Из записных книжек 28. Ржевский

      Шестидесятый год. Пятый класс. У нас начался немецкий язык. Преподаватель - Изольда Карловна, истинная немка. Худая, светлая, без эмоций. Русский знала, но использовала редко. Немецким владела в совершенстве.
     В начале второй четверти Толька Ржевский заявил: «Изольда - в парике.
Интересно, чё под ним?»
     Через неделю, после звонка на немецкий, мы собрались в классе. Входит
Изольда Карловна. Вдруг, свет - гаснет. И тут же - вспыхивает. Изольда Карловна стоит без парика. Мы ахнули. На ее голове – лишь редкие короткие волосы.
     Свет снова гаснет, и опять - вспыхивает. Изольда Карловна, бледнее мела, стоит в нелепо нахлобученном парике. Минута – и класс взрывается хохотом.
Она медленно, какими-то отрывистыми движениями, разворачивается и выходит .
     Больше мы ее не видели. Поговаривали, что она уехала к родственникам.
То ли в Новосибирск, то ли в Москву.
     Ржевский, несомненно, был по-своему талантлив. То, что он проделал с Изольдой Карловной, уверенно тянуло на изобретение в области трюков и фокусов. Причем, он не только тщательно все продумал, но и виртуозно исполнил.
     Учительница стояла одна посередине класса, в полной тишине. Гас и вспыхивал свет. И каждый раз перед нами представала совершенно другая Изольда Карловна: обычная, пугающе странная, жалко-комичная.
     Великолепный трюк! Вот только главная его героиня была жертвой. А мы оказались невольными соучастниками трюкача. В сущности, и мы были его жертвой.
     Первый порыв – расправиться с Ржевским. Но интуиция подсказывала :
Мало! Побоев он не боялся. Зато можно было спровоцировать фокус в свой адрес. Пределов Ржевский не знал. Фокус мог выглядеть, например, как несчастный случай.
     Говоря честно, мы его побаивались. И он это чувствовал. Мы – это Борька Шляпников, Генка Перевезенцев, Стас Светницкий, Игорь Задонский и я. Посоветовавшись, решили пойти на хитрость.
     Однажды после уроков молча окружили Ржевского. Он, тоже молча, попытался вырваться из нашего кольца, но мы навалились и снова выбросили его в середину круга. Так прошел час. Ржевский несколько раз пытался вырваться. Но раз за разом снова оказывался в центре круга.
     Прошел второй час. Ржевский не понимал что происходит. Пытался заговорить, но мы молчали. Не били, но и не выпускали. Прошел еще час.
  Три часа Ржевский просчитывал ситуацию. И не находил решения. Он не понимал чего от него хотят. Мы держались флегматично. Молча.  Лица пустые.
     Была у него мысль, что мы кого-то ждем. Но шел час за часом, а никто не появлялся. Неопределенность пугает. Пожалуй, сильнее, чем что-либо...
В конце шестого часа Ржевский сломался. Он сел на землю и заплакал.
   - Ржевский, ты всегда будешь спрашивать: что можно, а  чего нельзя. Понял?!
   - Понял.
     Мы сняли осаду и ушли.
     С тех пор Ржевский, действительно, никогда и ничего из своих трюков не исполнял, не испросив на то нашего разрешения.

 
  - печатаюсь и на стихи.ру

Мои книги теперь публикуются на Литрес. Приобрести можно здесь:
https://www.litres.ru/author/vladimir-vasilevskiy-33356200/