***

- Садитесь. Будете чай, кофе? – вообще то, математик Робертсон  предлагал чай и кофе только из вежливости, соответственно профессии им правил расчет,  ему и для себя то было куска сахара жалко, а уж для этого поэтишки и тем более для грязного мужичка – крестьянина вообще было…
- Чай, пожалуйста. С пятью кусочками сахара, да, именно с пятью. – Сказал поэт Моррисон , манерным движением поправляя  свой шерстяной шарфик.
«Шерстяной шарф поздней чрезвычайно теплой весной! Ох уж мне эти творческие личности.  Зимой им жарко, летом холодно…» - думал про себя математик, наливая в щербатый старинный фарфоровый сервиз на трех персон чай. Для себя он заварил крепко, так как предпочитал исключительно крепкий чай, поэту  средне, а мужику  уж вообще насыпал полчайной ложки заварки и до середины чашки залил кипятком. 
«Вот бедный человек, ознобом небось мучится…» - думал простой рабочий мужичок, глядя на поэта.
Поэт же, оглядывая добротную, но безнадежно устаревшую обстановку, думал о чем то своем, перебирая в воздухе пальцами, изредка прищелкивая, как будто ищет рифму, что то сочиняет. Его могло вдохновить все, что угодно – начиная от беспорядка в доме Робертсона и заканчивая уличным псом, лежащим на мостовой. Так он сочинял творческие, но странные, нелепые и пестрые стишки с названиями «Полет Валькирий», «Ночь над городом грехов», «Клетчатый пудель»… От этих стишков тошнило других поэтов, которые это читали, тошнило всех родственников Моррисона, его собаку –шнауцера.  Словом, тошнило всех, кроме его самого.  Но поэт думал, что он гениален и  собственно из за его гениальности был приглашен. 
- Дорогой Джон! Я натура творческая, у меня полет мысли.  Говорите же скорее, зачем вы пригласили меня и эту дерев…  Милого человека. 
Джон Робертсон пригласил их для научного подсчета. Специально пригласив людей с абсолютно разным мировоззрением, чтобы подсчитать, насколько процентов их гипотезы совпадут с его собственными.  Да и просто.. У него давно не было гостей. Но поскольку грамотно и четко математик мог выражать свою мысль лишь на бумаге, он не смог ответить на вопрос Дэниэла Моррисона.
- Ну… - математик поставил поднос на середину стола, чашки слабо звякнули – я вобщем то, хотел.. Э. Как бы так выразиться, поговорить с вами двумя на темы «Человек»  и «Бог».
«Вот жлоб, просил же его пять кусков сахара, он три насыпал.» - Хм. Ну я думаю, Бог у каждого свой , у меня лично это муза, у кого то кукуруза, хе хе.  В рифму выразился. – поэт при слове «кукуруза» покосился в сторону мужичка Дэвида Хамфри, земледельца. Тот, ничтоже сумняшившись, поедал сухое рассыпчатое печенье, также лежащее на подносе и казалось, совсем не обратил внимания на слова Моррисона.
- Не могу не согласиться, но для многих людей Бог, он как бы един, Иисус Христос… Правда, изучая, гхм, культуры разных стран столкнулся с такими понятиями, как язычество, буддизм… Так что вы атеист, если отказываетесь верить в любую из общепризнанных культур, заключающихся в поклонении Богу или Богам.  – попытался продолжить дискуссию Робертсон.
- Ха! Ха ха! – нервно рассмеялся поэт, отпивая чай. – Вы думаете, моя музочка, девочка, куколка моя не заслуживает преклонения перед ней?! Да я вас уверяю…
- Я, хоть и человек маленький, а все же скажу. – вклинился в жаркую речь поэта Дэвид, доедая второе печенье и почесывая черными ногтями свою плешивую голову. – Я,  крещеный со всеми соблюденными таинствами, не верую в Бога Иисуса. Да, крест ношу – мужичок расстегнул рубашку  и показал старый серебряный крестик, подвешенный на простой ниточке, - но верую в своего единого Бога, Рода.
- И где же такой Бог проживает? На небе, в воде, в земле? А может, хе, в вашем сознании, господин Хамфри? – задал вопрос математик, в глазах его было откровенное недоверие и веселье.
- Да нет же, Род, он того самого…Из земли вырос, в небо упирается, водой омывается… Он того, не человек. Он дуб, стоящий на окраине моей деревни.
 Поэт рассмеялся. Его тощий подбородок дергался, острый нос задирался… Все его существо выражало неверие и презрение к смерду.
- Ну ну, господин Моррисон, у каждого своя религия и каждый верит в то, что сам считает достойным веры.  – сказал математик, помечая в полевой тетрадке:  «Оба неверцы в Иисуса, придумали свои веры. (Род, муза)». А про себя подумал – «Черт – те что,  прозрачная девица, которую толком никогда не видела, только чувствовали ее присутствие, деревяшка… Что же будет дальше, если люди будут веровать в свои религии…» 
- Надеюсь, старик Хамфри не обидится на меня за мое малодушие. – усмехнулся поэт.
Да нет, Хамфри не обижался. Он все поедал печенье и пил чай, блаженно щурясь.
- А теперь о человеке.
- Я считаю, человек – это творец, создающий что либо божественное, хотя, признаться, часто не понимаю, для кого. Ведь так мало людей, которые по настоящему ценят творения друг друга. Они только.. Ими пользуются. – сказал поэт, встряхивая кудрями и теребя свою жиденькую бородку.  Видимо, эта тема очень его затронула.
- Позвольте с вами мне, смерду простому, с вами не согласиться, я считаю, что человек – существо не создающее, а рушащее. Ведь столько людей ходит в лес. Они убивают природу, топчут траву, рубят деревья и стреляют себе в угоду зверя.  Так что они не создатели. Мы все того самого, божьи дети…
- Да вы…
Математик смотрел в чашку. Он был подавлен, на лбу его проявилась глубокая складка, свидетельствующая о задумчивости. Он уже не слышал бессмысленной дискуссии этих двух непохожих людей.
 «Гм, значит, все зря… Я ошибался, сильно ошибался.»
- Господа! Я обсудил с вами, хм, гм, все, что хотел.  Прошу йти, я должен углубиться в расчеты…
- Чтож, был очень рад. – поэт пожал своей узкой бледной ладонью с длинными ногтями пухлую и жесткую ладонь математика,  крестьянину он просто слегка кивнул головой. Крестьянин поклонился в пол обоим своим собеседникам, чрезвычайно довольный тем, что поговорил с «большими» людьми, аристократами… И попил чаю с печеньем.  И оба ушли, имея четкое представление друг о друге и о самом хозяине – «СНОБ. ЖЛОБ. ПРОСТАК». Математик еще пятнадцать минут смотрел на лист и отхлебывал уже остывший чай.  Наконец он взял ручку и перечеркнул все расчеты. Внизу листа он подписал «каждый человек выбирает себе сам религию и представление о себе.  90%(под этими процентами он имел в виду всех поэтов и крестьян Земли)  ошибаются в своих представлениях».  После этого он кивнул сам себе и подвел жирную черту под утверждением. Он был весьма расстроен результатами беседы, он ожидал что то более масштабного.  Но все таки он убедился сам для себя, что его мировоззрение самое правильное.

Если хотите убедиться, что вы правы, посадите рядом с собой двух разных людей и поговорите с ними…