Прозрение. Глава 16. Если на то будет воля Божья

Когда наши благодетели узнали о моей неблагонадёжности (по части кандалов), то приказали заменить современные, блестящие «браслеты» на средневековые, ржавые. В них наверно уже лет триста гуляли арестанты. У этих была очень мощная пружина и надёжная система запоров, которую без специальных инструментов осилить было невозможно. И весили они раз в пять больше, чем современные. В общем, прогульнуться в этих ржавых, увесистых конструкциях было – одно удовольствие. Извиняйте, малость отвлёкся от темы.

Так вот, после первого «похода» в штрафной изолятор, возвращаюсь я в свою хату на основной территории. Смотрю, а второй «петушок» - опять в хате. Я ещё раз выкинул его оттуда, после чего второй раз сходил в штрафной изолятор. Прихожу – он опять в хате. В третий раз ситуация повторилась, без каких-то видимых   результатов. Мне это занятие стало надоедать.  Я чувствовал, что все ситуации, травмирующие мою гордыню, уровень которой в тот период времени был необычайно высок, моделируются Акрамом, с целью навязать  мне своё мнение. А это практически невозможно. Меня можно убедить в чём-то вескими аргументами, но навязывать своё мнение – лишняя трата времени и сил. Так как главный шнырь был всегда в тени и в конфликтах участия не принимал, я решил сам к нему наведаться.

Взяв с собой пару переводчиков, один из которых неплохо разговаривал по-русски (афганец, который жил на территории, контролируемой в своё время советскими войсками), а второй неплохо говорил по-арабски и  с «пушту» (один из афганских диалектов) переводил на арабский язык, я нанёс визит в хату Акрама. Сам по себе тот факт, что я появился там без приглашения, вызвал у её обитателей что-то вроде шока. Их, мягко говоря, удивление усилилось, когда я настоятельно «попросил» всех, кроме Акрама покинуть помещение. Акрам, чувствуя серьёзность момента, дал знак своим сокамерникам выйти из хаты, а сам принял вид гостеприимного хозяина, выражающего полную ко мне лояльность. Надо сказать, что это у него всегда получалось хорошо и на многих действовало обезоруживающе. Но не на меня.

Отказавшись от предложения присесть, я сразу перешёл к сути моего визита. «Дорогой Акрам, - говорю я ему нарочито вежливо, - мне не нравятся закулисные игры, которые происходят за моей спиной, и к которым, я уверен, ты имеешь непосредственное отношение. Давай, на будущее, мы с тобой  договоримся следующим образом: если у меня в этом заведении будут возникать вопросы, подобные тем, что возникали в последнее время, то у тебя появятся проблемы. У тебя лично. Не у твоих шнырей и  сявок, а у тебя лично будут большие проблемы. А ты знаешь, чем вопросы отличаются от проблем?» Он говорит: «Нет, не знаю». «Вопросы решаются часами, днями, - отвечаю я ему, - а проблемы решаются годами. Иногда и жизни можешь не хватить, чтобы решить возникшую проблему. В случае с инвалидностью, например. У меня есть кое-какой опыт в плане того, как в короткое время сделать из любого человека - инвалида. Так что не советую тебе рисковать».

Переводчики с трудом успевали за моей мыслью, но по выражению лица Акрама я понимал, что смысл сказанного до него доходит, но в данном случае для него важнее была интонация, с которой я произносил свою речь. «Мне приходилось по молодости попадать в заведения подобного типа, - продолжаю я своё повествование,- и вам навязать мне своё мнение не удастся. Так что ты не теряй зря времени и не рискуй здоровьем своих «сявок», а главное - своим здоровьем. Тебе, дорогой мой, обещали  скорейшее освобождение (на это Акрам очень надеялся и всячески старался угодить своим благодетелям) и если ты выйдешь отсюда инвалидом, то не очень хорошо получится».

По глазам собеседника я видел, что он проникся мыслями, которые я хотел передать и, надо сказать, пока Акрам был у нас главным «шнырём», подобных проблем у меня уже не возникало. В конце нашей встречи я предложил: «Во избежание конфликтных ситуаций в моей хате, попрошу направлять в неё только тех, кого я захочу там видеть. А это - русскоязычные (на тот период времени к нам уже начали поступать русскоязычные соотечественники, чего раньше не наблюдалось) и афганцы». Русскоязычные – это выходцы из всех стран бывшего Советского Союза. Они хотя бы понимали русский язык и можно было что-то объяснить. А афганцы – потому, что у нас они долго не задерживались.

Эти бедолаги бежали из своей страны, где постоянно идут междоусобные и оккупационные войны за право владеть героиновым Клондайком, а народ пребывает в глухом средневековье и беспросветной нищете. С точки зрения мировой культуры, образованности и интеллекта, качественно отличаются от своих землячков те афганцы, которым посчастливилось пожить на территориях, контролируемых советскими войсками, поучиться в наших школах и пообщаться с русскими ребятами. Они очень тепло отзываются об этом времени и о русских вообще. Те же, которые живут в отдалённых пуштунских кишлаках и не имеют представления о другой жизни, - наглухо дремучие существа, зомбированные своими имамами и одурманенные «черняшкой» (загустевший сок опиумного мака – сырьё для героина). Имам с раннего детства вбивает им в голову отдельные суры из Корана, которые выгодны для него. А всего содержания этой мудрой книги они не знают по причине своей безграмотности. 

Отчаявшиеся афганчики,  которым надоело воевать неизвестно за чьи интересы и нужно кормить семью, собираются в группы единомышленников и переходят границу Ирана. Там они рабским трудов нелегалов сколачивают себе небольшой капитал, достаточный для того, чтобы переправиться через Персидский залив и продолжить свой путь к «счастливой» жизни. Переходы через границу и по чужой территории осуществляются, как правило, ночью, горными дорогами и перевалами, где зимой бывают довольно сильные морозы. Некоторые бедолаги замерзают по дороге, другие срываются в пропасть, третьих выбрасывают за борт во время переправы через залив. Редкая группа нелегалов обходится без жертв. Большинство всё же попадают на невольничий рынок, где кому-то удаётся найти работу и помогать близким, оставшимся на родине. Другим везёт меньше.

Какие-то группы задерживают пограничники. Нелегалов, которые долго не могут найти работу, уже в городе арестовывает полиция. И тех и других определяли в наш гостеприимный зиндан, где «путешественники» поправляли своё здоровье. Панадол и другие пилюли выдавались у нас бесплатно и афганчики, да и другие бродяги выстраивались в большую очередь к передвижной аптеке, которую привозил к решётке главных ворот индус-Джамаль, по утрам и вечерам.

Но не успевали эти бедолаги немного поправиться на казённых харчах, их депортировали. Когда нелегалов собиралось около сотни (как правило,  это происходило в течение месяца), то их этапом отправляли в столицу. Там беглецов ждал самолёт, проплаченный Аль Кайдой , который возвращал их в  Афганистан, где опять этих несчастных ставили под ружьё. Они опять убегали, их снова ловили… Некоторых афганчиков мне приходилось встречать и провожать по нескольку раз.  Но многим удавалось попасть на рынок нелегальной рабочей силы с первого раза и со временем они добивались неплохих результатов. Выходцев из Афганистана я ещё буду вспоминать в других главах. Теперь же вернёмся к нашим взаимоотношениям с Акрамом.

Увидев бесперспективность своих провокаций, он начал набиваться ко мне в друзья. Чтобы оправдаться перед собой и окружающими, Акрам обратился ко мне с просьбой: «Андрей, я много слышал о вашем МГИМО и мечтаю туда попасть. Готов заплатить любые деньги. Ты мне можешь в этом помочь?» Я ему говорю: «Ты сначала выйди отсюда, а потом уж думай об институте. Придёт время, - я тебе помогу, ин ша Алла». Это, пожалуй, самая популярная фраза у арабов. В переводе на русский язык она означает: «Если будет на то Воля Божья». Выражение это имеет глубокий смысл, т.к. всё в этом мире происходит по Воле Творца. Аборигены же до того дискредитировали это словосочетание, что фактически его понимают как: «Этого не будет никогда».

«Если ты хочешь приблизить момент попадания в МГИМО, - говорю я Акраму, - то позаботься не только о своём освобождении, но и о моём». «Я уже подумал об этом. В ближайшее время будут проплачены и моя и твоя исковые суммы», - поведал он мне таким загадочным видом, что не поверить было не возможно. И действительно, в канун Рамадана до меня доходит очень секретная информация (от Акрама, естественно, и не только), что наши задолженности погашены и после соблюдения некоторых формальностей, мы с ним окажемся на свободе.

В стране моего пребывания налогообложение в том виде, как оно существует во всём мире, отсутствует. Но в преддверье Священного месяца Рамадан, каждый мусульманин должен пожертвовать два с половиной процента от всего своего состояния на какие-то благотворительные цели. У некоторых местных бизнесменов эти проценты выражаются довольно внушительными семизначными цифрами. Куда направить эти средства выбирает сам  жертвующий. Они могут поступить на развитие образования, какие-то социальные программы, в различные фонды помощи. В том числе на программу досрочного освобождения из заключения. Но в тех краях не принято конкретно помогать какому-нибудь человеку, потому что могут возникнуть вопросы: «Что да как? Почему именно этому человеку помогаешь? Что вас с ним связывает?» И так далее, и тому подобное, и так далее…

Поэтому шейх, который раньше тесно сотрудничал с Акрамом и хотел ускорить его освобождение, а заодно и моё, пришёл в нашу администрацию и «отвалил» несколько миллионов дирхам на погашение задолженностей по всем финансовым кейсам, включая наши два. Но всё же особо отметил необходимость скорейшего освобождения меня и Акрама. Эти события происходили примерно через год после того, как я попал в заключение. Нужно отметить, что в тот момент была наиболее реальная возможность моего освобождения, но так как я внутренне ещё не был готов к этому событию, оно было отложено (по Воле Творца) на неопределённый срок.


ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ:http://www.proza.ru/2011/01/08/1783