Почему я не пишу про жизнь?

Честно, я утверждаю, положа руку на сердце, поджелудочную железу, и прочие органы, хотел написать книгу, наполненную процентов на восемьдесят каким-нибудь жизненным смыслом, приправленной соусом под названием острый интригующий сюжет. Ну не на все восемьдесят. Семьдесят пять-восемьдесят. В остальные двадцать пять включить дзен-буддиста и выдать по откровению на брата. Чтобы глаза благодарных читателей застилали слезы. Тех читателей, которые ищут в Заратустре самих себя. Для которых Кафка – творец небесный, который развлекается тем, что предсказывает события. Да-да, не сомневайтесь, именно такой должна была выйти моя книжка. Она должна рассказывать, конечно же, о любви, доблести и чести. Хотя, к чертям, эту честь, достаточно любви и смерти – тех уникальных квинтэссенций, которые всегда хорошо продаются.

О, да, возможно я не первый кто открыл философский камень превращения кучи черновиков в реальные деньги, но я повторюсь для тех, кто хочет продать свою бесполезную и бестолковую книжку дороже – берите ингредиенты – вот они – любовь и смерть. Запомнили? Это основа, которую следует просто затолкать в ваш варящий (я сейчас не про всех) котелок, а затем смешать с побочными. Читай, непонимание близких, измена, тайные рандеву, в общем, романтика и благородие из всех щелей. То, что постоянно можно встретить в книгах классиков. О, да, у них был самый крепкий котелок и самые вкусные идеи. Валяй, пробуй, пытайся, но смотри, чтоб на выходе получилось слезоточивое и слюноточивое варево. Если что-то не получилось – люди, которым ты дал почитать свое убожество, не прониклись, не стали шмыгать носом, утирать красные глаза платком, значит, ты что-то сделал неправильно. Любовь и смерть – нет истории прекрасней, романтичней и печальней.

И я тоже думал попробовать написать что-то животрепещущее, затрагивающие ноту «Си» моей черствой души. Опирался я, конечно же, на некоего Шекспира, который был не промах и заслужил бессмертие на подобных делах. Я приготовил ручку, блокнот, открыл котелок, и готов был засыпать туда целую пачку этого прекрасно пахнущего красноватого порошка – Amour. Целую пачку. Я знал про побочные эффекты – вздохи, слюни, сопли, а от лошадиной дозы и возбуждение. Я достал с полки черный порошок Смерти, готовясь добавить его, когда вся масса вскипит и достаточно загустеет. Вот им точно не следует увлекаться – по чайной ложке – для скупых слез, по столовой – для депрессии. Я же не хочу вызвать у читателей отторжение и неприязнь, а затем выслушивать жалобы отравленных обедом читателей. Я же готовил не фаст-фуд – я хотел стать бессмертным как Шекспир, а для этого надо тщательно выверять каждую дозу. Пожалуй, не буду высыпать целую пачку Амура – это чревато чересчур откровенной эротикой, ограничусь поцелуями.

Я отмерил ложку Любви – и тут мой котелок перестал варить. Он просто потух – внезапно и неожиданно для меня. И тут я понял всю иронию – мне не стать новым Шекспиром, как не стать Тургеневым или Борхесом. Это просто не для меня – сидеть и писать про самые высшие и самые серьезные темы человечества. Я, низший человек, не достойный такого рассказа. Я не достоин управлять чувствами людей. Я не готов пойти по пути дзен. Я не достоин стать гуманистом. Я не заслужил Нобелевской премии, ни той, что досталась Терезе, ни той, что досталась Хемингуэю. Я просто пишу для себя. Я пишу то, что считаю нужным. Я не готов идти по пути мейнстрима. Я не подготовлен к тропе бизнеса. Мой котелок тухнет, едва я прикасаюсь к тому, к чему в принципе не приспособлен. Я верю, что когда-нибудь смогу адаптироваться к этим популярным и неумирающим темам. Но пока что, я лучше возьму поваренную книгу «Эксклюзивный зверь», нежели томик «Еда для всех». Пока, что напишу то, на что способен. И это мое оправдание перед всеми, кто прочтет сию статью, которая годиться не для всех, а лишь для особо извращенных гурманов.

Сейчас я подвожу вас к откровению. Это из разряда Иоанна Богослова. Всю эту странную выходку я затеял с единственной целью – перевернуть ваш внутренний мирок и готовил вас к откровению на протяжении всего этого никчемного текста. Этой кучи букв, которые вы выкинете из головы, не успев перевернуть страницу.

А теперь немного о мерах безопасности, чтобы ваш уютный маленький мирок не был окончательно растоптан. Представьте себя в кресле-качалке. Вы укутаны теплым шерстяным пледом, потягиваете горький, чуть подслащенный мокко. Перед вами теплится камин. Вы читаете новую книгу о любви и смерти, утирая платком, время от времени, слезы, набежавшие в уголке глаз, вместе с той грязью, что называют  глазной серой. Вы очень чувствительная натура. По вашему телу волнами пробегает блаженное тепло. Вы расслаблены…
И тут «Бах!», пожар. Ваш долго сооружаемый мирок рушиться на глазах. Вы видите, как огонь из камина лезет по тюлевым занавескам с орнаментом из белого цветка. Он перебирается по гардине, превращает штофные обои в черные кудри. С ловкостью рыжей мартышки, он взбирается по резным ножкам стола из красного дерева, вырезанном в стиле позднего ампира, трещит по итальянскому фортепьяно «Соливьете». Вы в шоке. Как такое может случиться? Потому и нужно вас предостеречь, дабы огонь злобы не пожрал вас с вашим мировоззрением на вещи.

Предупреждаю, литературоведам и книгофилам читать дальше не следует. А если вы все же решитесь, то решительно забудьте о том, что здесь написано ровно через пять минут после прочтения. Время пошло…

Я не делю писателей на писак и классиков. Мне не важно, что вот этот писатель получил за свои труды Пулитцеровскую премию. Мне неважно, что именем другого писателя назван тупик периферийного городка. Вот тот писатель из кожи вон лез, чтобы добиться Нобелевской премии. Он просиживал целыми днями дома, обложившись энциклопедиями и справочниками. Он не приспособлен к жизни. Он знает столько же сколько и вы. Он не гений. Он не философ. Он просто заранее работал на Нобелевскую премию. На самом деле он знает не больше вашего. Спросите его, какой запах стоит в Лувре, какой вид открывается с Пизанской башни или что он сделает, если вдруг зачихает карбюратор. Спросите его, что ты, в конце концов, можешь предоставить миру, кроме сравнений своего Стамбула с распустившейся розой? Ты, чертов романтик, можешь жить вне своих фантазий? Можешь рассказать людям то важное, что им действительно нужно или и дальше будешь повышать уровень эндофринов в крови благородных читателей (читательниц)?