Сороковина. Виталий Ударцев

 
Историю эту, я услышал в прошлом веке - годах эдак в семидесятых. Соседка, очень словоохотливая пожилая женщина, царство ей небесное, рассказывала эту быль - или небыль? - моим родителям. Я тогда пацаном был, любопытства ради, подслушал. Жуткая история скажу вам. После ночью на улицу боялся выйти.

Так вот. Было это, когда ещё единолично жили. Жила-была в той стороне работящая семья. Скотинку держали. На волах сохой землю пахали и хлеб сеяли. Но жили небогато. Всего пара мужских рук на пять женских ртов. Три девки, одна меньше другой, жена да старуха мать.

Чтобы как-то свести концы с концами, приходилось мужику батрачить у помещика. Пусть прибыток не ахти какой, да другого заработка негде взять. И вот однажды случилась беда. Придавило мужика деревом на лесоповале. Да не насмерть. Ещё год, бедолага, мучился. Когда преставился, жена с горя слегла. Вся забота за детьми и по хозяйству выпала на долю престарелой свекрови.

Но недолго лихоманка сноху параличом била. Больница в то время была только в городе, а до него не менее трёх дней пешком. По бабкам да знахаркам за полсотни вёрст старуха, правда, хаживала, но так ничего не помогло, и невестку бог прибрал. Остались малолетние сироты на попечение старухи, которая сама чуть ли не на ладан дышала. Да делать нечего - забота ей силы придавала.

Всё ничего, да сильно скучали, дети по матери. Сорока дней после её смерти ещё не прошло. По причине своего слишком юного возраста не ведали они, что такое смерть, и никак не могли понять, почему больше мама с ними не поиграет, не приголубит. Бабуля детей покормит, да на русскую печь греться подымет, а сама всё в делах по хозяйству. Детьми заниматься некогда. Сама только поздно вечером вскарабкается к ним на печь. Вздремнёт немного, с первыми петухами опять хлопочет то у печи, то в хлеву…

Стала она замечать, что ребятишки с каждым днём словно угасают. Вроде и аппетит хороший, и поесть-попить есть что, а худеют не по дням, а по часам. И по матери перестали скучать. А ночи просто дождаться не могут. Стала выведывать у детей причину. Не болит ли что? А детишки - словно воды в рот набрали. Только самая младшая что-то хотела сказать, да от старшей сестры подзатыльник получила.

Опять старуха делами занялась, на дальнейшие разговоры просто не было времени. Но днажды поздней ночью, припозднившись с домашними хлопотами, когда у печи молола муку для каши в ручном жернове, услышала странное перешептывание. И отчётливо разобрала, как младшенькая произнесла: «Мама не надо, мне щекотно!» А затем ребёнок закатился от смеха.

Сначала подумала, что это старшие балуют и хотела заругаться, потому как знала, что можно человека защекотать до смерти. Но заподозрила неладное. Быстро насколько старость позволяла, она соскочила с места и заглянула за занавеску, которая отгораживала старым ситцем лежанку на печи. Дети затихли.

Старая была уверенна, что там кто-то есть, однако никого не увидела. Она прожила долгую жизнь, о многом слышала. Поэтому перекрестилась и прочитала молитву. Ещё не успела закончить «Отче наш», как опять же младшенькая, плача, словно обращаясь к кому-то в угол горницы, сквозь всхлипы умоляюще запричитала: «Мама, не уходи!». А потом, обернувшись в сторону бабушки, со злобой произнесла: «Это из-за тебя мама ушла!»

Старуха почувствовала, как озноб страха пробежал по её телу. Она испугалась не за себя, за этих малых несмышленых внучек, потому как знала - вурдалаки не отстанут, пока не заберут с собой всё семейство.

Когда всё стало ясно, то и старшие сёстры не стали скрывать, что каждый вечер к ним приходит мама. Она с ними играет и даже приносит на гостинцы конфеты «Морские камешки». Бабушка попросила показать конфеты, и дети стали выгребать из-под подушки пригоршнями обыкновенный козий помёт. Старуха к ужасу своему поняла, что они уже около сорока дней питаются этой мерзостью. Одно она не могла понять: откуда он взялся? Ведь на дворе зима. Да и в самой деревне никто коз не держал. Никак сама покойница принесла…

Ей стоило больших усилий убедить детей в том, что это совсем не конфеты. Бабушка спросила внучек, почему они раньше об этом не рассказывали. Те ответили, что им мама не велела…

Весь следующий день старуха думу думала - как он этой нечисти защитится? Помощи ждать неоткуда. До ближайшей деревни, где знахарка живёт, за сутки не обернуться. А за целую ночь с детьми всякое случится, может.

Хотела соседа попросить, чтоб в церковь за советом к батюшке зашёл. Да он, как назло, на этой неделе на рынок в уезд не собирался. Решила она всю ночь не спать, детей от вурдалака караулить.

Пораньше с делами управилась. Как завечерело, взяла в руки фамильную икону, потемневшую от времени, которую ей ещё её мать передала, залезла на печь к детям и стала ждать. А ждать долго и не пришлось. Сначала во дворе пёс жалобно взвизгнул, потом в сенях что-то грохнуло. И вдруг запертая дверь со скрипом отворилась. Раньше так сильно не скрипела!

От страха у бабули внутри всё в комок сжалось. Страх передался и внучкам. Те затаились, ни живые, ни мёртвые. До этого бабушка долго убеждала детей, что их мама мертва, а приходит к ним нечистый в образе матери, чтобы забрать с собой в преисподнюю. Те вроде поверили.

Неизвестно, может ли дух материализоваться, но по избе слышались вполне материальные шаги. Старой седой женщине больше седины от страха не прибавить, а умереть от страха никак нельзя, но она чуть не умерла, когда занавеска раздвинулась и в ней показалось искажённое от злости лицо покойной. Лицо это перекосилось ещё сильней, когда старуха защитилась образом святого изображения.

Теперь и дети с трудом узнавали в появившемся призраке мать. От страха они плотнее прижимались к бабушке. К страху примешивался запах могильной сырости и тления. Хотя в избушке было натоплено, прохлада и сырость подобрались до самого комелька печи. Призрак – да, это уже был призрак, - стал говорить, но голос казался неестественным, не вызывал воздушных вибраций. Этот голос требовал отдать детей, изрыгал проклятья и пугал муками ада. «Не мешай справлять Сороковину!» - предупреждал дух. Но бабушка была непреклонной. Она протянула вперёд икону и стала молиться. Призрак задёрнул штору и вполне материально стал разбрасывать вещи по комнате.

Неведомо, долго ли это продолжалось, - время как будто перестало существовать. Было странным, что ухода призрака не было слышно. Всё стихло. Морило в сон. Но вдруг бабушке на какой-то миг показалось, что образ на её старинной иконе ожил и словно хочет что-то сказать. Она перехватила этот вполне осмысленный взгляд. И - о боже! - печная заслонка в трубе закрыта. А в печи ещё тлели угли. Тут она поняла, что силы её оставляют, не по каким-то сверхъестественным силам, а по причине вполне естественной. Наутро бы никто из деревенских не додумался, что всех обитателей этого дома забрала с собой покойница, потому как умерли бы они от отравления угарным газом.

Бабушке стоило больших усилий дотянуться и открыть заслонку. Ещё трудней было слезть с печи. Теряя сознание, она всё-таки открыла входную дверь. Уже будучи в беспамятстве, ощутила пронизывающий холод. В полном бессилии она каким-то другим зрением видела, как покойная сноха возвращается за ней. Сначала это были шаги, потом запах смрада. Но только старуха почувствовала холодную ладонь вурдалака, как запел петух, так громко и настойчиво, что от его крика не только исчез призрак, но и старуха пришла в себя.

Она очнулась у распахнутой двери, её полуобмороженные руки страшно ныли и не слушались, когда она закрывала дверь. Первым делом заглянула за занавеску. На печке её внучки мирно спали, прижавшись друг другу.

Весь день после этой кошмарной ночи ее поташнивало и кружилась голова. Может быть, по этой причине пожилая женщина, умудрённая жизнью, так и не придумала, как защитить своих внучек. Ничего не оставалось, как бодрствовать ещё одну ночь. На этот раз она раньше протопила русскую печь, и до наступления темноты в топке уже не было ни одного тлеющего уголька.

Как только стемнело, покойница, так же, как и в прошлый раз, вошла в горницу, распахнув запертую дверь. Но теперь она не спешила заглянуть за занавеску. Словно беря на измор, долго ходила вокруг, нагоняя жути. Старуха и дети видели её синее лицо сквозь просветы плохо задёрнутых занавесок. Скупой свет тлеющей керосинки, предавал, покойнице зловещий вид. Это тлеющее сияние ещё больше подчёркивало, что это тело обладало некой плотью, было зримо, реально издавало скрип половиц при ходьбе, а также могло брать предметы в руки.

Много ли времени прошло, или, может быть, не много, но всё стихло, как и в прошлый раз. Старуха расслабилась и задремала, выронив икону из рук. Покойница словно этого и ждала. Приняв образ нежной любящей матери, она влезла на печь и стала уговаривать детей пойти с ней, уверяя, что им там будет хорошо вместе. Сначала дети испугались и стали будить заснувшую бабушку, но та спала непробудным сном. Перед ними была та же любящая мать, поэтому чувство тревоги быстро прошло.

Но старшие дети, помня наказ бабушки, несмотря на уговоры, отказались идти с матерью, и только младшая слезла с печи, не задумываясь. Малышка с трудом дотянулась до запора, открыла, и дверь отворилась настежь. Покойница взяла ребёнка за руку и повела босиком в одной ночной рубашонке по промёрзшей улице. Но ребёнку не было холодно, потому что маленькой девочке казалось - она идёт со своей любимой мамой, которой она привыкла доверять.

Пронизывающий холод через открытую дверь прокрался до самой печной лежанки. Этот холод заставил старуху опомниться и встрепенуться от сна. Чувство тревоги, а скорей неотвратимой беды, заставило её открыть глаза. Она сразу заметила, что нет самого маленького ребёнка, и лишь потом - распахнутую дверь.

Отгоняя самые худшие предположения, в одной сорочке бросилась к выходу, надевая наспех валенки на босую ногу. Она знала, куда надо было бежать… На присыпанной снегом тропинке к деревенскому кладбищу отпечатались одинокие следы босой детской ноги. Там, у могилы матери, и нашла бабушка замерзающую внучку - ещё бы полчасика, и беда была бы неотвратима. А люди бы подумали - скучал ребёнок по матери, ушёл ночью и уснул у могилы - ничего сверхъестественного.

Подхватив ребёнка на руки, старуха, не зная устали и даже без одышки, что было странно в её возрасте, домчалась до избушки. Уж она и тёрла ребёнка, и грела, пока не привела в чувство. Пробуждение для девочки было тяжким и болезненным. Болели обмороженные руки и ноги. Но это всё-таки была жизнь.

Теперь старуха твёрдо знала, что бодрствовать третью ночь она просто не сможет. Поэтому сделала то, чему учили её мама и бабушка. Достала она с полки бутыль со святой водой. Обошла трижды дом вокруг с фамильной иконой, читая молитвы, какие знала. Зашла в дом, окропила все углы святой водой и лишь потом к детям на печь залезла.

Ночь тёмная выдалась, ненастье разыгралось. Пришла покойница ночью. Уж она билась в стены, звала детей по именам, бабушку последними проклятьями стращала. Но войти в дом до утра не смогла. А когда петухи запели, разразился среди болот не то вой, не то женский плач.

Потом в деревне сказывали, что метель в ту ночь так выла, что деревенским, спать не давала.

Наутро наступил сороковой день со дня смерти снохи. Старуха с утра засуетилась, чтобы справить достойные поминки. К обеду в тесной избушке, собралась вся деревня. Помянули покойную и тихо разошлись.

Лишь один сосед, который, не раз «остограмился», очевидно, добавив на старые дрожжи, уверял, будто видел в ночь накануне, как покойница, вся в белом, проносилась по деревне в сторону кладбища, а потом обратно с ребёнком на руках. Нашлись и другие очевидцы, ещё кто-то что-то видел…

Долго деревня шепталась на эту тему. Вот так и рождаются мистические рассказы о приведениях и прочей нечистой силой – по слухам, да спьяну. А как бывает на самом деле? Кто знает…