Париж, Париж

               
 
  На заре походной юности, когда страна еще только, только распахивала нам свои объятия, столкнулись мы с весьма серьезной проблемой под названием карты. Да, да именно карты. Но не те, о коих вы сразу подумали, не игральные, для «подкидного дурака». Нет. Речь идет о картах, с помощью которых Христофор Колумб, Фернан Магеллан и Афанасий Никитин совершали свои удивительные путешествия. О тех картах, по которым отважные мореходы и первопроходцы пересекали океаны, моря и континенты.
Конечно, требования к картам у Магеллана были одни. У нас, сегодня, совсем иные. И здесь просто надо знать, что карта карте рознь. Хочешь увидеть всю страну, бери карту мелкого масштаба. Хочешь разглядеть улицы городов и поселков, наоборот крупного. Соответственно чем крупнее масштаб карты, чем подробнее на ней все изображено, тем секретнее сама карта. Найти в восьмидесятые годы километровку было нереально. Их не было не в библиотеках, ни в магазинах, ни за какие деньги не давали. Выручал спирт. Он приоткрывал любые завесы. Поэтому грех за туристами водился. Карты секретные выменивали, копировали. Друг другу  передавали. Одного никак не могли понять – тридцатые годы прошли. Идут  восьмидесятые. Спутники добросовестно все попереснимали – и свое и чужое – чего секретим.
И тут, в 1985 году, случилось пришествие Михаила Горбачева. Началась, так сказать, перестройка. В стране пошли новые веяния, слово «свобода» стало  не антисоветским, не ругательным. Запад вдруг повернулся к нам в полуоборота, а не своей задней точкой. Стал  менее враждебным, менее напряженным. Главное, стало туда,   чуть-чуть попроще выезжать. Даже приглашать стали.  Желали увидеть, какие мы есть.
 Вот и двинулся один наш знакомый, звали его Леха, турист по призванию и журналист по профессии, на конференцию этих самых журналистов в город Париж. Счастье ему такое свалилось - поехать во Францию,  по Елисейским полям прогульнуться. Он и поехал. Дышал воздухом свободы, любовался мощеными улочками, изумлялся сверкающим автомобилям - все было ново: пленарные заседания с докладами,  столики удобные,  подаренная авторучка,  приемы, официальные обеды, встречи за круглым столом. Все было интересно. Но самое интересное с ним приключилось, когда внезапно свободное время выпало. Негласные стражи куда-то отвернулись. По тройкам людей не построили. И  Леха, вдруг ни с того, ни с сего побрел один по улице. Брел он, брел и в магазинчик забрел. Случайно совсем. Заглянул просто так. Нос сунул. А как увидел содержимое - так и обалдел.  Дар речи потерял. Там продавалась географическая литература, продавались атласы и карты!
У Лехи  дух захватило. Он поначалу даже не поверил глазам. Быть такого не может! Протер зрение,  нет, все по-настоящему, по правде. На полках  карты вплоть до масштаба в одном сантиметре двести метров - о таких Леха просто не знал. На них отдельные человеческие дома  были изображены. С огородами, с сараями, чуть ли не с козами на зеленой лужайке. Во, как!
Забылся Леха тут, потерял счет времени. Запамятовал, что на конференции перерыв всего полчаса, что их считают постоянно. Не осознал, что потерян. Может быть, его ищут. Может, в диссиденты записали. Все забыл. Только магазин остался.
Шок у него прошел не сразу, но челюсть, отвисшая еще при входе, понемногу вернулась в нормальное положение, а глаза разглядели продавца. Дар речи возвернулся. Единственная неувязка была в том, дар вернувшейся русской речи мало помогал во французском магазине. Речи иноземной Леха не знал, а его речи не знал продавец. Невысокий такой, пожилой мужчина, в потертой клетчатой жилетке и серой береточке на голове, да еще нос с горбинкой.
Продавец профессионально заметил Лехин интерес. Заметил его неординарную реакцию. Реакция продавцу польстила, а по сему он решил Лехе помочь. Заговорил с ним. Из всей речи продавца Леха распознал одно, «пардон месье» и то, что продавцу  чего-то надо. Напуганный еще до выезда за рубеж работниками соответствующих органов о возможных провокациях, Леха чуть было не пустился сразу в бега - от греха подальше. Ну их, этих французов! Но любовь к туризму удержала. С дрожью в голосе, он отозвался:  «Но пар ле!». Подумал немного, что еще может сказать, поразмыслил, но  не нашел слов и, промолчал. Как ни странно продавец сказанное Лехой понял. Похлопал по плечу. Улыбнулся. Жестом предложил - покажи, что ищешь-то? Готов помочь. Леха на ломаном советско-английском школьном языке ответил, ищет он «мэп». Уточнил «биг мэп».
Продавец этот язык понял, показал на огромную карту мира. Леха, осознав, что все происходящее не провокация, что «есть контакт», сказал на том же самом языке «ноу». Ткнул на этой карте в территорию Советского Союза. Продавец ушел в подсобку. Принес атлас СССР  масштаба в одном сантиметре 25 километров и с обозначениями на Лехином родном языке. Леха удивился пониманию. «Однако, экий у меня английский?»  Но такого атласа ему было не надо. Этого добра и у нас хватало. А уходить не хотелось. И Леха наудачу ткнул на одной из страниц  атласа в Алтайские горы.  Продавец через минуту протянул ему карту горной системы Алтай уже в масштабе десятикилометровки.
 Леха бережно взял в руки великолепно изданную карту. Хотя все названия там были на французском языке, но реку Катунь он ни с чем не перепутал,  город Бийск, как ни странно, тоже оказался на своем месте.  Это было оно - счастье. Везенье. Леха растерянно посмотрел на окно. Сразу не разобрал увиденного. Протер глаза, а там, на подоконнике «птица удачи». Птица счастья! Бывают такие! Спокойно сидит себе рядом с его руками, погладить можно. Понял Леха, эта удача пришла именно к нему. Вернее прилетела.
Трудно воспроизвести, как Леха объяснял продавцу, что ему нужны более подробные карты, но объяснил. Продавец понял. А Леха перестав тыкать наобум Лазаря в листы атласа, уже целенаправленно указал на Грузию, на верховья реки Кура. Осенью мы собирались туда в поход. Хороших карт у нас не было, а верховья Куры по описаниям были весьма опасны. С элементами 5 категории сложности. Влететь сходу в эти элементы не хотелось.
Продавец опять исчез. Долго не появлялся. Шуршал чем-то. Двигал. Потом принес. Правда, не карту Грузии, а карту Турции. В масштабе пятикилометровки. Лехиным удивленным глазам, мол, зачем мне Турция, показал на этой карте часть приграничной зоны Грузии и Турции. Показал верховья той самой Куры. Вот такого Леха еще не видел. В цирке бывал. Фокусы знаменитого Игоря Кио наблюдал. Но здесь, в далеком Париже?! За тысячи километров от Родины! Карта Грузии?! Нет, продавец был точно факиром. Даже волшебником!
Леха аж языком зацокал. Носом засопел, таким ловким продавец, ему показался.  «Но был ли он всемогущ? Мог ли он все?!» Вот это Леха решил сразу проверить. «Нас на мякине не проведешь!» Поэтому, ткнув пальцем еще раз в Куру, Леха написал на бумажке «1:200000». Это означало –  нужна ему двухкилометровка. Такого у капиталистов не должно было быть. Такие карты только у нас жили, с надписью «секретно». Увидев разведенные в стороны руки, Леха все понял. Вздохнул горько. «Знать не повезло. Не волшебник продавец!» Да и глупо было рассчитывать найти в Париже двухкилометровку верховий реки Кура.
Очнулся Леха от вежливого подергивания за локоть. Продавец его теребил,  бумажку совал, на которой французской рукой  было написано «15.07 – no, 16.07 – yes». То, что эти цифры обозначают сегодняшний и завтрашний дни Леха понял мгновенно, но то, что завтра ему сделают двухкилометровку, не осознавал. Мозг не хотел в это верить. А по лицу продавца было видно, удивительного в просьбе Лехи ничего нет. Обычная просьба. Здесь часто такое делают.
Тогда, дрожащей от напряжения рукой, Леха зачеркнул «200000» и написал сверху «100000». Не поднимая глаз, отдал продавцу. «Неужели  сделаешь?! Ну не бывает так. Врешь!» Сам глаза на «птицу удачи»  скосил – на месте ли. Она на месте. Сидит спокойно. Головой крутит. Улетать не собирается. Продавец же отвечает  «o’key, no problem!».
Вернувшись на конференцию, Леха получил нагоняй. Был допрошен, придирчиво осмотрен, но кроме блеска в глазах ничего предосудительного у него не нашли. Алкоголем не пахло - поверили, заблудился. Впрочем, вечером на экскурсию по реке Сене не взяли. В гостинице оставили. Так сказать, отреагировали на случившееся. Лехе было на все плевать. У него перед глазами стояла карта Грузии. Петляющая в горах река Кура. Все крупным планом. Со всеми обозначениями: бродами, порогами, мостами, отметками глубин и рельефа местности. Со всеми горными тропинками. 
На следующий день работа конференции продолжилась, и перерыв в работе конференции тоже намечался. Леха, вышедший из доверия, находился  под постоянным наблюдением. Ускользнуть незамеченным  не мог. Хотя план он разработал. Всю ночь  просчитывал с другом. Народ проверенный привлек для помощи.
Оставалось дождаться перерыва. Минутная стрелка на часах стояла, как прибитая. Приходилось ерзать на стуле. Вздыхать. Гипнотизировал стрелку. Она не шевелилась. Но рано или поздно всему приходит свой срок. Все в этом мире не вечно. Стрелка дернулась. И вышедший глашатай и объявил: «Перерыв!»      
Народ загремел стульями, загомонил. Щелкнули фотоаппараты. Распахнулись двери. Двинулись к выходу люди. Выйдя на чужую, на французскую улицу,  советская делегация стала сторонкой, так, чтобы можно было пересчитать. Ее пересчитали. Потом перепроверили. Построили подвое. Полученное число никак не сходилось с изначальным. Трех человек не хватало. Леха  в строю присутствовал. Его проверили сразу. Негласный представитель соответствующих органов матюкнулся. Задумался и, оставив всех ждать на улице, метнулся назад. Резво обежал здание. Принюхался, Осмотрел комнаты и … нашел пропажу.
Криминала не было. Никто не прятался,  в неположенные контакты с Западом не вступал. Просто одного подвел желудок,  второй и третий были тут же, при товарище – все как по инструкции. Одна закавыка выходила - скорого воссоединения группы не ожидалось. С желудком случилась серьезная проблема – он расстроился. Болел. К капиталистическим врачам обращаться было не рекомендовано.  Поэтому приходилось уповать на природное российское здоровье. И ждать.
Немного успокоенный представитель органов спустился к группе - саму группу успокоить. А там новая беда. Еще двух человек не хватает. Они отлучились ненадолго. Вроде бы в кафе за углом.  Те, кто остались тоже рвутся кем-то заведенные. Кто за сувенирами, кто за подарками. Лишь Леха никуда не рвется. Дисциплинированность демонстрирует. Представитель органов занервничал. Понял, что теряет управление. За такую потерю с самого шапку могут снять, из органов попереть. Смекнул он, в этой ситуации лучше людей добровольно отпустить, чем они из повиновения выйдут. И прежде, чем кинуться вслед за ушедшими в кафе, представитель разрешил оставшимся разойтись, но разойтись по трое и недалеко.
Все тут же и растеклись по улочкам, переулкам. А пока все растекались, Леха  и раствориться успел. Как в шапку невидимку спрятался. Живым возник уже в магазине. Прямо перед продавцом, который Леху узнал, разулыбался. Голову склонил в приветствии. Карты протянул готовые - вот все выполнено.  Леха развернул - это была действительно километровка Ахалкалакского района Грузии. Каждое название на этой карте было для Лехи лучше любой песни. Они сами были, словно песни: Вардзиа, Тмогве, Хертвиси, Аспиндза, Рустави, Кура, Паравани.
Два зеленовато-коричневых листа, будто сокровища царя Соломона, сверкали в Лехиных руках. Два листа, которых днем с огнем в Союзе не сыщешь. Два листа, с которыми можно было, как с билетами отправляться до станции «Счастье».  Но Леха знал, счастье мало поймать – его удержать надо. Он выгнал из души  пение. Узнал цену карт. Расплатился, бросился бегом назад, к своим. Листы у него в руках, в рулончик свернутые, никого не заинтересовали. Не до них было.
Вечером в гостинице Леха при свете бра изучал богатство. Старательно переводил французские надписи на русский язык, сопоставлял с тем, что жило у него в памяти. Многое совпадало. Что-то нет. О существовании многих притоков Куры он даже не знал, как не знал и о тех нанесенных пунктиром на карту, незаметных тропинках, бегущих между горных  вершин. Он рассматривал величавые, белые ледники наползающие на зеленую равнину. Родники, обозначенные маленькими синими запятыми. Красные термальные источники.
Смотрел, как реки и ручьи свободно пересекают турецкую границу, растворяются в ущельях. От обилия информации, которую несла Лехе карта, он даже не пошел на ужин. Было жаль времени. Это было как общение с любимой девушкой, от которого невозможно устать и которым нельзя всласть насытиться. 
Оставшиеся два дня во Франции пролетели незаметно. Конференция завершилась. Сумки наполнились сувенирами, небольшой обменный фонд, предусмотренный для капстран, приказал долго жить. Тридцать рублей превратились в джинсы, кофточки, в кожаные куртки, прочее тряпье. Некоторые, продвинутые, везли домой фирменные диски с музыкой   Pink Floyd и композициями Queen. У кого-то были свернутые в трубочку плакаты с полуобнаженными девушками. Или, совсем уж обнаженными, но повернувшимися к зрителю так спиной, что кроме лица и позвоночника ничего не было видно. В общем, все затарились, как смогли.
Потом были брошенные монетки в Сену. Были несбыточные обещания вернуться. Был поданный к гостинице огромный туристический автобус. Был аэропорт. Перетаскивание вещей к таможенному терминалу. Белая черта. Протянутый паспорт. Щелчок печати. Билет. Трап в самолет. Рев моторов. Медленное выруливание на взлетную полосу. Пауза. Потом стремительный разбег и … прощай Франция. Следом быстро уходящая вниз земля, да наползающие облака.
И как ни хороша, бывает заграница, все-таки родной воздух, он родной. Солнце более родное,  березки,  даже пыль – все оно свое. Все до боли близкое. Главное Москва – вот она!  Ох, как пела Лехина душа про Москву, которой привык он гордиться. Теперь все позади: конференция, чужая земля, неродной говор на улицах. Оставалась последняя очередь у Шереметьевского таможенного терминала. Очередь ползла медленно. Пограничники не спешили. Дотошничали.  Народ терпел. Показывал покупки, расставался с некоторыми плакатами, на которых бессовестные девушки во время полета умудрились развернуться слишком откровенно. В споры никто не вступал,  знали – себе дороже.
Дошла очередь до Лехи. Чемодан он свой с легкостью распахнул. Смотрите, если вам надо! Чемодан,  я, и вся моя душа на виду. Так оно и было. Все по правде. Не было у Лехи никакого криминала. Пограничник в этом легко убедился, попросил чемодан закрыть, а плакаты показать. Ах, это не плакаты, а карты? Ну,  покажите их. Что у вас там такого? Леха все развернул. Показал. Сам на окно уставился, за которым было пустое, безжизненное летное поле. Серое и неуютное.      
- Это ваше все? – поинтересовался пограничник.
- Да, мое, - с готовностью подтвердил Леха, - это карты.
- Тогда я попрошу вас немного задержаться, - произнес пограничник, и, опустив руку под стойку,  нажал кнопочку. Тут же, как из-под земли, появился еще один пограничник, более старший по званию. Мельком взглянул на карты, уточнил у Лехи, его ли, и пригласил пройти за ним. С вещами.
Эти слова «Пройдите с вещами!» услышали все. Расступились. Отшатнулись от Лехи, как от прокаженного, зашушукались. Невидимой стеной сразу отгородились. Вроде бы, Леха чужой им. Не с ними. Не знают они его теперь, не пили водку, анекдотов не травили.  А он с чемоданом, с двумя листами карт, растерянный и оглушенный словами «пройдемте!», шел за пограничником, пытаясь хоть как-то привести в порядок мысли. Сообразить: «За что? Ну не за карты же!»
- Присаживайтесь, гражданин, - прозвучал голос пограничника, когда они вошли в небольшую комнату. Это обращение «гражданин» разом пригвоздило Леху  к стулу. Он оставил чемодан у входа и теперь сидел, держа карты перед собой.
- Разрешите, -  пограничник забрал из Лехиных рук оба листа.
Нет смысла приводить весь диалог следователя и подследственного, смаковать произнесенные слова, обвинения, но за первые полчаса пребывания Лехи в кабинете ему  пришлось объяснять очень многое. Еще  о многом он сообразил умолчать. Так как не умолчи, начни говорить, то снежный ком проблем, вырос бы до невероятных размеров. Смысл речи обвинителя сводился к тому - зачем Лехе приграничный с Турцией район в масштабе километровки? Какова цель провоза на территорию Союза запрещенных, секретных карт? Один ли он будет путешествовать? Почему именно собрался туда? Собирался ли он переходить границу? Кто разрабатывал маршрут  будущего путешествия? С кем Леха вступал в контакт во время зарубежного визита? Как ему готовили картографический материал? И еще  вопросы,  вопросы, и вопросы. Звучали фразы «преступный замысел», «страна НАТО», «изменник», «наймит». Слова, бьющие наотмашь по лицу. Потому ляпни сейчас Леха, что маршрут разрабатывала целая группа, что с зимы готовится снаряжение, проводятся горные тренировки, обвинений стало бы еще больше. Тогда точно не объяснил бы здесь никому, про обыкновенный туристический маршрут, который есть во многих справочниках, по которому каждый год люди ходят. Правда, без французских карт. Но ведь ходят же!
Сорок минут вопросов показались Лехе вечностью. Когда все без перерыва, без возможности посоветоваться, просто продумать ситуацию - ну какие к черту секреты, когда он везет магазинные карты? У них это любой человек может купить! Но отрезанный от внешнего мира, он был совсем один, в глухой комнате.  Испытывая унижение от дикости и глупости предъявляемых обвинений, Леха не задумываясь, вытирал пыльной рукой лоб, размазывал грязь. Пересохшим горлом еле выдавливал звуки, отчетливо понимая, что с тем веселым, беззаботным миром, который остался за дверью, он может в ближайшее время не встретиться. Слово «тюрьма» стало ясно проступать на полированной поверхности начальственного стола. Мало-помалу этот поступок и самому Лехе начал казаться чудовищным.
 Спас Леху старший группы. Его здесь знали. Он перешептался с пограничником. Похохотал, поглядывая на задержанного. Потом Леха, с чем-то соглашаясь и лепеча дикую несуразицу, достал из чемодана бутылку французского коньяка. Униженно и заискивающее вручил ее офицеру. Тот запросто взял. Убрал  в стол. Сложенные вчетверо листы карты Грузии тоже исчезли следом. А потом потного, на заплетающихся ногах Леху старший группы доставил к автобусу, втолкнул в него, да ехать распорядился.  С расспросами к Лехе никто не приставал. Рядом  не сел.
Уже в поезде Леха купил у проводника бутылку водки. Прошел в купе. Не говоря ни слова, распечатал ее. Осушил с ходу граненый стакан. Икнул. Потом, отвернувшись ото всех,  рухнул головой на подушку. Чтобы не говорить. Чтобы заснуть. Забыться. Да не смог. В глазах плыли оранжевые круги вперемешку с долинами и водопадами. Вперемешку с горами и ледниками. И струилась там река Кура, тонкой, синей ленточкой. Притоки ее струились, родники звенели.  А по Лехиным щекам текли непрошеные слезы, оставляя светлые полосы на грязном, измученном лице.