Сестрица Аленушка с братцем

Жили – были дед и бабка.

 Дружно.

 И были у них дочь Аленушка с братцем, коего по имени никто не помнил.
Маленьким он таким проворным да прыгучим был, что вечно по рогам получал. За это его Козленочком звали. Ласково.

        Аленушка - то уже невестилась, да вот не давал ей Бог жениха. С того и выпивать стала. С родителями. Те жалели ее: водили по дворам – предлагали.

        Она послушная, ласковая да обходительная была: всем угодить могла и словом, и делом.

        Бывало, что заработает, все в дом несет. За то родители и тряслись над ней. Кормилица! Держала их на полном пансионе. Сами – то из дому не выходили, знали, что сынок живой ногой сгоняет и всех ублажит.

         Тот тоже ласковым становился, когда выпить хотел. И знал ведь их вкусы до тонкостей: матери с сестрой – красненького, себе и отцу – белого.
 
Не успеет Аленушка косу расчесать – он уж обернулся! Отец им особенно гордился: опора на старости лет! Кто еще его  до лавки дотащит? А утром кто поднесет? И - собеседник. Какой – никакой. Мало ли.
 
        Но время шло, дети росли, а с ними и потребности. Аленушка товарный вид стала терять,  заработок упал.

        Делать нечего – перешли на дешевые продукты.

        И тут принес сынок какой – то напиток на пробу. Занедужили после того старики, да и приказали долго жить. Дружно.
 
        Идут вот Аленушка с братцем с кладбища. Горюют, а помянули добро.

       Аленушка – то ничего: постарше, поопытнее, а брата плющит. Идет, спотыкается, за кусты цепляется.

       А солнце палит! Пот в три ручья бежит.

       Увидел братец, как недалеко у озера какие – то быки пасутся, взмолился: - «Аленушка, сестрица, отпусти, я с быками выпью. Спасу нет, видишь, пропадаю!»

       Аленушка его отговаривать стала, отнеслась с пониманием: -«Братец мой любимый, единственный, не ходи туда. Они опустят тебя. До своего уровня.»

        Кое – как уговорила. Идут дальше. А солнце пуще прежнего палит. Плохо братцу, невыносимо. А до дому рукой подать. Аленушка молится, чтобы быстрее дойти, а братец уже очи закрывает. Бодун его охватил.

        Вдруг видят: небольшая речушка, а в ней лошади купаются. Одни купаются, другие пьют.

         Сквозь пелену разглядел их братец, захрипел: -«Аленушка, пусти меня с кобылами выпить, не могу больше, кончаюсь!»

         Аленушка сама слезами обливается:- «Братец, кровинушка ты моя! Потерпи, родимый, еще немного, вон уж наш дом видно. Только не ходи к этим кобылам. Я их хорошо знаю: еще подцепишь чего. А дома у меня чекушка спрятана – всю отдам!»

         И на этот раз послушался ее брат. В глазах жизнь затеплилась.

         Взвалила его Аленушка на спину, - своя ноша не тянет! – и подалась к дому короткими перебежками. Солнцем палима.

        На ее счастье по пути дуб встретился, Могучий, тенистый. А под дубом козел лежит. Отдыхает. Рядом коза драная. Возле молочной фляги лужа блестит. Запах специфический. Знакомый.

        Скинула Аленушка свою ношу.  Брат сразу к луже пополз. Почуял. Попросила Аленушка приглядеть за братом, напоить, а сама – домой - за лекарством.

        Вернулась, а брат – никакой! Ни бе, ни ме. На четырех мослах. Козленочек, в натуре. Оскотинел.  И все вылакал.

       Заплакала Аленушка от обиды и досады, хватанула ту чекушку, что от родителей прятала,  прямо из горлышка. Вроде - легче.

        Знакомые помогли ей  Козленочка домой доставить. За спасибо живешь.

        Стали они вдвоем жить – поживать, да добра наживать. Козленочек белый, пушистый стал. Полакает из чашки и резвится.

       И тут вот не было бы счастья – несчастье помогло!

Проезжал в ту пору мимо барин и увидел козленочка с необычным поведением. Барину невдомек, что это человек опустившийся.

         Со стороны забавно: вроде резвится, а вроде пьяный.
 
       А барин любил коз. До самозабвенья. В этом смысле.
       Решил он породу вывести, когда Козленочек вырастет.

        Аленушка покорно отдалась желанию барина со временем оформить отношения.

       Поплакали – поплакали над родным гнездом, да и переселились в барские хоромы.

        Барину – то Аленушкина покорность и кротость по сердцу пришлись. Стал одаривать ее барской милостью. Все чаще и чаще. Козленочка тоже любил. Скупо.

         Решил он все же вскорости жениться, не мешкая. Все равно вместе ели и пили. За столом с ними и Козленочек сидел. Тоже выпивал.

         Прознала про то ведьма, страшнее которой никого не было.

 Она еще раньше хотела барином завладеть, а тут Аленушка как бельмо в глазу, да еще козленок этот. Задумала Аленушку замочить.

          Дождалась она,  когда барин на охоту уедет, хитростью завлекла сиротку к речке. Столкнула с обрыва. С камнем на шее. Сама переоделась и превратилась в Аленушку, а Козленочек все видел. Плакал.

          Встретила ведьма барина, стала его женой.
 
    Но почуял барин неладное. Стал у жены допытываться, почему Козленочек пить бросил. И есть. И сама почему не пьет, ведь прежде  в этом толк знала.

          Та почуяла опасность: не я буду, порешу, думает, козла!

          А у барина сердце вещует, что неспроста Козленочек пропадает. Стал следить.

          Козленочек прибежит на бережок и жалобно так: - «Аленушка, сестрица моя, выплынь на бережок, на меня ведьма нож точит! Помоги!»

         Аленушка ему отвечает:- «Тяжел камень ко дну тянет,
                Морская трава руки оплела,
                Грусть – тоска все сердце высосала!
                Не просыхаю я».

         И так раз, другой, третий, да жалобно так.

 Увидел это барин, приказал рыбакам неводом место прочесать. Сняли те с шеи камень, привели в чувство. Тут Аленушка им все рассказала.

          Женился барин снова  на Аленушке. Такую свадьбу закатил!

            Козленочек больше всех скакал там от радости. Грянулся оземь спьяну  и превратился в обычного человека. Всех развеселил.

           А с тех пор – ни капли!

            Ведьму барин пороть приказал. Нещадно.

           Уж  как ее пороли! Все, кому не лень. Мстили за Аленушку и за брата. До самой смерти. Чтобы под фату не лезла. С таким – то анфасом!