Паучьи повести

Паучьи повести.

1. Детектив.

         Маленькая, двухмиллиметровая козявка ползёт по стержню шариковой ручки. Она делает так: вытягивает тонкое белое туловище, опираясь на заднюю часть, потом цепляется передней и подтягивает заднюю, сгибаясь и образовывая букву «Л». Как я не старался понять – движение её было хаотичным. То в одну сторону, заползая на черный цвет чернил, то в другую, уже освободившуюся, и поэтому имеющую серый оттенок прозрачного пластика. Гусеница практически сливается с серым цветом, она сама словно прозрачная маленькая палочка.
       Да черт с ней! Я не голоден. Спо;лзаю, лучше, посмотрю, что там с моей паутиной – не нужно ли где залатать, а то хоть сегодняшняя жирная муха, наполнила моё, рифма, брюхо, но о завтрашнем обеде тоже не стоит забывать.
       Ба – бах!!!
       Тапок.               
       Скорей в убежище! Ай, как больно! Кажется, заднюю правую лапку сломали. Сволочи! Но кто? Нет, бежать не оглядываясь. Всё равно кто. Хозяин или хозяйка, или их ебнутая дочка – плевать, сейчас бы остальные пять конечностей донести до укрытия.               
       Слава небу! Ушел. Ах, какие суки, ещё вдогонку газетой швырнули! Но ладно, я все прощу – только паутину не трогайте. Ну, как же! Щас! Это хозяйка всё шваброй смела. Неужели опять генеральная? Ведь только неделю назад убирались в комнате. Нет, здесь что-то другое. Бледное лицо, красные заплаканные глаза, черная повязка на голове.
       Кто-то сдох. Да, да – сдох! Не умер, не отошел в мир иной, а сдох. Ведь все мы живые, так почему же лошадь СДОХЛА, а человек УМЕР? Согласен, разница между этими видами есть. Но по мне, все равно, лучше говорить «кто-то сдох», чем « кто-то умер». Вот пришлепнули бы меня сейчас тапочкой, сказали бы «сдох гад ползучий», или ещё чего похуже, а чем же я от вас отличаюсь?
       Ну, так вот, значит кто-то сдох. Интересно, кто бы это мог быть? Хозяйка не могла. Я сейчас вижу её всеми своими глазами – она покрывает тряпкой телевизор и зажигает свечку. Хозяин тоже не мог. Во всяком случае, вчера он выглядел вполне нормально для пятидесятилетнего мужика: поел, посмотрел футбол, стукнул в стенку соседям и мирно уснул.
       Значит, эта ****ь – хозяйка этой комнаты, в которой я живу. Недаром её не было дома три дня, я уж обрадовался. Впрочем, и сейчас причин для печали немного. Не знаю, что они хотят здесь устроить, но комната как была, так и останется быть – в этом я уверен, а паутину мы новую совьём.
       Прошла ночь. Женский плачь и мужское сопенье меня, честно, очень утомили. А с утра внесли какой-то ящик. В нем лежала девушка, я не сразу её узнал – это была хозяйка моей комнаты. На ней было белое платье и синее лицо. Я только по носу и узнал её, он у неё, как клюв у птицы. Не знаю, из-за этого ли, но нюх у покойницы был хоть куда. Если она в комнате, то носу не показывай – сразу заметит и начнет верещать, а потом осмелеет и станет бросать в тебя всякой хренью, что под руку попадется. А если в комнате парень какой-нибудь (такое часто бывало), то она просит его придавить меня. И если парень до этого не трахал её, то уж он, конечно, побежит исполнять, а если трахал (что было чаще), то просто отговаривался или вообще не обращал на меня внимания.
      Да-а-а. Много она мне крови попортила. Но всё равно мне ее немножко жаль, плохая ей судьба досталась. Жизнь не жизнь, а так, что-то около, хотя родители, вроде, неплохие, да и сама не дура, но бац!.. и достают её тело водолазы. Тело, которое перед тем как утонуть, приняло в себя уйму спиртного. Говорят же, не лезьте в воду пьяными – утоните на хрен!
      В комнату входило много народу, все молча стояли около ящика с телом, лишь иногда отвлекаясь на смахивание слёз. Вероятно, покойную многие хорошо знали и любили, а если нет, то «Оскар» им, за лучшие роли второго плана. Весь этот день я провел под шкафом, залечивал раны и наблюдал за происходящим. Но ничего хорошего. Тяжелый груз горя, как-то передался и мне, поэтому настроение было отвратительное. Улучшить его могла бы какая-нибудь мошка, но старая паутина сметена, а плести новую не было ни сил, ни желания. Правда я сумел пробраться на кухню и утолить голод крошкой хлеба, но всё равно, этот день останется в моей памяти, как один из самых неприятных.
       Не могу сказать того же про ночь. Вобщем-то, она была то же не очень приятной, но это с физической стороны, зато очень интересной.
       Я думаю, не стоит говорить о регенерации насекомых: фразу «заживает как на собаке», вполне можно изменить на «заживает как на пауке». Таким образом, когда во вторую ночь утихли плач и стенания, я готов был совершать подвиги и, как оказалось позже, страшные открытия.
       В то время, когда я выбрался из своего укрытия под шкафом, все уже спали. Комната освещалась несколькими свечами, расставленными около ящика с телом. Преодолев полтора метра высоты, я, сам того не ожидая, оказался на щеке у покойницы. Не могу сказать, что меня тянуло к ней. Но какая-то странная сила заставляла делать то, что раньше мне и в голову бы не пришло. И сейчас я стану извиняться. Прежде всего, перед покойной, ну и конечно перед вами. Умоляю, простите меня за то, что я сделал, ведь поступок мой отвратителен и не выдерживает никакой критики, но без него, никто бы не узнал правды, не менее страшной, чем моё деяние. Ещё раз, прошу простить меня.
        Сидя на синей щеке девушки, я чувствовал, как нарастало волнение внутри меня, достигнув размера лавины, оно смело все мои этические принципы и, очистив мой разум, оставило лишь одну мысль в моей голове. Поначалу я испугался её, но затем она завладела моим сознанием и заставила покориться. Всё это произошло за считанные секунды и я, сам того не ожидая, обнаружил себя во рту у покойницы – я пробирался мимо гланд, к корню языка. Не могу описать то чувство, что тянуло углубляться меня во внутренние органы умершего тела, всё дальше, по гортани к желудку. Везде царил смердящий запах начинающегося разложения. Липкая масса под лапами затрудняла движение. И полная тьма.
       Наконец, я почти с головой окунулся в какую-то жидкость, вероятно желудочный сок. Он еще не потерял своих расщепляющих свойств и пытался растворить меня в себе, но вскоре я выбрался в кишечник, и тут началось самое страшное: туннель, около восьми метров длинной, наполненный тошнотворным запахом и жидкостью, которая, как кислота, разъедала мои члены. Вытерпев всё это, я выбрался на свет божий, вернее на трусы покойной. Но моё путешествие было не закончено, тело вновь стало трясти в судорогах, я понял, то к чему я стремлюсь – рядом. И я вошел туда, в то место, которые некоторые называют «воротами в рай». Как бы я смеялся, если узнал, что души умерших людей, видят перед собой такие ворота, прежде чем поздороваться с апостолом Петром. Ха-ха. Но тогда мне было не смешно – да и что может быть хуже – из одного отстойника в другой. Я терпел. И практически ничего не чувствовал. С каждым движением лап напряжение возрастало, и, наконец, достигло своего апогея – я достиг того, к чему стремился. Я сразу понял, что это было ещё одно, совершенно отдельное существо, тоже мертвое, находящееся в животе у покойницы. Жизнь в нем, едва затеплившись, погасла, вместе с организмом матери. 
        Она знала, что беременна, сейчас я это понял, сопоставив всё. Её поведение было очень необычным в последние дни: она плакала, звонила, разбивала рамки с фотографиями.
       И он знал. Тот, что был с ней на этих фотографиях. Знал и поэтому сделал всё, чтобы избавиться от ненужных проблем. Он напоил и утопил её. Только он был с ней тогда ночью у озера, только он (из всех её кавалеров) был способен на такое.
       Я уже знал, что делать. Нужно донести правду до всех, разоблачить это противоестественное действие. Пауки не убивают своих паучих, наоборот, самки пожирают самцов.
       Я покинул ящик с телом и взобрался на письменный стол. Чернильный стержень, по которому ползала маленькая гусеница, так и лежал на столе, около светильника. Мои челюсти стали грызть пластик, и после двух часов работы я почувствовал вкус чернил. Вымазав всё своё тело, я полез на стену. Затем возвращался на стол, снова обмазывался и лез на стену. При этом вся мистика, черная и белая энергии, что находились в комнате, подняли такой шабаш, что картины зловещее трудно представить: паук, пишущий на стене своим телом послание прямиком из ада «Убийца твоё внутри меня».
       Потом я, весь перемазанный, едва волочивший слипающиеся от чернил ноги, влез в ящик к убитой, добрался до правой руки и испачкал её пальцы чернилами. И тогда я, наконец, успокоился. Что будет дальше, я не знаю. Весь остаток ночи я выводил этот текст на старой тетради, которую нашел под письменным столом. 
Паук.
И. С.