Спокойных дней не будет - часть 3

В следующий, то есть во второй раз в жизни, Николай Николаевич Кондратьев увидел Соню Билецкую только через неделю в день их бракосочетания, когда, как и положено жениху, приехал за ней на сияющем лимузине с целым цветочным магазином на бесконечно длинном капоте. Всю дорогу он придумывал себе невесту под густой фатой в пышном белом платье с голыми плечами. Или без фаты? Бог его знает, какими теперь бывают невесты! Однако навстречу ему вышла стройная молодая женщина в безупречном кремовом костюме, словно сошедшая с рекламного ролика курортного отеля где-нибудь в Ницце. Не хватало только шляпки и перчаток, чтобы завершить это неожиданное летнее впечатление. Ее роскошные волосы, при первой встрече без затей заплетенные в косы, теперь были гладко забраны назад, скручены тяжелым узлом на затылке и спускались за спину длинными локонами. И, наверное, от этого издалека казалось, что она смотрит на окружающих высокомерно, приподняв подбородок и распрямив плечи. Однако ее большие серые глаза почти все время были опущены вниз, как будто она старалась не встречаться взглядом ни с кем, чтобы не выдать своего волнения или испуга.
Рядом с ней жених и брат смотрелись слишком солидными и официальными, как душеприказчики на оглашении завещания. Их темные деловые костюмы и зрелый возраст рядом с ее кремовыми тонами и юной робостью абитуриента, пришедшего на первый экзамен, казались неуместными и смешными. Соня, потупив глаза, обратилась к Николаю с вежливой и ничего не значащей фразой об обещанной на выходные хорошей погоде. Он вспомнил "Пигмалион" и подумал, что теперь ему самому предстояло в полной мере почувствовать себя профессором Хиггинсом, и почему-то исполнился уверенностью, что не разочаруется в своих ожиданиях.
Николай почти с благоговением поцеловал руку невесты, и она залилась румянцем и покосилась на брата. Илья, пристально наблюдающий за сестрой, выглядел сосредоточенным, но, поймав ее осторожный взгляд, вдруг вспыхнул одобрительной улыбкой. Соня тайком послала ему воздушный поцелуй и несколько раз обернулась, увлекаемая Николаем к машине.
Ее ожидал точно такой же белый лимузин, как у жениха. Вместе с ней в машину уселась пышнотелая и пышноволосая девушка с фотографии, старшая дочь Ильи. Рядом с водителем на переднем сидении разместился в дорогом не по рангу костюме огромный детина. Его истинная роль на этом мероприятии не вызвала у профессора сомнений. "Конечно, он может позволить себе держать целый гарнизон телохранителей, возить их из города в город. Только едва ли это от хорошей жизни", - насмешливо подумал жених, когда тип с каменным лицом уселся в его автомобиль.
Пожалуй, больше Николай ничего и не смог бы вспомнить вплоть до момента, когда бодрый голос служащей дворца бракосочетаний предложил ему надеть на невесту кольцо. Тонкие Сонины пальцы, протянутые к нему, заметно дрожали, и кольцо все никак не желало занять свое законное место.
- Ты боишься? - чуть слышно спросил он, склоняясь над девушкой.
- Кажется, да. Ведь так и должно быть? - так же тихо ответила она и смущенно улыбнулась в толпу родственников за его спиной.
- Ты такая красивая, - сказал он, поборов непослушное кольцо, и сам протянул к ней правую руку.
Соня тут же перестала дрожать и справилась со своей задачей гораздо лучше и быстрее его.
- А теперь можете поцеловать невесту.
Ему казалось, что в скучном лабиринте официальной речи эти слова не прозвучат уже никогда, но в этот момент Соня, опустив ресницы, сама подставила губы.
Все было именно так, как и представлялось ему: нежный жасминовый аромат, легкий привкус дорогой помады, теплая ладонь, опустившаяся на его предплечье. Ему хотелось хоть немного продлить это мгновенье, но вокруг уже вскипала музыка, и со всех сторон неслись громкие голоса. Его оттеснили от невесты, то есть, теперь уже жены. Поцелуи, поздравления, цветы и шампанское - традиционные атрибуты бракосочетания раздражали его все больше. Он поискал ее глазами в толпе незнакомых людей, торопясь увезти отсюда как можно дальше. И не надо было ни ресторана, ни тостов, ни подарков. Она сама - подарок судьбы, долгожданный и все-таки неожиданный выигрыш в лотерею жизни, и, как бы пошло это все ни звучало, он мечтал заполучить свой приз прямо сейчас, не дожидаясь наступления ночи.
По дороге в ресторан он держал ее ладонь в своей и пожирал глазами мочку уха с тяжелой сережкой, нежную ямку между ключицами, обнажившиеся под короткой юбкой колени, на которых покоился шикарный и не им выбранный букет невесты. Соня теребила свободной рукой выбившуюся из букета карминовую розу и молчала, пряча глаза.
И хотя мысли о ненависти были неуместны, больше всего на свете ее новоиспеченный муж ненавидел те несколько часов, которые должны были задержать его на пути к его Элизе. Больше всего на свете сейчас Николай Николаевич желал по-настоящему стать ее мужем.

Пока молодожены, их ближайшие друзья и родные отмечали важное событие в ресторане, в убогой квартире Николая Николаевича споро и обстоятельно хозяйничали три дальние родственницы Розы. Все три - дамы средних лет, призванные за несколько кратких часов сделать из застарелой "берлоги" профессора место, куда будет не стыдно привести Сонечку на первую в ее жизни ночь с мужчиной. Вычистить его дом, давно лишенный методичного женского внимания, - это был почти подвиг Геракла. Они торопились вымыть окна, вытирали многолетнюю пыль на шкафах, начищали до зеркального блеска сантехнику и кафель, складывали вещи на полках. И, как последний штрих, застилали только что купленную и установленную в спальне широченную кровать взамен продавленного дивана, который еще утром окончил свой нелегкий век на ближайшей помойке к радости окрестных мальчишек, взявшихся препарировать это доисторическое существо.
- Интересный мужчина, - заметила одна из них, разглядывая фотографии хозяина на книжной полке, пока ее руки, живущие словно отдельной от хозяйки жизнью, торопливо терли стекла, покрытые множественными отпечатками пальцев.
- Бедная девочка, - проворчала другая и с осуждением оглянулась на те же фотографии из другого угла комнаты. - Что за жизнь ее ждет? Он ведь для нее почти старик.
Третья молча разложила на краю дорогого покрывала белоснежную ночную рубашку и вспомнила себя в семнадцать лет и одноклассника Колю, с которым впервые целовалась на выпускном балу.

А Соня, как оказалось, совершенно не умела целоваться. Совсем как маленький ребенок, который просто подставляет губы и смотрит удивленно и серьезно. После очередного вскрика "горько" Николай с немым вопросом в глазах обратился к сидящему рядом с ней Илье, но тот только пожал плечами. "Это теперь твоя жена и твоя вотчина!" И если ему предстояло открыть ей весь мир, то пусть бы скорее закончился этот вечер!
Но гости вовсе не собирались расходиться по домам. Неожиданно звонко и заразительно рассмеялась рыжеволосая девушка в ярко-зеленом шуршащем платье и что-то зашептала Соне на ухо. Красавица-невеста вскинула на нее серьезные глаза и с испугом прикрыла рот рукой:
- Правда?! Не может быть!..
И залилась очаровательным румянцем.
Николай, уставший от музыки, шума и ожидания, начал нервничать и то и дело взглядывать на часы. О чем они шепчутся? О его возрасте? О предстоящей ночи?
"Я просто хочу, чтобы ты была счастлива", - снова и снова твердил про себя Илья магическую и потому с самого начала лживую формулу ответственности и едва ответил на слова Розы о том, что девочка сегодня чудо как хороша. Впрочем, не удержавшись от колкости, Роза тут же тише добавила, определенно, только для его ушей: "Бедняжка!" Строгая и короткая фраза про счастье развалилась, словно только и дожидалась критики в свой адрес, и ему захотелось по привычке рявкнуть: "Роза!", огрызнуться, как старый, еще не потерявший былой хватки и прыти, бульдог, навсегда прикованный ржавой цепью к будке и заподозривший посягательство на свое добро. Но плавно расцветающая улыбка жены была так лучезарна и обращена в зал мимо него, что выплескивать раздражение именно сейчас не было никакого смысла. Для этого у него впереди была еще треть жизни. Во всяком случае, так хотелось бы думать.
Он смотрел на сестру и не видел ни жениха, ни гостей, ни зала с ломящимися от деликатесов столами. Мыслями он был так далеко, что даже звуки не проникали в его сознание. Только единственный образ, от которого можно было сойти с ума. Или натворить глупостей прямо сейчас, пока еще не стало поздно.
...Тонкая бретелька ночной рубашки едва заметно ползет с плеча, отделанный ажурным кружевом подол приподнят, целомудренно обнажая смуглую кожу бедра... И стоит только протянуть руку и все вернуть... и заново начать ту ночь с ее слов "Возьми меня" и не ошибиться в выборе на этот раз...
А по другую сторону стола обе его совсем взрослые девочки шептались, почти соприкасаясь головами. Он без особого успеха попробовал вздохнуть, преодолеть острый спазм в груди, и зашелся в хриплом кашле. От напряжения в уголках покрасневших от бессонницы глаз выступили слезы, и заботливая жена, по привычке обернувшись на звук, ласково и терпеливо, словно заигравшегося малыша, погладила его по спине. "Ну-ну, милый! Ну, что ты..." И, выполнив свою миссию заботливой мамаши, снова отвернулась к гостям, в одночасье потеряв к нему интерес.
Он, будто случайно, встретился глазами с задумчивой и молчаливой невестой, не без труда удерживающей на лице вежливую улыбку, и в один миг между ними пробежала искра понимания. А со стороны казалось, что любящий и заботливый отец грустит о любимой дочке, покидающей родительский дом.

Бесконечный белый лимузин, покорный своей однообразной извозчичьей судьбе, дождался их возвращения, и, встрепенувшись, как почуявший просторы конь, почти бесшумно снялся с места и покатил по ночному городу, будто назло не нарушая ни одного правила дорожного движения. При подъезде к пятому перекрестку Николаю Николаевичу стало казаться, что в городе этой ночью все светофоры сговорились и салютуют им красным светом.
А успешный президент процветающего холдинга, чувствуя себя обманутым и обокраденным, как после неудачной сделки, возвращался в осиротевший дом в сопровождении двух огромных внедорожников с охраной. Развалившись на заднем сидении Мерседеса, он вполуха слушал нескончаемую болтовню старшей дочери и размышлял о последних Сониных словах при расставании десять минут назад:
"Не волнуйся за меня, милый. Я постараюсь быть ему хорошей женой". И после паузы, стиснув его пальцы и в последней надежде вглядываясь в глубину зрачков. "Мне так жаль, что это будешь не ты".
Он нахмурился и поцеловал ее в лоб, как ребенка. "Знала ты бы, как мне жаль!" Но произнести этого вслух не посмел.
Слишком много пьющий в последнее время, впрочем, "слишком" - по собственным представлениям об излишествах и их последствиях, а по меркам этой страны вообще почти трезвенник, ведущий сидячий образ жизни без отдыха и сна, без сожаления и особой радости пропустивший через свою постель сотни красивых и готовых на все женщин, Илья, как впервые влюбившийся подросток, помнил запах ее волос, бархатистую мягкость щеки и не мог убедить себя, что давнее решение в ее девичьей спальне было правильным. Ведь она любила одного, но теперь принадлежала другому.
Вопреки голосу разума, он все еще хотел, чтобы первые слова любви в брачную ночь она подарила ему, бывшему с ней все годы от рождения до этого дня. Разве о таком принце мечтала его девочка, поглощая тома рыцарских и любовных романов? Но он решил за нее, потому что больше не хотел и не мог бороться с собой всякий раз, когда оставался с ней наедине, случайно касался ее руки, вспоминал посреди ночи о том поцелуе. И поторопился выдать ее замуж, в глубине души садистски надеясь, что она будет до конца жизни несчастна в этом браке. Ведь несмотря ни на что, у нее было право отказаться. Она могла пойти против его воли. И это был как раз тот самый единственный в жизни случай, когда он хотел, чтобы кто-то нарушил его волю и спас его от ошибки. Но она не воспользовалась своим правом, она уже через полчаса заявила, что выйдет замуж и будет счастлива. Она сама хотела этого брака, хотела сбежать от их давнего искушения. Так чего же перед свадьбой было лить слезы? И почему в прошлую ночь он сам не решился? Разве не этого он желал на самом деле - оставить ее себе, хотя бы на ночь, хотя бы просто переспать и избавиться от наваждения?
Позабыв о присутствующих, он не сдержал вздох и принялся нервно щелкать зажигалкой. Видавший виды шофер удивленно взглянул в зеркало заднего обзора, но застывшее лицо Ильи не выражало никаких посторонних эмоций. Машина, оставив позади робкие Жигули, плавно вошла в крутой поворот, не обращая внимания на погасшую стрелку.
- Так куда ты собираешься ехать через месяц, я не расслышал?
- Да что с тобой папа? Я же уже сто раз повторила!.. - Марина в порыве непривычной нежности обняла отца за шею и приложилась губами, растерявшими яркую помаду на бокалах с шампанским, к его щеке. - Какой-то ты странный сегодня...
- Рано я выдал Соню замуж, - сказал он в приступе раскаяния, глядя на убегающую назад цепочку фонарей. - Ты должна была выйти первой.
- Ой, если ждать меня, то она останется старой девой, - рассмеялась Марина. - Нашел из-за чего переживать. Кто в ее возрасте может позволить себе быть девственницей, сам подумай? К тому же гормональный обмен должен пойти ей на пользу. А то эта аристократическая бледность...
- Где ты набралась этой пошлости, Марина? - он поморщился, хотя никогда не был ханжой. - Думаешь только о мужиках и сексе.
- Скажи спасибо, что не о бабах, - зацепила его Марина и, поймав возмущенный взгляд, тут же схватила его за руку, нежно сжала. - Ну, прости, папочка... я сегодня очень увлеклась шампанским! Как думаешь, он хороший любовник, этот твой профессор? Не староват для нашей принцессы?
- Откуда я знаю, - огрызнулся Илья и в отчаянии отвернулся к окну. - Я что с ним, спал?
- Ладно, завтра узнаем, - согласилась подождать дочь. - Я ее слегка просветила. А то вы с мамой только и думали, как все провести благопристойно, а она про секс только из книжек знает.
- И что ты ей сказала? - насторожился Илья, но тут же понял, что сморозил глупость, потому что дочь расхохоталась и предложила прочитать ему установочную лекцию о том, чего хотят женщины.
- Папа, ты прелесть!
- Знаю я, чего хотят женщины, - рявкнул Илья и окончательно обозлился на этот день, на Николая, раздевающего Соню в своей убогой норе, на себя, сделавшего заведомо ошибочный ход. - Денег они хотят и побольше.
- Это только те, у кого денег нет! Я вот денег от мужиков не хочу. Главное, чтобы ночи даром не пропадали, - с мечтательным лицом пропела дочь и выразительно посмотрела на шофера в зеркало заднего обзора.
- Денег у тебя своих нет, насколько я помню. А остальное - блажь, - мрачно заметил Илья. - Перебесишься, надеюсь! Только внуками меня не осчастливь от первого встречного.
- Вот еще, внуками! - фыркнула бессовестная дочь. - И вообще, ты рассуждаешь так, как сам будто вышел в тираж!
- Маринка, ты спятила, что ли?! Я тебе отец или кто?!
- Отец, отец! Папочка! - Она потянулась поцеловать его, повисла на шее, но он зло отбивался и только что не рычал. - Ты у меня еще хоть куда. Был бы завидный жених да окольцован уже! Но ведь тебе это не мешает, да?
- Маринка, моя личная жизнь...
- Ладно, ладно! Однако, ты совсем себя не щадишь! Тебе надо больше отдыхать. И не спорь, пожалуйста, так говорят все доктора! Вон и муж нашей Сони...
"Черт бы побрал ее мужа!" Илья полез в карман за сигаретами и с тоской бездомного пса посмотрел на чужие окна, бликующие в свете фар. В одной из этих нищих квартир его Соня обнимала другого мужчину, и ничего изменить он уже не мог.

Николаю не сразу удалось преодолеть сопротивление заартачившегося замка. Соня с неподдельным удивлением успела оглядеть запущенную лестничную клетку, расписанную рукой неизвестного художника замысловатыми "граффити" и невольно подалась к мужу.
- Да что ж за черт! - нетерпеливо забормотал про себя профессор, совершая нервные движения ключом в замке.
Но на счастье ключ преодолел невидимую преграду в состарившемся механизме, и дверь распахнулась словно бы сама собой.
- Вот! - с облегчением заключил Николай, пропуская ее вперед.
И Соня, оставив за спиной беззаботные двадцать два года жизни, впервые переступила порог нового дома.
- Теперь это все твое, - гордо произнес новоиспеченный муж, очерчивая широким жестом границы своих владений.
И тут же спохватился, что его ничем не примечательная квартирка в средней руки сибирском городе не идет ни в какое сравнение с теми хоромами, особняками и пентхаусами, где она провела всю свою жизнь.
- А у вас здесь уютно и чисто, - вежливо заметила Соня, как будто ничего не знала об усилиях трех женщин привести эту землянку в божеский вид, и прошла в гостиную.
- Прошу тебя, Соня, говори мне "ты", - в который уже раз попросил ее профессор и по привычке щелкнул выключателем верхнего света.
- Ох, нет! Не надо так ярко, - сощурилась она, привыкшая к полумраку в автомобиле и на лестнице.
Николай Николаевич, успевший окинуть ее жадным взглядом, включил торшер над любимым креслом и подумал, что именно теперь наступил тот долгожданный момент, когда пора приступать к налаживанию семейных отношений. Но почему-то ничего изысканного и романтического, весьма уместного в данной ситуации, в голову, как назло, не приходило.
- Может, хочешь выпить? - наконец бездарно спросил он и с затаенной надеждой обернулся к сияющему разнообразием бару.
- Спасибо, я не пью. Разве Илья не сказал?
Выйдя из светового круга, оставленного торшером на ковре, Соня замерла посреди комнаты. Маленькая, одинокая и потерянная, сцепившая в молитвенном жесте тонкие пальцы, она смотрела на мужа, и под ее вопросительным взглядом он с сожалением отрекся от идеи продолжить банкет втроем с бутылкой.
- Если ты не против, я тебя поцелую?
Он и сам не понял, зачем спросил у нее разрешения на такую мелочь, получив ранее почти безраздельные права на все.
- Да, конечно. - Слава Богу, он не мог видеть, как розовеют ее скулы, потому что в комнате царил спасительный полумрак. - Только я не очень умею.
- Я уже заметил, - постаравшись не улыбнуться, ответил он и привлек ее к себе за плечи. - Ничего нет сложного. Я научу...
Он с удовольствием отметил про себя, что Соня, не знавшая, по словам Ильи, ни страсти, ни ласки, в его руках оказалась прилежной и благодарной ученицей. Через минуту ее пальцы уже смелее гладили его подстриженный затылок. Она закрыла глаза и изогнула спину под его нетерпеливой рукой. Но ему не хотелось затягивать этот мастер-класс посреди гостиной, и Соня, на время освобожденная из его объятий, отправилась в спальню одна, отказавшись от помощи избавить ее от свадебного наряда. Николай без особой радости смирился, хотя весь вечер только и думал о том, как сам снимет с нее одежду и небрежно бросит возле кровати.
Когда же через несколько минут, показавшихся ему почти вечностью, он с замиранием сердца вошел в спальню, ее фигурка белела на фоне окна между неплотно закрытыми шторами, а кремовый костюм аккуратно расположился на спинке стула.
- Красиво там, за окном. - Она легким кивком указала вниз на спящий город. - Смотри, огоньки в окнах все время то вспыхивают, то гаснут. И с каждой минутой их становится все меньше. Наверное, скоро жители уснут. Правда, все огни не гаснут никогда. Я раньше специально наблюдала. И еще отсюда хорошо видно, как дорожка из фонарей бежит вдоль улицы, словно ручеек. А вот звезд сегодня совсем нет. Жаль, облака мешают...
- Ты любишь звезды?
Вынужденный отвечать, он с трудом заставил себя вслушаться в слова, обнял прохладные плечи, прижался щекой к все еще собранным на затылке волосам.
- Не то, чтобы люблю... Просто, они совсем, как я. Одинокие...
Она смотрела в окно и цеплялась мыслями и взглядом за знакомые предметы, как за спасательный круг.
- Они холодные и мертвые. А ты такая живая... И теперь ты не будешь одна, потому что у тебя есть я. Я никогда тебя не оставлю и никому не отдам!
- Хорошо, - чуть слышно ответила Соня и, наконец, решилась обернуться к ждущему мужчине, пока предательские слезы не сорвались с ресниц.
Илья оставил ее, хотя тоже обещал. Всю жизнь обещал, каждым своим невысказанным словом, каждым поступком.
А она была его послушной девочкой, она знала, что всегда будет с ним и только с ним. И даже тысячи романтических героев не смогли бы стать лучше и желаннее его. Ей стало больно при мысли, что сейчас, в эту самую минуту их связь прервется, и свободная от ее надежд и ожиданий жизнь заставит его забыть о Соне навсегда, как обычно искать любви там, где он привык - в объятиях продажных женщин. И все потому, что она сама согласилась предать их несуществующие отношения, подчинилась его жестокому решению.
И она ужаснулась, что юность кончилась так внезапно и ничего уже не будет, как раньше, беззаботно и весело, и стало обидно, что он знал это с самого начала, а она поняла только сейчас, в чужой спальне, с чужим человеком за спиной.
- Мне страшно.
Он не понял, чего она боится, и оттого почувствовал себя сильнее и значительнее, хотя и не знал, как понять странную отрешенность, которая жила в глубине ее глаз. Щелкнула заколка, выпуская на свободу поток волнистых волос, с тихим звоном под ноги посыпались шпильки, с бесстыдством карнавального костюма сползла с плеча ночная рубашка, а губы робко повторили недавний урок. Николай потянул ее вглубь комнаты, прочь от магии ночного города, и ее тело заскользило на шелковой простыне, как легкая яхта по бескрайней глади моря.

Он за годы своей холостяцкой жизни совсем забыл, как замечательно проснуться утром в собственном доме, тщательно вылизанном накануне прилежными уборщицами, и после вчерашней кутерьмы, разговоров и сдержанных возлияний обнаружить рядом на подушке незнакомое и желанное существо, носящее отныне твое обручальное кольцо.
Соня, едва укрытая одеялом, все еще спала, и изгибы ее тела напомнили ему о событиях прошедшей ночи.
- Соня, Соня, - он нежно и настойчиво поцеловал ее в плечо, проглядывающее сквозь густые пряди рассыпавшихся волос.
Она распахнула дымчатые глаза, как будто только что не спала самым безмятежным сном, и улыбнулась ему одними губами.
- Доброе утро! Ты давно проснулся?
- Только что. Прости, что не удержался и разбудил тебя.
Николай убрал прядь волос с ее щеки и заглянул под приоткрывшееся одеяло.
- И правильно, что разбудил, я уже выспалась. Мне хорошо здесь спалось, на удивление. Обними меня, - попросила она, потакая его желанию и смущаясь под его взглядом.
Ну, и кто смог бы устоять? "Да!" - сказал себе профессор. "Я женат" И ненужное больше одеяло стыдливо соскользнуло на пол.

Странно, что она совсем не стеснялась его, словно они уже прожили сколько-то месяцев вместе. Николай, подложив руки под голову, с видом балованного персидского кота наблюдал, как Соня искала в его шкафу домашнюю одежду для себя.
- Возьми мою рубашку, - сжалившись над ней, посоветовал он.
Она с благодарностью кивнула и, не долго думая, сняла с вешалки его самую любимую и до недавнего времени самую дорогую.
- Эту можно?
На мгновение он представил себе, что будет, если он не найдет рубашку на привычном месте, когда придет время собирать чемодан на очередную конференцию, но вовремя прогнал эту крамольную мысль прочь.
- Деточка, тебе теперь можно все. Подойди, я помогу.
Она приблизилась, на ходу застегивая пуговицы, и Николай помог ей закатать слишком длинные рукава.
- Вот так. Теперь мы похожи на любовников из голливудской мелодрамы, - усмехнулся он.
- Нет. Я хочу быть похожа на твою жену. Значит ли это, что мне нужно надеть что-то другое? Я ведь не очень знаю, как должна выглядеть жена доктора медицинских наук.
- Именно так, как ты! И ничего другого не надо, просто будь собой.
Он замолчал и некоторое время слушал ее дыхание, заглушаемое громким тиканьем часов. Та же квартира, что и вчера утром, и он тот же, а жизнь уже изменилась и, конечно, изменится еще, надо только немного подождать. Ему совсем не хотелось вспоминать о том, что было раньше, и не хотелось думать о том, что может случиться в будущем. Он лениво размышлял о вечности, о превратностях судьбы, подарившей ему эту женщину тогда, когда он уже и думать забыл о построении семейного счастья. Он представил, как они будут узнавать друг друга в ближайшие месяцы и годы. Как он будет возвращаться с работы в оживший снова дом, и, просыпаясь по утрам, удивляться тому, что она все еще рядом.
- Соня, куда ты хочешь поехать в свадебное путешествие? - спросил он, прижимая к себе ее послушное тело. - Какое место в мире тебе нравится больше всего?
- Мне очень-очень нравится Италия, - секунду помедлив, ответила Соня, но тут же предвосхитила его следующий вопрос. - Но давай сначала уедем в деревню.
- Куда? - Николай приподнялся на локте и заглянул ей в лицо. - В итальянскую деревню?
- Да нет же. Зачем в итальянскую? В русскую. Я никогда не жила в деревне. Знаешь, в таком обычном деревянном доме, как по телевизору показывают. С печкой, с колодцем, с горластыми петухами по утрам. Чтобы рядом была речка, и лес, и коровы на лугу. Гуси, собаки. Чтобы дождик стучал по крыше, и яблоки прямо с веток можно было рвать. А трава мокрая от росы...
- Бог ты мой! - Николай легонько погладил ладонью ее щеку, провел пальцем по нижней губе. - Сколько в тебе романтики! Ты не шутишь? Неужели ты хочешь незамысловатых сельских удовольствий? Странно... Я-то думал... А как же теплое море, пляжи, рестораны, музеи, магазины?
- Нет, не теперь, - с улыбкой возразила она. - Илья с Розой в детстве много возили меня с собой. Я с семи лет училась сначала в Австрии, потом немного в Париже. Еще мы жили в Швейцарии и летом в Италии. А на каникулы нас с Мариной отправляли то на острова, то в Юго-Восточную Азию, а однажды мы с Розой съездили в Лас-Вегас, правда, ненадолго. Я только в Австралии еще не была. Там, наверное, здорово. Яхты, кенгуру... И даже не знаю, что еще... Николь Кидман! И в Антарктиде, конечно, тоже не была. Правда, и не хочу. Не люблю, когда холодно. - Соня представила себе ледяную пустыню, завывание ветра и свинцовое небо без солнца и зябко повела плечами. - Но если ты хочешь съездить куда-нибудь за границу... - вовремя спохватилась она и умолкла.
- Нет, что ты. Просто мне в голову не могло прийти, что ты захочешь в обычную русскую деревню. Девушка, повидавшая весь мир, мечтает о сельской экзотике... Как ты представляешь, что ты там будешь делать?
- Не знаю, просто жить с тобой две недели. И чтобы больше никого не было.
Николай Николаевич снисходительно посмотрел на жену и в легком недоумении сдвинул брови.
Настороженной Соне показалось, что он не одобрил ее выбор. Наверное, глупое желание, если вдуматься. Илья бы тоже не понял, удивился. "Девичья блажь", - коротко сказал бы он и покачал головой. И на этом разговор о печке и петухах был бы навсегда закончен.
Он уже снял для нее одиноко стоящую белую виллу на Сицилии до конца бархатного сезона, среди раскаленных скал у моря. Они втроем с Мариной ездили смотреть ее ранней весной, когда все вокруг только начинало цвести, и никаких мыслей о замужестве еще ни у кого не появлялось. Однако позже Марина наотрез отказалась жить на острове. Горнолыжные курорты или серфинг во Флориде ей нравились куда больше, чем романтическое уединение с книжкой.
А летом... Как же там чудесно будет летом! По вечерам волны с довольным урчанием набегают на песчаный пляж, в камнях прячутся маленькие серо-зеленые крабы, а звезды кажутся такими огромными, как медали на черном кителе морского офицера. И возле дома будет проверенная охрана, в доме - горничная, и кухарка, и садовник, и во дворе - сторожевые псы на цепи. Их спускают только ночью, когда гости разъезжаются, а окна гаснут...
На Сицилии ей всегда было спокойно и хорошо. Это было то самое место, где можно было бы поселиться вдвоем до конца жизни, когда бы он ни наступил. И люди красивые и гордые, и язык как музыка, и музыка как море. Ничто в целом мире не могло сравниться с этим островом...
Но все-таки она давно хотела побывать в русской деревне, хоть это, наверное, и звучало очень глупо.
- Ты думаешь, что я дурочка, да? Ладно, забудь, не будем больше говорить про деревню. Давай поедем к морю или в Европу, куда скажешь.
Соня робко поискала в его глазах понимание.
- Солнышко мое! - Он поцеловал жену и не смог скрыть улыбки. - Мы обязательно поедем с тобой в деревню. На Волгу. Там потрясающие закаты, ты таких нигде больше не увидишь. Мы будем есть копченого леща и картошку прямо из костра. А еще неподалеку есть большая ферма. Надеюсь, тебе понравится парное молоко, оно там почти как сливки. И твои петухи по утрам нас будут будить, и баржи басом переговариваться, и в баньку я тебя свожу. Чудо ты мое... итальянское!
Он поймал себя на мысли, что начал говорить, как она, когда перечислял достоинства деревенской жизни.
- Да?! А я тебе сейчас завтрак приготовлю. Я умею, правда!
Соня обрадовалась, как ребенок обещанию новой игрушки, встряхнула длинными кудрями и выскользнула из его рук золотистой змейкой. И он, раскинувшись на новой кровати, прислушался к тому, как вздрогнул на кухне потревоженный старый холодильник, полилась вода из крана, звякнула ложка в пустой чашке.
Вскоре она вновь появилась на пороге в его короткой рубашке с закатанными выше локтя рукавами.
- Все уже готово. Ты пойдешь на кухню или тебе принести сюда? В постель, - краснея, добавила она.
- Прости? - выходя из состояния блаженного безделья, спохватился Николай. - Это я должен был подать тебе завтрак в постель. Ничего носить не надо, я сейчас сам приду на кухню.
- Но ведь я твоя жена.
Николай Николаевич поднялся с кровати, накинул халат, чувствуя себя неуютно под ее внимательным взглядом, и потому даже не смог разобрать, шутит она или говорит серьезно.
- Почему ты решила, что должна? - вернулся к этому вопросу он, когда они оказались друг напротив друга за столом на кухне. - Ну, про то, что ты должна подавать мне завтрак в постель.
Соня замерла со стаканом грейпфрутового сока в руке.
- А разве не нужно? Роза приносила Илье кофе, когда он был дома. По крайней мере, в кабинет, если он работал с утра. В отелях он всегда заказывает завтрак в номер, а дома Роза варит кофе сама.
На это Николаю ответить было нечего, к подобной "красивой жизни" он как-то не привык. Теперь ему еще предстоит научиться понимать Соню, хотя уже сейчас видно, что между ними огромная пропасть.
- Нет, тебе не надо будет этого делать. Мы будем вместе завтракать за столом. Хотя я чаще всего ухожу очень рано, так что ты, вероятно, будешь спать.
- Я тоже могу рано просыпаться! - с энтузиазмом возразила Соня.
- Конечно, можешь. - Он похлопал ее по руке. - Только незачем. Тебе нужно высыпаться, чтобы хорошо выглядеть и чувствовать себя бодрой весь день.
Соня попыталась что-то добавить или возразить, но в их разговор ворвался телефонный звонок.
- Да? - Николай поднял трубку и, закрыв микрофон рукой, прокомментировал: - Это твой брат. Спасибо, Илья. Замечательно. Планы? Даже не знаю. Давай я дам тебе Соню, пусть она решает.
- Доброе утро, - в следующий миг промурлыкала она, прижимая трубку плечом к уху и срезая ажурную ленту кожуры с большого зеленого яблока, и Николай вышел, чтобы не мешать их разговору.
Но разговаривать с сестрой Илье было не о чем. Все, что он мог спросить у нее, он знал наперед, все, о чем она могла сама рассказать ему, он знать не желал. Он провел бессонную ночь в кабинете, не польстившись на осторожные заигрывания жены, а потом грубо отказав ей прямым текстом в исполнении супружеского долга, что едва ни привело к скандалу, которого он, может, и хотел, но на который у него почему-то совсем не осталось сил. А теперь с семи утра в офисе он слушал голос своей обиды и ревности, заглушающий голос разума, и листал бумаги, буквы в которых расплывались и сливались, не давая вникнуть в суть документа.
- Такой солнечный день сегодня... - донесся до него Сонин голос. - А ты, наверное, с самого утра уже трудишься?
- Ты хочешь поговорить о погоде или о работе? - сурово спросил он, и она отложила яблоко и закусила губу, чтобы вдруг не расплакаться.
- Я не знаю, что сказать, милый...
- Ну, вот, все уже закончилось. Тебе понравилось?
- Ох, Илюша, - забормотала она, заливаясь краской, - ты хочешь знать?..
- Ты спятила что ли совсем, Софья! - рявкнул он, только сейчас поняв двусмысленность своего вопроса. - Я спрашиваю про свадьбу, а не про то, как ты... как он...
- Боже мой, прости меня! Я, наверное, и правда ничего не соображаю... - испугалась Соня и прижала похолодевшие пальцы к горящей щеке. - Конечно про свадьбу! Все было замечательно! Просто великолепно! Ты все так замечательно организовал!
- Если понравилось, хорошо.
- Ну, разве мне могло не понравиться! Ты все делаешь лучше всех!
- Не надо мне льстить!
- Я даже не думала... - Она растерялась и окончательно расстроилась, а у него не было никакого желания поддерживать ее и утешать. - Я не стала бы врать тебе.
- Ладно, - смягчился он. - Свадьбу провели. Куда теперь собираетесь?
Соня вытерла с ресниц случайную слезинку и вкратце пересказала ему свой разговор с мужем о деревне, в которую ее неожиданно потянуло разыгравшееся воображение.
- Бред какой-то, Софья! - сурово подытожил он. - Какая деревня, какие куры и березки? Ты еще под корову с ведром полезь! В Италии дом давно готов к твоему приезду, а ты тут славянофилкой заделалась! Без разговоров собирайся и марш на море. Забыла, как зимой с бронхитом три недели провалялась?
- Я поеду, поеду обязательно. Я же сама хотела, ты помнишь? Только мы сначала здесь на Волге побудем, ладно? И Коля решил, что это хорошая идея.
Она ссылалась на авторитет мужа, но по привычке спрашивала разрешения у того, в чьих разрешениях со вчерашнего дня не нуждалась.
- А если я скажу "нет"?
Ему отчаянно захотелось спровоцировать ее, снова, как и прежде, подчинить своей воле и посмотреть, что будет делать новоиспеченный супруг с его послушной девочкой, как станет бороться с ее покорностью и верностью, которые столько лет он сам взращивал в ней.
- Нет? - забормотала вконец запутавшаяся Соня. - Почему нет? Разве это так плохо? Конечно, если ты категорически настаиваешь...
- Теперь пусть он решает, куда тебе ехать, - удовлетворенный быстрым результатом своего эксперимента, усмехнулся Илья. - Хочешь в деревню - езжай в деревню, да хоть в Шушенское. Только на море тебе надо не ради развлечения, а чтобы здоровье поправить. Надеюсь, хотя бы это он понимает.
- Ох, ты пошутил, а я-то испугалась! - выдохнула Соня и снова взялась за яблоко. - Ну, конечно, Коля все понимает, он же сам доктор.
- Он не по твоему профилю доктор, - ревниво заметил Илья и тут же свернул разговор. - Все, мне надо работать.
- Спасибо, что позвонил, братец! Не буду больше тебя отвлекать.
Она уже собралась попрощаться и повесить трубку, когда он кашлянул и остановил ее.
- Соня, и вот еще что!..
- Да, милый?
- Я не желаю знать никаких подробностей твоей семейной жизни. - Он грубо вернул ее в начало разговора. - То есть ничего личного. Как ты проводишь с ним время, что он с тобой делает... Я понятно объясняю?
- Боже мой, Илья... да я и не собиралась.
- Если будут какие-то проблемы, обращайся к Розе, к Марине, к психоаналитику, к кому угодно. По остальным вопросам можешь звонить, когда надо. Но все эти слезы... эти нежности... то, о чем ты все время мечтаешь... Я не хочу знать, как ты воплощаешь свои романтические бредни в жизнь!
- Родной, да разве я могла бы... Мои мечты не имеют ничего общего с тем, что происходит вокруг.
- Я сказал, что не желаю ничего об этом знать!
- Ты и не узнаешь, если сам не попросишь, милый. Потому что я слишком... привязана к тебе, Илюша.
- Не называй меня "милый"! Я тебе не милый! Я выдал тебя замуж, и на этом моя миссия окончена. Надеюсь, ты счастлива, и тебе хорошо.
- Конечно, хорошо, братец, - дрожащим голосом согласилась Соня, - не переживай за меня.
Он весь разговор ждал других слов, слез, упреков, обид, а она была спокойной и умиротворенной, может быть, действительно, даже счастливой. Такой, какой должна была быть в его объятиях. И он взъярился, как раненый бык на арене, потому что очень натурально представил, от чего ей теперь "хорошо".
- Ну, значит, ты наконец-то получила то, что хотела!
И не желая слышать ее растерянного "да", оборвал связь.
Через десять минут, выровняв дыхание и стерев слезы с лица, она вошла в спальню и присела на край кровати с расческой в руках.
- Знаешь, моя идея про деревню ему не понравилась. Этого, конечно, следовало ожидать... Но он сказал, что решать все равно нам с тобой. И еще он сказал, что теперь ты отвечаешь за меня. Все будет так, как мы с тобой захотим. Как ты захочешь. Но я пообещала ему, что после деревни уеду на Сицилию хотя бы на месяц. Ты ведь поедешь со мной, правда?
- Не знаю, милая. - Николай Николаевич прекрасно понимал, что работа не позволит ему отлучиться на такой долгий срок, но заранее огорчать ее не хотел. - Я, конечно, постараюсь.
Но Соня уже забыла об Италии, захваченная предстоящей поездкой в деревню.
- А как мы доберемся туда?
Она задала вопрос и, глядя в пространство, представила себе узкую тропинку, ведущую через просвеченный солнцем лес между высоких сосен.
- Сначала мы поплывем на большом теплоходе из Москвы до Нижнего, а потом на маленьком катере еще часа полтора до нашей деревни.
- Туда ходит катер? - Соня вся засияла в предвкушении предстоящего приключения. - А когда мы сможем поехать? Завтра?
- Это мы еще успеем решить, - уклонился от ответа Николай и исподтишка взглянул на жену.
В расстегнутом вороте рубашки ему была видна полупрозрачная кожа и маленькая трогательная ямка между ключицами. Пожалуй, идея провести с Соней две недели вдвоем вдали от всех нравилась профессору все больше и больше. Он уже успел позабыть все преимущества семейной жизни за время своей многолетней свободы, и это хорошо забытое "узнавание" наполнило его почти юношеским волнением.
Соня тоже задумалась о чем-то своем. Она накручивала на палец прядь волос и в такт своим мыслям качала головой, словно напевала какую-то мелодию. Николай поднял с пола забытую ночную рубашку, но Соня не обратила на это никакого внимания.
- Знаешь, - вспомнила она, - Роза вчера пригласила нас в пять на семейный обед. Они пришлют машину к подъезду в половине пятого. Ты ведь не откажешься поехать?
- Если хочешь, давай поедем. - Профессор подсел к жене и погладил ее смуглое колено, не прикрытое одеждой. - Только сначала давай выключим телефон и просто побудем одни.
- Одни? - переспросила Соня. - Мы же и так одни.
- Я хочу еще немного побыть твоим мужем. - Николай ловко расстегнул одну за другой пуговицы и потянул рубашку назад за воротник. - Прямо сейчас, если ты, конечно, не против...
- Я?.. Подожди, Николай...
Она вздрогнула от его настойчивого поцелуя, чуть отстранилась и повернула голову к окну. Ее потемневшие глаза проследили за медленно плывущей тучей с рваными краями, а губы дрогнули в попытке подавить торжествующую улыбку. Может быть, спросил он себя, заглянув ей в лицо, она видит другое небо с облаками, похожими на стадо овец, слышит шум ветра в кронах деревьев, вдыхает запахи цветущих трав. И с неожиданной ясностью понял, что она никогда не сможет принадлежать ему безраздельно, как это было с другими женщинами. В самые хрупкие моменты вечности ему всегда будет казаться, что она не приближается, а отдаляется от него.
- Соня, - окликнул он, и она, спохватившись, отогнала образ другого мужчины, обняла мужа за шею тонкими руками и опустила ресницы.
Николай покосился в окно и заметил, как туча с рваными краями исчезла из оконного проема, освобождая яркий кусочек синего неба, и старинные часы над кроватью мелодичным боем сообщили хозяину, что до приезда машины осталось только три с половиной часа.

Через пять дней после свадьбы Николай, не успев прийти в себя, наблюдал утопающую в пыльной зелени Москву из окна машины, которая отвезла их из аэропорта сразу на Речной вокзал. Собственно, и теплохода он тоже толком рассмотреть не смог, потому что Сонина рука все время теребила рукав его пиджака:
- Смотри, смотри! Чайки! Здесь, в городе, и так много! Кто бы мог подумать!.. Ты только погляди, какая красивая форма у капитана! Это ведь капитан, правда?
- Не знаю. - Он перевел взгляд на палубу теплохода и всмотрелся в нашивки на рукаве белого кителя. - Наверное, помощник, а впрочем, правда, не знаю.
Николай ласково погладил ее нетерпеливые пальцы, а Соня в этот момент уже думала совсем о другом, и китель капитана ее больше нисколько не занимал. Зато рыжая собачка, вертящаяся волчком возле урны, показалась ей похожей на лисичку из одного старого детского фильма. "Помнишь?" А пара старичков в панамках напоминала ("Кого, как ты думаешь? Подсказываю - у Гоголя. Ну, вспоминай же!") старосветских помещиков, конечно. И каюта оказалась такая узкая, словно сигара или ножны. Но все равно очень уютная, и этот странный мутноватый иллюминатор... Похоже, очень толстое стекло... Интересно, зачем такое? И вообще все просто прелесть... спасибо тебе...
Он знал, что она ездила в круиз по Карибскому морю несколько лет назад. Скорее всего, каюта многопалубного океанского лайнера с бассейнами, теннисными кортами и танцплощадками мало напоминала ту крохотную комнатушку, где теперь были составлены их вещи. Но Соня нисколько не возмутилась тесной и убогой обстановкой. Даже виду не подала, что знает о других условиях жизни. И он проникся благодарностью к ней и стыдом за собственную некомпетентность. Когда в туристическом агентстве ему рассказывали об удобствах на корабле, ему и в голову не пришло, какой стандартный набор смехотворных удобств может предложить постсоветский сервис.
Громоздкий теплоход с усилием оторвался белым боком от пристани, и Соня вместе с другими пассажирами в радостном возбуждении замахала соломенной шляпкой с голубой лентой в белый горошек на тулье. Чужие провожающие, кажется, стали махать ей в ответ. Николай с ревнивым вниманием обнял жену за талию и, довольный, напомнил себе, что ни на этом, ни на том далеком берегу их никто не ждет. А теперь еще целых две недели не будет ни поздравительных звонков, ни светских визитов, ни даже работы.
Счастливая Соня долго не хотела покидать палубу, и ветер перебирал выбившиеся из прически блестящие локоны. Она, как вышедшая из темного подвала кошка, жмурилась на ярком солнце, нахлобучив шляпку с развивающейся лентой на затылок. Но вдруг с восторгом обернулась к мужу, сидящему за ее спиной с сигаретой.
- Правда, здорово, да?
И, не дожидаясь ответа, снова всмотрелась в проплывающие мимо берега и посеребренные отраженными облаками волны, вдохнула влажный и острый запах речной воды, представила себе одинокий маленький домик над волжским обрывом, кремово-зеленую рощу на пригорке и еще Бог знает какие деревенские радости, поджидающие их в эти две недели.
- Иди же, наконец, ко мне в тень, ты обгоришь!
Соня попыталась отказаться, но Николай по-отечески обнял ее за талию и увел под навес, а она несколько раз обернулась и, глядя на воду, прошептала, как зачарованная:
- Ну, подожди, подожди немножко... Я хочу еще полюбоваться...
- Ты все успеешь, Соня. А сейчас нам надо пройти в кают-компанию, обед уже в самом разгаре.
После обеда, сытые и утомленные, они вернулись в каюту, и Соня с книжкой улеглась на узкую койку с твердым намерением дочитать только что начатый роман до конца. Но уже через пять минут книжка выпала из ее ослабевших пальцев и с легким стуком ударилась об пол. Соня встряхнулась, как потревоженный под крышей воробей, и потянулась поднять ее.
- Лежи, - снизошел к ее усилиям Николай Николаевич, - я сам.
- Ага, спасибо...
Наклонившись, он прочел вслух на обложке французское имя неизвестного ему автора.
- Эрве Базен. "Анатомия одного развода". Ничего себе книжка в свадебное путешествие! Соня?..
Но Соня уже крепко спала, подложив под щеку ладошку и по-детски приоткрыв рот.
- И когда только успела, - пробормотал он, накрывая ее простыней, и удобнее устроился на своей койке с газетой в ожидании вечера.

Вечером на палубе было ветрено и прохладно. Она зябко куталась в полы его пиджака, все время сползающего вниз с ее плеч.
- Когда в последний раз я читал лирику? Нет, пожалуй, даже не вспомню, - продолжал начатый за ужином разговор Николай.
- Я понимаю, что тебе некогда. Илья говорит, ты слишком много работаешь. Совсем как он.
- Нет, не думаю, что дело во времени, - после легкого раздумья не согласился профессор, пропустивший имя Ильи мимо ушей, - просто... Я, наверное, перерос ее, что ли. Лирика для молодых, для создания настроения. Романтические образы, природа, чувства...
- Нет, что ты! - Соня всплеснула руками, и Николай едва успел поймать падающий пиджак. - Разве Джон Донн писал только для молодых? А Микеланджело? Ты читал? Да зачем ходить за примерами так далеко в стародавние времена. Возьми хотя бы Бродского... Та романтика, которую он создает своими "наукообразными" образами, вряд ли так уж глубоко затронет сердца юных девушек и их поклонников! Вот, к примеру, "Колыбельная трескового мыса"...
Похоже, она собралась цитировать любимые строчки, и ему нужно было срочно ее остановить.
- Но твое же затронуло! - парировал Николай и довольный собой усмехнулся в темноту вечера, ожидая ее реакции.
- Ну, видишь ли, я... - в растерянности протянула она, подбирая правильные слова. - Нашел, с кем сравнивать... У меня и жизни-то другой не было, кроме моих книг. И потом, я... Ах, да ты поймать меня решил! А я-то, дурочка... - Она улыбалась, и ее глаза задорно и загадочно вспыхивали в свете палубных огней. - Ты ведь смеешься, правда? Какая же я юная, ну, сам посуди? Я уже давным-давно взрослая! И потом, я теперь твоя жена. И ты должен относиться ко мне со всей серьезностью и уважением!
- Я и отношусь! - профессор прижал ее к себе и поцеловал в уголок рта, потом в другой. - Пойдем в каюту?
Мимо прошла смеющаяся компания молодых людей. Они оба проводили ее глазами, потом взглянули друг на друга.
- Давай еще чуть-чуть постоим? - попросила Соня и прислонилась виском к его плечу. - Такой чудесный вечер!
- Хорошо, постоим, - без вдохновения согласился Николай и проследил за смутными очертаниями проплывающих мимо берегов, издали похожих на остовы средневековых замков. - Действительно, чудесный.

Поездка на катере оказалась для Сони куда менее приятной, нежели время, проведенное на теплоходе. Казалось, что два часа, которые утлая посудина боролась с волнами и течением, не закончатся никогда. Бледная Соня сидела на верхней палубе и, сомкнув веки, старалась представить себе что-нибудь хорошее, по совету Николая, чтобы отвлечься от качки и отвратительных ощущений в желудке. С каждой минутой это удавалось ей все хуже, и потому появившийся причал с названием нужного населенного пункта уже не в состоянии был вызвать в ней ни одной положительной эмоции. Кроме, пожалуй, единственной - желания прекратить эту пытку.
- Земля! - с пафосом первооткрывателя неведомых островов прокричал над ней Николай Николаевич, и она приоткрыла один тоскующий глаз.
- Неужели?
На берегу ее все еще качало, как былинку на ветру, и она вынуждена была цепляться за его локоть, чтобы не упасть. После нескольких нетвердых шагов по пирсу она тяжело и часто задышала и прижала ладонь ко рту.
- Ох, Коля, давай немного постоим. Что-то мне совсем худо.
- Присядь вот сюда.
Николай усадил ее на большой белый чемодан из натуральной кожи, который выглядел холеным и заблудившимся иностранцем на покрытом окурками и семечками волжском берегу.
Двое местных мужиков с интересом разглядывали женщину, подставившую побледневшее лицо ветру. Ее платье то и дело рвалось вверх, обнажая длинные стройные ноги выше разрешенного местной моралью предела, а женщина вяло придерживала его рукой.
- Ее укачало на катере, - извиняющимся тоном пояснил Николай, и мужики понимающе переглянулись и снова принялись хватать бесцеремонными взглядами ее колени.
Через несколько минут Соне удалось справиться со спазмами в желудке, и, опершись на руку мужа, она поднялась с чемодана.
- Пойдем, я уже готова.
Профессор, желая произвести впечатление, с мальчишеской легкостью подхватил чемодан и дорожную сумку, весь их багаж на две недели, и они начали свое восхождение от пристани по пыльной деревенской улице.
Дом тети Люды стоял не на самом берегу реки, как представлялось Соне. За домом расстилалась целая пашня, превращенная трудолюбивой старушкой в огород, за огородом стеной вырастал старый сад, обнесенный ветхим забором, и только за садом начинался обрыв, поросший кустами и сорняками, но наконец-то ведущий к песчаному берегу Волги.
Самой тети Люды дома не оказалось. Она приняла героическое решение не появляться две недели вовсе, чтобы не мешать молодым. Ну, если только иногда в огороде... Слава Богу, что на соседней улице в другом конце деревни у нее жила одинокая сестра покойного мужа, готовая с радостью принять родственницу в любое время. Николай не был уверен в успехе, когда позвонил тетке, с которой не виделся уже лет семь или восемь, чтобы попросить ее сдать им на две недели дом. Но проницательная старушка так обрадовалась самому факту приезда Коленьки, да еще и с юной женой, что сама предложила съехать из дома на время, чтобы не путаться у молодежи под ногами. Она и денег брать отказалась наотрез, но в кармане сумки лежала приготовленная по такому случаю сумма, вполне достаточная для того, чтобы обеспечить хозяйке приличное существование в своей деревне года на полтора, не меньше. По московским меркам это, конечно, было до смешного мало, но здесь, в местном магазине, можно было бы просто кутить и чувствовать себя почти помещицей. А если она будет разумной и экономной, то на следующую весну сможет попросить молодого фермера, купившего два огромных колхозных поля и приличный кусок луга на краю деревни, вспахать на своем мини-тракторе не по силам большой огород.
Соня с опаской вошла в обжитой деревенский дом, недоверчиво оглядела бревенчатые стены в сенцах, тронула шероховатый косяк двери, тщательно вытерла подошвы туфель о половик, но не решилась идти в них по крашеному полу. И осталась босиком посреди горницы с длинным столом и двумя лавками по обе его стороны.
Наверное, ей чудилось, что она попала в сказку, потому что ее глаза широко распахнулись, рот приоткрылся, ноздри втянули незнакомые запахи.
За ее спиной в углу Николай пристроил чемодан и сумку, водрузил на вешалку пиджак.
- Ну, как тебе тут? - поинтересовался он, обернувшись к жене. - Нравится?
- Я... не поняла... - как во сне прошептала она. - Это... я даже не знаю, с чем сравнить... Здесь пахнет свежими опилками, хлебом и помидорами, кажется... Мы, правда, приехали, или это только мои мечты?
- Мы приехали! - Николай с нежностью вгляделся в лицо жены. - И останемся здесь целых две недели, как ты хотела, совсем одни.
- Совсем? А как же хозяева?
- Здесь одна хозяйка. Она ушла к подруге и нас беспокоить не будет. Дом в нашем полном распоряжении, и сад, и все окрестности.
Николай повесил шляпку жены рядом со своим пиджаком и опустился на скамейку возле стола, вытирая лоб.
Соня подошла к печке и, скрестив сзади руки, прислонилась к ней спиной. С другой точки еще раз оглядела комнату.
- Славно здесь... А что там, за окном? Мы пойдем смотреть?
- Конечно, - сдержанно вздохнул Николай, удивляясь неутомимой энергии, неожиданно проснувшейся в Соне после тяжелой поездки на катере. - Давай посмотрим сад.
Сад произвел на Соню не меньшее впечатление, чем дом. Она несколько раз прошлась кругами между деревьями, как цирковая собачка между ног дрессировщика, приласкала шершавые стволы ладонью, поиграла темно-зелеными гроздьями листьев. В последний момент, спасая подол платья, увернулась от колючей ветки крыжовника, усыпанной полупрозрачными янтарными ягодами.
- Господи, как же здесь хорошо! - наконец вздохнула она и повернула к мужу, остановившемуся под старой вишней, просветленное лицо. - А когда мы пойдем к реке? И в рощу? Ты сказал, что здесь есть большая березовая роща. А где ферма? Там, правда, много коров? Никогда не видела вблизи коров... Так когда мы пойдем к реке? Здесь можно спуститься?
- Соня, помилуй! - Николай спрятал мокрый носовой платок в карман. - Куда ты так торопишься? Нужно поесть с дороги, переодеться... У нас еще много времени, мы все успеем.
- Ну, конечно, все успеем, - эхом откликнулась Соня и обернулась в сторону невидимой отсюда реки. - Ты уже устал, да? Ладно, пойдем в дом.
- Не сердись, - профессор заметил недовольную морщинку между ее бровей. - Я хочу сменить рубашку, и надеть джинсы. И попить чего-нибудь...
- Да, прости. Я ужасная эгоистка, привыкла думать только о себе. Пойдем, мне тоже надо переодеться. - И первая устремилась к дому между ровных грядок с салатом и морковью. - А я тебя еще никогда в джинсах не видела! У меня тоже есть джинсы, я перед свадьбой купила. Илья был против, говорил, что приличные девушки не должны носить рабочую одежду. А я все равно настояла... Иногда мне хочется быть как все, как другие... неприличные девушки...
Она фыркнула, обернулась к нему на последней фразе и сморщила нос от смеха. Николай прикрыл ладонью глаза, силясь рассмотреть ее фигурку, просвеченную яркими лучами, отраженными в стеклах дома, но она уже заспешила прочь, и он, слегка сгорбившись и опустив плечи, поплелся вслед за ней в прохладу горницы за крахмальными клетчатыми занавесками.
- Ты такой в джинсах... неожиданный... - сказала она, покосившись через плечо, и продолжила копаться в чемодане в поисках другой одежды для себя. - Что, если я надену шорты? Нет, пожалуй, это не очень хорошая идея... там кусты и крапива... Ладно, пусть будут джинсы.
Она натянула на голое тело короткую трикотажную майку, поддернула молнию на джинсах и победно посмотрела на дверь:
- Все, я готова! Ах, ну да... Ты же проголодался. А что у нас сегодня на обед?
За обедом Николай с удовольствием поглощал еще теплую картошку из чугунка, отламывая от толстого ломтя кусок хлеба, хрустел сорванным утром с грядки огурцом. Соня без особого желания скатывала в пальцах и клала в рот хлебные шарики, отрезала себе от огурца тоненькие кружочки и все время высматривала что-то за окном.
- Что там такое? - в конце концов, спросил профессор и отогнул край занавески.
Огород ничуть не изменился за это время, даже ветер не шевелил ветки деревьев, но Соня все равно не могла оторвать глаз от пейзажа за окном.
- Ничего, просто красиво... Необычно все... Ну, что, ты уже поел? Где тут нужно мыть посуду?
- Не думай о посуде, договорились? - польщенный ее заботой Николай поцеловал нежное, едва тронутое северным загаром запястье. - Это моя проблема на все две недели. Ты все еще хочешь идти на речку?
- Да! Да!
В доказательство она вскочила со скамейки и бросилась к двери, как молодой пес, услышавший магическое слово "гулять". Однако, не почувствовав за спиной ответного энтузиазма, возле порога обернулась и на мгновенье виновато опустила глаза, не в силах долго скрывать затаенную радость.
- Уже ведь можно, да?
Они прошли сквозь залитый солнцем огород и прохладно-тенистый сад и остановились перед незапертой калиткой, открыть которую оказалось не так-то просто, потому что она уже не первый год зарастала крапивой и бурьяном. В конце концов, им все-таки удалось пробиться сквозь густые заросли травы и покинуть обжитую территорию двора.
Почти сразу за забором начинался пологий спуск к берегу. Сонина ладонь мирно покоилась в его руке, и они с осторожностью продвигались среди сорняков, нащупывая под ногами давно никем не топтаную тропинку.
Возле самой воды резко запахло тиной, и Николай поморщился: он все еще помнил запахи своего детства, когда и река и ее берега не были так замусорены всякой дрянью. Но Соня, кажется, вовсе не замечала принесенных прибоем пустых банок из-под пива и рваных пакетиков с почти стертыми надписями "Чипсы". Она смотрела куда-то в небо, где неторопливо парили и лениво переругивались друг с другом грязно-белые чайки. Или на воду, которая серебристым потоком несла мимо нее травинки и листья из ближайшей полузатопленной березовой рощи.
- Это чудесно! - Она обратила к мужу сияющие глаза. - Такой простор и сила! А какие краски! Никакому художнику не под силу передать истинные цвета. Если не смотреть в сторону пристани и забыть, что у нас за спиной большой населенный пункт с линиями электропередач и машинами, то кажется, что никакого двадцатого века и нет на дворе!
- Да, и если еще попробовать не думать, что дохнет рыба, что затоплены луга, леса и деревни...
Соня с удивлением взглянула на скептически настроенного мужа.
- Неужели, правда, все так плохо?
- А ты, красавица, газет совсем не читаешь, телевизор не смотришь?
- Почти нет... - Раньше ей не приходилось за это извиняться, но Николай смотрел так пристально. - Илья говорит, что вокруг все только и болтают, что о плохом. А современный человек и так получает одни сплошные стрессы. Поэтому он сам старается не смотреть и нам не рекомендует.
- Не рекомендует... Просто, его не волнуют все эти вопросы, - усмехнулся не слишком удивленный таким взглядом на действительность Николай. - А, впрочем, у него ведь тоже производство. И проблемы экологии, наверняка, влетают ему в копеечку. Сейчас это все завязано в один клубок: деньги, политика, охрана природы...
- Наверное, так и есть. - Соня, растерявшись, пожала плечами и засомневалась, встать ли, по привычке, на сторону брата или, в соответствии со своей новой ролью, поддержать мужа. - Он не говорит со мной о работе. И о политике тоже.
Теперь она смотрела на реку уже другими глазами, в один миг лишившимися розовых очков.
- А о чем же тогда?
Николай почувствовал, что расстроил Соню, хотя в его планы это вовсе не входило.
- Даже не знаю... - Она задумалась, пытаясь вспомнить хотя бы один серьезный разговор с братом, но память услужливо предлагала только всякие милые пустяки, не затрагивающие столь серьезных проблем. - Мы вообще не много общаемся с ним в последние годы. Он все время занят или в отъезде.
Найдя для себя приемлемое объяснение, Соня осмотрела берег вокруг, выбрала относительно чистое место и уселась прямо на песок, обхватив колени руками. Мужчине ничего не осталось, как примоститься рядом.
- Значит, тебя растила Роза, всякие мамки да няньки? - улыбнулся Николай Николаевич, представляя себе некое подобие резного русского терема, как на лубочных картинках или в сказках о царских дочках.
- Нет, ты не думай, - спохватилась Соня, заподозрив иронию в его невинных словах. - Илья много времени проводил со мной. Ты даже не представляешь, какой он хороший отец. Просто раньше у него было больше сил для семьи, а теперь бизнес все отнимает. Хотя и дети-то уже выросли...
- Так живут, моя дорогая, все мужчины, которые много работают, - подтвердил этот прискорбный факт Николай, вспоминая бесконечные дни и ночи, проведенные им самим в клинике с такими же оторванными от личной жизни коллегами.
- Нет, ты просто не знаешь. Он особенный, - устремив глаза к еле видному в дымке другому берегу реки, почти промурлыкала Соня. - Я бы не хотела другого отца. С ним так спокойно...
- Да ты, похоже, влюблена в него, девочка! - Без задней мысли изрек профессор и заглянул ей в лицо. - Я ведь прав?
- Господи, что ты такое говоришь! - Сонины глаза широко раскрылись от ужаса при мысли, что он так легко разгадал ее самую сокровенную тайну. - Конечно же, нет!
- Всякая девочка на определенном этапе взросления влюбляется в своего отца, - наставническим тоном сказал он. - Комплекс Электры...
- Только не надо читать мне курс по возрастной психологии, - обиженно ответила Соня, чувствуя, как успокаивается биение взбудораженного сердца. - Это я и без ученых комментариев знаю.
- Тогда ты знаешь, что тебе незачем этого стыдиться. Такая влюбленность вполне естественна. И по той же причине отцы, как правило, больше любят дочек, балуют их, ревнуют, женихов отваживают.
- Если бы все было так...
- Все так, - уверил ее Николай.
- Нет, он меня совсем не любит, - со вздохом заявила Соня и уткнулась подбородком в колени.
- Это из чего ты делаешь такой вывод? - удивился профессор, вспомнив свой первый разговор с Ильей о Соне.
- Он меня выдал замуж за один вечер, - с глухой обидой ответила она и в ту же секунду поняла, что сказала лишнее.
Дернувшись, словно от пощечины, Николай сцепил пальцы и с преувеличенным интересом принялся следить за высоким полетом одинокой чайки. Соня запустила обе руки в волосы и покосилась в его сторону, думая о том, как теперь исправить ситуацию.
- Знаешь, на реке чайки живут, как голуби в городе. - Он заговорил первым, чтобы как-то снять напряжение. - Роются в помойках на берегу, питаются всякой падалью. А когда наблюдаешь, как они величественно парят в небе, как парусники на горизонте, совершенно об этом забываешь.
- Да, они очень красиво смотрятся на фоне синего неба, - будничным голосом согласилась Соня, не сводя с мужа испуганных глаз. - И когда облака.
- В детстве у меня были свои почтовые голуби, - задумчиво продолжил Николай и достал из кармана рубашки пачку сигарет. - Тогда мы еще жили в Киеве, на самой окраине.
Он оторвался от фланирующей вдоль береговой линии чайки и достал сигарету, мысленно восстанавливая в памяти образ облупившейся зеленой голубятни, но Соня призывно накрыла его руку своей.
- Коля...
- Что?
Николай встретился глазами с женой и почти сразу же забыл о птицах. Она, уловив перемену в его настроении, придвинулась ближе, обхватила его рукой за шею, потянула к себе.
- Поцелуй меня.
Его не пришлось просить дважды. Пачка сигарет, неверной рукой заправленная мимо кармана, упала рядом, но никто не обратил внимания на такую мелочь. Николай припал к ее горячим губам и через пару минут оказался лежащим возле нее на песке. Ветер перебирал пряди волос у него на затылке, а рубашка под ремнем стала мокрой от пота. Соня, сомкнув руки у него за спиной, чутко откликалась на его ласки, и Николай сильнее вдавил ее загоревшееся внезапной страстью тело в песок.
Чайка, уставшая наматывать в пустынном небе круги, как одинокий гонщик на ночном автодроме, шумно спустилась на берег и, не опасаясь подвоха, приблизилась к лежащим в объятиях друг друга людям. Руки женщины настойчиво пытались освободить мужчину от рубашки, и птица, пользуясь моментом, подобралась еще на несколько шагов к раздавленной пачке сигарет.
- Коля, скажи мне что-нибудь хорошее.
- Ты у меня самая красивая.
Под закрытыми веками она видела другого мужчину, чьи поцелуи когда-то сводили ее с ума далекой июньской ночью. Колины руки подняли ее короткую майку к плечам.
- Еще, скажи еще, - с тихим стоном просила она, закинув руки за голову и изогнувшись навстречу его поцелуям.
Круглый янтарный глаз чайки отражал то мятую белую коробочку с торчащей из угла сигаретой, то две причудливо переплетенные фигуры на песке.
- Ты самая лучшая, самая желанная... Я люблю тебя.
- Не останавливайся, говори еще!
Почему тот, другой, никогда не говорил ей этого? Ему было проще отчитать ее за какую-нибудь незначительную провинность, чем сказать, что она самая замечательная. Он не находил для нее ласковых слов, а она так нуждалась в этом нехитром поглаживании, как младенец в прикосновениях матери.
- Я люблю тебя! Я буду любить тебя до конца своих дней. И если когда-нибудь ты сможешь хоть чуть-чуть ответить мне взаимностью...
Еще пара неловких шажков, и острый загнутый клюв вцепился в оброненные человеком сигареты. Чайка, зорко наблюдая за замершими на песке людьми, бочком отступила на безопасное расстояние, чтобы внимательнее рассмотреть свою находку.
- Коля! - Соня распахнула глаза, и солнце раскаленными лучами впилось в зрачки. - Подожди.
Она приподнялась на локте и остановила зашедшего слишком далеко в своих ласках Николая.
- Я постараюсь быть тебе хорошей женой. Я обещала...
- Не надо.
При одном напоминании о ее брате Николай потерял всякий интерес к любовной игре у самой кромки воды.
- Что ты?
Сонина рука снова потянулась обнять его, но он раздраженно отстранился.
- Здесь становится жарко. - Он застегнул рубашку, отвернувшись от жены, и облизнул пересохшие губы. - Пойдем.
- Я не хотела тебя обидеть!
Она снова безуспешно попыталась вернуть его на песок, но он уклонился, поднялся с колен, резкими движениями отряхнул джинсы от прилипших соринок и подал ей руку.
- Пойдем в дом. Ты сгоришь без привычки.
Соня секунду помедлила, но все же обхватила его кисть и рывком поднялась на ноги.
- Прости меня, пожалуйста.
Чайка, за это время распотрошившая всю пачку и не нашедшая ничего полезного для себя, подняла к животу скрюченную лапу и обиженно втянула голову, застыв между землей и небом немым укором для сытых и беззаботных людей.
- Я и не обиделся. С чего бы? - Николай придержал жену за талию и подтолкнул вверх по тропинке к дому. - Пойдем, что-то я устал. Вся эта поездка на теплоходе здорово выматывает...
Соня понуро побрела рядом, почти физически ощущая бурлящую в нем обиду. Старый сад больше не казался ей таинственным и красивым, а раскидистые деревья так и норовили вцепиться в волосы корявыми ветками. Уже на пороге дома Николай, не говоря ни слова, прижал ее к себе и тут же убрал руку, чтобы открыть дверь. Соня при входе сбросила сандалии и босиком прошла по теплому деревянному полу прямо к железной кровати, оккупировавшей один из углов. Пять очаровательных мещанских подушечек, сложенных пирамидкой, одна меньше другой, в белых кружевных наволочках покоились на разноцветном лоскутном покрывале.
Она упала на кровать возле них и, подложив руки под голову, наблюдала, как Николай Николаевич начал методично распаковывать чемоданы, складывая свои вещи на угол скамейки у стола.
Интересно, что бы сейчас делал Илья на его месте? Тоже разбирал чемоданы, обустраивал жилище и нисколько не обращал внимания на мучающуюся о сознания своей вины женщину. И хотя в подобной ситуации она с братом оказаться не могла, Соня почему-то очень натурально представила его обживающим этот дом.
Но ведь когда-нибудь Коля должен закончить заниматься багажом. И что потом? Включит телевизор или уйдет курить на крыльцо с газетой? Ведь не станет же он игнорировать ее все две недели!
Закончив раскладывать вещи в заранее освобожденном для жильцов шкафу, Николай тщетно поискал в кармане пачку сигарет и, не найдя, достал из сумки другую пачку и молча вышел за дверь, даже не взглянув на Соню.
Она с досадой повернулась к стене и, закрыв глаза, снова вспомнила запретные прикосновения Ильи.
Спустя несколько минут профессор вернулся в дом в расстегнутой на груди рубашке и наклонился к пиджаку на вешалке при входе, намереваясь убрать сигареты.
- Коля!
Он неторопливо перевел рассеянный взгляд на жену, продолжая вслепую нащупывать карман пиджака. Соня соскользнула с кровати, стянула через голову майку и расстегнула джинсы.
- Иди ко мне... пожалуйста.
Он все еще стоял, не в силах пошевелиться, но голос желания уже властно заглушал жалкие всхлипывания недавней обиды. Соня по-своему расценила его нерешительность и, не отводя взгляда, избавилась от лишних деталей одежды. Николай машинально взялся за рубашку на груди и жадными глазами следил за женой, которая, вернувшись на лоскутное покрывало, вытянулась во весь рост на прогнувшейся кровати.
- И закрой дверь, чтобы кто-нибудь нам не помешал.
Он, утратил дар речи, бессмысленно кивнул и, посматривая на нее через плечо, непослушными пальцами дернул хлипкую щеколду. Потом, как околдованный, нетвердыми шагами пересек горницу, снимая на ходу рубашку.
- Иди скорей! - понизив голос, вкрадчиво потребовала соблазнительно-невинная Соня, всего за несколько дней усвоившая лучший способ решения проблем, и перевернулась на бок. - Ну же, Коля.
И четыре из пяти подушечек разом полетели на пол, сброшенные небрежным движением тонкой руки.