Точка перехода

"Всякое счастье исходит от неведения". (О. де Бальзак)


Часть 1. 

Отшумели выпускные под сенью юной листвы. Закончились вступительные. Август утопал в плотном мареве неожиданной жары.

Я приехал к бабке сразу после сессии со старым рюкзаком за спиной. Вылез из электрички и с наслаждением прошагал весь положенный топографией километраж. Специально шел в обход колхозных полей по кромке леса. Побаловал кислородом уставший от мегаполиса организм.

Дивные места, знаете ли. Речка Зазнайка – маленькая, юркая, чистейшая лесная душа! Ежики, белки, бобры – все настоящее, из сказки и прямо к нам! Бабочки в пол ладони, хоть сейчас на фотовыставку крупным планом! Обожаю я эти дачные сокровища.

Только во двор захожу – бабка с порога бросается. Что-то вопит, тарахтит – ничего не разобрал. Скинул рюкзак на березовый пень. Дрова на нем хорошо рубить. На пне этом. А баба Нина не унимается, причитает.

- Баб Нин, - говорю, - чего стряслось-то?!

- Глебушка, как ты вовремя. Беда! Теплицу нашу, ну помнишь, помидоры там, сперли нынче! Браконьеры адские! Стащили всю по колышку! Гады Иудовы, – баба Нина тряслась от злости, язык заплетался, давление подскочило, сахар подпрыгнул.

- Бред какой-то! Кому она сдалась, теплица эта? Да и хрен с ней, баб Нин! Ну новую поставим, чего ты?! Береги здоровье, вон как разбазариваешь по пустякам.

- Да как же! Теплица же, куда без нее?! Найди, Глебушка, ты это хулиганье, пусть отдают!

- Да где ж я их найду! Я ж не участковый! Давай я лучше колышки присмотрю, завтра и возьмусь за новую теплицу. Устроим твоим помидорам новоселье, а?! – сгреб в охапку бабулечку, сухонькую мою старушку, почувствовал, как от сердца отлегло. - Ну здравствуй, что ли?

- Здравствуй, миленький… Эх, жаль теплицу. Почитай 3 года всего и стояла. Пойду тебе щи греть. Наконец-то приехал, - бабушка Нина поправила выбившуюся из-под платка седую прядь и пошла по дорожке к дому.

По-хозяйски оглядев участок, я первым делом решил нарубить дровишек! А то косая сажень в плечах без дела маялась целый семестр! Сарафанное радио тем временем разнесло весть по деревне: «Ганс приехал!»

Да, да, не удивляйтесь. Ганс – это как раз я. Прозвище приклеилось за то, что много сочинял. В честь Андерсена.

С детства сложилась у меня на даче дружная компания. Мои самые-самые дружбаны.

Джон – сумасшедший философ! Белобрысый и жутко тощий Женька Суржиков. Ведь вот ел больше всех, блины, пироги, вареники – все сметал подчистую! А сам как кузнечик – ручки с ножками того гляди от ветра переломятся! В Физико-техническом институте мозги сушит пятый год, бедолага. Сколько помню Джона, он что-то изобретал, мастерил и постоянно спорил!

Витка Минина, будущий стоматолог! Вечно худеет - сидит на диетах. Витаминка наша кругленькая! Щечки румяные, и сама как свежий пирожок!

Ну и жених ее, неотступный телохранитель Валька Долгов. По прозвищу Валидол. Строгий молчаливый великан. Его мужики побаиваются. Да и не только в деревне. Рука уж больно тяжела. Страшно даже и говорить – готовится стать хирургом.

Вот такие «сердца четырех». Такой вот Дартаньян и три мушкетера. Эх, где наши звонкие, лучистые, безоблачные 10 лет…

Полуденное солнышко напекло плечи. Я весь взмок от работы. Сложив дровишки в поленницу, ополоснувшись теплой водой из бочки, пошел обедать. Бабуся моя отличные щи варит. Настоящие, деревенские, с наваром, с гущей. И обязательно со свежей сметаной. Обязательно!

- Как экзамены твои, Глебушка? – торопливо допрашивала баба Нина, вращаясь юлой между столом и двухкомфорочной плиткой.

- Нормааально. Все путем, баб Нин. Это ты тут как, расскажи.

- Да я ничего. Сердце пошаливает, так я валокордин глотаю. А так на воздухе все время, на природе, так ни один черт меня не возьмет.

- Дааа… Места здесь лечебные, – я потягивал обжигающие щи из деревянной ложки. – Говорят, наши все тут?

- Неделю как Женька твой прикатил. На тарантайке иностранной. Навроде мотоцикла что ли? Ну, двухколесный такой танк. И ревет как демон.

- На байке. Это, баб Нин, байк!

- Ага, ну вот на нем. И Витуся с женишком позавчера с электрички пришли, ко мне заглянули. На оладушки. Валентин-то как возмужал! Прямо богатырь! Починил мне скорехонько велик. Я ему: «Да оставь ты, не трогай, Глебушка скоро приедет!» А он мне: «Да ладно, баб Нин, я быстро!» Хороший все-таки парень!

Баба Нина из всех моих друзей всегда Вальку выделяла: и такой уж он у нее умненький, и такой ладненький. Я даже обижался. А он просто упитанный, вот и нравился бабкам да мамкам! Мы с Джоном его дразнили телепузиком. Пока он на бокс не записался.

На речку хотелось невыносимо. Раскаленное небо поджаривало тело, игриво переливаясь оттенками расплавленной синевы. Я закинул на плечо полотенце и отправился купаться. На наше старое место.

Горячая пыльная дорога упруго ложилась под ноги, иногда покалывая мелкими камешками пятки. Возле старой церкви я свернул налево. Узкая тропинка тонким лезвием разрезала огромный зеленый торт пушистого сочного разнотравья. Одурманивающий аромат! Еще через некоторое время сень изогнутых голубовато-зеленых ив приняла меня в чудные прохладные объятия.

- Ну, вот и он!

- Ганс! Ура! Ганс!

- Явился - не запылился. Глеб, мы тебя уже везде искали, к Нине Иванне ходили! Где ты прячешься?

Уже вовсю дразнились и слепили глаза отблески речки, когда в тишину вонзились звонкие всплески воды и знакомый смех. Запах костра защекотал нос.

Родные лица, знакомые голоса. Витка в купальнике чуть не сбила меня с ног. Джон похлопывал и постукивал, выбивая из меня пыль долгого времени разлуки. Валидол обнимал размашистым железным объятием всю нашу кучу-малу.

Искупавшись в нагретой прозрачной воде, мы выползли на берег и извалялись в горячем песке, как в детстве. Хохоча, мокрые и счастливые, расселись возле железного квадратного очага на ножках.

- Слушай, Ганс, а помнишь, мы книжку про йогов прочитали? Потом еще целый день гвозди в доски вколачивали! – Джон от души расхохотался, погружая нас в воспоминания.

Я заметил, что он совсем не менялся внешне. Детское лицо, соломенные вихры во все стороны на безумной неуемной голове, которая всегда в чем-то ищет смысл. А во взгляде нечто новое: усталость, замаскированная улыбкой.

- Да. Прикольно мы тогда помедитировали. Сколько дырок на попе замазывать пришлось! Хотя со временем я вчитался в этих йогов. Они вовсе не дураки оказались. Насчет энергий очень любопытственная у них теория, между прочим.

- Ой, мальчишки, ну что вы опять умничать вздумали, шашлык горит! – щебетала Витаминка, нашаривая в траве в поисках удобной палки для перемешивания углей. Похорошела Витка, со всех сторон.

Я сидел на старом лоскутном одеяле и незаметно следил за каждым движением юной леди. Такой странно незнакомой Витаминки. Из кругленького кислого шарика она превратилась в сочный тропический плод. Продолговатый и загадочный.

Я ведь в Витку был влюблен с пятого класса. Скрывал, мучился. Природная интеллигентность не позволяла обнаружить себя. От горя даже ходил топиться. Да, да, на полном серьезе. Джон меня вытащил. Он тогда подводную рыбалку тайно изобретал. Случайно рядом оказался. Когда костлявое бледнокожее чудовище в маске, ластах, с пластиковой трубкой во рту вцепилось в мои волосы, я так испугался, что навсегда расхотел топиться. И воду до сих пор не очень люблю. Только в такую аномальную жару, как сейчас.

- Да, йоги не так просты, чтобы просто кайфовать на гвоздях! Если сильно не вникать в их духовные учения, а просто заниматься как физкультурой – блеск! Каждая мышца на месте, железы прочищаются. Организм оздоравливается со страшной силой! Это я вам как доктор говорю, - вещал Валька насыщенным баритоном, играя кубиками на рельефном прессе и подкручивая шампуры.

Витаминка стояла рядом с ним и аккуратно ворошила крепкой осиновой веткой непослушные угольки.

«Странно, почему они не женятся?! Витаминка с Валидолом – идеальное сочетание для сердца!» – тихо завидовал я.

- Энергетику биополей не только йоги изучали, - задумчиво произнес Джон, раскачиваясь на нашем старинном «космолете».

Этот "космолет" еще дед мой покойный соорудил: бревно на толстых веревках, привязанных к высокой ветке баобаба – толстенного высоченного дуба. Страшно представить, сколько этому чудовищу лет.

- А кто еще изучал энергетику биопоей? – удивилась Вита.

- Ну, я, например, - гордо сознался Джон.

- Ты?!?! Ха-ха! Ну и что? Мало ли что ты изучал? А я изучала проблемы социальной активности людей с зубными протезами. Спецкурс такой был. Ну и что? – Витка засмеялась. Восхитительная улыбка пронзила мне сердце очередной острой стрелой!

- Ты изучала бесцельно. За зачет. А я с научным интересом. Большая, знаешь ли, разница. Ты не получила никакого результата. А я изобретение запатентовал.

"Космолет" скрипел старческими дубовыми костями. Вита застыла с палкой в руках, не понимая, что это было – серьезный наезд или дружеский сарказм. Повисла ощутимая пауза. Обозначился громкий стук ножа о разделочную доску, на которой повар-физкультурник Валидол шинковал зелень для салата. Большой туристический стол заполнялся вкусностями, не замечая никаких неловкостей.

Кукушка где-то в дальнем уголке леса воспользовалась возможностью влезть в дискуссию и монотонно повторяла одну и ту же мысль.

- Прошу к столу, коллеги! – наконец-то произнес Валька волшебные слова. И голодные «коллеги» мгновенно растеряли все нити разговора, помчавшись к еде.


Часть 2.

Солнце медленно остывало и спускалось к горизонту. Я валялся на песке, прислушиваясь к вечерним лесным звукам. Тело радовалось прохладе.

Джон сидел в позе лотос, задрав лицо вверх. Любовался первой звездой. Ее уже хорошо было видно.

Единственная девушка в нашей компании утопала в единственном шезлонге, завернувшись в толстый шерстяной плед. Вокруг нее вились Валька и комары.

Расходиться по домам совсем не хотелось. Каникулы! Свобода!

- Так что ты изобрел, Джон? Не томи душу, - возобновил я давешний разговор.

- Да ерунда. Приборчик просто. Измеряет, сколько жить осталось.

- Чего-чего?

- Я ж говорю. Измеряет. Степень приближения биологического индивидуума к "точке перехода". Проще говоря, сколько жить осталось.

Первым вышел из комы Валька. Растерев пальцами виски и похрустев шейными позвонками, он пододвинулся к Джону вплотную.

- Заливаешь.

- Нет. Секретный патент. Для внутреннего, пока только научного использования. Проверено. Подтверждено. Все как поло…

- Так ты уже знаешь?

- Что?!

- Сколько тебе… ну у тебя времени осталось? – Валька начал заметно заикаться.

- Конечно.

- И что? Что ты чувствуешь?

- Облегчение, - Джон отодвинулся от нависшего над ним Вальки, сменив позу на нечто круглорукое и ногорастопыренное. В темноте просматривался лишь силуэт, - гораздо понятнее стало, как жить, что делать. На что стоит тратить оставшееся время, а на что нет.

- Джон, а как же судьба? Вероятность? Варианты выбора? Это бред что ли? Я не поняла, как это работает? – Вита выглядывала из шерстяного кокона.

- Да, да, я тоже не понял. Невозможно же это определить точно. С какой вероятностью он считает? – поддержал ее я.

- Сто процентов. Долго объяснять. Теория реализации заданной программы.

- Ну, в двух словах, хотя бы!

- В двух словах… Жизнь – это окружность. Смерть и рождение сходятся в одной точке. Я ее называю «точка перехода». Если это понимать, то длина окружности вычисляется элементарно, - непризнанный гений позевывал, устало глядя на огонь, - Впрочем, вы можете не верить, если не хотите.

«Поверишь тут, как же. Изобрел один такой». Верить не удавалось, как я не старался. Где-то в глубине мозга зарождалось сомнение, а хочу ли я вообще узнавать вот это самое приближение?

- И как он выглядит? Прибор твой. Типа томографа или как компьютер? – Валентин уселся снова в зрительный зал - на траву подле Виткиного туристического трона. Лицо будущего хирурга не выражало никаких признаков сомнения. Он вел предметный диалог, как журналист на пресс-конференции.

- Да вот он! Я с собой таскаю. Опытный образец! Собираю статистику для отчетов, - Джон залез в карман и достал маленькую коробочку – примерно со спичечный коробок, – Вот это чувствительный элемент, а вот здесь табло. Все предельно просто, коллеги!

Джон как-то нехорошо хмыкнул. Это больше напоминало не улыбку, а хищный оскал. Все по очереди брали в руки пластмассовую коробочку, вертели, щупали, передавали по кругу. Дошла штуковина и до меня. Осмотрел ее со всех сторон – коробок коробком. Темно-зеленый корпус, квадратик черный в серединке, похож на кусок матового дисплея. Над квадратиком маленький экранчик. Судя по всему, там и отражается результат.

- Может, проверим, как работает? – ехидно спросила Вита. И почему женщины вечно стремятся вывести нас мужиков на чистую воду?

- Пожалуйста! – Джон незаметным движением что-то нажал на коробочке, – На! Приложи к черному квадрату большой палец левой руки и подержи минуту. Увидишь ответ!

- Да без проблем! Только вот как я проверю, что результат верный?

- Придется поверить, Витусь. Мы в лаборатории проверяли на мышах, все работает как часы.

Витка медлила. Эксперименты на мышах - это одно. А вот на себе - совсем другое. Поежилась, поерзала в шезлонге, и, заметно посерьезнев, протянула руку. Джон вручил ей загадочный прибор.

- Ага. На мышах, значит… Как хоть этот гигант мысли называется? - тянула Вита кота за хвост.

- Я его назвал «господин Кукушкин»! – Джон громко расхохотался, не обращая внимания на реакцию остальных. Вита прижимала нужный палец к квадратику на коробочке и перебирала в памяти список первых признаков шизофрении.

- Джон. Может ты нервничаешь много? Или… «колеса» какие глотал? Нет?

- Витусечка, дорогая, ну некогда мне, солнышко. Времени не так много, чтобы швыряться, разбрасываться. Какие колеса? Мне еще нужно столько успеть! Блин. Вы даже не представляете, что такое не успеть! Вы даже об этом никогда не думали. Вы все заняты, вы все бежите сломя голову! А куда? Зачем? Вам кажется, что эта музыка будет вечно?

«Псих он, конечно. Но не шизик, это точно», - думал я, вглядываясь в предрассветную синеву горизонта. Я окончательно решил ничего не спрашивать у подозрительной кукушки в коробочке. Не хочу я знать. НЕ ХОЧУ!

- Ну, все что ли? – Вита всматривалась в табло. Настал момент истины. Все дружно задержали дыхание. Птицы уже проснулись и не желали соблюдать положенную минуту молчания, - Две цифры показывает. Красные. Получается шестьдесят два. О! Шестьдесят два года! Ха-ха! Так это я и сама могла сказать! Мне сейчас 22, значит умру в 84!

Все дружно захихикали, вторя радости птиц. Обнаружилось вдруг, что начало светать!

- Эта штуковина всем так показывает, я понял! Дай-ка проверю, - оживился Валентин.

- По всем законам жанра мы должны прожить долго-долго и умереть в один день! – Витаминка отчаянно радовалась благосклонности судьбы, пусть даже и невзаправдашней.

Валька протянул свою ручищу к ней и аккуратно забрал коробочку.

- Скажи-ка, кукушечка, сколько дяде Вале осталось небо коптить? – Валентин зажал пальцем всю поверхность коробки вместе с табло. Я надеялся, что вот-вот вскроется милая шутка Джона.

- А? А! Ха-ха-ха! Ну я ж сказал! Тоже шестьдесят два! Закон жанра! Или может неполадочка конструкции? А? – Валька подлетел к Джону, обнял, потряс и покрутил непризнанного изобретателя коробочек, проверяя на прочность его вестибулярный аппарат.

Джон не произнес ни слова. Результаты эксперимента вогнали его в мрачную непробиваемую задумчивость.

Жених с невестой разобрали мангал и отправились домой отсыпаться после трудной бессонной ночевки. Нарушили все законы жанра! А где пир на весь мир? А где мед с пивом?

Джон тоже засобирался.

- Я пойду. Мне еще поработать надо. Ты как?

- А я останусь. Искупаться охота. На рассвете вода - мед с молоком.

- Окей. Давай тогда, до вечера.

- Погоди, Джон! – в голове сверкнула молниеносная мысль, – А дай-ка мне тоже попробовать. Ну, этого кукушкина твоего.

- Ага, - Джон удовлетворенно улыбался, - Я уж тебя записал в группу «отказ на почве внутренних блокирующих установок». Держи. Только быстро.

Я прижал что положено куда надо и ждал.

- Как ты интересно говорил. Насчет окружности. Так просто! Только что же тогда центр? И радиус?

- Все равно не поймешь. Будешь меня психом обзывать. Знаю я, - Джон принялся снова «асанить». Выставил ногу вперед, поднял руки вверх. Застыл, - Центр - это заданная изначально программа, которая записана в твоей ДНК в тот далекий момент, когда ты был еще сгустком клеток. Есть миссия. Задание. Как хошь назови. И это центр. Понимаешь?

- Пытаюсь, - я таращился на экран с результатом, чувствуя, что крышняк у меня летит ко всем чертям, - Что за хрень, Джон! Он показывает 18290! Да он испортился наверное! На солнце расплавился.

- Нет, Глеб. Я уже говорил. Только меня здесь мало кто слушал. Этот прибор дает точный ответ на поставленный вопрос. В днях!

- Как это в днях? – до меня медленно доползала холодной ядовитой змеей нехорошая мысль.

- Он определяет остаток жизни в днях! И с точностью до дня. Усекаешь? Меня ж недослушали, как всегда.

«Псих всегда уверен в том, что говорит. Но вот кто тогда я, если верю психу?»

- Это получается… что-то около 50 лет???

- Да.

- А у них 62 дня! Почему же ты не сказал?!

- Им этого не надо знать. Поверь.

Я не помню, как шел домой. Кажется по той же тропинке, мимо старой церкви, потом направо на дорогу. Плечи жалобно стонали и просили убежища от безжалостного солнца. Но я не слышал их мольбы. И ничего не чувствовал. Навстречу неслась ватага голопузых пацанов. Таких же, как мы в десять лет – шумных, искрящихся, озорных. У каждого мальчишки в руках красовалась самодельная вертушка. От горячего ветерка цветные картонки трещали. Я узнал колышки от старой бабкиной теплицы. Наверное, колышкам веселее с пацанами носиться по лугу и орать от восторга, чем охранять помидоры. Не наверное, а абсолютно точно!

Счастье в неведении. Прав ли Бальзак? Я думал, что да. Поэтому баба Нина до сих пор не знает, кто стащил колышки. Я соорудил новую теплицу. Провел еще несколько восхитительных дней с самыми-самыми моими дружбанами. И уехал, посчитав «господина Кукушкина» обыкновенным пластмассовым шарлатаном с завышенной самооценкой. Так было почему-то легче.

***

Скоро мы встретились с Джоном снова. Слишком скоро. На похоронах.

ДТП на кольцевой. Они погибли. Мгновенно. Прожив последние шестьдесят два дня в неведении.

Счастливом?

Или нелепом?

Их лица, улыбки, их будущее счастье, ускользнувшее внезапно в пропасть. Все плыло перед глазами. Я выл беззвучно от боли, раздиравшей сердце на куски.

Теперь я не знаю, прав ли Бальзак... Точка перехода приближается по графику. И надо все успеть.