зеркало должного эффекта, правда, не даст, но, если дать изображение на экран, а экран отразить в зеркале... Впрочем, это чисто теоретическое предположение, оно требует проверки, а проверка требует оборудования, которого у меня нет.
- Это неважно, что у вас его нет, Раух. У человека, который им пользуется, оно в полной исправности, будьте уверены. А проверку можно провести и после.
- Тогда у меня будет просьба к вам.
- Да? – просьбы Рауха стоили того, чтобы постараться их выполнить.
- Когда всё это будет закончено, вы позволите мне хорошенько рассмотреть его аппаратуру?
Я невесело усмехнулся:
- Вы даже не допускаете мысли о том, что всё это может закончиться совсем не так, как хотелось бы?
- А вы эту мысль допускаете?
Я повернулся к Уотсону. Мы встретились с ним взглядами, глаза в глаза.
- Я не могу допустить этой мысли, - сказал я и себе, и ему. – Пойду поговорю с Берном, лучше один.
Берн освободился и уже собирался уходить. Я показал ему карточку, найденную в «кабинете» Роны.
- Да, мы уславливались о встрече, - кивнул он, укладывая в саквояж какие-то блестящие железки. – Но миссис Уотсон не пришла.
- О чём же должна была пойти речь?
- Сам не знаю. Это миссис Уотсон хотела встретиться со мной. Но у нас не было никаких личных дел, поэтому, я полагаю, что-то связанное с её здоровьем.
- И вы даже предположить не можете?
- Я могу предположить, - спокойно сказал Берн. – Но миссис Уотсон не хотела никому говорить даже о готовящемся визите ко мне – специально просила об этом...
- Доктор Берн, - я постарался быть убедительным. – Миссис Уотсон исчезла. Её исчезновение может быть связано с визитом к вам. Подумайте.
Берн покачал головой:
- Нет, это не этично. Я не обязан сообщать свои соображения даже полиции, а вы посторонний человек, хотя и уважаемый и великий, и какой угодно ещё.
- Я не посторонний человек, - помолчав, признался я. – Я – отец Роны. А она пока что – несовершеннолетняя, несмотря на то, что замужем. Теперь вы скажете?
Доктор Берн всё ещё колебался.
- Это может быть не очень приятное соображение.
- Доктор, не тяните – нужна каждая, любая зацепка.
- Ну, хорошо. Я думаю... Но это только мои мысли, учтите – что у миссис Уотсон появились признаки какого-нибудь венерического заболевания, и она могла предполагать, кто её заразил. Именно в таких случаях стараются посетить врача втайне от мужа.
Я провёл ладонью по волосам, зачёсывая их назад. Все мои мысли и чувства переплелись и спутались в дикий клубок.
- Ещё того не легче! – невольно вслух вырвалось у меня.
Берн виновато улыбнулся.
Ещё чуть-чуть, и придётся идти извиняться перед сержантом Хэглином.
- Выполните мою просьбу, доктор Берн? – спросил я, помолчав.
- Это смотря какую, - осторожно откликнулся он.
- Не говорите ничего Уотсону.
- Ваша просьба – совершенное излишество, - строго сказал он. – Я бы и вам при докторе Уотсоне ничего говорить не стал.
- Тогда очень удачно, что я пришёл к вам один, - заключил я. – Но скажите ещё: Рона сама намекала но что-то эдакое?
- Я же сказал вам, что нет. Это только сугубо мои соображения. Извините, мистер Холмс, я тороплюсь – у меня ещё практика.
- Да-да, - пробормотал я. – Да-да, конечно, не смею вас задерживать.
Вся надежда теперь была на Илси Балатон. Но ещё до того, как отправиться к ней, я был перехвачен у дверей госпиталя Таурофоном. Уотсон остался в госпитале – «приглядеть за послеоперационными», по его словам, а на мой взгляд – пить коньяк с Мэртоном. Но я не спорил – к Балатон идти ему было не за чем, а сидеть одному в пустой квартире – этого я бы в такой ситуации и врагу не пожелал. Пусть лучше напивается допьяна и, может быть, сможет уснуть.
- Похоже, только меня одного интересует ваша краснуха, - обиженно сказал Таурофон. – Даже не зашли. Кстати, почему это вы не соблюдаете карантин? Хотите весь город перезаразить?
- Извините меня, доктор, - покаянно склонил я голову. – Сказать по правде, я и забыл об этой краснухе. У нас несчастье: Рона пропала из дома.
- Ваша дочь?
- Да, и жена Уотсона. Поэтому мы оба в полнейшем смятении. А что, вы уже смогли что-то определить с тем конвертом?
- Смог. Вы были совершенно правы – материал заразен. Более того, концентрация заразного начала запредельно высока. Кто-то очень хотел заразить адресата, правда выбор немного странный для злоумышленника. Краснуха – инфекция нетяжёлая, осложнения крайне редки. Будь это оспа, чума или хотя бы корь – и то было бы понятнее.
- А если адресат – беременная женщина?
- О, тогда совсем другое дело, - нахмурился Таурофон.
- То-то, что другое. Но большое спасибо, доктор – я ваш должник. Да вот ещё что! Можно ли какие-то поздние симптомы краснухи спутать с венерическим заболеванием?
- То есть... каким?
- Не знаю. Всё равно, каким. Можно?
Таурофон покачал головой:
- Да нет у краснухи никаких таких поздних симптомов. Нет, мистер Холмс, едва ли. Боюсь, что это абсурд.
- Тем более спасибо, - окончательно озадачил я его, и не стал ждать, пока он выйдет из озадаченности. Я спешил.

Илси Балатон оказалась невысокой плотной шатенкой чуть старше Роны – лет двадцати пяти. Я никогда не встречал, если можно так выразиться, настолько «американскую» американку. Крупные веснушки напоминали солнечные зайчики техасских пастбищ, а маленькие, но мускулистые руки явно привыкли держать и кнут, и узду, и, пожалуй, винчестер.
- Если хотите поговорить, - сказала она, рассматривая меня, словно музейный экспонат, - то пригласите меня в паб или кафе – здесь мы друг друга и не услышим.
Действительно, из дверей квартиры доносились детские голосам и собачий лай – весёлый гвалт ребячьей возни.
- Вы учитесь с Роной в университете? – на всякий случай уточнил я, хотя и знал это.
- Да, на медицинском.
- Как же вы к занятиям готовитесь? – я улыбнулся.
Она поняла. Рассмеялась, отбросив назад роскошную косу.
- Ну, не всё так страшно. Братья приехали на рождество, обычно они в школе.
- Сколько же их у вас?
- Пятеро. И две сестры. Кажется, играют в охотников.
- А собак сколько?
- Всего две, но ещё есть кошка с котятами и говорящий попугай.
- Бог мой! Даже попугай, и тот говорящий! Больше всего сочувствую вашим родителям.
Илси сморщила переносицу:
- Не стоит. Мама умерла, а отец живёт в штате Юта.
- Так вы одна?
- Почему? Я замужем.
- Замужем?
- А что, я такая уродина, что нельзя представить, будто кто-то на меня польстился?
- Нет, но... Рона ночевала у вас, и потом, мужья обычно не одобряют учёбу жён на медицинском факультете.
- Рона ведь тоже замужем, - напомнила Илси.
- Это другое дело. Её муж сам врач, и потом...
- Мой тоже врач, - перебила она.
- ... и потом, он на тридцать лет её старше, поэтому в требованиях очень умерен.
- Я знаю её мужа, - сообщила Илси. – Он очень импозантный и совсем ещё не старый. Я даже была готова завидовать ей, если бы не Тони. Тони – это Энтони Балатон, мой муж, - пояснила она.
Пора было переходить к делу, тем более, что до ближайшего паба мы уже дошли.
- Илси, можете себе представить, что у Роны был любовник? – прямо спросил я.
Несколько мгновений Илси молчала. Наконец, без всяких дополнительных вопросов, что мне, кстати, понравилось, ответила:
- Сомнительно...
- Полагаете, случись такое, вы бы знали?
- Полагаю, случись такое, в первую очередь узнал бы её муж.
- Откуда? – всё-таки спросил я, заранее зная ответ.
- От неё. Рона человек честный, поэтому подите и спросите – всех и трудов.
Я покачал головой:
- Не могу этого сделать – Рона вчера ушла из дома и не вернулась. Я пытаюсь её разыскать, поэтому спрашиваю вас. Полиция предполагает, что она убежала с любовником.
Илси, казалось, пребывает в некотором замешательстве.
- Ну, хорошо, - наконец решилась она. – Вряд ли это может вам помочь, но... За Роной ухаживал Гудвин, и ей не хотелось, чтобы её муж об этом знал. Она говорила, что её муж вообще очень настороженно относится к людям, умеющим внушать мысли на расстоянии, считывать ауру и всё такое – можно сказать, что боится их и недолюбливает. Но их оношения не выходили за рамки приличия: прогулки, беседы – ну, может быть, в кафе он её приглашал, цветы дарил – Рона, как и я, относилась к таким вещам не по-английски.
- Настолько, что обсуждала их с вами?
- Я как-то увидела, что Гудвин ждёт её после занятий, и спросила. Она мне ответила, - в голосе Илси появилась некоторая холодность.
- Простите, - тут же извинился я. – Просто... Я, так сказать, лицо заинтересованное.
- Хорошо, считайте, что простила. Рону Гудвин интересовал именно, как Гудвин. И её очень огорчало то, что их знакомство приходится скрывать от мужа. Её обижало недоверие доктора Уотсона, а ведь она... Поверьте мне, мистер Холмс, она не могла изменить мужу. Не из чувства долга или приличия – это её как раз не остановило бы. Но она любит. Она всегда говорила о докторе Уотсоне с гордостью, с нежностью – если бы он мог слышать, ему бы в голову не пришло её ревновать. Но, увы, мы слишком часто тратим лучшие слова не на тех, кому они предназначены.
Меня поразила эта мысль её простотой и глубиной.
- Вы – умная женщина, миссис Балатон.
- Все женщины умны, мистер Холмс, если они, конечно, настоящие женщины. А между тем вы произнесли эту фразу чуть ли не с удивлением. Вы, очевидно, мало знаете нашу часть человечества, - она улыбнулась чуть снисходительно.
- Боюсь, что меньше, чем мне хотелось бы, - согласился я. – А главное, меньше, чем мне надо бы. но раз уж вы позволили мне прибегнуть к вашей помощи... Скажите, для чего женщина может обратиться к специалисту по женским болезням втайне от мужа-врача?
- Теоретически?
- Да, теоретически.
- Например, венерическое заболевание.
- А если она не изменяла мужу?
- Могла заразиться от мужа.
- А если он ей тоже не изменял?
- Вы же сказали, что он врач. Врач мог заразиться иначе.
- Тогда зачем скрывать?
- Может быть, она неверно истолковала симптомы. Зачем огорчать мужа раньше времени. Но это чисто теоретически, помните.
Я невольно подумал о последнем разговоре с Раухом.
- Хорошо. А если практически?
- Рона?
- Да.
- Тогда не получается. Об этом Рона рассказала бы мужу в первую очередь.
- Почему?
- Потому что она тоже бывала в госпитале и сама могла заразиться контактным путём, а заразить мужа она ни за что бы не рисковала.
- Ну что ж, тогда задача только усложняется.
- Почему? Есть и другие решения. Например, насилие... Впрочем, нет, и это нет. Если бы Рона подверглась насилию, она бы действительно не сказала бы мужу, но зато об этом она сказала бы вам.
- Значит, отпадает?
- Пожалуй, отпадает.
- Что же остаётся?
- Беременность.
- Но она месяц назад потеряла ребёнка!
- Мистер Холмс, извините, что вынуждена говорить с вами на такие темы, но это не исключает новой беременности. Правда, делает её протекание ещё более опасным.
- Но вам Рона ничего об этом не говорила?
Илси вздохнула:
- Нет, мистер Холмс, увы. Боюсь, что больше мне нечего вам сказать. Надеюсь, что всё обойдётся, но даже предположить не могу, где она и что с ней случилось.
- Предположить-то дело нехитрое, - снова горько усмехнулся я. – Вот только предположение это Рону мне не вернёт. Нужно что-то более существенное – особенно для таких типов, как сержант Хэглин.