Домой. утришская новогодняя история на семи камнях

(Утришская новогодняя история на семи камнях, рассказанная в настоящем времени).

«Братие, яко чада Света ходите…»
Апостол Павел

«Сквозь разноцветные сны
Шли мы из дому домой»
Эльфийский псалом


КАМЕНЬ ПЕРВЫЙ. СВЕТЛО-СЕРЫЙ.

- Ёлочка?..., - спрашиваю я.
В ответ он хитро светит выцветшими глазами, посмеивается. Шальной бриз треплет ковыль сизой бороды, посмеивается с ним за компанию.
- Доброе утро, Сойка, - слышу я, наконец, ответ. Широкополая шляпа Вэна совершает затейливый пируэт над его же растрепанной седой макушкой, после чего шмякается точнехонько на уши, словно на резинке (поскольку она - действительно на резинке). Пируэт, впрочем, не лишен некоторого изящества и даже шика. Тем более – иной одеждой Вэн не обременен.
- Новый год – вот и елочка! Знаешь, какое число сегодня?.. тридцать первое! Так что – будешь проходить через лагуны – зови всех к нам, в Третью…
М-м-м… Ёлочка – это да… вполне достойный утришский «арт-объект». Встречала я здесь и солнечные часы, и башенки из расписных камней, и таинственные вымощенные мозаикой полянки. А теперь вот... Елки вообще-то не растут на Утрише, а эта – стоит себе среди округлых камней Третьей лагуны, наивно растопырив полиэтиленовые иглы. И даже какие-то «игрушки» уже красуются на ней – такие же трогательно-самопальные, как и она сама.
Елочка! Ну надо же… так, глядишь, и без Космического Деда Мороза не обойдется. А я ведь посмеялась еще, когда мне в самом начале моего путешествия пожелали его встретить! И вот, поди ж ты – Новый год!
И – завтра сентябрь…

КАМЕНЬ ВТОРОЙ. ПРОДОЛГОВАТЫЙ.
… Завтра – сентябрь.
Сейчас в моем краю трава по утрам – уже серебристо-голубая от изморози, и тайга наливает в реку ветра тончайшее вино сладких лиственных ароматов. Но я – в краю ином, где лето нежно целует в макушку, и гладит солеными ветрами, и качает на волнах, словно никогда-никогда не будет здесь ни осени, ни зимы.
И сквозь это лето, через цепь лагун топаю я на Большой Утриш, приморский поселок, и дальше – в Сукко. На ногах – легкие сандалии, за спиной торбочка, и в ней – орудия моего странного ремесла. Сундучок с полудрагоценными камнями – шаманский гадальный набор. И две флейты – буковая сопрано и альт из клена и красного дерева… Да! И, конечно, еще там одежда!. В лагунах как-то отвыкаешь от нее. Солнце и ветер – разве их не достаточно?.. Но там, дальше, цивилизация со своими правилами игры. А я — честный игрок.
Что же касается денег – то цивилизация дарует их чуть, да в лагунах большего и не требуется. И, по большому-то счету, не в них дело. Не ради них – такой длинный путь.
Ходить!.. это просто какая-то мания! Ходить…
Очертя голову, нырять в переплетения сладко-смолистых можжевеловых лабиринтов. Пить солнце всем телом – допьяна. Хохоча, играть с волнами, беззаботно впадать в сказку разрисованных камней. Жить…
Даже странно подумать, что возможно согласиться на меньшее. Странно. Да и не хочется вспоминать эти «десять лет расстрела», мутные будни добросовестного зомби, каждодневным трудом заставляющего шевелиться то, что давно умерло. Исчерпание жизни пугает настолько, что обычно никто не решается этого признавать. А зря. По сути, нет в этом ничего такого трагичного. Ведь если для тебя все кончено – это повод родиться заново.
Да, я и пришла, чтобы родиться здесь… теперь мне кажется, что уже очень давно – всегда – я шла сюда. В медвяном рокоте огромной тайги, вдоль сладких вод Каа-Хема, под прозрачным магическим небом Тувы, в кромешном мраке Таймыра, пока луна, не заходящая много дней, плясала сводящий с ума танец — у самой кромки горизонта. Везде. Давно. Всегда. К морю.
… Море, говорила мне странная чернокосая женщина Ольга, встреченная в пути, море – прекрасное место для смерти и для рождения. Слиться с его ритмом, растворить в нем полностью свою соль, свою суть. И выйти на берег новым существом!.. Теперь я знаю, как это сделать. Так же когда-то давно другая чернокосая женщина, чабанка из Хакасии, научила меня отыскивать нужные травы. И пусть по той цветущей лесостепи мы бродили больше во сне – ее наука пригодилась мне наяву, через год, когда меня угораздило отравиться в тайге.
А море – уже тогда касалось меня издалека – тенью одинокой чайки.

КАМЕНЬ ТРЕТИЙ. КРУГЛЫЙ.
…чайки… они расчерчивают небо маленькими белыми парусниками… Их крики, острые и серебристые, стремятся раскромсать космы теплого ветра. Но ветер старше, он просто подхватывает их, мягко вплетает в себя, он сверкает ими как искорками. Он – Играет…
Чаек много в Большом Утрише – потому что много людей. А, стало быть – и еды.
- Доброе Утро!
… Вот и привет с наших лагун. И от этого словно тает в груди рыжая можжевеловая ягодка... Возле кафешки – пестрый полузнакомый народец, при них две гитары и барабанчик.
Про Новый год в Третьей лагуне народец уже в курсе. Да, они знают. И немного расстроены, что я не остаюсь подыграть им на флейте, а еду в Сукко, что я почему-то не играю с аскером, хотя с аскером денег дают больше, и да, еще – в Сукко уже есть флейтист…
- Есть так есть, - легко соглашаюсь я, - и очень хорошо…

КАМЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. ЗЕЛЕНЫЙ.
Мне хочется молчать о нем. Хочется хранить внутри, в глубокой тайне. Да только бесполезно, я понимаю, что все равно ничего не выйдет из этого, и прав библейский мудрец – светильники не прячут, их ставят на высокое место, и свет их виден многим…
Тем более, никто не может спрятать, например, ветер. Или волну.
… Светлая волна, волна света – вот на что похоже его имя. Влад.
Но сейчас, тридцать первого августа, я иду, и это имя мне незнакомо. Я выхожу на местный «бродвей», улицу, ведущую к пляжу…
И... Небо. Оно просто затапливает меня – столько света в этой музыке, столько легкости…
 Легко ли дышать Небом? М-м?.. Да, легко – если ты небожитель.
 И я становлюсь небожителем за какие-то секунды. А что делать – ведь надо дышать… Все так просто.
Иду. Дышу. Реальность становится прозрачной, обретает глубину. Нити, из которых она сплетена, струнами резонируют во мне. Иду… Сквозь подошвы сандалий, сквозь теплый асфальт дороги – щекочут стопы неправдоподобно древние камни гор. Невидимое внимание близкого моря обволакивает – как дыхание огромного зверя. И я тянусь к нему всей солью моей крови, прибоем моего пульса – как детеныш.
Я ужасаюсь. Я в восторге. Дышу. Небом.
Наши тени небольшими озерами колышутся на асфальте, перемешиваются, играют с тенями деревьев и курортников. Курортники дефилируют туда и сюда, покупают разливное винцо, мороженое и надувных крокодилов, и в самой обыденности момента проявляется какая-то странность – словно из-под облупившейся краски бытия проглядывает вдруг затаенно – древнее золото.
Просто сесть неподалеку. Просто быть где-то рядом. О, этого вполне достаточно!.. «гармония мира не знает границ» - это правда. Раскладываю свои камни. Сердолики солнечно светятся волшебными карамельками, я удивленно ощущаю их сладость кончиками пальцев.
И соты сновидения наполняются медом. И все становится на свои места. Его тоже немного качает, но кажется – ему все равно – он просто купается в звуках, легко и самозабвенно – как ребенок плещется в прибое. Он – Играет…
Пожалуй, ничего кроме радости не было в том коротком разговоре. Удивительно много радости. Просто и весело от того, что мы - счастливые дети на этой большой игровой площадке у синего моря, или, может быть, беспечные боги. Есть ли разница?..
Уходя, он смотрит на меня внимательным, ярким и прозрачным взглядом небожителя. Моим взглядом.
Я остаюсь наедине с Миром. Мы держим друг друга за лапки и дрожим от любопытства.
… Вопрос. Можно ли перестать дышать Небом, однажды начав?.. Ответ. Не знаю…

КАМЕНЬ ПЯТЫЙ. ТЕМНО-СИНИЙ.
- Эй, ненормальная!!!... Стой! Да стой же, куда ты?!..
Бутылки рискованно оставлены в полосе прибоя, руки протянуты, чтобы задержать меня. Но выпито слишком много, и я ускользаю между камней, между отколовшихся от обрыва каменных глыб. Ускользаю как туман. Во мне нет ни капли страха. Я дома.
- Доброе Утро, - говорю я, и ухожу дальше. И еще дальше – за рокочущую глыбу ночного моря, за которую больше не пробиться никаким словам.
Они не понимают. Какое еще утро, когда в пяти шагах уже ничего не различить?!.. но это неважно, я чую в них все тех же беспечных богов, мудрых и наивных, и это им говорю я «доброе Утро». Они слышат.
Домо-о-ой… как хорошо возвращаться домой!
Собиралась-то, помню, пораньше, но отчего-то совсем перестала торопиться, все раскидывала камни на теплом тротуаре Сукко, все заглядывала в разноцветные глаза своих посетителей, которых приносила ко мне река пляжного «бродвея» и потоки их собственных судеб, не спеша потягивала кофе за маленьким пластиковым столиком… и вот – иду по узкой полосе берега, ведущей в Первую лагуну. Одна.
И темен мой путь. Темен. Далек. И одинок…
Правда, романтично?.. ха! Но до чего же все это здорово!.. Космос моря, можжевеловая тьма земли, прибой фантастически близких звезд… Да, и что-то особенное в этом прибое... Если идти без фонарика, то видно как море дышит звездами. На излете каждой катящейся волны в тот самый миг, когда она приникает к камням, растворяясь в них – вспыхивает, и сразу прячется, гаснет, искра. И кажется, словно море играючи выбрасывает на берег диковинные ракушки звезд…
Вот – почти невидимый в ночи водопад. Усталость долгого дня снята вместе с торбой (которая обогатилась несколькими кистями винограда, купленного в Сукко), снята вместе с одеждой, усталость смыта без остатка холодными струями. Теперь, с новым телом, можно идти хоть всю ночь. После недолгих раздумий одежда занимает место рядом с виноградом – не скоро она понадобится мне снова.
Крутое плечо холма, мыс, отделяющий Первую лагуну от Второй. Мне навстречу плывут голубые звездочки фонариков. «Доброе утро», - приветствуют меня в нашем общем доме удивительные существа, мои братья и сестры, прекрасные и незнакомые. И стопы их шуршат по тропе, голубые огоньки уплывают вниз, они идут дальше – по своим таинственным делам.
На вершине холма я скорее кожей, чем зрением ловлю взгляд странных глаз, добрых и круглых. Молчаливая собака чуть поводит в мою сторону влажным носом – и снова кладет кудлатую голову на лапы. Доброе утро тебе, сестра…
И здесь же, под изогнутой можжевеловой веткой, между тропой и обрывом,  кто-то лежит, вольготно раскинувшись, раскрывшись навстречу громадной звездной чаше. Но видит сейчас иные звезды – спит…
Вот и Вторая лагуна. А в ней, далеко – жаркая искра костра.

КАМЕНЬ ШЕСТОЙ. ПЕСТРЫЙ.

Костер на Утрише – редкость. В этом заповедном лесу никто не рубит сухостой, здесь лишь принимают подношения ветра и моря – упавшие на землю или принесенные волнами ветки. Из камней на стоянках складывают очаги и даже печки, собирая в эти каменные ладони весь жар дубовых и можжевеловых дров.
А здесь – большой костер!.. Рыжий, жаркий, душистый. К огню я подхожу уже почти вприпрыжку – веселье легкими пузырьками закипает во мне. Я пришла! Я на месте… Это, конечно, Вторая лагуна, а не моя обжитая Третья, где сейчас смешно топорщится елочка, где ждут меня Анютка с Игорем, ребята из Питера, где, словно нарисованная тонкими линиями, Ника звенит при каждом шаге бронзовыми лунами серег, где, нацепив на лоб фонарик, читает книги на испанском чуть нахохленная голубоглазая Юлька. Еще там – философски настроенный вечно похмельный Вэн, мрачноватый, со сросшимися бровями, Ворон…
 Это - Вторая лагуна, и здесь я пока не знаю никого, да это и не важно. Я пришла. И пришел Новый год!.. Теперь это ясно. Обвожу всех взглядом. Волна легкого света все еще ощутимо колышет меня, переливается через край, обнимает всех и вся. Здесь нет никого, кроме детей и богов, и я восхищенно улыбаюсь им улыбкой Влада. Я занимаю свое место.
…Один человек поймал Дракона, начинаю я сказку… И кто-то мягко ударяет в кожаный бубен, и нарастает ритмичное гудение комуса. Это – так называемые «индейцы», те, кто живет на Утрише круглый год, где-то в типи, построенных на горах вдали от берега. «Индейцы» нечасто спускаются вниз…
…Один человек поймал Дракона.
Он посадил его в высокую башню
и приходил к нему вечером каждого дня.
Дракон смотрел на него своими странными глазами – и молчал.
Но каждый раз, когда взгляды их встречались, человек чувствовал, как сияние наполняет его… Потом он спускался к себе.
И так длилось.
Но вот, однажды, Дракон заговорил.
Я отпускаю тебя, сказал он. Я ОТПУСКАЮ ТЕБЯ.
И он поднялся, и ушел сквозь стену.
Ведь стены – не преграда для драконов.

Тишина. Только дышит и рокочет за дрожащим кругом света огромное море.
Приближается шторм.
Но мы смотрим в огонь, мы еще ничего не знаем о шторме. И здесь, на границе между пламенем и морем, темноглазый немец Фарид, откинув назад длинные дреды, начинает плести чудо. Тонкими пальцами он летает по ладам лютни, ладьи о двенадцати струнах, он поет необыкновенные баллады голосом то похожим на тающие облака, то неожиданно гортанным, страстным. Я припадаю к флейте. Ре минор… Боже мой!.. это что же – я умею так играть?.. вот так ярко, так чисто и глубоко?... Бубен «индейца» на некоторое время перестает быть бубном – он становится сердцем. Это Музыка. Иногда это случается…
You are wonderful, говорю я Фариду, не владеющему русским языком. You are – my brother in music…
You are wonderful too… Он смеется, мы обнимаемся. Впервые со времени моего приезда сюда, я наконец-то встречаю людей, которые обнимаются, приветствуя друг друга. Фарид, рыжеватый веселый Юхан, какая-то девушка, похожая на фею, прошептавшая мне свое имя на ухо…
Соленые брызги веером обмахивают наши плечи. Приближается шторм. Но мы пока не знаем…
На гребне темно-синей волны холма тем временем появляется маленькая летающая тарелочка, светит синим нездешним светом иллюминаторов. Скоро становится заметно, что «уфошка» - служит фонарем и навершием посоха, покоящегося в крепкой коричневой от загара руке… Батюшки!... да это ж Космический Дед Мороз собственной персоной!.. Кем же еще может оказаться этот сказочный, сложенный как древний македонянин, верзила безо всяких следов возраста? Верзила, чье темное обнаженное тело покрывают космические татуировки, чьи длинные волосы заплетены в дреды, украшены бусинами, бубенцами и перьями!
- Здравствуйте, детишки! - вполне по законам жанра возвещает он просторным насмешливым голосом, - Доброго Утра вам!..
Он обнимает всех подряд, и дурашливо хохочет, время от времени подставляя лицо ветру, дующему вдоль берега моря.
Моря, откуда всего через двадцать минут придет шторм.

КАМЕНЬ СЕДЬМОЙ. МОКРЫЙ.

… Шторм начался внезапно. Мы не были готовы, мы ничего не знали о нем. Вот еще теплый ветер ворошит наши разноцветные волосы, а вот – вдруг укутывает нас полог дождя!
 Инструменты спешно укрыты в чехлах, последние прощальные взгляды – и все расходятся по своим стоянкам. А дождь поет и пляшет на теплых камнях, и каждый мокрый камень становится волшебным зеркальцем, отражающим искры, звезды и, раздробленные мозаикой, разноцветные огни фонариков, развешанных на деревьях. Дождь рисует узоры на моем теле, и я не боюсь вымокнуть — чудесное преимущество голого человека. Мокрые камни, земля, травы и деревья – все это пахнет как в детстве. Все это — в детстве… И сейчас, в детстве, я смеюсь и пью дождь, стекающий с веток. Удивительно даже – как это возможно – стать еще более счастливой, чем сегодня днем, возле ветра-флейтиста, более счастливой, чем у недавнего костра?.. Реальность набирает сок, она вызревает как плод, она становится невыносимо волшебной и настоящей. Но здесь, в детстве, мне только того и надо.
Вот и моя стоянка. Виноград переложен в баклажку, и выпит чай в компании Игоря с Аней, и рассказана сказка этого дня… Во Вторую лагуну приходил дед Мороз! – говорю я. Они смотрят на меня глазами темными и круглыми, как глаза зверей или маленьких детей. Они улыбаются. Ну конечно! К ним он тоже приходил. Мы ложимся спать, и скоро в мою палатку, в поисках убежища от дождя, приходит Юля.
 Мы засыпаем под шепот воды и рокот близкого моря.

…Невидимое за громадой горы солнце касается полога, и теперь палатка — что-то вроде серебристо-голубого фонарика, который светит вовнутрь. Я открываю глаза. Если заглянуть в них сейчас, наверняка они окажутся тоже – серебристо голубыми, с тенями дубовых и можжевеловых веток. Тени бесшумно скользят по спящей Юльке… я осторожно выбираюсь наружу. За ночь ливень ушел, оставив после себя приятную прохладу. Тропа, узловатый канат на обрывчике, каменистое подножие моря. Идти-очень-тихо. Не расплескать ту огромную тишину, что налита во мне до краев, эту странную сияющую пустоту. Как хорошо, что здесь я сейчас одна. Сейчас. Здесь.
Это настигает меня у самой кромки волн, накрывает с головой. Как солнце, каждый миг поднимающееся все выше по ту сторону горы, что-то внутри меня разгорается серо-синим, зеленым, медово-золотым ветром. Что-то пробивается  светом сквозь тонкий полог моего существа. Очень тонкий. Что-то. И я обнимаю землю, я плачу, громко, как плачут в детстве. И здесь, в детстве, мое лицо прижимается к личикам камней, таким же мокрым и соленым. Таким же живым, таким же временным, таким же вечным… я открыта настежь. Открыта в последний день лета, ключом флейты, глотком Неба – и этого больше не скрыть. Мне невыносимо радостно, и смешно, я плачу – но никогда раньше я не бывала настолько спокойна. Здесь. Сейчас. Касаюсь пальцами мелких почти размолотых в песок, камней. Я пишу в полосе прибоя имя, похожее на светлую волну. Море хватает меня за пятки, тянет к себе. Мне смешно.
Сестра моя, змея, темным ручейком скользит мимо — в переливчатые, приоткрывающиеся на секунду, арочки волн. Реки моих рук протянуты к морю, и краем глаза я замечаю, как невидимое пока солнце тайно рисует медью и медом на чешуйках моей кожи. Здесь, сейчас - я точно знаю – кто я и зачем я. И, вслед за змеей, море берет меня в свои прохладные ладони. Плыву и плыву, без мыслей, безо всякой цели, плыву все дальше в это перламутровое колыхание. И там, на зыбкой грани двух бездн, прозрачное крылышко луны касается моих глаз, и молчаливая чайка одним резким порывом ветра рассекает небо надвое. Восходит солнце.
…Не знаю, кто плывет сейчас назад, вслед за солнечной волной, к берегу. Потому что есть только две упавшие друг в друга, играющие сиянием жизни, бездны. Есть только сердце, и ветер, и прозрачная грань между всем этим – тонкая, как флейтовая мелодия. Не знаю, кто это тихо смеется, целуя мокрые мордашки камней.
На камнях больше нет никаких имен. В каждом из них синей пронзительной каплей отражается утреннее Небо первого дня осени. Все. Без остатка.