Идиотка на батарейках

1.
- Нет, здесь определенно жили придурки! – орала моя дочь Ирка, с хрустом отдирая полотно старых обоев. На кой леший они выдолбили в стене дыру? Заделать мы её вряд ли сумеем, а просто заклеить обоями - фигня натуральная.
Ткни башкой - и всё к едрене-фене полетит.
- А ты что, головой о стенку биться собираешься?- вякнула я, обозревая внушительных размеров отверстие. – Не советую, удовольствие слабенькое. А кроме того, можно в этот угол придвинуть шкаф, и никто не догадается, что под обоями дыра.,
- Что-то ты чересчур разговорилась, красноречивая моя. Лучше бы смотрела внимательнее, когда квартиру покупала. Мало того, что купила в бичовском районе, еще и завод в двух метрах. Любуйся теперь всю жизнь производственным пейзажем.
- Да через дорогу дачи, - неуверенно сказала я.
- Верно, дачи. 2 куста смородины, одна яблоня и грядка с укропом, а над ними 20 труб. Это не дачи, а производственное озеленение, да и то фиговое. За него в застойные времена не то что красное знамя, предел великих карьерных устремлений, но и занюханный вымпел не дали бы. А ты обои собираешься тащить? А то вот-вот дождь вдарит, и будешь по лужам шлепать.
Я, чертыхаясь, кое-как запихала в полиэтиленовые мешки обои и потащила их к двери.
На лестничной площадке меня поджидала бывшая и настоящая соседка Лариса.
Когда-то вместе с нею мы работали в Казахстане, правда, в разных школах. Я преподавала литературу, а Лариса - историю. Друг друга знали только визуально. Когда нам перестали платить зарплату, я, промаявшись год, уехала на Север. Там среди старожилов чувствовала себя ущербной до тех пор, пока, озверев от безденежья, на последние деньги не купила учебник по экономике. Освоить все премудрости этой науки мне было не под силу. Поэтому, сидя на кухни и отмахиваясь от обнаглевших общежитских тараканов, я не стала читать её с самого начала, а разыскала главу «С чего надо начинать, если у тебя нет денег». Меня устраивала именно такая постановка вопроса, потому что денег у меня не было и быть не могло. Наверное, книга написана языком, доступным выпускнику школы для детей с ограниченными умственными способностями, так как кое-что мне удалось понять, и поэтому отпускные я отнесла в банк, а все лето ухитрилась прожить на проценты от вклада.
Лето прошло, а деньги остались. Чем больше я читала «Экономику», тем больше наглела. На деньги, оставшиеся от зарплаты, я покупала облигации и какие-то ценные бумаги. Абсолютно не соображающая в математике и верящая на слово, что дважды два – четыре, банковские проценты я рассчитывала с точностью карманного калькулятора.
Близкие и друзья в начале надо мною хихикали, потом откровенно ржали, покручивая пальцем у виска, потом стали задумываться.
Безоговорочно поверил мне один из соседей, кардиолог. Все свои деньги по моему совету он положил в банк, а через месяц ворвался с радостным воплем:
- Не воровал, не убивал, а на ботинки заработал!
От радости он назанимал кучу денег и все вложил в банк. Когда на север приехала Лариса, я была уже по нашим учительским меркам женщиной состоятельной.
За неделю до дефолта мы с Лариской купили по квартире в Подмосковье, покрепче заперли их и уехали опять на север дорабатывать до Ларискиной пенсии.
К нам Лариска приехала в поисках мужа и из-за безденежья. Муж №1, Гена, сделал от неё ноги, найдя себе молодую и красивую. А Лариса, устроив несколько запоминающихся концертов с битьем посуду и дикими воплями, решила уехать на север в надежде, что там по тайге толпами бродят богатые холостяки и нужно только в удачный день выйти на охоту.
Лариску ожидало глубокое разочарование. Более или менее приличные мужики были давным-давно расхватаны, а отдельные холостые особи попадаться в её сети явно не желали. С горя она отправилась со мною в Подмосковье, решив вознаградить себя за душевные страдания всеми благами цивилизации.
Здесь за день она обежала весь город, познакомилась с соседями, и через месяц её квартира блестела новыми обоями и краской. А Лариса сияла довольством и продолжала искать богатого мужа, раз в сутки появляясь у нас для воспитания моей дочери, по её словам.
- Ирка! – радостно вопила она. – Ты на свою мать, дуру, не гляди, она у тебя феминистка чёртова. Кроме школы и книг, ни хрена не видит. Сидит в квартире со своими проститутками, прости Господи, хоть бы на улицу вышла. Думает, что ей любимые ученики памятник поставят. Может, и поставят от радости, что перестала их наконец мучить и терзать Пушкиными и Лермонтовыми и загнулась наконец.
Проститутки – это мои кошки. Лариска глубоко убеждена, что все кошки – проститутки. Это аксиома. Истина, не требующая доказательств. Кошек у нас трое – мать Леська, необыкновенно ласковое, умное и хитрое существо, и две дочки, Хилашка и Милашка. Девушки они у нас домашние, когда кошек выносишь на улицу, то они утробно воют и норовят удрать домой.
- Куда собралась на ночь глядя? – завопила Лариса. – Гроза вот-вот начнется.
– Да обои старые выкинуть. Прихожую собрались оклеивать, а там в стене пролом. Ума не приложу, что делать.
- Мужика хорошего найти. Он тебе все проломы заделает и не вздумай опять чего-нибудь найти, - заржала Лариска.
Дело в том, что я постоянно влипаю в какие-то истории, но выхожу из них, по мнению Лариски, полной идиоткой.
Так однажды на тротуаре, где шли десятки прохожих, ухитрилась найти пачку денег. Просто так взяла и нашла. Что сделал бы нормальный человек на моем месте? Вот то-то и оно. А я не нашла ничего лучшего, как гоняться за людьми с воплем:
- Это не вы потеряли деньги?
Долго кричать не пришлось. Какая-то женщина выхватила у меня эту пачку и растворилась в толпе. Деньги обрели хозяина, но чувства удовлетворения не появилось. Я могу поклясться чем угодно, что эти деньги были не её. Почему я так решила? Не знаю. Ну не бывает у человека, который потерял, такого делового, хваткого лица. Да и спасибо она мне сказать почему-то забыла. Выхватила и ушла.
Дома Лариска, когда выслушала эту историю обозвала меня идиоткой. Оказывается ни одному  нормальному человеку в голову не придет отдавать подобную находку, когда у самого столько дыр. А уж если мне приспичило совершить благородный поступок, то надо было пересчитать деньги, а потом поинтересоваться у претендентов, сколько они потеряли.
Да у кого бы я спрашивала? Я и глазом не моргнуть не успела как эта тетка схватила пачку и растаяла как масло на раскаленной сковородке.
А месяц назад я нашла шкатулку с драгоценностями. Как по заказу. Лариска дома отсутствовала, так что спрашивать совета было не у кого.  Я полюбовалась  колечками, сережками, колье и прочей дребеденью, но на улицу в толпу прохожих не пошла, памятую подругин наказ. Как поступить я знала твердо. Все побрякушки были тщательно  переписаны. Определить, что за камни достались мне, возможности не было. Я же не ювелир. И поэтому я записала примерно так: «кольцо с розовым камнем, а по бокам два цветочка», или «перстень с голубым камнем в интересной оправе». Может это было и не профессионально, но зато точно.
Стоять на улице и проводить опрос населения на предмет потерянных вещей, в надежде, что появится хозяйка драгоценностей, как говорит Ирка, мне было слабо, и поэтому всё это хозяйство я отнесла в милицию. Мурыжили меня долго. Я озверела до такой степени, что дала себе зарок: больше благородных поступков  не совершать. Себе дороже.
Но девушку потерявшую эти побрякушки, разыскали быстро. Не помню точно, что у нее случилось. Кажется, сбежала от какого-то гражданского мужа к маме. Естественно, к маме.
Вещи прихватила с собою. Не пропадать же им. Девчонка оказалась растрепой. Она потеряла не только шкатулку, но и еще кучу вещей, которые так и не нашлись. В результате она получила свои драгоценности, а я собственный портрет в газете с восторженными комплиментами. Фотография вышла мягко говоря плохонько. На меня ну совсем не похожа. Тощая тетка с вытаращенными глазами и идиотской ухмылкой. Волосенки дыбом.
Взглянув на эту мою фотографию, Лариска горестно вздохнула:
- Идиотка! Да теперь каждый алкаш потерянную бутылку у тебя искать будет. «Кристальной честности человек», - глумливо прочла она. – Лучше б ты эти цацки во «Вторчермет» сдала, все на хлеб заработала бы. Ох, и наплачешься ты со своей простотой, помяни меня. И в кого ты такая простодырая уродилась? Папа был умный, мама умная, Ирка тоже не дура.
- - И кошки умные, восстановила справедливость Ирка.
- - И кошки, - повторила Лариска. Да ну тебя с этими шлюхами. Нет, Ирка, мать у тебя  определенно дура.
- - Ну да, - обиделась дочь. – Почему именно дура? Она просто очень честная. Ну родители таки воспитали.

На улице погода была премерзкая. Над головой повисли черно-синие тучи. С оглушительным треском грохотали раскаты грома. Ветер поднимал пыль и крутил бумажки от мороженого и конфет. Крупные капли дождя с силой забарабанили по крышам. Я втянула голову в плечи, приседая от страха и волоча за собою мешки, набитые обоями, рванула по дорожке, обсаженной с двух сторон кустарником, к мусорным контейнерам.
- Девушка! – раздался вдруг голос из кустов. От неожиданности я затормозила и шлепнулась в грязь. Вскочив, я злобно оглянулась. Девушек поблизости явно не наблюдалась. Я же на девушку могла потянуть лет 20 назад.
- Девушка, подойдите сюда.
Из листьев высунулась громадная рука, схватила меня за плечо и с силой втянула в кусты.
А-а-а! - завизжала я, обезумев от страха. – Спасите! Пожар!
-Тихо! Какой пожар? Тихо, прошу Вас - Грабитель пытался заткнуть мне рот, но я, изловчившись, цапнула его за палец зубами.- Тогда Вы грабитель! – завопила я. – Все отдам. Вон мешки! Забирайте!
- Да не грабитель, прошипел незнакомец.
- Тогда маньяк!- не сдавалась я. – Не трогайте меня, я старая, у меня ребенок маленький.
От страха я запуталась окончательно и несла всякую чушь. С одной стороны – старая, с другой – маленький ребенок. Но подбирать нужные аргументы было некогда.
Маньяку, вероятно, тоже было не до лексических выкрутасов. Он зажал мне рот рукой и поволок в глубину сада. Тащить меня ему было, наверно, трудновато, потому что я не выпускала из рук мешки, наконец, запутавшись во мне и в мешках, он рухнул. Я дохлой кошкой распласталась на мокрой земле. Холода не чувствовала, хотя и джинсы и свитер были мокрыми насквозь. Подвывая от страха, я отбивалась ногами и локтями. Встать маньяк никак не мог, потому что я со своими мешками путалась у него под ногами. Наконец он утвердился на четвереньках. Я, не выпуская мешков из судорожно сжатых кулаков, тоже приподнялась на четыре конечности хвостом вверх.
- Девушка, умоляю, нет времени объяснять. Где Вы живете?
Я подбородком мотнула в сторону своего дома.
- Квартира?
- В-вторая, - просипела, заикаясь я, с трудом соображая, зачем назвала номер Ларискиной квартиры. Я начала подозревать, что убивать, грабить и насиловать меня сегодня не будут. Вероятно, это счастье откладывается на более поздний период.
- Прошу, спрячьте вот этот дипломат. Я за ним позже приду. А если нет – передадите Козочке.
- Вы террорист? – проявила любопытство я. Но в  это время вдалеке послышались голоса. Мужчина швырнул мне чемоданчик и бросился в глубину сада.
Я сидела среди разбросанных мешков и обалдело хлопала ресницами. Чемоданчик валялся на земле. Что с ним делать, я не знала, но то, что влипла в дерьмо, поняла сразу. Если в нём взрывчатка, становлюсь соучастницей. И вместо тихой, спокойной и нищей старости меня ожидает пожизненное государственное обеспечение где-нибудь в районе острова Валаам или Соловков. Такого счастья мне почему-то не хотелось.
Оставить чемоданчик на улице - тоже не выход. Может, у него там последние носки и остатки варёной курицы, явится завтра и устроит скандал, оправдывайся потом, доказывай, что ты не длинноухое животное.
Третьей руки у меня не было, и поэтому пришлось запихать чемоданчик в один из мешков и задом выползать на дорожку.
Едва я успела принять вертикальное положение и впрячься в свои многострадальные мешки, как из-за угла выскочила толпа мужиков. Они явно куда-то торопились.
Тетка, - гаркнул один из них, поравнявшись со мною, - ты тут козла с дипломатом не видела?
Я бы с радостью отдала им взрывчатку, но обращение «тётка» мне явно не понравилось. Конечно, я не майский ландыш и мне не 16 лет, но в моём представлении я и тетка – понятие несколько различные. Хотя некоторые качества «тётки» у меня имеются, но это совершенно не значит, что ко мне можно обращаться подобным образом.
- Видела!- рявкнула я, – Вон туда помчался, – и показала в сторону, противоположную той, куда скрылся беглец.
Побегайте, мальчики, авось, вежливее станете.
Молодцы мустангами рванули в указанном направлении. Ничего, пусть побегают, им полезно, не будут хамить.
 Подойдя к контейнерам, я начала трясти свои мешки. Вдруг что-то грохнуло о металлическое дно. Японский городовой, я совсем забыла, что в одном из них находился чемоданчик. Костеря всё и всех на свете, нашла в темноте какую-то  деревянную штуковину, залезла на  неё, навалилась  животом  на борт контейнера и осторожно сползла вниз. Вонь стояла омерзительная. Злобно шипя, я щупала под ногами, ища злополучный чемоданчик. Вдруг раздались шаги. Я притаилась и подняла голову. Над контейнером показались тоненькие руки, держащие ведро.  Ведро перевернулось, и на меня  хлынул водопад отходов.
- Твою матушку! – взвизгнула я и выпрямилась во весь рост. Тёмная фигура, остолбенев, взвыла от страха. Мы в растерянности уставились друг на друга. Фигура вдруг звонко завопила:
- Здравствуйте, Наталья Сергеевна. Вы что там делаете?
Я онемела. Зажав пластмассовое ведро,  передо мной стояла моя ученица, Оля Беликова.
- Да ключи уронила в бак. Теперь ищу. Дверь открыть нечем.
- Вам помочь? – поинтересовалась Ольга.
- Да нет, я сама справлюсь. Тут такая грязь.
- Тогда спокойной ночи, - кивнула она.
- Спокойной ночи, - машинально повторила я.
Выждав, пока Ольга повернет за угол, я с остервенением начала раскапывать мусор. Чемоданчик обнаружился сразу. Вытащила его из-под груды обоев и выпрямилась.
Я стояла, по грудь в контейнере. Вылезти из него никакой возможности не было. Одна рука была занята этой проклятой взрывчаткой. Выкинуть чемоданчик наружу я боялась. Стянут - не расплюешься потом. Минуты три  я топталась, как верблюд на солнцепеке. Потом осторожно опустила его в расщелину между контейнерами. Мои прыжки внутри ящика к успеху не привели. Поднять ногу и зацепиться ею за край мне никак не удавалось. Оставалось ждать, пока меня  забросают мусором хотя бы до половины. Другого выхода не было. А позора сколько! От жалости к себе я зарыдала.
- Мама, - раздался голос моей дочери – ты где?
- Ира, доченька, вытащи меня отсюда, - завопила я.
Над контейнером показалась голова моего чада.
- Мать, у тебя глюки начались или ты одинокую старость репетируешь? Чего ты в ящик забралась? – металлическим голосом отчеканила моя дочь.
- Ключи ищу, - прорыдала я.
-Какие ключи? Мой – вот он, у меня в кулаке, а твой  на стеллаже лежит. Какие ключи ты в мусорных отходах ищешь?
- Да не митингуй. Вытаскивай поскорее, а  то я скончаюсь здесь. Хоронить ведь тебе придется.  Все равно тащить надо будет, – вопила я во весь голос.
- Зачем тащить, -  дочь нашарила мою деревяшку и сунула её мне  в ящик, - мы тебя вместе с мусором на свалку. И никаких расходов. Вставай! Заноси ногу на край!
- Легко говорить! У меня ноги не гнутся!
- Ничего, согнутся. Еще пару минут повоешь, завтра весь двор будет знать, что училка по контейнерам промышляет.
Я с трудом взгромоздилась на край мусорного ящика и с  помощью дочери сползла на землю.
- Воняет от тебя как от скотомогильника, - заявила мне моя спасительница. – Пошли домой! Сутки теперь в ванной плавать будешь.
- Подожди! – я метнулась к щели между баками и вытащила чемоданчик.
- Что это у тебя? Брось! Всякую гадость в квартиру тащишь. Своего старья мало? – возмутилась дочь.
- Тихо! Это взрывчатка, - зашипела я. – Мне её на хранение дали. За нею какие-то мужики охотятся. Найдут и сунут нам в подъезд. Оно тебе надо? А утром будут ахать: террористы пошутили. Нет уж, пусть у меня полежит.
Мы поплелись домой. Впереди дочь, а сзади я, держа в руке ведро и прижимая к груди чемоданчик.
В подъезде мы столкнулись с Васючком, нашим  соседом. Он остановился, пропуская нас, и разинул рот.
- Сергеевна, - спросил он, не сводя с меня ошалелых глаз, а чегой-то  ты такая? На субботнике была?
- Мать в Рио-де-Жанейро пригласили, на карнавал. Бомжиху изображать. Вот и репетируем. Как ты думаешь, займет она первое место?
- Клево, - восхитился Васючок, - точно займет. Они же там все одинаковые ходят, с перьями в задницах. Такого они не видели.
- Любуйся, пока видишь. А то потом к ней на хромой кобыле не подъедешь, автографа не допросишься, - буркнула дочь, открывая дверь. – Заходи, королева бала. Иди в ванную, любуйся.
Сунув в угол чемоданчик, я ринулась в ванную. Зрелище было убойное. В волосах запуталась кислая капуста. А из неё новогодней елкой торчал рыбий скелет. Свитер и джинсы были мокрые и грязные, пятна мало украшали их. Руки в разводах. И в довершении ко всему от меня несло смесью тухлых яиц с ароматом падали.
- Ванну потом продезинфицируй, а то после тебя не только СПИД, а и холеру с тифом подхватишь. Да не забудь воду несколько раз поменять и мочалку потом выкинуть.
Дочь притащила упаковку «Комета» и «Фейри».
- Бери вот это. Тебя сейчас обыкновенные средства не возьмут.
Я, выгребая из волос капусту, запротестовала:
- Погоди, я вначале посмотрю, во сколько мы будем взрываться.
-Мать, у тебя крыша едет, дом стоит. Да кому  ты нужна, чтобы тебя взрывали? Банкиры у нас не живут. Владельцы нефтяных скважин тоже отсутствуют. А твои драгоценные двоечники даже скопом на грамм тротила не наберут. Тем более, если они со вкусом пожалуются или покаются в своих грехах, трояк ты им нарисуешь.
- Пока не посмотрю, мыться не пойду! – твердо заявила я. – Может, через 15 минут рванет, а я голая буду.
- А умирать ты в скафандре космонавта будешь? Или в тулупе и кирзовых сапогах? Да если рванет, то от тебя, как говорил дед Щукарь, одни анфилады останутся. Делай, что хочешь, но воняет от тебя кошкиным сортиром.
Я взяла чемоданчик и поплелась на кухню. Нет, для такой операции кухня явно не подходила. Если рванет газ, то спасать будет уже некого. Туалет тоже не подходит. По кустикам не набегаешься. Оставалась комната. Опасаясь последствий взрыва, одну батарею я забаррикадировала свернутым в несколько раз ковром и прикрыла подушкой от пуфа. На вторую свалила все наши пальто и закрыла крышкой от стола.
Достав полиэтиленовое ведро и старую шубу, я завопила:
- Ира, иди сюда!
- Мать, ну что ты, честное слово! Ночь на дворе, а ты вопишь, будто тебе хвост прищемили.
Увидев полнейший разгром, она онемела.
- Это от осколков, - пояснила я, - чтобы водосистему защитить. А ты надевай шубу, на голову ведро и лезь в шкаф. Я тебя сверху еще одеялом прикрою.
Дочь смотрела на меня с явным испугом.
- Мать, может у тебя климакс начался? Говорят, что в эту пору женщины умишком задвигаются. Но не до такой же степени.
- Марш в шкаф! – отчеканила я. – Убирайся, острячка! Совсем страх потеряла. Убъю сейчас.
- Совсем спятила, - вздохнула дочь.- Ладно, лезу. Но не более минуты. Я в космонавты не хочу.
- Поговори мне! – Я старательно укутала её одеялом и оглядела комнату. Теперь надо было обезопаситься самой. Под свитер, чтобы защитить грудь,  я запихала энциклопедический словарь, а голову замотала пуховым платком. Чемоданчик лежал на полу. Интересно, как он открывается? Приличные люди закрывают такие вещи при помощи каких-то специальных замков. Но кто сказал, что мне встретился именно такой человек?
Я приложила голову к крышке. Тиканья слышно не было. Конечно, через шаль я могу его слушать до третьих петухов. Пришлось вытащить из недр шали ухо и приложить его к чемоданчику.
- Мать, – раздался приглушенный голос, - мы скоро взорвемся? Я от жары задыхаюсь.
- Не задохнешься, - проворчала я. Зажмурившись и отвернув голову, я нажала пальцами на замки и откинула крышку. Взрыва не было. Я осторожно скосила глаза. Если честно говорить, то я ожидала увидеть будильник, прямоугольнички тротила и гайки.  Как пишут газеты, часовой механизм со взрывчаткой. А гайки нужны, чтобы побольше людей укокошить. Но, увы, надежды мои не оправдались. Передо мною ровными рядами лежали зеленоватые упаковки с портретом самого симпатичного американского президента. Самого симпатичного лишь потому, что на каждой банкноте красовалась цифра 100.
К такому повороту дела я была явно не готова. Предотвратить взрыв, спасти жизнь десятков людей – куда ни шло. А чемодан с деньгами – это как в пошлом романе. Я тупо разглядывала аккуратные упаковки.
- Мама, ты что молчишь? Мы уже взорвались или только собираемся? Как хочешь, а я выхожу.
Воспитанная в эпоху самого развитого социализма, я, конечно, хотела разбогатеть. Но работать в школе и быть богатой – вещи взаимоисключающие, потому что наше государство глубоко убеждено: чем выше образование, тем ниже зарплата. За перестроечную эпоху изменилось многое. Но позволить себе купить конфеты «Коркунов» я не могу, а мечта – иметь при себе запасные колготки – так и не осуществилась.
- Ни хренаськи, - присвистнула дочь, присев на корточки возле меня. – Мамуль, ты случайно банк не ограбила? Откуда это богатство?
- Мужик дал, - деревянным голосом ответила я.
- Он всем даёт? Может мне тоже к мусорным бачкам сбегать? Что за мужик? Как он?
- Молодой мужик. С двумя руками, с двумя ногами. Да, голова еще.
-Ладненько! Остальное тоже, надеюсь, в  комплекте. Что он сказал? Не мог же он сунуть тебе в руки чемодан и уйти. Он ведь что-то тебе сказал.
- Попросил спрятать или отдать Козлу.
- Какому козлу? Ты что несёшь?
- Не козлу, а Козлу. Фамилия,  наверное, такая, - пробормотала я.
-Ну и где мы этого Козла искать будем? Он адрес сказал? - тормошила меня Ирка.
- Не сказал. А сколько здесь денег? Десять тысяч есть? – проявила я любопытство. Десять тысяч для меня - предел мечтаний.
- Здесь много раз по десять. И коли их тебе не подарили и не оставили в наследство, имей ввиду, что у тебя начинаются большие неприятности. Скорее всего, их будут искать, и тебе не поздоровится. Дома держать нельзя. Большие деньги – большой криминал. Где гарантия, что нас с тобой за них не придушат?
- Ну и что с ними делать? Выбросить? Мужик явиться, что отдавать буду? В милицию отнести? Да меня там за дуру посчитают. «Здравствуйте! Мне дали на пару дней чемодан денег». По улицам вон, миллионы  людей ходят, но, не думаю, что такое счастье выпадает каждому. А если этот товарищ или господин ограбил банк? Мне прикажешь соучастницей с ним идти? За ним ведь какие-то мужики гнались.
-Влипла ты, мать. Ну что ж, ежу понятно, что деньги надо прятать. Вопрос куда?
- В шкаф, - убежденно ответила я. – Он большой. Положим на дно аккуратно, сверху заложим бельём. Никто не увидит.
- Да в шкаф любой домушник в первую очередь заглядывает.
- Ну, тогда в крупу.
- Тоже номер известный. Да и сколько у нас крупы?
Полкило гречки да полкило пшена. Это только сверху посыпать. А тут небольшой элеватор понадобится, чтобы спрятать. Слушай, а давай мы его в эту дыру зафигачим?
- В какую дыру?
- В ту самую дыру! Которая у нас в стене. Замажем, заклеим – никто ни о чем не догадается.
Чемоданчик вошел в отверстие легко, даже свободное место осталось.
- Ну и дальше что? – поинтересовалась я.
- А дальше будет все элементарно, Ватсон, - воскликнула дочь. – Бери ведерко и дуй к магазину. У них ремонт. Там под навесом лежат мешки с цементом.  Ты позаимствуй парочку килограммов. Авось, не обеднеют. В песочнице песочку немного нагреби. Да, если не боишься, в саду там всяких веточек, щепочек, прутьев набери. Пригодятся в хозяйстве. Только с людьми постарайся не сталкиваться, а то им пожизненное заикание будет обеспечено.
Взяв несколько пакетиков, я осторожно выглянула в коридор. В подъезде стояла тишина. Вероятно, соседи укладывались спать, готовясь к новым трудовым свершениям. В три прыжка проскочила лестницу и, осторожно закрыв дверь, выскользнула на улицу. Дождь по-прежнему стучал по крышам, и желающих прогуляться в такую погоду не нашлось. Ну и слава богу! Быть причиной заикания мне совершенно не хотелось.
Похищение цемента прошло успешно. Правда, перепачкалась я, ползая среди мешков, как нечистая сила. Но пятном больше, пятном меньше – для меня уже не имело никакого значения. Ограбила я и песочницу, в которой днем резвятся все окрестные ребятишки за неимением других развлечений. А вот в саду я труханула порядком, собирая по Иркиной просьбе ветки. Мне казалось, что со всех сторон ко мне подбираются всякие темные личности, чтобы придушить меня. Поэтому я решила особо не утруждать себя и, прихватив несколько прутьев, со всех ног кинулась домой.
- Все живы? Никого инвалидом не сделала? – поинтересовалась Ирка. – Давай деревяшки.
Она стояла на табуретке и старательно забивала отверстие скомканными газетами. Я протянула ей ветки, которые она принялась укладывать поверх газет.
- Зачем ты газеты и ветки туда сунула? – не выдержала я.
- Чтобы раствор держался. А кстати, ты не знаешь, как он делается?
- Один к трем, - пробурчала я.
- Что один - к трем?
Не знаю, чего-то одну часть берут, а чего-то три.
- Ладно, сделаем пополам, чтобы ни песку, ни цементу обидно не было.
Минут через сорок дыра была замазана, пол вымыт, и ничто не напоминало о вечернем происшествии.
Еще час я плавала в ванне, отдирая от себя грязь и шлейф контейнерных ароматов. Спать мы легли уже за полночь.
Естественно, что снились мне кошмары. Думаю, что для кошек, спящих обычно со мной, это была не самая лучшая ночь. Прижав к груди чемоданчик с долларами, я неслась по какому-то лесу, а за мной в темных масках и каких-то военных костюмах бежала группа мужиков, вооруженных автоматами. Чувствуя себя загнанным  зайцем, я пряталась в оврагах, забиралась в кусты, переплывала речку. Наконец они настигли меня и вырвали деньги. Один из них, вытащил пистолет, прицелился. Раздался звонок.
- Я открыла глаза. Комната была залита солнечным светом. Ирка, натягивая одеяло на голову, проворчала:
- Мать, открой дверь! Какая-то сволочь ломиться с утра пораньше.
Этой сволочью оказалась Лариса. Войдя в комнату, она, как всегда, завопила:
- Дрыхнете до обеда, лежебоки! Господи, что у вас за бедлам! Неужели две бабы квартиру до сих пор отремонтировать не могут? Я одна, а у меня не квартира-картинка!
- Тебе мужики помогали, - вздохнула я, натягивая халат.
- Во даешь! А кто тебе мешает найти мужиков? – не сдавалась Лариса.
- Денег нет. Из каких шишей я им буду платить? Ты же прекрасно знаешь, сколько денег ушло на обои и краску.
- Милая, да и мужикам деньги и не нужны вовсе. Им это только во вред. Они предпочитают оплату натурой. А если к этому еще и бутылочку да закуску хорошую, он к тебе как намагниченный примчится. Впрочем, тебе этого не понять. Ты же у нас феминистка чёртова. Да и какой мужик на тебя клюнет, если такую увидит? У тебя же не морда, а жеваная задница.
- Где ты видела жёваную задницу? – окрысилась я.
А ты в зеркало загляни и увидишь, - отпарировала Лариса. – И на голове у тебя облысевшая швабра. Что эта за прическа?
- Эту прическу я приобрела в магазине «Мир кожи в Сокольниках», - голосом телевизионного диктора проговорила я.
Сняв с полки зеркало,  заглянула в него. На меня смотрела помятая физиономия. Волосы, тщательно вымытые вечером, стояли щеткой.
- Ну что, убедилась? – довольно захихикала Лариса. – За собою, матушка, следить надо.
Лариса обожает «следить за собою». Выйдя на пенсию, она ежедневно то мажется сметаной, то, натерев  на мелкой терке сырую картофелину, раскладывает толстым слоем на лице и лежит по часу на диване, ожидая похорошения. И выглядит она прекрасно. К тому же она любит хорошо одеться и постоянно покупает себе что-нибудь новенькое.
- Поднимайтесь, лежебоки! На пляж сегодня идем. А то бледные, как лягушки. Канары нам пока не светят, так хоть на местном пляже  позагораем.
- Лягушки вообще-то, зеленого цвета, - подала голос Ирка. – Пойти  сегодня мы никак не можем: прихожую оклеивать надо.
- Ну и сидите как сычи дома. Пойду одна. А вы клейте, а то, как в пещере живете.
Я проводила Ларису и подошла к стене. Несмотря на то, что пропорции песка и цемента  соблюдены не были, штукатурка высохла ровно, даже трещин не было. Ну, вот и хорошо! Поклеим сверху обои, и никто не догадается, что у нас свой сейф в стене.
Целую неделю мы занимались ремонтом: шпаклевали, красили, клеили обои. Наконец квартира была готова.
Просыпаясь, я с удовлетворением обозревала чистенькую комнату. Про спрятанные деньги я забыла совершенно. Но вспомнить о них мне пришлось довольно скоро. Однажды мы с дочерью отправились на рынок, а когда вернулись, к нам ворвалась Лариса.
- Где шлялись? За покупками ходили?
Она бесцеремонно залезла в сумку и выудила банан.
- Как цены на рынке?
- Как кобры: ползут и кусаются.
- Слушай! Тут тебя мужик разыскивал.
- Знаешь, сколько  лет меня мужики не ищут? Сказать? А что за мужик?
- Заинтересовалась, - захихикала Лариска, - а все святую из себя корчишь. Он искал бабу, которая неделю назад в грозу шлялась по улице.
- И ты, естественно, сказала, что это была я.
- Конечно, сказала. Но это же не Анна Каренина была. Ты же, действительно, мусор выносила. А что, случилось что-нибудь? Что он тебя разыскивает? Успела что-нибудь  натворить?
- Да с чего ты решила, что я что-то  натворила? Просто старые обои выносила. Дела на секунду.
- Э-э, милая, ты и за секунду столько натворить успеешь, что потом год расхлебывать придется. А я уж думала, что кого-нибудь машина сбила, а ты свидетелем оказалась. Не переживай, он обещал еще раз сегодня придти. Прими его поласковей. Самой не понадобится ко – мне присылай. А то  в этом городе от скуки загнёшься. Да, имей в виду: парень молодой.
Я вздохнула. Уж кому-кому, а мне скучать не придется. Явиться этот Козёл, надо будет опять сдирать обои, долбить стену. Снова пыль, грязь. Я разозлилась. Придет этот мужик, честное слово, сдеру с него с него сто баксов за все моральные и материальные издержки. В конце-концов, у меня не швейцарский банк.
- Мать, - закричала Ирка , -  мы сегодня обедаем или худеть будем?
- Возьми в холодильнике гречку и остатки рыбы.
- Ясненько, - согласно кивнула дочь, - у нас сегодня на обед завтрак коммуниста.
- Пропагандиста! Хочешь похудеть – переходи на рыбу. Кто вчера всю колбасу слопал?
- Барабашки!- засмеялась Ирка. – А может инопланетяне в порядке знакомства с благами земной цивилизации. Ты из-за колбасы не переживай. В ней опилки, краситель да туалетная бумага. Так что моей талии абсолютно ничего не грозит.
Я рухнула на диван. Всё! Больше ничего делать не буду. И без обеда перебьемся. Захочет есть – сама сготовит. Чай, не шестнадцать! Большая девочка.
Обычно летом я недели три отлеживаюсь. Ем, сплю и читаю. Или тупо гляжу в потолок. И  только ближе к середине отпуска кое-как отхожу. Без такого отдыха работать дальше  просто невозможно. Нынешние Ломоносовы достанут кого угодно. И хотя терпенья у меня хватит на десятерых, но, бывает, и я из себя выхожу. Эти детки из себя выведут.
Как-то я изучала устное народное творчество. Загадки. Домашнее задание – проще некуда: записать десяток загадок. Идёт урок, дети загадывают загадки. Что-то угадываем, что-то нет. Одна девочка читает:
- Без рук, без ног на бабу хлоп.
Ответ – коромысло. Хотя для нынешних детей при существующем прогрессе – вещь малознакомая.
В классе тишина. Наконец поднимается рука.
- Ну, Петя, ну! Без рук, без ног на бабу хлоп. Что это такое?
- Инвалид войны! – рапортует Петя.
- Петя, это коромысло, - причитаю я.
- Возможно. Но это альтернативный вариант, – доказывает Петя.- У загадки должен быть один ответ.
- Он один и есть – коромысло.
- А почему не может быть  инвалид? – не сдаётся Петя. – Представьте, если у него нет ни рук, ни ног, ему уже и сексом заниматься нельзя?
А действительно. Разинув рот, я стою, думаю о проблемах инвалидов, а Петя победительно оглядывает класс.
Ну, ладно, это малыши. А старшеклассники. Ничуть не лучше. В девятом классе на вопрос: «Почему творчество Лермонтова отличается от творчества Пушкина?» одно  чадо не стал мучиться  семейными проблемами поэта. Политическая обстановка России его, по-видимому, тоже не очень волновала, потому что он махом выдал мне ответ:
- Это можно объяснить тем, что у Пушкина были любовницы, а у Лермонтова их не было.
А что маяться? Попробуй докажи, что это не так. Мои литературно-педагогические мысли прервал звонок.
Я открыла дверь. На пороге маячил громадный парень в джинсовом костюме. Его глаза закрывали черные очки, мощные челюсти ритмично пережевывали жвачку. На пальце он прокручивал брелок с ключами от машины.
- Хай! – рявкнул он.
- Кто? Я?
- Ну.
Определённо у меня идёт сплошная черная полоса, а белой и не предвидится. Ещё один ненормальный. Первый сунул чемодан денег, второй орет: «Хай!» Может, он мазохист? Ещё врежет этими ключами, будут потом мою небесную красоту в хирургии штопать. Судорожно покопавшись в памяти, я выдала:
- Сволочь!
- Что-о?
Он снял очки и злобно посмотрел на меня. Видимо, показалось мало. Господи, я же ругательств приличных не знаю, А то, что знаю, никакую цензуру не выдерживают.
- Кот драный! Скунс вонючий! Потрох собачий! – завопила я. – Как дам по чердаку, так окно захлопнешь!
- Ты что? Совсем долбанулась? – рявкнул он. – Чего материшься?
- Так ты же сам сказал.
- Что я сказал?
- Чтобы я тебя хаяла.
- Когда?
- Сейчас.
- Я с тобою поздоровался.
- И ничего подобного! Ты сказал: «Хай!» А хаять – это ругать. У меня уши вымыты.
- Во дура! Ты что, английского не знаешь?
- Сам придурок! Я, между прочим, немецкий учила. Читаю и перевожу со словарём.
- Оно и видно, что со словарём.
- Зато у тебя интеллект из ушей свисает, – продолжала орать я. – Вламываешься в чужую квартиру и несёшь невесть что.
- Сама несёшь, - не сдавался он. – Ладно, кончай базар, я по делу. Деньги давай!
- Вкалывать надо, а не побираться. На тебе пахать можно, а ты рубли сшибаешь.
Я повернулась и пошла в комнату. Из тощей пачки вытащила десятку. Жаба медленно начала меня душить. Отдаю булку хлеба  или двести граммов не очень дорогих конфет. В передвижном магазине на эти деньги можно литр молока купить. Лето длинное, а отпускные уже тю-тю. Спрашивается, почему я должна подавать всяким лоботрясам! Дай, так потом  дорожку сюда проторят. Рада не будешь. Вернувшись в коридор, я сунула ему бумажку.
- На, подавись! Не стыдно у бабы деньги цыганить?
Он с недоумением покрутил десятку.
- Ты чего притащила? На фиг мне твоя капуста! Зелень давай.
Я взъярилась. Мало того, что грабит внаглую, ещё и требует, сам не знает чего.
- Слушай, ты хоть два класса начальной школы закончил? Я тебе не капусту, а наши российские  деньги даю. Разуй глаза! Между прочим, честно заработанные отпускные. Зеленью я не торгую, так как ни дачи, ни участка по причине ограниченных финансовых возможностей не имею.
- Кончай травить! – рявкнул он – Баксы давай.
- А франки тебе не подойдут? – заботливо спросила я. – А то сегодня ночью целый чемодан напечатала по причине бессонницы. А вот с долларами осечка вышла: клише сломалось.
Чемодан. Да это же он за чемоданчиком пришел. Всё! Пусть сам стену долбит и возмещает мне  все виды убытков: от моральных до материальных.
- Так ты Козёл? – поинтересовалась я для проформы.
- Чего? – зарычал он. – Ты на себя в зеркало посмотри: сама коза драная.
Что-то у меня не состыковывается. Козёл, которому я должна отдать  деньги, вряд ли стал  так возмущаться. Видимо, этот козёл не настоящий. Тогда пусть идёт по конкретному адресу к определенной матери.
- Ну, вот что, - гордо выпрямилась я. – Может, я и коза, может, и драная, но деньги ты у меня клянчишь, а не я у тебя.
- Да подавись ты своей десяткой! – швырнул он купюрой в меня. Это ты неделю назад мусор в дождь выносила? Да не ври! Я твою физиономию запомнил, и соседка подтвердила.
Лариса-щука. Нет, чтобы отбояриться: ничего не видела, ничего не знаю, - так растаяла при виде смазливой рожи. Хочешь -  не хочешь, а сознаваться придется.
- Да, выносила мусор, ну и что? Мы ремонт делали. А ты что предлагаешь? Ровным слоем на полу разложить, а потом  асфальтом закатать?
- Мне твой мусор до фонаря. Ты тогда говорила, что видела мужика с кейсом.
- Я?
- Ну не я же. Где кейс?
- Откуда я знаю. У мужика, наверное, не у меня, в конце концов.
-У мужика кейса нет.
- А ты спроси, куда он его дел? Что ты ко мне вяжешься? Какой-то мужик, кейс.. А корону Российской империи тебе не надо?
Как ни странно, но корона его не заинтересовала.
- Слушай, тётка, мужик этот скрылся, скорее всего уехал. Но его видели. Кейса при нем не было. Где кейс?
- Какой?
- Ты не дебильная, случаем? Битый час уже объясняю. Мусор ты выносила?
- Ну.
- Тебе мужик с кейсом попадался?
- Ну.
- Где кейс?
- А я тебе справочное бюро? Откуда я знаю. Он же дальше побежал.
-Кто?
- Мужик, конечно. Не кейс же. Они бегать не умеют, ног-то нет.
- Мужика наши видели, но кейса при нём уже не было. Гони кейс.
- Слушай, а чего ты так орешь из-за какого-то поганого кейса? Я, конечно, женщина бедная, но из гуманных побуждений могу тебе купить новый. Хочешь? А то смотреть жалко, как ты убиваешься. Чтоб не орал ты драным котом.
- Да пошла ты.. Я сам себе сотню таких кейсов могу купить.
Я внутренне заржала полковой лошадью. Такой не купишь, даже если загонишь последние штаны.
- Не майся, - улыбнулась я, мне твой чемодан не нужен. Я с сумкой хожу. И вообще, проваливай подобру-поздорову. Мне обед надо готовить, а то муж с работы вот-вот придёт.
Муж мой давно бесследно растаял как утренняя дымка. Но чем-то пугать парня надо. Я захлопнула у него перед носом  дверь, защелкнула замок, а для прочности повесила цепочку. Раздался длинный звонок.
- Гуляй, Вася, - подумала я и показала закрытой двери язык. – Средь белого дня ты ломиться не будешь. Кругом, как-никак, народ, почти все пенсионеры. С тобой связываться не будут, а вот милицию вызовут с большим удовольствием.
Средь бела дня.. А ночью? К сожалению, у меня очень развито воображение. Сразу представилась жуткая картинка.
Ночь. Мы с Иркой связаны и примотаны веревками к креслам. Рты залеплены скотчем. А неподалеку, подмигивая  оранжевым глазком, греется наш старый утюг. Куда его там при пытках ставят? На живот? Ужас! Нет, с этими деньгами надо что-то делать. Раз Козел не идёт ко мне, надо отправиться на его поиски.
Что же это может быть за Козёл? Если кличка, считай, пропало. Молодежь друг друга через одного козлами величает. А если фамилия, тогда уже полегче. Можно найти через справочное, хотя там потребуют дату и место рождения. Что-то надо придумать. Но что?
В раздумье я включила телевизор и уставилась на экран. Все то же. Опять кого-то расстреляли по заказу. Думаки упражняются в остроумии, принимая новый закон. Такое впечатление, что закон для них дело десятое, главное себя показать, покрасоваться на экране. Сообщили об очередной переписи населения. Шли дебаты по поводу реформы русского языка. Жители деревни Бухалово рассказывали о своих мытарствах и бесчисленных хождениях по поводу переименования деревни, так как трезвенникам деревни быть вечно бухающими не хотелось, а пьяницам было все равно.
Ур-а-а-а! Идею подбросил телевизор. Я рванула в ванную и сунула голову под горячую воду. Высушив волосы феном, я взбила их в дикую причёску и сбрызнула лаком. Волосы намертво застыли по стой ке  «смирно». Во  времена моей молодости такая  причёска называлась « Я у мамы дурочка». Мне  почему-то кажется, что моё внешнее содержание наверняка соответствует внутреннему. Ну и ладно! Умная женщина – это явный перебор. Пусть это достаётся мужикам. А у меня других достоинств – складывать некуда.
Собрав всю имеющуюся в наличии косметику, я уселась перед зеркалом. Да, физиономия явно из разряда б/у. Задача передо мной стояла сложная, но, думаю, вполне разрешимая. Подобных баночек, коробочек, тюбиков, щеточек во времена моей молодости не было. Мы обходились пудрой цвета загара, духами «Красная Москва» или «Ландыш серебристый». Глаза вырисовывались на пол-лица черным карандашом, который предварительно вываривали в кипятке. Тушью старались пользоваться мало, потому что делали её, скорее всего на основе хозяйственного мыла. При малейшем попадании в глаз начинали течь слёзы. Мало того, что  от наведённой красоты оставались черные потёки на щеках, покрасневшие очи напоминали глаза взбесившегося быка.
Старательно вспоминая, как выглядят мои ученицы, я осторожно размазала по лицу тональный крем. Растушевала бежевые тени и принялась за разрисовку глаз и почти не существующих бровей. Контурным карандашом обвела губы и тронула их яркой помадой. Этой же помадой мазнула по скулам и растерла её. Из зеркала смотрело на меня совершенно незнакомая женщина.
- Ничего себе! – потрясённо воскликнула я. – Может, каждый день так макияжиться?
Определённо, к такой внешности моя любимая одежда, джинсы и майка, совершенно не подходила. Я залезла в шкаф и начала перебирать вещи дочери. Пришлось влезть в какие-то узенькие и коротенькие штанишки и футболку с буржуинской надписью.
На ноги надела новые босоножки. Терпеть не могу новую обувь, но в кроссовках идти было нельзя. Ломался весь имидж. Найдя на письменном столе ежедневник, я засунула  его в сумку и бодренько отправилась к будочке «Горсправка».
За окошком данного заведения сидела размалеванная девица и с упоением  читала какую-то книгу. Вероятно, любовный роман. Жаждущих получить справку в округе не наблюдалось.
- Добрый день! – промяукала я, входя в образ, и помахала в воздухе корочкой от значка «Отличник просвещения». - Меня зовут Светлана Геннадьевна Касьяненко. В связи с проходящей  переписью населения  и реформой русского языка наша Академия наук проводит социологическое исследование. Нас интересуют нестандартные фамилии.
- А что это такое? – удивилась представительница молодого поколения.
- Понимаете, это фамилия, которая звучит необычно, нарушая  привычный звуковой ряд, вызывая нестандартные ассоциации и нарушая лингвистические нормы языка, - вдохновенно несла я полную ересь. – Мы хотим узнать, не собираются ли обладатели таких фамилий менять их в связи с вышеперечисленными событиями.
Девица обалдело тряхнула головой.
- А что, такие фамилии есть?
- Конечно, - ласково улыбнулась я. – Например, Комар, Собачка!
- Господи, - ужаснулась девушка, - Комар – куда ни шло, но Собачка… Представляете, если б у меня была такая фамилия. Виолетта Собачка. Тихий ужас!
Действительно, убойное сочетание. И что это родители наградили её таким кудрявым именем?
Девица начала сосредоточенно листать толстую книгу.
- Собачек нет, - расстроено проговорила она.
- Каких собачек?
-Ну, тех, которые будут менять фамилии. Есть только Собаченко и Сабашниковы. Будете записывать?
- Ладно, на Собачках  свет клином не сошёлся. Давайте поищем что-нибудь такое  же оригинальное. Знаете, как сейчас молодежь ругается? Козел. Вот и поищем Козлов. Вряд ли  кому захочется иметь такую фамилию. Обязательно  постараются сменить.
Урожай Козлов оказался неважным. В списке было всего три человека:
Иван Петрович Козел 52 года
Сергей Дмитриевич Козел 18 лет
Поликарп Евсеевич Козел 70 лет
Семидесятилетний Козел вряд ли мог меня заинтересовать. Хотя, кто его знает. Мужик с чемоданчиком мог вполне оказаться благодарным внуком, желающим  расплатиться с дедушкой за сказки, прочитанные на ночь. Поразмыслив, я решила оставить пока старика в покое. Пусть уж победит молодость.
Улица, на которой проживал Сергей Дмитриевич, была тенистой, и я с удовольствием шлепала в поисках дома. Это была такая же «хрущоба», как и у нас. Точно так же были исписаны стены, и пахло кошками. Я взобралась на третий этаж, нашла нужную квартиру и позвонила.
Дверь открыл молодой человек, аккуратно одетый и причесанный.
- Вы Козёл Сергей Дмитриевич? – отчеканила я.
- Козел.
- Не поняла.
- В моей фамилии ударение падает на первый слог. Козел, - вежливо ответил юноша. – Если  вы из военкомата, то пришли напрасно. Я учусь в институте и призыву не подлежу.
- Я не из военкомата. Я по другому делу. Можно пройти?
- Проходите в комнату, - посторонился он, - дверь налево.
Я вошла в небольшую, но уютную комнату. Окно, выходящее во двор, было приоткрыто, и оттуда доносились детские крики. Толстый серый кот подошел ко мне и вопросительно мяукнул.
- И по какому вопросу Вы ко мне? – спросил молодой человек.
Я тупо смотрела на него, потому что плохо представляла, как буду объяснять сложившуюся ситуацию. Хотя на нынешних молодых людей он не похож. Одет, как нормальный человек. Нет у него бритой головы, кольца в ухе, татуировки на конечностях вроде  тоже отсутствуют. Да и вид не дебильный.
- Скажите, пожалуйста, - промямлила я, - Вам деньги никто не должен?
- А разве я похож на человека, которому весь мир задолжал? – улыбнулся Сергей. – Должны. Стольник. Приятель до сих пор не вернул. Он Вас прислал?
-Да, наверное, - проговорила я, мысленно прикидывая количество денег, хранящихся у меня. Сто тысяч – это десять пачек. Что-то не сходится. В чемоданчике было гораздо больше.
- Как хорошо! – возликовал молодой человек. – У меня как раз тетради кончились, а родители на даче. Конспекты переписать не могу. Сиду и жду, когда они приедут.
- Так я же не взяла с собою чемоданчик, - брякнула я.
- Какой чемоданчик? – изумленно поднял брови Сергей- Вы сто рублей в чемоданчике носите?
Так, этот козёл был не тот Козёл, которого я искала.
- Извините, - протянула я. – Видимо, деньги я должна была передать не Вам, потому что сумма не сходится. Я пойду.
- Ничего не понимаю, - проговорил Сергей. – А мой долг?
- Это чужой долг. Не Ваш.
- Почему? – возмутился он. – Я занимал Косте стольник. Вы мне не верите?
- Верю, - вздохнула я. – Но там долг не в рублях, а в долларах. И не сто, десятки, а, может, сотни тысяч. Ума не приложу, где мне искать этого Козла.
- Козела, - машинально поправил юноша – Вы сейчас домой? Давайте я провожу, помогу донести сумку.
- Да что Вы! Спасибо! Мне отсюда два шага всего.
- Нет! На улице жара. Зачем маяться? И не спорьте, я помогу.
Мы вышли из подъезда и пошли по узкой зеленой аллее к нашему дому.
- Меня зовут Сергеем,- представился молодой человек. – Я студент.
- Я знаю! – радостно воскликнула я. – Представляете, у нас все родственники либо Сергеи, либо Натальи. Плюнь, и попадешь! Лет пятнадцать назад из Сергеев можно было целый взвод образовать: отец, брат, два зятя, племянники. Озвереть можно! Помешательством попахивало, когда они вместе собирались. Зовешь одного, а прибегает целый десяток.
- У Вас такие взрослые дочери? – удивился он. – Уже замужем?
- Ну что Вы. Зятья – это мужья сестры и племянницы. Моя еще молодая, в институте учится. Экономистом будет. Но, к сожалению, скорее всего паршивеньким.
- Почему? – вопросительно поднял брови Сергей.
- Да потому, что никак не можем прожить на зарплату. Экономим в собственной семье плохо, а уж в масштабах страны…
Да уж, нашей экономии можно только позавидовать. Говорят, что у каждого свои слабости. Так вот наши нам обходятся несколько дороговато.
Несколько лет  назад я посещала все спектакли МХАТа с участием Смоктуновского, которого я обожала. По началу каждый раз мне пытались всучить либо парочку билетов вместо одного, либо  билет  на спектакль колхоза «Три дудки» в качестве нагрузки.
Сейчас эстафету подхватила Ирка. Правда, поклонницей одного театра она не является, её больше  привлекают личности. Таким образом, она уже «фанатела» от «Современника», потому что там играет «майор Каменская», Яковлева, от малопонятной мне Земфиры, утонченной Богушевской. Сейчас  все наши финансы идут на экс-снайпершу Светлану Сурганову и Юлию Рутберг. А поскольку культура нам обходится дороже, чем просвещение, мы в постоянном пролёте.
Вторая моя слабость – кофе и конфеты. Кофе я лакаю литрами, заедая «сладкой смертью». Какой бюджет это вынесет?
Мы подошли к дому.
- Ну, пока, - улыбнулась я Сергею. – Спасибо, что проводили.
- Давайте доведу до квартиры, а то вдруг в вашем подъезде маньяк орудует?
- Это среди бела дня? – рассмеялась я. – Вы же видите, что у нас металлическая дверь. Это раньше все бомжи здесь околачивались, а сейчас только свои ходят.
Я нажала на кнопки и распахнула дверь. Вначале я решила зайти к Ларисе. Подойдя к её двери, протянула руку за сумкой.
- Я пришла. Спасибо за помощь.
- Не за что! Рад был познакомиться. Желаю найти хозяина большого капитала.
Он повернулся и легко спустился по ступенькам. Приятный молодой человек.
Я повернулась и нажала кнопку звонка. Лариска распахнула дверь и гаркнула во всё горло:
- Привет, шлюха!
- С чего бы это? – оскорбилась я. – Вроде мои нравственные принципы не позволяют..
- Да уж твои нравственные принципы всем известны, - перебила Лариска. – Поменьше бы их у тебя было. Опоздала ты,, мать, на парочку веков родиться. Да и  там, наверное,  люди себя фривольнее  вели. Я тебе точно говорю: все принципы им были по барабану. Это ты со своей праведностью носишься, как дурак, с писаной торбой. А шлюха, что? Нормальное слово. Шляешься где-то, вот шлюха и получается.
- Шляха, - машинально поправила я. – Раз шляюсь, значит не шлюха, а шляха.
- Тебе виднее, - миролюбиво ответила Лариса. – Ты про себя больше знаешь.  Слушай, у меня для тебя две новости: хорошая и очень хорошая. С какой начинать?
- Разумеется, с хорошей. Начнём по возрастающей.
- Первая. Звонила твоя племянница Наталья. Вторая: она приглашает нас на дачу в Рассудово. Шашлыки жарить.
Сказать, что я обрадовалась, - ничего не сказать. Дачу я обожаю. Она меня успокаивает. Я меняюсь, сходя на перрон, становлюсь совсем другим человеком. Меня умиляет абсолютно всё: узенькая бетонированная дорожка, незабудки, растущие по её обочине,  громадные тёмные ели, речка и деревянный узенький мостик.
Я люблю рано утром бродить по траве, влажной от росы, или сидеть на крыльце, смотреть на старые березы и слушать птиц. В городе такого счастья нет.
Там есть старая ванна, наполненная темной, застоявшейся водой, где однажды чуть не утонула моя дочь. Она решила  искупать куклу и элегантной рыбкой нырнула туда. Когда моя тётушка увидела чучело, покрытое зеленью, с которого бежали потоки воды, она сказала:
- Это чёрт, а не ребенок. Я с ней сидеть не буду.
Она совершенно забыла, что её младший правнук тоже тонул в этой ванне, а старший, однажды набрав палочек, щепочек и бумажек, развел посреди кухни костёр. Так что у каждого члена семьи с этой дачей что-то связано, и поэтому каждое лето мы рвёмся туда.
Наши старики уже давно умерли, и дачи перешли во владение молодёжи. Правда, эта молодежь  близко подползает к моему возрасту. Когда-то  дачи были засажены клубникой, яблонями, малиной. Росли огурчики и помидорчики. Сейчас картина изменилась. Потомки  разгородили углы участков, и теперь  можно гулять не только по своей территории, но и забредать  в чужие владения. Фрукты и овощи ушли в прошлое.
По вечерам мы обычно собираемся на крыльце у кого-нибудь из соседей, чаще всего у Куцельки, и точим лясы, обсуждая все проблемы, начиная от устройства Вселенной и заканчивая обменом рецептов засолки огурцов.
Куцелька – это прозвище соседки, сооруженное из её фамилии. Прозвище так прижилось и так идёт ей, что мы забыли, что её зовут Ириной. Она моложе меня. Особа необыкновенно начитанная, энергичная и громкоголосая. Читает абсолютно всё: от древних философов до жёлтой прессы. Встречает меня обычно глубокомысленными выводами:
- Слушай, Наталья, я знаешь, до чего додумалась? На даче можно не носить нижнее бельё. Экономия стирального порошка получается необыкновенная.
Слушая это, можно подумать, что Куцелька - беднейшее существо, вынужденное экономить даже на стирке нижнего белья. Дудки! Это просто её очередная блажь. Уж в чем, а в экономии её не упрекнешь. Она обожает дорогую колбаску и шоколад. Все продукты она покупает в фирменных магазинах, а не носится по оптовкам, и поэтому речь об экономии - очередной задвиг. Просто это повод надеть сарафан на голое тело и почувствовать себя свободной.
На даче народ вообще себя одеждой не мучит. В смокингах и вечерних платьях в гости не является. Я лет пятнадцать  таскаю одно и то же платье с прорехой до пояса. Но надеваю я его только в парадных случаях. Моя повседневная дачная одежда – купальник, который я напяливаю на себя,  едва войдя в дом. В таких случаях Куцелька минут десять внимательно разглядывает меня и глубокомысленно изрекает одну и ту же фразу:
- А я что, хуже что ли? Тоже сейчас надену купальник.
И оставшуюся часть лета мы с ней мотаемся по участку полуголые. Глядя на нас, иногда позволяет  себе оголиться и Наташка. Она выходит в шелковых розовых панталонах, гордо неся пышный бюст. Простота нравов царит необыкновенная.
У Куцельки есть сын Антон, которого все почему-то кличут Сидором. Сидор мал и худ, но необыкновенно симпатичен и доброжелателен. Поскольку Куцелька дымит, как паровоз, Сидор из солидарности закурил уже в первом классе.
Он страшно любознателен. Однажды, когда мы, прогуливаясь, забрели на местное кладбище, Сидор всех замучил своими вопросами.
- А почему эта тетенька умерла? Молодая ведь еще?
- Не знаю. Болела, наверное?
- Чем?
-Да откуда я знаю. Диагноз на памятниках не пишут.
Мы присели отдохнуть под старой бёрезой, а Сидор продолжал исследовать кладбище. Минут через десять он выкатил к нам.
- Чего расселись? Я там памятник с диагнозом нашел.
Идти никуда не хотелось, поэтому мы предпочли рыкнуть на мальчишку.
- Сидор, умолкни! С каким еще диагнозом?
- Да мужик там похоронен. У него на памятнике диагноз написан.
- Чего болтаешь? – лениво протянула Куцелька. – Наверное,  в катастрофе погиб. Такое иногда пишут.
- Мама, да ты умрешь, когда  узнаешь, от чего он умер! – заныл Сидор.
Несмотря на жару, сообщение нас заинтриговало. Что там могут написать на памятнике? «Скончался от повышенного артериального давления»? или: «Скончался от бронхиальной астмы»? Это даже не смешно.
Сидор уверенно несся по тропинке, мы спешили за ним. Наконец он остановился у камня.
- Во, гады какие! Смотрите. Наверное, лет по десять им припаяли, а то пожизненное. Компанией действовали, а это уже групповуха получается.
С фотографии на нас смотрело вполне симпатичное мужское лицо. Надпись скромно гласила:
«Малахов Игорь Дмитриевич. 1950-2000».
- Да, маловато пожил Игорь Дмитриевич.
- А где диагноз? – обалдело спросила я.
- Тёть Наташа, ты совсем слепая? Может, тебе очки протереть нужно? Видишь, русским языком написано: «От жены и любящих детей». Я же говорю: гады, замочили мужика.
-Кто?
- Кто, кто.. Конь в пальто? Ты больная? – взвился Сидор.- Тут же русским языком написано, что мужик умер от жены и любящих детей. Допрыгался. Они его, наверное, топором по кумполу шандарахнули. Вот и женись. Деток народишь, а они тебя в благодарность прикончат. Ну их, этих баб, на фиг. Я лучше всю жизнь феменистом проживу.
- Феминисткой, - поправила я.
- Это бабы – феминистки, а мужики феминисты, - гордо отпарировал он.
- Понимаешь Сидор, - сказала я, - это написано не о том, кто убил, а о том, кто поставил памятник: жена и любящие дети.
- Да где ты видела, чтобы чужие люди ставили памятники? На своих, родных,  хотя бы денег наскрести. Представь, пойдешь к совершенно чужому покойнику и скажешь: « А не хотите ли Вы, чтобы я памятник поставила?». Нет, здесь написано, кто убил, -убежденно ответил Сидор. – А чужим памятники ставить – вшей не хватит.
Дома я принялась собирать вещи. Собственно, собирать было особенно нечего. Надену джинсы и футболку. А на даче висит моё платье. То, самое, с прорехой. Какая-нибудь кофта всегда найдется.
Звонок в дверь прервал мои размышления о нарядах. Я поскакала в прихожую. На пороге красовался высоченный детина.
- Проверка канализационной системы, - буркнул он.
- У нас всё работает.
Терпеть не могу работников гаечного ключа и вантуза. Это просто вымогательство. Бесплатно они ничего не делают. Приходится совать в лапу. В первый раз, загруженная рассказами  о том, как нужно расплачиваться с данным контингентом, я сунула  им литровую бутылку водки и сто рублей. После этого они стали ежедневно заглядывать  к нам и задавать один и тот же вопрос:
- У Вас ничего не сломалось?
К счастью, наша канализация, хоть и убогая от древности, но держалась.
- Плановая проверка, - опять пробурчал мужик. – Когда зимой зальет, поздно будет.
С этим я была совершенно согласна. Несколько лет  назад, в период проживания в северном общежитии, я была у Ларисы в гостях. И у неё вдруг ни с того ни с сего от батареи отлетел кусок чугуна. Весь кипяток хлынул в комнату. Мы пробовали собирать воду  тряпками, но оказалось, что это мартышкин труд. Пока мы набирали одно ведро, десять выливалось на пол. Бедная Лариса кинулась  за помощью к соседу. Тот пришел, посмотрел, похмыкал, почесал в затылке, а потом объяснил  двум неразумным бабам что нужно вызывать слесарей, и ушел. Лариса кинулась к другому соседу, Фабианычу. Тот подошел к процессу по-деловому: прикрутил к батарее дощечку. Вода, правда, продолжала бежать, но не била фонтаном.
Через 15 минут к нам примчалась соседка, вопя, что некоторые несознательные сволочи залили ей всю квартиру. Еще через несколько минут с таким же заявлением явился вусмерть пьяный мужик, правда, сразу забывший, зачем он пришел. Мужик развлекал нас своими байками. Лариса с Фабианычем ползали по полу, пытаясь как-то собрать воду, а я хохотала, потому что, во-первых, не видела смысла в этом занятии, а во-вторых, происходящее напоминало филиал сумасшедшего дома.
В три часа ночи появился пьяный до посинения сантехник, который долго задумчивыми глазами смотрел на наш комнатный бассейн. Но отключить воду во всем здании он оказался в состоянии. Два дня мы щелкали зубами от холода, матеря Ларису, её батарею и все соответствующие в стране системы – от отопительной до государственной. Так что теперь сопротивляться плановому осмотру я не решилась. Свалят все неприятности на меня. Рванет где-нибудь – потом не расплюешься. Скажут, что я виновата.
Мужик потопал в кухню.
- Придётся отодвинуть холодильник, - буркнул он.
- Еще чего! – воспротивилась я. Пока мы тут провозимся, от шашлыков даже запаха не останется. – За холодильником никаких труб нет.
- Разберусь! – рявкнул он!- Никто Вас не заставляет его передвигать. Сам справлюсь.
Мать моя! Что-то более услужливые сантехники пошли. Ну что ж, пусть двигает, если ему приспичило. Не моё это дело – таскать тяжести.
- Сейчас, – кинулась я,  - банки вытащу.
- Не надо. Я осторожно.
Действительно, он как-то так ловко крутанул холодильник и уставился в освободившееся пространство.
- Ну и много труб обнаружили? - съехидничала я. – Ведь русским языком было сказано: там труб нет. Он молча придвинул холодильник и, опустившись на четвереньки, стал рассматривать пол под кухонным диваном.
- Шкафы тоже открыть? – поинтересовалась я . – У нас там краны и миниунитазы имеются.
Он покосился на меня, но ничего не сказал.
В это время ворвалась Лариска.
- Ты долго еще чесаться будешь? – заорала оно. – Через час Ирка придет, и сразу надо будет отчаливать, а то среди ночи через лес ползти придётся. И продукты еще не куплены.
Мужик поднялся с колен.
- Вы куда-то уезжаете? – поинтересовался он.
- Да, решили на пару деньков на дачу отправиться.
- И далеко ехать?
- Далеко! – вздохнула я. – В Рассудово. Но отдых того стоит.
- Как же кошки? – указал он на усатую троицу.
- Нормально, - ввязалась в разговор Лариска. – Эти проститутки ко всему привычные. Корма у них до хрена. Вода есть. Сортир у каждой свой. За два дня не сдохнут. Пусть привыкают: жизнь - штука тяжелая.
- Знаете что, - сказал мужик, - давайте я к Вам позже приду!
- Правильно! – завопила Лариса. – Ехать пора! Никуда эти трубы не удерут.

Проснулась я оттого, что кто-то тряс меня за плечо и шипел:
- Вставай! Пора уже!
- Куда? – спросонья я ничего не соображала.
- Как куда? За грибами собрались идти.
Зевая, я кое-как поднялась с постели. За окном темень – глаз коли. Я поставила на плиту чайник.
- Ты до сих пор не одета? – Наташка вошла в комнату с двумя громадными корзинами. – Сейчас Куцелька придет, а ты  всё возишься.
- Пока кофе не выпью, никуда не пойду, - демонстративно плюхнувшись на стул, я потянулась за чашкой.
Дудки! Во-первых, за окном темно. Во-вторых, кофе - это отработанный ритуал. День для меня начинается и заканчивается чашкой кофе. Поэтому умру, но не сдвинусь с места.
Вошла заспанная Куцелька.
- Пошли, - буркнула она.
- Куда «пошли», - заныла я.- Темно ведь.
- Ничего. Пока дойдем, светло будет.
Прихватив корзины, я выползла на улицу. Было прохладно. Минут десять мы плелись по улочке, обсаженной шиповником. Наконец вышли к широкому шоссе. Днём здесь пройти практически невозможно: машины идут сплошным потоком. Сейчас их не было. Мы пересекли дорогу и углубились в лес.
- Пришли, - сказала Куцелька.
- В смысле?
- Ну в лес пришли, - пояснила она, - грибы собирать можно.
- Где? – изумленно спросила я. – Ты в темноте всё видишь? Светать через час начнет, а в лесу не ранее, чем через полтора что-то можно будеть увидеть. И что мы тут будем делать? Песни дуэтом  распевать или гопак отплясывать?
- Ну посидим, отдохнем,  - не унывала Куцелька, - а если хочешь, можно и наощупь. Говорят, в этом году грибов много.
- Я не сова, - фыркнула я, - и не ёжик, чтобы ползать по корягам в темноте.
Рассвет приближался медленно. Пришлось , сидя возле корзинок, развлекать друг друга разговорами.
Щелкая зажигалкой, Куцелька заголосила:
- Тьфу, никак не могу бросить курить.
- Зачем начинала? – отозвалась я.
- Из чувства протеста. Представляешь, прихожу на работу и честно тружусь. Начальник объявляет:
- Всем курящим – перекур. Остальные продолжают работать. Оказалось, что все, кроме меня, курящие. Будешь с трех раз угадывать, кто остался в дураках?
- Нет, - мотнула головой, - и так ясно.
- Они за время перекура обсудят все новости, от мировых до личных,  а я корячусь. Перекуров-то выше крыше. Через неделю я пришла с сигаретами.
Начало светать. Кое-как держась за спину, я поднялась и огляделась. Такое могло присниться во сне. Вокруг, насколько можно было окинуть глазом, то тут, то там торчали бархатистые шляпки подосиновиков.
- Ни хрена себе, - нецензурно взвыла я. – Куцелька, смотри.
Во …! – обрадовано воскликнула Куцелька. – В рай попали.
Плюхнувшись на коленки, мы поползли по поляне, с корнем выдирая грибы.
- Слушай, - опомнилась Куцелька, - не зверей. Здесь на десятерых хватит. Собирай спокойно.
- Действительно, - опомнилась я. – Старики говорят, что большой урожай грибов – к неприятностям.
-Типун тебе на язык, - отозвалась Куцелька, - все в мире объяснимо. Дожди были сильные, а теперь тепло стоит. Грозы почти ежедневные. Вот грибы и полезли. Дачники в лес ходят в основном по субботам и воскресеньям.
За час наши корзины наполнись. Мы попробовали их поднять – не вышло. Отрываться от земли они и не думали.
- Жалко бросать! – вздохнула я. – Не найдем потом это место. Или кто-нибудь наткнётся и присвоит.
- Не боись, - ухмыльнулась Куцелька. – Снимай футболку.
- Зачем?
- Коромысло сделаем, - бодро отозвалась она и сняла футболку, большущими узлами привязала её к ручкам корзин, присела и, накинув оставшийся кусок футболки на плечи, подняла корзины.
- Что чешешься? – подмигнула она. – Действуй.
- А как мы пойдём? Голые?
- Почему голые? На нас штаны и тапочки есть, - беспечно  отозвалась она. – Да ты не переживай. У нас в посёлке народ интеллигентный. Кидаться на тебя не станут.
Вздохнув, я принялась завязывать снятую футболку на ручках корзины.
Что народ здесь интеллигентный – это факт. Я помню, как моя мать, приехавшая с дачи, потрясенно говорила:
- Представляешь, вполне приличный человек! В Большом театре на виолончели играет, а носки разные надел: один чёрный, а другой зеленый.
- У кого это? – поинтересовалась я.
- Да сосед по даче в гости приходил. Брюки на нём – чучело стыдно обрядить, а носки почему-то разные.
Тогда я просто посмеялась, а сейчас сама пойду полуодетая. Конечно, по габаритам я не напоминаю переевшую бурёнку, и грудь у меня вполне ещё ничего, ниже колен не свисает, но есть же и элементарные нормы поведения.
Я начала ломать берёзовые ветки.
- Веник хочешь сделать? – проявила интерес Куцелька.
- Грудь закрою. А то, боюсь, от мужиков отбоя не будет.
- Не боись. Ты им сто лет не нужна. Наши мужики до обеда дрыхнут.
Но женщина по общепринятым нормам должна быть скромной. Я завязала одну ветку на шее, а на неё навешала маленькие пышным ожерельем. Дикари племени Тау-Мяу облезут от зависти, увидев такой наряд: сверху копна  веток, а снизу старые, потёртые джинсы и драные тапки, из которых выглядывает  покрытый пылью палец.
- Пошли, - Куцелька взвалила на себя тяжелые корзинки. Я последовала её примеру, и мы тронулись в путь. По-моему, это напоминало сольный проход алкаша после многодневного запоя.
 Корзины тянули то в одну, то в другую сторону, от тяжести я шла на полусогнутых ногах. Берёзовые ветки лезли в лицо и норовили выколоть мне глаз.
На улицах посёлка мы никого не встретили, так что своим нарядом мне испугать местное население не удалось. Очаровать тоже. Оставив корзины на крыльце, я тихонько пробралась в комнату. Народ безмолвствовал, то есть дрых без задних ног.
- Наташка, вставай, - потрясла я родственницу за плечо. – Поднимайся. Я грибы принесла.
- Отстань! Я не ем грибы. Спать хочется.
- А что с ними делать?
- Что хочешь. Можешь засолить.
Наташка натянула одеяло и снова заснула.
Блин! Ну что делать с такой кучей? Если их оставить, то через час там червяков будет выше крыши.
Пришлось зажечь газ и поставить две кастрюли с водой на огонь. Хорошо, что чистые  банки у Наташки были. Сполоснув их под краном, я загрузила  кастрюлю доверху и отправилась мыть грибы.
Солить подосиновики – дело пустое. Лучше всего их мариновать. Зимою баночка  маринованных грибочков – это нечто. Сунув в кипяток грибы, я дождалась, пока они проварятся, и слила воду. На севере меня научили заливать грибы кипящим маслом. Поэтому пришлось ставить на огонь еще и сковородку.
Часа через два вся работа была закончена. В углу, на полу, стояли перевернутые баночки.
Я быстро сполоснулась в душе, выпила чашку кофе  и рухнула в постель.
Проснулась я от Ларискиного вопля.
- Мать твою за ногу, у тебя совесть есть?
- Есть, - подтвердила я наличие совести и протерла глаза. – По какому вопросу орем?
- Да ты знаешь, сколько времени? – не унималась Лариса. – Пятый час.
- Ну и что. Я, между прочим, легла в двенадцать, когда Вы  все еще дрыхли.
- Мы все легли в двенадцать, но уже давным-давно на ногах, а ты все подушки давишь.
- Я за грибами ходила утром.
- Правда? – заинтересовалась Лариса. – А где грибы?
- В кухне. В банках стоят.
- Ты их все засолила? – заорала Лариска. – Не могла оставить? Со сметаной пожарили бы.
- Так Наташка ест только солёные или маринованные.
- Но я-то люблю жареные, - не унималась Лариска.
- Вот сходи и набери. Их там до чёртовой матери. Нажаришь десять сковородок.
- Тогда одевайся, - скомандовала Лариса. – Пошли.
- Куда?
- Как куда? За грибами.
- Я вам что, лошадь? – заорала я. – Не пойду, хоть убей! Что мы с ними делать будем? Опять чистить, варить?
- Если хочешь, ешь сырыми, а я все-таки предпочитаю их пожарить, - отрубила Лариса и вновь заорала:
- Ирка!
- Что? – раздался голос моей дочери.
- Собирайся. За грибами пойдем.
Лариска выскочила за дверь и через пять минут появилась вновь. Не знаю, в каком хламе она откопала эти вещички, но вид был убойный. Аппетитный зад обтягивали блестящие розовые лосины, лопнувшие на боку. Верхняя часть туловища упакована в ядовито-желтую распашонку, а на ногах красовались сапоги с обрезанными голенищами. Голову украшала старая соломенная шляпка с пыльным букетом мелких роз и светлой вуалеткой. В руках она держала маленькую корзиночку.
- Ты пирожки бабушке собралась нести? – хмыкнула я.
- А чего стесняться? – засмеялась Лариса. – Тут у всех  крыша отъезжает: ходят в чём попало. Я эти тряпки на веранде нашла. Не попрусь же я в парадном костюме в лес. Жалко всё-таки.
Лариска может отправиться в лес и в парадном костюме. Но, вероятно, бацилла всеобщего пофигизма захватила и её.
- Вали! – протянула я. – Только имей в виду, что прекрасных принцев на белых лошаках там нет, и любоваться твоей небесной красотой будет некому. И корзину захвати большую. Эту ты за пару минут набёрешь.
Ирка с Ларисой ушли. Представляю, сейчас она будет рассказывать нескончаемые истории про своих любовников, предваряя каждую традиционной фразой:
- Ты свою мать, дуру, не слушай.
Ополоснувшись в душе, я поползла на кухню. Народные массы уже позавтракали и разбрелись кто куда.
Меня ожидала тарелка холодной овсяной каши и стакан молока.
Отсутствием аппетита я никогда не страдала. Есть люблю много, часто и вкусно. Даже на завтрак предпочитаю хороший кусок мяса. А вот кашу в нашем доме никто не готовит и не умеет готовить. Овсянку я, конечно, съесть могу, но с очень большой голодухи. Вероятно, я оказалась не единственной любительницей мяса, потому что холодильник сиял девственной чистотой. Содачники успели слопать и ветчину, и колбаску, и сырком не побрезговали. Пришлось жевать остывшую овсянку, запивая её молоком.
- Эдак у меня скоро грива и хвост прорежутся, - сказала я вслух и представила себе эту картину. На молоденькую игривую лошадку я не потяну по возрасту. Значит, остаётся старая, измученная кляча, со сбитыми копытами и слезящимися глазами. Холстомер. Стало жалко себя. Вот так всю жизнь. Кому пироги да пышки, а мне синяки да шишки. Вкалываешь всю жизнь, а в итоге - жуй овес.
- Есть хочется, – заныла я.
- Ты до сих пор не ела? – изумилась Куцелька.
- Да не могу я кашу есть, тем более холодную. Я мяса хочу.
Куцелька вихрем сорвалась с места  и мгновенно скрылась за кустами. Она вернулась с тарелкой, накрытой  салфеткой, и краюшкой хлеба. Давясь слюной, я сдернула салфетку. На тарелке лежали куски сырого маринованного мяса, перемешанного с колечками лука.
- Так мясо сырое, - протянула я.
- Об этом я уже подумала, - ответила Куцелька.- С одной стороны, действительно, сырое мясо, с другой, оно же маринованное. Все микробы давно уже должны загнуться. Селедку ведь тоже никто не варит. Просто маринуют или солят. И ни один не отравился. Так что лопай, не боись. На себе проверила, как Павлов на собаке. Два куска сожрала. Уж больно пахнет обалденно. Так что ешь быстрее, а то засекут нас. Вою потом не оберешься.
Я с опаской подцепила кусок мяса и засунула в рот. Ничего страшного не произошло. Мясо было очень вкусным. Быстро съев все до последнего колечка лука, мы  сунули тарелку и вилку в тазик для мытья  посуды и плюхнулись на крыльцо.
- Вообще-то  все это каннибализмом попахивает. Тебе не кажется? – сказала я.
- Каннибалы людей жрали, - возразила Куцелька, - а мы поросёнка. Зато с голодухи не скончаемся. Еще поживём. Знаешь, с голодухи и таракана съешь, – подвела она итог.
Вот это я знаю точно. Однажды побывала в такой ситуации.
Это было лет сто назад. Ну, может быть на несколько десятилетий поменьше. С моей верной подружкой Надюхой Шинкаревой мы учились тогда на первом курсе. Все было хорошо, все было при нас: молодость, красота, здоровье. Плохого почти не было. Так, мелочь одна: отчаянно не хватало денег. Вернее, хватало, но только на пару дней. Распоряжаться выданными родителями цветными бумажками мы не умели.
Однажды, когда я вернулась домой, точно зная, что дома кроме хлеба, соли и одной луковицы ничего нет, Надюха спросила:
- Есть будешь?
- Будешь! – с готовностью ответила я. – А у нас есть что есть?
- Сейчас увидишь, – таинственно улыбнулась Надюха. – Мой лапы и садись.
Подгоняемая  любопытством, я рысцой помчалась в общий умывальник, а когда вернулась, увидела, что на тарелке лежит несколько  творожных сырков с изюмом.
- Ешь, - придвинула ближе тарелку подруга, а когда тарелка была полностью опустошена, заботливо спросила:
- Вкусно?
- Очень! – чистосердечно призналась я.
- Вот и я говорю, что вкусно, а они выкинули, - вздохнула Надюха.
- Кто выкинул? – рявкнула я.
- А я откуда знаю? Визитную карточку они почему-то не оставили.
Я осталась сидеть, онемев от изумления. Как ни странно, но бунтовать против этого сообщения мой организм не собирался. Покидать желудок сыркам явно не хотелось.
- Где ты их взяла! – заорала я. – В мусорном баке?
- Ты что! – оскорбилась Надюха. – Бак забит чертежами этих остолопов с худграфа. Сырки лежали на столе. Видно, кто-то решил их выкинуть.
- Правильно, – еще громче завопила я. – Кто-то решил выкинуть, а мы решили их сожрать. Чего добру пропадать! Ты хотя бы предупреждала.
- Зачем? – пожала плечами Надюха. – Ты бы их есть отказалась. А так слопала за милую душу. Да не переживай! Может быть, их кто-нибудь просто так вынес.
- Зачем? На прогулку?
- Вот и я думаю: зачем выносить сырки на кухню? Сырки едет в комнате. Знаешь, если их вынесли с какой-то целью, то получается, что я их украла. А если выкинули, бог с ними, спасли нас от голодной смерти. Знаешь, и воровать, и подбирать выброшенное – все плохо. Но мы-то с тобой сыты.
С тех пор, садясь за стол, я всегда с подозрением разглядывала содержимое тарелки, а потом вопрошала:
- Сие не с помойки?
Так что сырое мясо – не самое худшее.


День клонился к вечеру. Лариска с Иркой притащили целую корзину грибов и теперь крутились возле плиты, обещая накормить всех жаренными в сметане грибочками. Приехала Наталья с полной сумкой огурцов и помидоров. Так что салат тоже был обеспечен.
Единственный на всю бабью компанию мужик, Андрей, возился с мангалом. А мелкота во главе с Сидором под руководством жены Андрея Любани вытаскивала под яблони столы и стулья. На столах настояла Лариса. Ещё она приказала накрыть их скатертями и поставить лампы.
- Не собаки – на земле есть. Не надорветесь, если пару столов вытащите. И керосиновые  лампы разыщите. Нечего в темноте сидеть. Да не забудьте переодеться, а то хватит ума шпаной за стол сесть.
- А ты знаешь, так даже лучше, - задумчиво сказала Куцелька. – Что-то эдакое, чеховское получается. Может, нам белые платья надеть и какие-нибудь  шляпки нацепить? Соорудим на скорую руку.
- У меня только джинсы и футболка. А кроме того, комаров будет чёртова уйма. Андрею что прикажешь надеть: фрак или смокинг?
- Чай не в дворянском собрании, – фыркнула она. В деревне проживаем. Пусть толстовку натянет.
- Все прохлаждаетесь, - раздался Ларискин вопль.- Живо готовить салат и переодеваться.
Вздохнув, мы отправились на кухню. На плите стояла здоровенная сковорода, прикрытая  чугунной крышкой.
- Не лезь! – предупредительно гаркнула Лариса. – Наталья - за салат, Куцелька режет хлеб.
Наконец все приготовления были закончены. По саду плыл одуряющий запах шашлыка. Соседи, проходящие мимо, заглядывали через забор и задавали один и тот же вопрос:
- Гуляете? Молодцы!
Наконец все уселись за столы. Андрей водрузил пару запотевших бутылок на стол.
- Водки хватит, не горюйте. В заначке еще имеется. А сейчас будут шашлычки.
Алкоголик я неважный. Косею от полстакана пива, что даёт Лариске право время от времени возвещать, что только законченные алкаши косеют от двадцати граммов спиртного.
Вино, которое поставил Андрей на стол, мне не понравилось.
Терпеть не могу сладкие вина. Но что есть, то есть, не водку же пить. Зато шашлык был обалденный! Грибы тоже. Лариса и Андрей млели от комплиментов, раздававшихся в их адрес. Наконец Лариса заявила:
- Не есть собрались. Хватит желудки набивать. Массовиков-затейников среди нас нет, поэтому будем веселиться сами.
- И каким же образом? – заинтересовалась Ирка, оторвавшись от шашлыка.
- Петь будем, - объявила Лариска и затянула:
На горе стоит береза,
Тонкая и гнутая,
По твому лицу я вижу,
Что я .. долбанутая
- Продолжайте! – завопила она.
Я веселилась. Более нелепое занятие, чем пение частушек, предложить было трудно. Дело в том, что Наталья, Любаня и Куцелька – жители мегаполиса, и прелести деревенских забав им просто не понять.
- Давайте что-нибудь из бардов, - предложила Куцелька.
- Давайте, - ничуть не обидевшись, подхватила Лариса, и окрестности вновь огласились её жизнерадостным воплем:
Когда едешь на Кавказ,
Солнце светит прямо в глаз.
Когда движешься в Европу,
Солнце светит .. тоже в глаз.
- Что это за песня? – спросила Куцелька. – Я её ни разу не слышала.
- Слушай, - засмеялась я. – Слова и музыка, наверное, народные.
- Клёво! – восхитился Сидор. – Тёть Ларис, перепишите слова. В школе спою – все завянут.
Куцелька куда-то исчезла.
- Щас приду, - пообещал Андрей и шагнул в темноту.
- Андрюха! – раздался  негодующий вопль Куцельки. – Куда ты встал? Передвинься на другую сторону кустика. Не видишь, здесь я.
- Передвигаюсь, - послушно отозвался Андрей.
- Теть Наташ, - взвизгнул Сидор, - а Вы такие песни знаете?
- Я не только песни, я даже парочку частушек знаю, – гордо возвестила я.
- Спойте, - заныл он, - ну чего Вам стоит.
Мне это вообще ничего не стоит. Я знаю слова всех песен и петь обожаю. Но почему-то окружающие, услышав моё пение, дружно просят меня заткнуться поскорее.
- Не могу, - печально ответила я.
- Почему? – изумился Сидор.
- Понимаешь, голос у меня громкий, но противный. Пою мотивно, слушать противно.
- Да плевал я на Ваш голос, - заорал Сидор. – Я песню послушать хочу.
- Ну и не отказывай себе в удовольствии, сынуля, - заявила подошедшая Куцелька.
Что ж, заставлять упрашивать себя не буду.
- Не ломайся, спой для ребёнка, - двинула меня, усаживаясь рядом, Куцелька.
Я открыла рот, набрала побольше воздуха и на выдохе заорала:
Я на пузяке лысый череп нарисую
А рядом надпись: «Не забуду, мать родную!»
Я по пустыне буду бегать с томогавком,
И на меня уже никто не будет гавкать.
- Блеск! – сверкнул глазами Сидор!
Слава богу, нашелся наконец-таки человек, оценивший по достоинству мои таланты. Нет, что не говори, а старая истина про младенца верна.
Начищу рожу я своей подруге Соне
И к дикарям на острова заробинзоню!- самозабвенно выводила я.
- У нас умер кто-то? – поинтересовался вынырнувший из темноты Андрей. В его руках блеснула бутылка.
- С чего ты взял? Типун тебе на язык, -  опешила Куцелька.
- А чего тогда Наталья так воет?
- Я не вою, а пою! – оскорблено заявила я.
- Ясненько. Этот вой у нас песней зовется, - продемонстрировал он относительное знание школьной классики.
Ну и ладно! Вам же хуже. Просить будете, в ногах валяться – не поддамся. Когда Лариска поет свои частушки, все молчат. Когда Куцелька голосит своих бардов, тоже сидят заткнувшись. Но стоит только мне открыть рот, начинаются всеобщие упражнения в остроумии и вопли. Пусть им хуже будет. Я знаю множество дворовых песен, но теперь буду молчать как рыба.
- Ну, Наталья, давай по двадцать граммов водочки, – дружелюбно предложил Андрей, не понимающий совершенно, что все удовольствие он мне уже испортил.
- Давай, но не больше двадцати, - угрюмо отозвалась я. Раз не оценили моих  вокальных способностей, сейчас надерусь и выскажу им все.
Водки оказалось действительно мало, и поэтому я одним глотком отправила её в желудок.
Моё настроение явно улучшилось. И ругаться расхотелось. Ведь совсем не обязательно моё пение должно всем нравиться. Я-то знаю, что пою хорошо. И Сидор оценил мои способности. Чего же еще нужно? Не всем же быть ценителями прекрасного.
- Тяпнем? – прервал мои размышления Андрей.
- Тяпнем, - покладисто согласилась я. – Только мне двадцать граммов.
- Естественно, - согласился он, - не сто же тебе наливать. Ну, вздрогнем! – он лихо опрокинул содержимое стаканчика себе в рот.
- Вздрагиваю! – заплетающимся языком пробормотала я и выпила глоток водки.
Нет, более гадостного напитка, чем водка человечество ещё не удосужилось изобрести. Один запах способен убить слона, не говоря уже про остальное.
- Господи, какой дурак это придумал? – вздохнула я.
- Ты о чём?- повернулся ко мне Андрюха.
- Да о водке.
- Говорят, дедушка Менделеев. Знаешь, с большой бородой. Лохматый такой.
- А что у него с собственной таблицей мало работы было? Вон сколько пустых клеточек после него осталось. Сидел бы и заполнял на досуге, чем всякую хреновину придумывать. Ты посмотри, какой вражина: ни детям, ни взрослым от его изобретений покоя нет. Если двойку по химии не получишь, то обязательно напьешься. Везде свои ручонки протянул.
- Ну я не знаю. – пробормотал Андрей, - а чем водка тебе помешала?
- Пить противно! – рявкнула я. – С души воротит, когда глотаю. Мог бы и повкуснее чего-нибудь изобрести, раз взялся.
- Слушай, у тебя какие-нибудь неприятности?
- Неприятностей у меня выше крыши,- согласился я. – Зарплата маленькая. Кран в ванной капает. В стене дыра. Мужика еще найти надо. Короче, кроме неприятностей ничего нет. Другого не держим.
- Вот это правильно, - засуетился Андрей. - С этим я тебе помогу. У нас есть один мужик. Петровичем зовут. Рост аж под два метра: руки золотые. Он тебе все сделает: и стену отремонтирует, и кран починит. Я его к тебе налажу. Самой не подойдет – Ларисе отдашь. А то взяли моду – одинокими жить. Что ты, что Лариса. Наташка с Куцелькой тоже. Уже на людей бросаетесь или песни воете.
- Да не нужен мне твой Петрович. Мне Козёл нужен.
- Да на хрена тебе козёл. Я тебе хорошего мужика предлагаю. Ты баба ничего. Знаешь, какая пара получится!
- Я еще подумаю, - закапризничала я.
- Подумай!
Пошатнувшись, я кое-как утвердилась на ногах и направилась к дому, который неожиданно куда-то исчез. Блуждая по саду в поисках дома, я зацепилась за неизвестно откуда взявшееся бревно и рухнула на землю.
- Мать твою за ногу! – заорала Куцелькиным голосом приподнявшееся бревно.
- Вы кто? – пролепетала я
- Кто, кто? Конь в пальто. Я это. Спать здесь легла, а ты по мне ногами ходишь.
- А я на руках не умею, - начала оправдываться я. – Дом потерялся куда-то.
- Утром найдется, - пообещала Куцелька. – Ложись здесь. Спи.
- Хорошо, - пробормотала я, приваливаясь к ней и натягивая на себя какое-то одеяльце.- Сплю.
- Наталья, - опять подала голос Куцелька, - ты помнишь, что сказал Кант?
- Кому, тебе? – приподнялась я.
- Нет. Как же он  мог мне сказать если..
- Мне он ничего не говорил. У меня нет таких знакомых - Кантов. У меня на «К» только два брата Казулиных, Саня и Серега.
- Да я про философа говорю.
- А они не философы. Они в одиннадцатом «Б» учатся.
- А при чём тут братья?
- Так ты же сама спрашиваешь, - удивилась я напоследок, проваливаясь в глубокий сон.
- Бля! – раздался Ларискин вопль над моим ухом, - Надо же, нажралась до такой степени, что домой не дошла.
- Отвянь, Лариса, - пробормотала Куцелька, - мы здесь спим на свежем воздухе. Видишь, я вчера постелила.
- Ты спишь – это твоё дёло. А эта старая кляча чего здесь развалилась?
- С какого панталыку я старая? – возмутилась я. – Я ещё вполне ничего.
- А ты в зеркало смотрела на это «ничего»? Хоть рожу иди сполосни. Соверши героический поступок. Да зубы не забудь почистить, а то перегаром несёт, как из пивной.
Вот в этом вся Лариска. Вчера на четверых они оприходовали три бутылки сорокоградусной - и ничего. А стоило  мне выпить двадцать граммов, как превратилась в законченную алкашку. Лариса знает, что пью я раз в год, но спорить с ней бесполезно. Поэтому, на ходу сдирая одежду,  я поползла в душ. Душ не помог: чувствовала я себя по-прежнему погано. От лежания на земле болело все тело. Комары меня объели – будь здоров. Теперь целый месяц на голодном пайке могут сидеть. Во рту – точно свора собак сделала свои собачьи дела!
- Пиво будешь? Холодненькое!- заголосила Лариса, распахивая дверь. – Небось, головка болит?
- Болит, - обреченно проговорила я. – Но пиво не буду.
- На, пей тогда, - она сунула мне в руку стакан холодного томатного сока и две таблетки.
- Что это?
- Цитрамон, - рявкнула Лариска. – Ты же у нас дама особенная. Тебе только дурацкий цитрамон помогает. Все не как у людей. Одевайся, ехать пора, а то там твои проститутки с голоду подохнут.
Ехать было пора, хотя кошки с голода вряд ли подохнут. Но так как они не только едят, но и совершают обратный процесс, дома уже, наверное, можно будет задохнуться.
- На, одежду я тебе погладила, - швырнула Лариска вещи, - а то хватит ума домой помятой отправиться.
Нет, Лариска – человек. Хоть орет без передышки и матюгается так, что сапожник позавидует, но с нею не пропадешь.


Мы уже подходили к дому, когда Лариска, задрав голову, вдруг завизжала:
- Ты с ума, мать сошла! Балкон-то зачем открытым оставила? Ведь твои шлюхи свалиться могли. Смотри, вон морды свои усатые выставили.
Я запрокинула голову. Балкон был приоткрыт, а на старой тумбочке сидели мои кошки, гордо поглядывая по сторонам.
Во избежания блох и прочей заразы кошек на улицу я никогда не выпускаю. Поэтому они пользуются любой возможностью удрать на балкон, чтобы насладиться иллюзией свободы.
Это действительно странно, потому что, уходя, я несколько раз все проверяю: газ, воду, балкон, свет. Старею, наверно, раз так лопухнулась.
Мы вошли в подъезд. Лариса достала ключ и воткнула его в скважину. Неожиданно дверь распахнулась.
- Это у тебя, Лариса, засклерозило, - расхохоталась я. – Ты-то как дверь забыла закрыть?
Но Лариска, бросив сумки,  рванула в комнату. Мы кинулись за ней.
Сказать, что по квартире прошёл Мамай,- ничего не сказать. На полу валялась одежда и постельное бельё, вытащенное  из шкафа. Любимое Ларискино кресло было разодрано и выпотрошено.
На кухне нашим глазам явилось зрелище не для слабонервных. Рассыпанная крупа, перевернутые банки с вареньем. Даже кочан капусты был разобран на отдельные составляющие. Холодильник сиял девственной пустотой.
- Бля! – завопила Лариска и кинулась к перевернутым книжным полкам. Судорожно разбрасывая книги, она со всхлипом причитала:
- Все деньги украли! Всё золото!
«Всё золото» - это, конечно, сказано слишком громко, потому что у Лариски из золота всего-то имелось, что широкое обручальное кольцо, память о беглом муже, немудреные янтарные серьги и тоненькая цепочка, которую Лариса обычно носит на шее, но, боясь порвать её на даче, на этот раз оставила дома. Конечно, домушник не очень разживётся, похитив эти вещички, но для Ларисы эти вещи очень дороги.
- Сколько денег украли? – спросила я.
- Восемьсот, - давясь рыданиями, прошептала Лариса. – Теперь до пенсии не доживу. Через три недели только принесут. И продукты все изгадили.
-Доживешь, деваться некуда. Деньги у нас пока еще есть, продукты тоже. Как-нибудь перебьемся.
- Перебьемся, - вытирая носовым платком зарёванное лицо, скривилась Лариска. – Конечно, перебьемся, нам не привыкать! Всю жизнь перебиваемся. Ты вон третий год в одной юбке ходишь.
- Где третий, там и четвертый, - проговорила я. – Хорошо не жили – нечего и привыкать.
- Милицию надо вызвать, - сказала до сих пор молчавшая Ирка. – Лариса Дмитриевна, мы сейчас поднимемся и вызовем милицию.
- Хорошо! – согласно кивнула Лариса.
Мы вышли из квартиры и начали подниматься по лестнице.
- Жалко Ларису, - сказала Ирка. – Лучше бы нас ограбили!
- Почему? – изумилась я.
- Да потому. Во-первых, воровать у нас нечего. Ну, сперли бы пару колец.
- Четыре, - поправила я.
- Хорошо, четыре кольца. Кому они нужны? Обыкновенный ширпотреб. Ты их не носишь, я тоже. Так что потеря невелика.
- Это во-первых. А во-вторых? – поинтересовалась я.
- Во-вторых, из одежды у нас тащить нечего. Тут у жулика полный облом выйдет. Чем учителя грабить, лучше на свалке покопаться. Там больше шансов найти что-нибудь приличное. А те деньги, что остались у нас, это не деньги, а слёзы. Да и относимся мы ко всему гораздо легче, чем Лариса. Ладно, открывай дверь.
Я засунула ключ в дверь и попыталась повернуть его, но он не поворачивался. Замок у нас заедает почти всегда. Но менять его никак не решимся. Как только посчитаем, в какую сумму выльется это удовольствие, так сразу откладываем всё на более поздние сроки. Тем более что воевать с ключом обычно приходится мне, так как Ирка возвращается из института вечером.
Провозившись с замком минут десять, мы вошли в комнату и замерли.
- Мать, - нарушила  тишину Ирка, - а тебе не кажется, что и нас посетили незваные гости?
Нет, нас не ожидало вспоротое кресло, и единственный диван был цел. На кухне не было  мешанины из макарон и варенья. Казалось, что все было как обычно. Но это только казалось. Диван, на котором я провожу большую часть свободного времени, явно отодвигали от стены, потому что на свежевыкрашенном полу виднелась большая царапина, книги на полках и стеллажах переставляли. В обычное время  они у меня стоят  подобранные по цвету корешков. У нас есть черная полка, зеленая, красная, синяя и так далее. Исключение я сделала лишь для моих любимых женщин – детективщиц: Марининой, Хмелевской и Дашковой. Их книги выпущены в таких весёлых обложках, что они у меня стоят особняком, скрашивая строгие тома классиков.
- Вызывай милицию. Да не забудь сказать, что нас тоже ограбили.
- Я о том, что нас ограбили,  говорить не буду.
- Почему? – удивилась я.
- По кочану, - рубанула Ирка. - Продукты целы. Даже на твою «Дунькину радость», дешевые конфеты, никто не польстился. Золото и деньги тоже целы. Так что нечего поднимать панику. Кроме того, к нам в квартиры лазили совершенно разные люди.
- Почему?
- Мать, ты странный человек, - вздохнула дочь. – Я уж не говорю о том, что преподавателю литературы несколько неприлично читать детективы, на мой взгляд. Но уж если ты их читаешь, то надо помнить, что в них написано. Ты помнишь?
- Не всегда! – честно призналась я. – Многое ускользает. Но я их перечитываю.
- Лучше бы ты перечитывала классическую литературу. Больше пользы было бы.
- Я девять месяцев в году изучаю классику, - заорала я. – А твои современники до меня не доходят! Не понимаю я их!
- Мозг развивать нужно, тогда дойдет, - огрызнулась Ирка. – Но тебе это явно не грозит.
- Оскорбляешь родную мать?
- Да что ты! Старенькую, больную, единственную, которую даже защитить некому. Я не изувер. Я просто ставлю диагноз.
- Убью! – пообещала я. – И рука не дрогнет.
- Так вот, ты, даже читая свои детективы, не понимаешь, что картина преступления у нас и у Лариски разная. Следовательно, к нам лезли разные люди.
- Действительно, - промямлила я, представляя разгром в Ларискиной квартире. – Ну а почему нельзя говорить, что к нам тоже залезли?
- А потому, - раскипятилась дочь, потому что к нам лезли не за твоим самоварным золотом и не за твоими нищенскими отпускными, которые мы почти уже все проели, а совсем за другим. Сечешь?
- Не секу! – подумав, призналась я.
- Господи! – заорала Ирка. – Да в кого ты у меня уродилась? Бабушка, говорят,  была почти гениальная женщина. Дед тоже не дурак. Ты-то в кого уродилась? Чьи у тебя гены?
- Крокодиловы! У Чебурашки были плохие Гены! – обиделась я.
- Им совсем другие деньги нужны. И искали они осторожно. Вокруг чисто, порядок. Следов никаких нет. Если б не открытый балкон, царапина на полу и перепутанные книги, фиг бы ты догадалась. Если б я не обратила твоё внимание, ты бы сама ничего не заметила. Забыла, как у тебя мебель из квартиры вытащили.
Такой факт в моей биографии имел место быть. После института меня отправили на три года сеять разумное, доброе, вечное в деревню. Как положено, снабдили отдельной квартирой и выделили, непонятно для чего, две кровати, два стола и несколько стульев.
Всю мебель я, недолго думая, распихала по углам. Но один угол оказался свободным, так как стол и пара стульев перекочевали в кухню. Оставшийся угол я украсила букетом осенних веток. На этом я посчитала дизайн квартиры завершенным.
Летом я сдала ключ коменданту и уехала к родителям в отпуск, чтобы валяться на диване и читать книги.
Вернувшись назад к месту обязательно-принудительной ссылки, я продолжала жизнерадостно трудиться. Жизнерадостно потому, что мне всё нравилось: деревня, школа, дети.
Но идиллию разрушила мать, явившись ко мне с очередной проверкой. Оглядевшись, она спросила:
- А где я буду спать? Куда кровать исчезла?
- Не знаю, - пробормотала я, с изумлением отметив отсутствие данного предмета интерьера.
- Так. Нет еще стола и двух стульев, - подытожила она. – Куда они пропали? Что  ты теперь сдавать коменданту будешь? Тебя ограбили?
- Не знаю, - развела я руками.
После расследования, проведённого матерью, оказалось, что в конце лета в деревню приезжали солдаты убирать очередной урожай, и излишки мебели у меня изъяли за ненадобностью. Предупредить меня об этом забыли или не сочли нужным. А я такой мелочи, как пропажа мебели, совершенно не заметила.
- Боже! – сокрушалась после этого мать. – Как ты будешь жить? Ты же совершенно не видишь, что творится вокруг.
- Очень просто! – смеялась я. – Стол, стул и кровать у меня все-таки остались. Вот если б и их вытащили, то это я точно бы заметила.
Спать на чём-то нужно было бы. Не на пол же ложиться!
- Боюсь, что скоро ты до этого докатишься со своей рассеянностью, - грустно отозвалась она. – У людей дети как дети, а у меня…
- Так ты не понимаешь, почему нельзя говорить о том, - продолжала дочь, - что к нам залезли?
- Почему? – вытаращила я глаза.
- Объясняю четко и подробно, - металлическим голосом отчеканила она. – Если у нас ничего не украли, а деньги и твои безделушки остались целыми, следовательно, они искали что-то другое.
- А что? – заинтересовалась я.
- А ты не догадываешься?
- Откуда? – пожала я плечами.
-Вспомни о дипломате.
- О каком? Я их вообще  ни одного не знаю. По-моему Коллонтай была дипломатом. Нет, она была послом, кажется, в Мексике. А может, и не в Мексике. Но где-то точно была. Слушай, а посол и дипломат – это одно и то же?
- В Швеции она была послом. Я говорю о другом дипломате. Маленьком симпатичном чемоданчике, который мы с тобой замуровали в стену.
- Ой, а я забыла про него совсем, - сокрушенно сказала я. – Но почему милиции нельзя ничего говорить?
- А потому, что ты потом год будешь объяснять, откуда взялись деньги, кто их тебе передал. И может оказаться, что деньги эти ворованные, что вероятнее всего. Их просто-напросто откуда-нибудь скоммуниздили, а ты их прячешь. Подельницей являешься. Учитывая величину наличности, лет на пятнадцать потянешь. А если уж очень посчастливится, то и пожизненное отхватишь. «Бонни, Бонни, где твой Клайд?» - пропела она. – Так что сиди и не рыпайся. Лучше думай, как от денег избавиться.
- Завтра пойду искать остальных Козлов, - решительно сказала я.
- Уж сделай милость, – буркнула Ирка, - а то слишком  весело жить начинаем, не пришлось бы плакать. Иди к Ларисе. Поможешь ей убраться да и заодно и понятой будешь. Кому-то такое счастье должно выпасть. Почему не тебе? Подруги всё-таки.
- Пятнадцать многовато, -  вздохнула я. – Значит, сколько мне лет будет, когда я из тюрьмы выйду?
- Я считать умею, - отозвалась дочь. – Конечно, пожизненное заключение лучше. Представляешь, сколько денег сэкономим! Весь остаток жизни на полном государственном обеспечении проведешь. И мне свой долг выполнять не придётся. Нет, мать, иди и сдавайся. Государство тоже свой бюджет пополнит. Бери свои драные тапочки – и вперед, к ментам. Зубную щетку можешь не брать. Зубки у тебя там сразу от нехватки витаминов повыпадают. И волосики тоже вылезут. Расческу тоже не бери. Косыночку захвати, лысину-то прикрыть надо будет, а то кто-нибудь тебя за дедушку Ильича примет.
- Не надоело над матерью издеваться? – буркнула я. – Ну-ну.
Остаток дня мы сражались с нашей доблестной милицией и занимались уборкой квартиры.
Следователь  долго и нудно выспрашивал, куда и с какой целью мы уезжали, почему на видном месте оставили деньги и золото, кто знал о нашем предстоящем отъезде.
- Знаешь, хрен с ними, с этими деньгами, - сказала Лариса, вздохнув, после его ухода. – Вот помяни, станут они  им колом в глотке. Воровством богатства не наживешь. Обидно,  что квартиру изуродовали. Ведь не просто ограбили, а изгадили всё.
Я осмотрелась. Грязь Лариса уже смела, но стены были все в пятнах от масла и варенья.
Действительно, придурки, а не жулики. Нормальный вор сгребет, что подороже, и уйдет. А эти поиздеваться решили.
- Ладно, – прервала меня Лариса, - не трави душу. Положение – хуже губернаторского: нет ни обоев, ни клея, ни денег.
- Есть! – заорала я. – Клей и обои есть. У нас от ремонта остались. Мы же прихожую не доклеили. Только, - осеклась я, - обои у нас двух видов. Мы  же комнату и кухню разными обоями клеили.
- Плохо, - пригорюнилась она. – Все у вас не как у людей. Слушай, рисунок у них разный, но цвет-то одинаковый.
- Одинаковый, - подтвердила я.
- Тащи сюда, - скомандовала Лариса. – Будем комбинировать.
Рысцой я помчалась домой.
- Как там Лариса? Жива? – поинтересовалась Ирка. – Все рыдает?
- Да нет, отошла. Где у нас остатки обоев? Она решила все заново переклеить.
- Пусть клеит. Все занятие для нее. Хоть немного отвлечется.
Ирка вытащила рулоны обоев и пачки клея.
- Мать, мне  придётся на неделю исчезнуть: нашу группу на уборку огурцов в какой-то совхоз отправляют. Проживешь без меня?
- Постараюсь. Только огурцы откуда так внезапно возникли?
- От верблюда. Лужков шутит – студенческие отряды создаёт. Убирать овощи кому-то надо? Надо. Свою студенческую юность забыла? Что там у вас было? Костры, подгоревшая каша, комары, песни под гитару? Любовь-морковь?
- Всё было, - расплылась я. – У нас такие мальчики вежливые были…
- На вашем факультете невест еще и парни водились? – удивилась Ирка.
- В количестве трех штук, - гордо ответила я. – Но это не наши мальчишки. Наши – это институтская богема, художественно-графический факультет. Все – непризнанные гении. По-моему, до сих пор, потому что ни о ком из них я ничего не слышала.
- То-то меня временами в культуру и искусство потягивает, - засмеялась Ирка. - Это наследственность сказывается. За меня не беспокойся. Мои нравственные принципы на высоком уровне. Мальчиков к себе буду подпускать только на пионерское расстояние. Обязуюсь травку не курить, колёсики не глотать и укольчиками не задвигаться. Шею мыть и зубы чистить буду каждый день.
- А огурцы – это обязательно?
- Обязательно, - твёрдо ответила Ирка. – Должна же я выполнить свой гражданский долг перед Родиной? Кто, если не я? Есть такая профессия – огурцы собирать. Вас этому учили?
- Этому, - вздохнула я.
Два дня мы колотились с Ларискиной квартирой. Рисовали различные комбинации на бумаге и ругались до хрипоты, отстаивая свои задумки. Ползали с линейкой и карандашом по полу, кроя обои. Результат  не замедлил сказаться. Комната сияла, как пасхальное яичко.
Мы даже ухитрились отреставрировать изуродованное кресло. Лариска запихала в него потроха, оторвала старую обивку. Покопавшись в своих запасах, отыскала кусок драпировочной ткани. Провозившись с креслом несколько часов, она гордо представила своё творение глазам изумлённой публики, то есть мне.
- Ну, как? – поинтересовалась она.
– Мне ни в жизни так не сделать!
- Из остатков сошью покрывало на диван. А ты мне отдашь корзину для цветов.
- Зачем?
- Икебану сделаю. Хочу жить по-новому. А у тебя она всё равно зря валяется.
- Стоит, - поправилась я.
- Один хрен! Пусть стоит. А я такой букет зафигачу – ни один «Квартирный вопрос» за мной не угонится. Да, я на пару дней к тебе переселюсь. Пол решила покрасить.
- Переселяйся. Ирка на огурцах. Не так скучно будет.
- А то ты скучала когда-нибудь, - хмыкнула Лариса. - Ладно, я начинаю красить, а ты иди, ужин приготовь.

Вечером Лариска перебралась ко мне. Перебралась – громко сказано. В руках у неё был пакет с туалетными принадлежностями, халатом, ночной рубашкой и бигудями. Но сама она была при полном параде.
Усевшись за стол, она подмигнула мне и вытащила бутылку «Монастырской избы».
- Ну, мать, за новую жизнь сейчас тяпнем.
- С чего это вдруг она поновеет? – поинтересовалась я.
- Квартиру второй раз подряд отремонтировала. Надо и жизнь менять. Скучно живём.
- Ну, если ты это считаешь скучным, то что тогда весело? – засмеялась я. – По-моему, у нас сплошные события происходят: квартиру взломали, деньги свистнули. – тут я осеклась.
- Фигня все это, а не жизнь. Вот чего бы ты хотела? Только честно.
- Честно? – я зажмурилась, представив размеры того, чего я хотела. Но, как ни странно, огромных желаний не возникало, и я решила обнаглеть – Чтобы зарплату вполовину повысили. Чтобы Ирка окончила институт и начала работать.
- Я тебя не про Ирку спрашиваю, – перебила меня Лариса. - Я про тебя. Чего бы ты хотела для себя?
- Для себя? – я задумалась. - Двухкомнатную квартиру и шубу.
- Ты еще скажи  - новую юбку, съязвила она.
- Юбку тоже, - подтвердила я – Знаешь, длинную и широкую, в клеточку. Впереди – петелька и шнурок, чтобы её можно было подбирать повыше.
- Оставь юбку в покое!- рявкнула Лариса. – Объясни русским языком, почему тебе нужна именно двухкомнатная квартира?
- А чего тут объяснять?- пожала я плечами. – И так все понятно. Одной комнаты нам мало. К занятиям Ирка готовится в ванной, сидя на корзине с бельём и обнимая унитаз за отсутствием свободного места. Спит на раскладушке. А так каждому по комнате. Друг другу мешать не будем.
- У Ирки своя комната, - пропела Лариса, - а ты опять на бобах останешься. В общей комнате, на диванчике, гнуться будешь. Трехкомнатная нужна!
- Нужна-то нужна, а кто мне её даст? И знаешь, Лариса, чтобы дом  был новый, с иголочки. Чтобы ничего не ломалось, не протекало и не капало. И чтоб горячая вода была. А то от нашей колонки жуть берет. Воет, как атомный реактор перед взрывом. А тут… представляешь: красивая ванная, много пены и …
- И в ней полощется лохматое чучело, - перебила Лариска.
- Это почему чучело? – оскорбилась я.
- А потому, - заорала Лариска, - потому что ты экономишь на всём, даже на стрижке собственной башки. Слушай, а шуба тебе зачем нужна? – заинтересовалась она.
- Не знаю, - вздохнула я. – Хочется - и все тут. Вообще-то шуба у меня однажды была. Из искусственной собаки. А хочется натуральную. Просто так! Вот чтоб накинуть и пойти. И чтоб она была красивая-красивая.
- Ох, и бестолковая же ты, - вздохнула Лариса. – К такой шубе машина нужна. Лимузин, например.
- Почему лимузин? – заинтересовалась я.
- Да потому, что я других названий не знаю.
Нет, вру, знаю. Джип! Но джип, мне кажется, это что-то короткое и квадратное. И звучит очень противно, как лай: джип. А лимузин – это что-то очень длинное и красивое. Представляешь, выходим  мы с тобой из лимузина в шубах и небрежно, с достоинством, ни на кого не глядя, идем.
- Еж и страус, - брякнула я.
- Причем тут еж и страус, когда я про нас говорю.
- Мы с тобою будем выглядеть, как ёж и страус. Я высокая и худая, а ты маленькая и полная.
- Каблуки надену!- Отмахнулась Лариска. – Так вот идем мы, а по бокам у нас два мужика.
- Какие? – с любопытством спросила я.
- Естественно, самые лучшие, - гордо сказала Лариса. – Неужели при таких шубах и лимузинах мы с тобою всякую шелупонь подбирать будем?
- Не будем, - согласилась я. – Возьмем самых лучших.
- А вот за это надо выпить. Иначе ничего не сбудется.
Она принялась разливать вино по стаканам.
- Так вот, - я взяла себе Джигарханяна.
- Почему? – чуть не захлебнулась я.
- Потому! – рявкнула Лариса. – Имею право! Хочу Джигарханяна – точка! Во-первых, он мне нравится. Во-вторых, подозреваю, что он далеко не дурак. К тому же снимается много. Так что при бабках. Нет, пусть будет Джигарханян. Так, теперь тебе мужика надо подобрать. Кого брать будем?
- Не знаю, - пожала я плечами.
- Сейчас подумаем, - сказала Лариса и наморщила лоб. – Боярский подойдет?
- Нет! – решительно сказала я. – Не подойдет.
- Это еще почему? – возмутилась она. – Красавец-мужчина. Чего ломаешься? Тоже фря нашлась. Боярский ей не подходит. Ты к зеркалу подойди  и посмотри на себя, - дала она традиционный совет.
- Щас, - я поползла в ванную. Из зеркала на меня уставилась странная тётка не первой свежести, со вздыбленными волосами, красной физиономией и абсолютно бессмысленными глазами. Огорчённо вздохнув, я отправилась в обратный путь.
- Боярский не подойдет, - сказала я Ларисе. – Вернее, я не подойду. Рожей не вышла. Какая-то она у меня злокачественная.
- Да плевали мы на него! - заорала Лариска. – Тоже кочевряжится. Рожа, видишь ли, ему твоя не подходит. Успокойся, - погладила она меня по плечу. – Мы тебе другого найдём. Хорошего. Хуана-Альберто хочешь? Умный, честный, благородный. За женщин заступается.
- А это кто?
- А хрен его знает! По телевизору в каком-то сериале показывали. Черный такой, симпатичный.
- Нет, я черных не люблю, - энергично отвергла я незнакомого мне Хуана-Альберто. – Мне блондины нравятся. И чтобы глаза голубые.
- Перекрасим! – решительно рубанула Лариска – здесь у нас не Мексика. Или пусть блондином становится, или уматывает к чертовой матери в свою Испанию. Мы другого подберем.
- Конечно, подберем, - охотно согласилась я. – Пусть уматывает. Я и не очень-то хотела. Слушай, Лариса, а куда мы идём?
- Никуда, - с недоумением ответила она. – Мы у тебя на кухне сидим, новую жизнь отмечаем. Её начало. Мы же с сегодняшнего дня живем по новому.
- Да нет! Ты же сама сказала, что шубы, лимузин, Джигарханян, и мы с тобой идем. Куда мы идём?
- Да, – наморщила лоб Лариска, - куда-то идём. А-а-а, в казино мы с тобою идём, в рулетку играть.
- А ты в неё хоть раз играла? – с любопытством заглянула я ей в лицо. Вот уж и не подозревала, что Лариска способна на такие подвиги.
- Неважно, - гордо приосанилась та. – Не играла. Но вот теперь поиграю от пуза. Денег-то навалом. Не переживай, ты тоже поиграешь. На всех бабок хватит. Там надо рычажок нажать, а шарик запрыгает и остановится. Крупье к тебе деньги лопаткой гребет, гребет.
- Неправильно! – завопила я. – Он сгребет тебе фишки, а мы их обменяем на деньги. Я в кино видела.
- Конечно, поменяем, - хихикнула она. – Было бы что менять. Это мы запросто. А потом пойдем с полными сумками денег. Гордые и неприступные как айсберги.
- Нет, неприступные – это горы.
- Ладно, гордые и неприступные, как горы. Как два Эвереста.
- Знаешь, мать, денег у нас с тобой до .. – она покрутила головой, подыскивая подходящее сравнение, но, не найдя его, завела другую пластинку. – Надо это дело обязательно обмыть, а то не сбудется. Доставай бутылочку да не жмись. У тебя заначка в диванчике спрятана, я знаю.
- Это не заначка, а шампанское. Подарили на 8 Марта.
- Это оно полгода пылью покрывается? – взвыла Лариска. – Скисло уже, небось. В уксус превратилось. Дай достану.
Я сползла с диванчика. Лариска, тихо поминая всех моих родственников по материнской линии, выхватила бутылку и принялась её открывать. Проволка, оплетавшая горлышко, обломилась.
- Вот зараза, - бормотала Лариска, пытаясь поддеть её остатки ножом, - никак не открывается.
Кое-как ей удалось справиться с проволкой, и она принялась ножом ковырять пробку. Пенная струя с шумом вылетела из бутылки и ударила в потолок. Лариса с визгом выронила бутылку, и та начала крутиться, поливая все вокруг.
-Чашки подставляй! Выльется всё! – орала Лариса.
Подхватив бутылку, я направила её горлышко в чашку. Золотистая влага быстро наполнила ёмкость.
- Сволочь!- с выражением возвестила Лариска. – Полбутылки вылилось. Чего сидишь? Тряпку тащи, пол протереть нужно.
Вытирая шампанское, я сказала расстроенной Ларисе:
- Не боись! Мы с тобой теперь женщины богатые. Любое вино купим.
- И какое?- заинтересовалась она.
Я задумалась. Вообще-то знаток вин из меня дерьмовый. Придётся призвать на помощь литературу.
- Аи! – вспомнила я. – «Я прислал тебе розу в бокале золотого, как солнце, аи».
- Красиво! – восхитилась Лариска. – Только если запихивать в бокал розу, то места для вина совсем не останется. Нет, давай так: розы отдельно, вино отдельно. Слушай, а я где-то слышала, что есть дорогое вино, «Мадам Клико» называется.
- По-моему, «Вдова Клико».
- Да ты что? Уже вдова? Ну что за жизнь! Как путёвая баба попадется, так муж либо сбежит, либо помрет. Нет справедливости на свете. Берем «Вдову», надо бабу материально поддержать. Какой-то процент с продажи она ведь получает. Небось, тоже с копейки на копейку перебивается.
Раскрыв рот, я пыталась въехать в логику Ларискиных рассуждений, но мысли разбегались в разные стороны горошинами.
- А сейчас мы с тобою будем петь! – торжественно заявила она и завела. – Голубая луна-а, голубая-луна-а!
- Голубая, голубая, голубая луна! –взвыла я.
- Голубая луна-а, - выводила рулады Лариса.
- Голубая, голубая, голубая луна! – вторила я.
Мы подскочили с места и стали прыгать в такт собственному пению.
Стук в дверь прервал наше веселье, не дав набрать ему силу. Я открыла дверь. На пороге, покачиваясь, во все оставшиеся зубы улыбался Васючок.
- Ба! И Лариска здесь! – обдав меня запахом недельного перегара, протиснулся он в комнату. – Что случилось? У Вас такой крик стоял. Вот на помощь решил кинуться, соседок спасти, жертвуя собственной жизнью. Как говорится. Ой, да вы, девки, пьяные. С чего это вы надрались?
-Не пьяные, а выпившие, – отчеканила Лариса. – А ты не спасать нас кинулся. Просто твой длинный нос выпивку халявную учуял, вот ты и решил поживиться. Наливай себе, пока я добрая, и проваливай. Чтоб духу твоего не было! А то взял моду – кайф ломать.
- Щас! – гаркнул Васючок. Он схватил со стола бокал и одним махом выхлебал шампанское. Пошарив на столе, зацепил кусок хлеба и несколько кусков колбасы. Соорудил бутерброд, еще шмякнул сверху кусок сыра  и отправился к двери, предупредив:
- Девки, нужна будет помощь – зовите. Примчусь Сивкой-буркой! Для вас на всё согласный. Любому глотку перегрызу за своих соседок.
- Сивка-бурка! – рявкнула Лариса. – Мало того, что всё сожрал, еще и настроение испортил. Ладно, пошли спать.
- Пошли, - покорно согласилась я, - а посуду завтра помоем.
Лучше бы я ничего не говорила, потому что Лариса сразу завелась.
- Вообще-то я терпеть не могу грязную посуду. Но у тебя руки из одного места торчат, все переколотишь. Поэтому брось её в раковину, а утром вымоешь. Да стол  протри хорошенько, а то набегут сейчас твои шлюхи пушистые.
Я побросала в мойку посуду и повозила по столу тряпкой. Позёвывая, поползла к дивану и стала раскладывать постель.
- Куда? – взвизгнула Лариска. – Иди на раскладушку! Хорошо же ты гостей встречаешь. Как только ты меня на кошачью подстилку не уложила. Ты же знаешь, что я люблю спать на нормальной постели, а не в гамаке.
Пришлось ставить раскладушку и укладываться на ней. Но уснуть мешала Лариска. Надев кокетливую в кружавчиках рубашку и намазав лицо кремом, она принялась стаскивать в коридор все стулья.
- Ты что делаешь? – подняла я голову. – Зачем стулья в коридор тянешь.
- Чтобы дверь забаррикадировать, - ответила Лариса. – Если кто сунется – услышим.
- Да ломай ты себе голову, - пробормотала я, закрывая глаза.
Проснулась я от страшного грохота. Ничего не соображая спросонья, кинулась в коридор. На полу лежал какой-то мужик, а вокруг него валялись стулья, табуретки, пустые кастрюли.
- Кто это? – взвизгнула я от страха.
- Маньяк, - завопила Лариска. – Караул! Убивают!
Мужик, что-то нечленораздельно бормоча, пытался освободиться от излишков мебели, обрушившейся на него.
- Тащи что-нибудь тяжелое! – крикнула я, пытаясь придавить мужика стулом.
- Лариска метнулась в ванную, схватила тазик и изо всей силы шмякнула мужика по голове. Тот обмяк и уткнулся носом в пол. Пододеяльники и простыни мокрыми лягушками шлепнулись на него.
- Его надо связать и вызвать милицию, - хрипло сказала Лариса.
- Верёвка в ванной, - мотнула я головой. Лариса притащила верёвку, постояла над мужиком и начала завязывать её на ноге мужика. Потом протянула её к руке и, обмотав несколько раз, начала опутывать вторую ногу. Тот лежал неподвижно.
- Что-то он не шевелится, - проговорила Лариса, наклонившись над лежащим телом. – Послушай, он дышит?
- Я боюсь, – прошептала я. – По-моему, ты его убила.
- С ума сошла! – взвизгнула Лариса. – Я его не убивала! Он сам. Кто его просил в квартиру лезть?
- Да, но посмотри: он же не шевелится! Вдруг у него голова – самое слабое место в организме?
- Да какое слабое! Смотри, какой лось, - завопила она. – Что теперь делать?
- Что, что… На улицу вытащить и протереть, чтоб отпечатков пальцев не осталось.
- Да нечего тут вытирать, он мокрый весь.
Лариска дернула мужика за ногу, опутанную веревкой. Он не пошевелился.
- Точно умер! – зарыдала она и кинулась в кухню. Назад она вернулась с большим кухонным ножом.
- Ты что делать  собралась?- ужаснулась я.
- Его нужно как-то расчленить и вынести, закопать где-нибудь, - отрешенно отозвалась Лариска. – Другого выхода нет.
- Ты его здесь расчленять собралась?
Она кивнула головой.
- Нет уж, миленькая. Волоки его к себе и члени, как твоей душеньке будет угодно: хоть вдоль, хоть поперек. А у меня не смей. Ты знаешь, сколько здесь крови будет?
- Сколько?
- Да литров десять, а может  и все одиннадцать, - приблизительно прикинула я, оглядывая громадное тело.
Мужик  застонал и пошевелился.
- Живой! – кинулась к нему Лариска. – Господи, ты живой? Кто ты?
- Петрович, - пытаясь сесть, сказал мужик и стряхнул с себя мокрый пододеяльник.
- Это жених, - прошептала я.
- Чей? – вызверилась Лариска.
- Твой, мой, чей угодно. Его Андрюха прислал. О нашей женской неполноценности побеспокоился. Распутывай его поскорее.
Лариса ножом энергично начала перепиливать веревки.
- Да как же это случилось? – заворковала она. – Почему нас не предупредили, что Вы приедете? Мы встретили бы.
- А мы и встретили, - засмеялась я. – Скажите, хоть раз в жизни Вас так тепло встречали?
- Это не тепло, а мокро, - пробурчал мужик. – Вы извините, что так поздно. Заблудился. Город-то незнакомый.
- Пустяки, - щебетала Лариса, - давайте я помогу подняться.
Расшвыряв в стороны остатки белья он сел.
А что? Жених выглядел хорошо, несмотря на то, что мыльная вода текла с него ручьями. Главное, он был высоченным. Ларискина макушка маячила где-то на уровне груди. Я героически дотягивала ему до плеча. Фигура довольно крепкая, без намека на животик. Единственное, что его портило, на мой взгляд, это лысина. Будь я мужиком, при наличии лысины голову брила бы наголо. Мне кажется, это солиднее.
- Подождите, - вспомнила я. – А как Вы в квартиру попали?
- Так дверь-то не заперта была, - охотно откликнулся мужик. – Я позвонил – никто не отвечает. Толкнул дверь, а на меня всё посыпалось. Ну, я и упал. Не видно же ничего. А потом вы меня тазиком бить начали.
Он покосился на разбросанные вещи.
- А зачем Вы всё в прихожую снесли?
- Да это Наталья у нас - страшная трусиха, – ворковала Лариса. – Всё боится, что на неё кто-нибудь польстится. Вот и принимает меры предосторожности.
- А чего же двери тогда не закрыли? – полюбопытствовал он.
- Соседка за солью приходила. Забыла после неё закрыть, - сказала я. – Не объяснять  же этому Петровичу, свалившемуся так неожиданно на наши головы, что мы с Васючком здесь шампанское распивали.
Лариска, причитая, принялась прыгать вокруг Петровича, а мне пришлось собирать разбросанные вещи. Я отнесла в комнату стулья, в кухню - кастрюли и табуретки,  в ванную - бельё и протерла пол. Из шкафа достала футболку и старые тренировочные штаны, которые мне были великоваты. Зайдя в комнату, я сказала:
- Петрович, шагайте в душ. Чистое полотенце и бельё найдете там.
 В кухне я принялась за мытьё посуды.
- Ты чего среди ночи помойку устроила? – ворковала Лариса.
- А кто тебя знает, что ты еще придумаешь? – окрысилась я. – Скажешь этому Петровичу, что посуду я годами не мою, а тараканы у меня по ночам кадриль танцуют. Ты же, как  мужика увидишь, совсем ненормальная становишься. Несёшь невесть что.
- Ну, прости, - прижалась ко мне Лариска, - мужик понравился – сил нет. Знаешь, пусть этот мой будет? Ты моложе меня, у тебя ещё времени в запасе ого-го!
- Да забирай ты его себе вместе с тапочками! – заорала я. – Только оставь меня в покое. Подумаешь – счастье великое: мужик в доме появился. Ставь чайник, делай бутерброды и корми своего ненаглядного. Кстати, а где мы его спать положим?
- Я уже все продумала, - засияла Лариска. – Он – на диване, я на раскладушке, а ты – на полу.
- На раскладушке вроде я сплю.
- Ну неудобно же мне на полу валяться, как собаке.
Все понятно. Сегодня собакой предстоит стать мне.
Отмытый Петрович вышел из ванной и сел за стол. Выглядел он комично. Футболка обтягивала его так, что казалось, вот-вот треснет по швам и мимо оных. Штаны, естественно, были тоже малы. Но он не растерялся и закатал их. Босые ноги были распоследнего сорок какого-то размера. Хрупкая табуретка под его тяжестью подозрительно скрипнула и должна была неминуемо развалиться на составные части, а удерживалась только чудом.
- Кушайте, - Лариска поставила на стол чашку дымящегося черного чая и подвинула тарелку, покрытую голубой салфеткой, на которой аккуратно располагались бутерброды. Естественно, колбасой и сыром она не ограничилась. Петрович подвергался охмуряжу по полной программе, для чего была распечатана единственная упаковка копченой рыбы. Каждый бутерброд был старательно  украшен зеленью и маслинами.
В душе выразительно плюнув и размышляя на тему: «Что же мы жрать потом будем?», я отправилась в комнату. Здесь меня ожидали перемены. Лариска перетащила мою постель  на пол, поближе к стеллажам с книгами, раскладушка перепорхнула поближе к дивану. А диван сиял порочным великолепием нового постельного  белья, вытащенного из моего шкафа. Пока я возилась с замоченными пододеяльниками и подтирала разлитую воду, Лариска соорудила Петровичу роскошное ложе.
- Верной дорогой идете, товарищи! – буркнула я, укладываясь на свою подстилку. Что бестолку возмущаться. В конце-концов и у Лариски должна  же быть хоть какая-то радость в жизни.


Проснулась я от злобного шёпота Лариски:
- Чего дрыхнешь? Иди на рынок, а то Петрович скоро проснётся. Его же кормить надо.
- Дашь бутерброды или яичницу пожаришь, - буркнула я, потягиваясь.
- С ума сошла! – Лариска содрала с меня одеяло. Это ты можешь годами бутербродами питаться. А мужика, моя милая, кормить надо хорошо, чтоб он на сторону не слинял. Где прокормят, там и останется.
Спорить с таким доводом мне показалось бессмысленным. От вкусной еды убежит только дурак. Придется шлёпать на рынок. Вытершись полотенцем, я натянула футболку и прыгнула в джинсы.
- Шпана! – резюмировала  Лариса, войдя в ванную.- Хоть бы физиономию отреставрировала.
- Ты что? – ужаснулась я. – А вдруг Петрович на мою небесную красоту клюнет? И останешься ты тогда на бобах, Лариса Дмитриевна, то есть в девках. Ладно, диктуй, что покупать.
Вероятно, меню Лариса обдумала заранее, потому что   пулеметной очередью выпалила:
- Мясо. Лучше нежирную свинину. Естественно, овощи. Огурчики, помидорчики, баклажаны, перец. Фрукты возьми, да не жмись. Бери понемногу, но разные. Зелень обязательно. Ещё конфеты шоколадные. Да, скумбрию копченую захвати.
- Лариска, - вздохнула я. – А жить-то как будем? Ведь все деньги уйдут.
- А у тебя что, макароны уже закончились? – деловито  спросила она.
- Да нет, макарон на год хватит.
- Вот год и будем есть.
Что не сделаешь ради  счастья подруги.  Сказано: есть макароны, значит будем есть макароны.


У входа на рынок я увидела маленькую собачонку явно бесхозного вида. Мы с Иркой о собаке мечтали давно и даже спорили, что лучше: купить или осчастливить бездомную. Сходились в одном – собачка должна быть маленькой, исходя из размеров нашей квартиры. Эта подходила по всем параметрам. Глядя на нее, я произнесла вслух:
- Ты мне нравишься.
- Правда? – раздался рядом мужской голос.
- Конечно, - оглянулась я. Рядом стоял тщедушный мужичонка бомжеватого вида, вероятно, тоже любитель собак.
- Росточка ты небольшого, много не съешь, зато дома хозяин будет.
- Это главное, - откликнулся мужичонка.
- Я бы тебя Айкой звала, - подумала я вслух.
- Почему Айкой? – недоуменно поинтересовался сосед.
- Не знаю, но мне нравится.
- Если нравится, тогда конечно, - согласился он, - хотя в этом что-то бабье есть.
- Я бы тебя вымыла, вычесала. По вечерам  гулять вместе  ходили бы.  И не так скучно было бы.
- Правильно рассуждаешь, - одобрил мужик.
- Я бы тебя хорошо кормила, - продолжала причитать я. – Сухой корм бы покупала. Косточки давала бы.
- Я вообще-то кости не уважаю, - сказал мужик, - Я жареное мясо люблю. Ну ладно, я согласен.
- Что «согласен»? - не поняла я.
- Как что? – удивился он. – Ты же сама сказала, что я тебе понравился и ты хочешь взять меня к себе. Гулять, говоришь, будем. Сухой корм я не люблю, все эти стаканчики  и упаковки. Но я согласен.
- Так это я не Вам говорила, - опешила я.
- А кому же? Ты сама со мной первая заговорила.
- Да это я с собакой разговаривала. Вон, она, маленькая такая.
- Ты что, идиотка? – с подозрением поинтересовался он.
- Нет, я учительница, - брякнула я.
- А-а, это одно и то же, - пренебрежительно махнул рукой мужик. – Ты мне не подходишь. Хотя лицо у тебя больно знакомое, где-то я тебя уже видел. А, - вспомнил, в газете. Точно идиотка, все людям отдала, ничего себе не оставила. Всю жизнь будешь кости со своими собаками глодать.
Затарившись продуктами и переживая по поводу напрасно потраченных денег, я вышла из ворот рынка и остановилась, надеясь увидеть приглянувшуюся мне собачку. Но её нигде не было.
- Женщина, - раздался позади меня голос, - Вы не подскажете, где здесь «Химчистка».
- Через дорогу, напротив, - ответила я, обернувшись. Два молодых человека жизнерадостно улыбались мне.
- Да здесь много домов. В котором из них? – поинтересовался второй.
- Вон в том, белом. Вход с обратной стороны.
Я перешла дорогу и подбородком показала на дом. – Вот этот.
- Давайте мы поможем. Отвезем домой, - сказал второй. -  А то сумки тяжёлые.
- Спасибо, мальчики, - вякнула я. – Мне идти всего двести метров.
- Вот и провезем вас  эти двести метров. Плохо, когда женщины таскают тяжелые сумки, - сказал первый.
Кто, когда и где видел, чтобы мужчина добровольно, сам предложил свою помощь? Да такое даже в самом лирическом сне не приснится. Мужик сейчас пошел другой. Все норовит, чтобы баба за него все  сделала.
- Ладно, - согласилась я. – Гулять, так гулять. Везите.
- А сумочки Ваши в багажник - радостно пропел второй. – Он легко подхватил мои авоськи и поволок их к багажнику.
Первый открыл дверцу и пригласил меня:
- Садитесь. Вам будет удобно. Я плюхнулась на сиденье. Рядом сел подошедший второй.
- По улице прямо, до магазина «Колбасы», - скомандовала я.
Машина легко тронулась с места. Нет, не напрасно говорят, что мечты материализуются. Стоило нам только помечтать о мужиках, шубе и лимузине, как вот оно, всё наяву. Обнаглею и попрошу парней, чтобы они занесли сумки в квартиру. Лариска облезет, это точно. Два молодых человека и я. Что ещё нужно для счастья?
Выглянув в окно, я увидела, что наш магазин мы давно миновали и продолжаем мчаться дальше по улице.
- Мальчики! – всполошено заорала я. – Мы проехали.
- Заткнись, -  рявкнул сидящий рядом со мной. – Ничего не проехали. Будешь тявкать- башку откручу.
Он вытащил из кармана пистолет и покрутил перед моим  носом. Так близко орудие убийства я не видела ни разу в жизни, и поэтому заорала во весь голос:
- Мамочка!
И тут же получила весьма ощутимый удар локтем в бок.
Естественно, что их просьбу заткнуться я выполнила моментально.
Что это ловко придуманное похищение, было понятно дураку. Даже мне. Вот так по собственной глупости и пропадают люди. Чёрт меня понёс в эту машину. Выпендриться старой кляче захотелось. Вот теперь могу выпендриваться, сколько душе угодно будет. Но зачем они меня похитили? Что не из-за небесной красоты – это ёжику понятно. Молодых да стройных – целые косяки. Стоп. Раз меня выкрали, значит это кому-нибудь нужно. Будем рассуждать логически. Хотя как раз с логикой у меня напряженка. Еще Ирка говорила, что логическое мышление у меня отсутствует напрочь. Это случилось, когда кому-то в целях жесточайшей экономии  понадобилось весной перевести время на час вперед. Может быть, это была не экономия, а очередное пожелание трудящихся – суть не в этом.  Главный прикол, как говорит нынешняя молодежь, заключался в том, что сделать это процедуру надо было в ночь с воскресения на понедельник, в три часа. Совершив это деяние, утром с пением бодрых песен трудящиеся должны были  приступить к очередным  трудовым подвигам. И вот, героически борясь со сном, я сидела на кухне, поставив перед собой все часы, которые нашлись в доме. Какой ужас мог произойти, если я переведу часы не в три, а на пять минут позже, я даже представить себе не могла.
К счастью, в половине, третьего проснулась Ирка и, увидев свет, пришлёпала на кухню.
- Мать, а ты что сидишь? Бессонница замучила или о судьбах человечества размышляешь? – позёвывая, спросила она.
- Трёх часов жду, - проскулила я.
- Зачем? – помолчав, спросила она. – Это у тебя какой-то новый глюк – ждать трех часов?
- Так часы перевести надо.
- Переводи сейчас и ложись спать.
- А разве можно? Ведь велели в три.
- Какое это имеет значение? Хоть в десять вечера. Утром они покажут то, что тебе надо.
Когда утром мы топали в школу, Ирка спросила:
- Мать, тебе действительно не пришло в голову, что часы можно перевести с вечера?
- Нет, - честно призналась я. – Я думала, что надо перевести так, как сказали. В три, значит, в три.
- Ужасно, - пробормотала дочь. – У тебя напрочь отсутствует логическое мышление. Как ты живешь?
- Я исправлюсь, - пообещала я.
- Не надо, - вздохнула она. – Горбатого могила исправит. Если ты перевоспитаешься, это  уже будет не  Сергеевна, а кто-то другой. Живи такая, какая есть. Хоть твоими фишками народ веселить будем.
Перевоспитываться из-за нехватки времени я не стала. Вот теперь и страдаю из-за отсутствия этого самого логического мышления. Хотя что тут страдать? Надо просто выделить главное, то есть, по какой причине меня решили похитить. Раз небесная красота в силу её отсутствия и возраста отпадает, возникает  второй вариант – на запчасти какому-нибудь миллионеру. Я в детективе читала,  что акулы медицинского бизнеса воруют людей и продают их  органы. Возможно это?
Может быть, и возможно, но маловероятно. Кто захочет воткнуть в свой организм внутренности потрёпанной жизнью училки?  Хотя, кто его знает. Что там внутри меня может быть ценного для них? По-моему, пересаживают глаза. Мои не пригодятся точно. После ученических тетрадей я у окулиста первую строчку не вижу. Хотя выучила её наизусть, чтоб прилично выглядеть: Б, Ш. Глаза отпадают сразу.
Что там ещё пересаживают? Кажется печень и почки. Учитывая то, что я почти не пью, это может сгодиться.
Сердце? Нет, всю эту требуху они взяли бы у кого-нибудь помоложе. Дурочек сейчас по ночам много шляется. Охмурили бы какую-нибудь – полный набор органов готов. Бр-р, мерзость какая! Нет, тут что-то другое. Но что?
Деньги? Денег у меня осталось – кот наплакал. Стоп. А чемоданчик? Точно! Им нужен чемоданчик, и я им его отдам, пусть подавятся. У меня совершенно нет времени искать таинственного козла. От отпуска две недели осталось, а я  еще не отдыхала. А вдруг явится хозяин? Из каких шишей я всё это возвращать буду? Мне столько рублей за всю оставшуюся жизнь не заработать, а уж про доллары и говорить нечего. Прикинусь дурочкой, там видно будет. Мужик на рынке  правильную характеристику дал.
Куда же меня везут? Дорогу-то на всякий случай запомнить нужно. Я уставилась в окно. Пейзаж красивый, нечего сказать. Вокруг сплошной лес, только лента шоссе разрезает его пополам. Елки да березы кажутся одинаковыми, никаких особых примет на такой скорости не разглядишь. Хотя нет! Вон пост ГАИ. Может быть заорать или попытаться выскочить из машины? Все это бестолку. Никто меня не увидит и не услышит. Стекла в машине тонированные, так что я могу прыгать до скончания века, аж девяносто шесть лет. Еще и по физиономии схлопочу.
Машина повернула налево. Проехав ещё немного, она остановилась перед чугунными воротами, которые плавно разъехались в разные стороны.
Меня вытолкнули из машины. Потирая ушибленный бок, я огляделась. Нечего сказать, красиво. Большой трехэтажный дом из красного кирпича с весёлой башенкой. Бархатно зеленеющий газон и море цветов. Если б меня пригласили сюда погостить, я с удовольствием пожила бы несколько дней.
По дорожке, выложенной плиткой, меня проконвоировали к дому. Я шла, искоса  поглядывая на сопровождающих. Нет, как я могла попасться на эту удочку? Ну и рожи! Короткостриженые головы, толстые шеи, руки большие похожие на средней величины бревна. Уроды да и только! Как они там называются? Во, братки!
Меня ввели в здание. Ильф с Петровым правы: живут же люди! Хотя хозяин, к которому меня привезли, такой же урод, как и его прихлебатели, вкус у него определенно есть. Просторный холл, отделанный темным деревом, маленький диванчик в углу, а возле него на подставках и на полу вились, тянулись вверх и обрушивались водопадом цветы. Стены были украшены старинными, а может, просто сделанными под старину, гравюрами.
- В зал! – протолкнул меня один из гоблинов.
И я помаршировала дальше, в сторону распахнутых дверей.
Нет, вкус хозяина я определённо переоценила. Золото и лепнина, роскошные шторы и хрусталь изо всех сил вопили, что принадлежат людям довольно обеспеченным.  Хозяин обнаружился в кресле, стоящем возле камина. Как в пошлом  детективе, он был одет в белый летний костюм. Мужик – ничего особенного, не красавец и не урод.
- Садитесь, - мотнул он головой в сторону кресла, расположившегося напротив.
- А где «здравствуйте»? – полюбопытствовала я.
- Не понял? – он вопросительно  приподнял брови.
- У нормальных людей вообще-то принято здороваться.
- Здравствуйте! – буркнул он.
- Добрый день. Я очень рада, что Вы пригласили меня в гости.
- Издеваетесь? – поинтересовался он.
- Ну что Вы! – всплеснула я руками. – Как можно. Я полагаю, что Вы имеете представление, что я  живу несколько иначе, раз среди бела дня меня хватают, запихивают в автомобиль и везут сюда. Это, наверное, для того, чтобы я смогла насладиться красотой этого интерьера.
- Ладно, хватит, - прервал он меня. – Что тебе надо?
- По максимуму? – полюбопытствовала я.
- Ну что ж, давай по максимуму.
- По максимуму нам с дочерью нужна двухкомнатная квартира. Нет, трехкомнатная, - поправилась я, вспомнив Ларискины разглагольствования. Действительно, чего мелочиться. Фантазировать надо с размахом. Может, сказать, что для счастья мне нужен замок на юге Франции? Ладно, поумерю свои аппетиты. Смешно ведь, русская училка и французский замок. Скромнее надо быть, вот и буду самой скромной. – Шуба и юбка!
- Какая юбка? – опешил мужик.
- Вообще лучше в крупную клетку, до пола, и чтоб была расклешенная. Впереди петелька, желательно из кожи, и шнурок.
- Какой шнурок? Зачем на юбке шнурок? -  совсем не по-мужски взвизгнул он.
- Ну не обувной же! – обиделась я, представив себе свою мечту, украшенную размахратившимся черным шнурком. – Что-нибудь поприличнее! Скорее всего тонкий, шелковый, витой. Если этот шнурок продеть в петельку, то спереди юбку можно будет приподнимать. Представляете, какой фурор будет? Ни у кого такой юбки нет! А если к ней еще и тонкий свитер, кожаные ботиночки, маленькую меховую шапочку, то…
- Шапочка обязательна? – дернул он плечом.
- Иначе облик будет нарушен, - вздохнула я. - Неплохо еще маленький платочек на шею, но без него можно обойтись. Это не обязательно.
- Хорошо! – хлопнул он ладонью по столу. – Если хочешь квартиру, шубу и юбку с шапкой, то будет тебе все это.
- Вы из благотворительного фонда? – полюбопытствовала я. – Или в свободное от работы время матерью Терезой подрабатываете? Спасибо, конечно, но нам ничего не надо. Знаете, сколько народа еще хуже нас живет?
- Речь идет конкретно о тебе, а не о тех, кто живет хуже, - внушительно сказал он.
- Еще раз пламенное мерси, но ведь всё это я получу не бесплатно? Надо будет отрабатывать?
- Разумеется, - подтвердил он.
- Вас по русскому языку или по литературе надо будет натаскивать? В какой институт поступать думаете?
- Ты дура? – полюбопытствовал он. – Я два института закончил, так что читать умею. Где деньги? – ошарашил он меня.
- Где могут быть деньги? – ответила я вопросом на вопрос. – В сумке, естественно.
- С тобой? – опешил он.
- Нет, с Пушкиным! – огрызнулась я.- Конечно, со мною. Вернее, сумка в машине лежит.
Он кивнул головой одному из гоблинов, и тот кинулся к дверям.
- Неси черную! – заорала я. – Серую не трогай! Там фрукты. Изомнешь всё.
- Слушай, - сказал мужик, побарабанив пальцами по столу. - Давай заключим договор?
- Давайте! – с готовностью согласилась я.
- Мы покупаем тебе квартиру с шапкой и шубой, а ты отдаешь нам все деньги. Идёт?
- Без проблем, - согласилась я.
Запыхавшийся гоблин влетел в зал и поставил у моих ног сумку. Покопавшись среди продуктов, я выудила кошелек, перевернула над столом. Показала этому обормоту, что кошелёк совершенно пуст, и принялась пересчитывать деньги.
- Семьсот восемьдесят три рубля сорок одна копейка, - подытожила я. – Для Вас, по-моему, это не деньги, а смех. Квартиры, они, конечно, не стоят, но если уж так хочется Вам совершить этот обмен, то я сопротивляться  не буду. Пусть всё будет, как Вам угодно. Я женщина покладистая.
- Что это? – прошипел он.
- Наши российские деньги, - с достоинством ответила я. – А Вы что ожидали увидеть? Доллары? Фунты? Евро?
- Доллары. Я ожидал увидеть кейс с долларами. Тот самый, который ты нашла, или тебе отдал тот козёл.
Ну, пусть кто-нибудь посмеет сказать, что я не умею логически мыслить. Деньги в моём умозаключении стояли на втором месте. Ладно, буду изображать идиотку.
- Что Вы, - возмущенно сказала я, надув губы. Во-первых, у меня все знакомые – приличные люди. Козлов среди них нет. Во-вторых, зарплату нам платят только рублями. Доллары мы видим только по телевизору или на картинках. В-третьих, покажите мне придурка, который за здорово живешь был бы способен подарить кучу  долларов хоть самой раскрасивой бабе. Даже во времена моей молодости таких не было.  Ну, в кино сводить, мороженое купить, угостить газировкой, в крайнем случае, на трамвае прокатить. Но доллары..
- Хватит! – прервал он меня. – Их могла взять только ты, потому что только ты выходила в дождь на улицу. Это подтвердила твоя подруга.
- Лариса-щука! – подумала я.
-Дважды мы осматривали твою квартиру.
- Когда? – завопила я. – Кто позволил?
- В первый раз ты позволила сама. Забыла? Сантехник к тебе приходил. Неужели ты ничего не заподозрила? Когда это в нашей стране сантехники приходили сами? Да за ними месяц бегать надо. А вот во второй раз пришлось похозяйничать самостоятельно, пока ты на даче развлекалась. Наблюдательней надо быть. Неужели мои парни так хорошо поработали, что ты ничего не заметила?
- Ничего! – сказала я, честно глядя ему в глаза. – И много нашли?
- Ни копейки, - ответил он.
- Тогда уж ни цента, - поправила его я. – И как вы намерены вышибать из меня эти деньги? Утюг горячий на живот поставите или ногти щипцами повыдергиваете? Так я от боли свихнусь. Вам же хуже будет.
- Признайся честно, деньги у тебя?
- Признайся и ты, - ухмыльнулась я. – Ты Козёл?
- А за такие вещи и бабам рожи бьют! – взвился он.
- Вот это вы умеете! – заорала я. – Деньги воровать у нас, честных налогоплательщиков, убивать среди бела дня ни в чём не повинных людей. Таких, как я! – гордо стукнула я себя кулаком в грудь. – Это вы можете!
- Короче так, - сказал мужик, - поживешь пока здесь. Не перебивай! – рявкнул он, заметив, что я открыла рот. – Поживешь здесь и подумаешь. Выбирай: либо жить нормально, либо ты исчезаешь для всех до тех пор, пока не вспомнишь, где лежат деньги.
- Да пошёл ты и на.., и в…
- Уже пошёл, - усмехнулся он и взглянул на гоблинов. – Эту - в гостевую комнату на третий этаж.
Придурки подхватили меня под руки и поволокли наверх. Я сопротивлялась изо всех сил и схлопотала легкую зуботычину. За  этим веселым занятием я совершенно забыла следить за расположением комнат.
Гоблины впихнули меня в открытую дверь и перед тем, как запереть её, предупредили:
- Не вздумай прыгать из окна. Шмякнешься, а нам потом твои мозги от асфальта отскребать.
Я оглядела комнату. Вообще-то этот бандит поступил со мной гуманно. Мог бы засадить в какой-нибудь подвал и пытать самым жутким образом. Например, загонять иголки под ногти или применить в качестве орудия пытки тот же самый утюг. Воображение услужливо подсунуло мне самую  яркую картину пыток, и я сразу поняла, что мне сто лет не нужен ни чемодан, набитый зарубежной валютой, ни товарищ, которому он принадлежит. Все мои игры в благородство – это издержки воспитания.
Да и вообще, ситуация складывается до тошноты банально. В каждом втором детективе кого-то похищают, угрожают, и главный герой, решительно преодолев все трудности, бежит из плена либо спустившись по простыне, либо прорыв подземный ход. Тошнотворно похожие, как близнецы,  ситуации. Придётся мне пойти проторенным путём. Не ждать же, пока открутят голову. Хотя  я не думаю,  что в их интересах убивать меня. Их задача – намного сложнее – получить эти проклятые деньги. Моя – бежать. Конечно, третий этаж - это несколько высоковато. Да и картинка с разбросанными мозгами эстетического наслаждения что-то не вызывает, но что делать. Не сидеть же здесь. Кстати, героиням моих любимых детективных историй  приходилось хуже. Вон пани Иоанна подземный ход прорыла, чтобы вырваться на свободу. А у меня мелочи – третий этаж. Пустяки! Говорить не о чем.
Воодушевленная литературными подвигами детективных героинь, я принялась обозревать апартаменты. Мне достался не худший вариант. Положа руку на сердце, признаюсь: в таких условиях я никогда не жила.
Комната имела при себе ванную,  облицованную вишневым, с прожилками, кафелем и крохотный туалет. Естественно, что ни одно из помещений выхода на свободу не имело. Но этот  недостаток компенсировался громадным количеством качественной косметики. Ароматические шарики, шампуни, пены, гели  теснились на стеклянной полочке. На вешалке роскошно раскинулись пушистые полотенца и банный халат.
- Ну что ж, - злобно подумала я, - умру красивой.
Я бросила на дно горсть разноцветных шариков, щедро насыпала соли, полила все это пеной  из разных  бутылок, включила воду и отправилась обозревать окно.
Вероятно, эта комната предназначалась все-таки для гостей, а не для таких заключенных, как я, потому что хотя металлическая решетка и была, но она  распахивалась на две  половинки и запиралась вверху и внизу маленькими крючками. Откинув их, я распахнула окно и высунулась наружу, чтобы оглядеть окрестности. Моё окно находилось  ближе к середине дома. Неподалёку, справа,  была пристроена большая открытая терраса. Внизу -  широкий карниз. Если на него встать и прижаться лицом к стене, то доползти до террасы, конечно, возможно. Это чем-то похоже на упражнение на бревне. В детстве я занималась  гимнастикой, и бревно было именно тем камнем, о который я постоянно расшибала себе лоб. Именно  благодаря бревну, выше второго места я никогда не поднималась. Кроме того, бревно расположено относительно низко над землей и с обеих сторон – пустота. Можно в случае чего побалансировать. Здесь же нужно было идти наверняка, потому что любая оплошность гарантировала размазанные по асфальту мозги.
Но в стене есть окна, за которые можно уцепиться. Я посмотрела вниз. Обещанного асфальта не было. Под окнами росли аккуратно подстриженные кустарники. Это лучше, чем асфальт. Хотя падать в кустарник – удовольствие ниже среднего. Во-первых, можно промахнуться. Во-вторых, какие-нибудь колючки  так могут воткнуться в мои мягкие части тела, что своим визгом я разбужу не только хозяина дома, но и его ближних и дальних соседей.
 Можно, конечно, воспользоваться старым, как мир, способом – спуститься на разорванной  и связанной простыне. Но здесь нужно как минимум пяток постельных принадлежностей. И никто мне не сможет гарантировать, что  в самый ответственный момент эти  узлы не развяжутся, и я не полечу с тем же самым визгом в колючий кустарник. А кроме того,  жилой дом – это не крепостная стена. Раз это третий этаж, то внизу обязательно есть окна. Навыков альпиниста у меня нет. Ну, повисну я полудохлой лягушкой  на веревке и начну трепыхаться. Понятно, что  рано или поздно я влечу в одно из окон. И я, хихикая, представила себе  яркое зрелище. За столом сидит приглашенная компания. Дамы в вечерних платьях с оголенными плечами. Мужчины тоже как в кино. Не знаю, что они в таких случаях надевают: фраки или смокинги. Да и, честно говоря, не  знаю, чем эта одежда различается. По-моему, фраки с хвостиками. Так вот, компания играет  в нечто непонятное моему уму - бридж или покер. Ну не в дурака  же им резаться? Вдруг раздается  звон.  Вылетает  крупными осколками стекло, и в образовавшемся проёме показывается нога, обутая в довольно потрёпанный кроссовок. Хорошо, если  дело обойдётся  только обмороками дам. А то ведь и, не разобравшись, пристрелить могут. У таких господ, наверное, в каждом кармане по пистолету. И похоронят меня тогда в виде дуршлага! Нет, такого счастья мне не надо. Уж лучше по стеночке карабкаться.
Я аккуратно закрыла окно и поплелась в ванную. Вода уже набралась, и пена шапкой клубилась, чуть ли не подпирая потолок. Я принялась рассматривать баночки, стоящие на полочке. Найдя тюбик со скрабом, я не только  намазала  им лицо, но и всё тело. Хозяева перебьются. Мне нанесен больший материальный ущерб: продукты-то остались у них. Про моральный я и не говорю. Лариса там, наверное, бьется в истерике и охмуряет  Петровича при помощи одних макарон.
Отшелушив всё, что на моём  теле могло отшелушиться, я намазала физиономию толстым слоем крема, нырнула в ванну и попыталась расслабиться. Расслабление получалось плохое. Конечно, если  бы подобную ванну я соорудила дома, то пару часов я в ней  пролежала бы. Но здесь комфортно не было. И тогда я яростно принялась тереть себя щеткой. Вымыв голову и ополоснувшись под душем, я вылезла из ванны. Пока спускалась вода, я старательно натерла себя маслом.
Оглядев халат, я пришла к выводу, что он новый, а поэтому, не мучаясь угрызениями совести, напялила на себя.
В углу комнаты было небольшое возвышение, на котором стоял диванчик с яркими подушками. Засунув одну из них под голову,  я легла, положив ноги на спинку дивана.
Итак, обдумаем, что мы имеем на данное время! Предположим, что я доберусь благополучно до террасы. Как спускаться с неё?  Верёвок у меня нет. Разорванную простыню с собою не потащишь. Самой бы не рухнуть. Дача окружена забором. Ворота охраняются. Из моего окна виден лес. Высокие деревья и дорожка, уходящая вглубь. Вряд ли с той стороны забор отсутствует. Каким образом  перебираться  через него? Прыгать,  как кенгуру? В чем бежать? Кроссовки придётся сбросить вниз. Джинсы и майку тоже. Остаётся на мне  только нижнее бельё. Конечно, хотелось  бы выглядеть красивой. Я, вся в кружевах, осторожно пробираюсь вдоль  стены,  цепляясь за каждую выбоину  в кирпичах! Из пены кружев соблазнительно выглядывает загорелая грудь. Белокурые волосы развевает ветерок. Но, увы, все эти пикантные детали  у меня отсутствуют, за исключением, пожалуй, груди.
Ладно, побежим  без в кружев, в том, что имеется в наличии. Не фильм снимаем. Да если потереться пузом о кирпичи хотя бы минут пятнадцать, от кружев ни шиша не останется. Да и грудь до нулевого размера сотрется.
Приличные детективные героини  бегут часа в три-четыре утра, когда злодеи спят беспробудно. Поскольку героини - народ далеко  не глупый, придется из-за отсутствия опыта последовать их примеру. Следы надо будет присыпать табаком, которого у меня нет.  Кроме того, надо выспаться, чтобы бежать бодрой и весёлой. Но уснуть днем я могла  в единственном случае. Если как следует наемся.
Вскочив с дивана, я забарабанила в дверь. Через некоторое время в скважине повернулся ключ. У вошедшего мордоворота я язвительно поинтересовалась:
- Вы меня тут долго планируете держать взаперти? Или мне все-таки можно выйти погулять?
- Запрещается! – буркнул он.
- А кормить заключенных здесь тоже запрещается? Я должна тихо и незаметно скончаться?
- Не знаю, - смешался тот. – Пойду спрошу.
- Вот-вот, пойдите и спросите! – рявкнула я.
Мордоворот вышел, не забыв запереть дверь.
Через несколько минут дверь вновь распахнулась, и вошла девушка в беленьком кружевном фартучке.
- Я слушаю, - проговорила она.
Я злобно рявкнула:
- Вам не кажется, что ходить в банном халате несколько неприлично?
- В комоде есть всё необходимое для гостей, - кивнула она в угол. Я проследила за кивком и увидела стоящий комод.
- Далее, - продолжала я. – Уже время обеда. Я что, с голоду умирать должна?
- Что принести? – не обращая внимания на мои  вопли, поинтересовалась девушка.
- Ах, так? Держитесь! Сейчас я назаказываю так, что вам всем мало не покажется.
- Первое, не буду, - вякнула я высокомерно, вместо этого два бутерброда – с икрой и осетриной. На второе свинина, жаренная одним куском. Да не экономьте. Чтоб наесться можно было. Гарнир.. – тут я задумалась. Не макароны же по-плейбейски у этих извергов жевать. – Гарнир сложный. На десерт фрукты и кусок торта. Только не  песочный. Ещё принесите минеральную воду, апельсиновый сок и кофе. Да, .. забыла салат. Это уже  на ваше усмотренье. Ещё мне нужны сигареты и часы.
- Хорошо! – девушка повернулась и вышла.
Да, стерва бы из меня получилась бы отменная. Интересно, мне за эти фокусы морду набьют  сразу или подождут хозяина? Ладно, ничего с ними не случится. Пусть здесь,  в лесу, поищут икру, осетрину, сок. Не развалятся. Только сколько мне голодать придётся?
Опять распахнулась  дверь.  Мордоворот поставил на стол часы и положил пачку сигарет и зажигалку.
Следом за ним  вошла девушка с подносом. Поставив  его на комод, она переставила часы ,накрыла стол скатертью и принялась расставлять тарелки.
Разинув рот, я смотрела на это великолепие. Но, вспомнив, что я стерва, лениво подошла к столу и плюхнулась на стул. Расстелила салфетку и процедила сквозь зубы:
- Через двадцать минут все уберете!
Ладно, с похищением моих продуктов я почти примирилась, но  материальный ущерб прощать не собираюсь.
К сожалению, у меня был всего один желудок. На торт и фрукты его просто не хватило. Но делиться вкусностями со своими похитителями я  не собиралась. Обойдутся и перетопчутся! Конечно, в моей  сумке не было такого фруктового великолепия, но яблоки были неплохие. И конфеты ничуть не уступали торту.
- Фигушки, - пробормотала я, - съем все сама.
- Воду, сок и фрукты оставить, - сказала я вошедшей девушке – Я прилягу отдохнуть. Не вздумайте будить. Ужин подадите в десять. Приготовьте мясо.
На голодный желудок бежать тяжеловато. А кроме того, могу я хоть один день своей жизни прожить человеком?
Девушка молча вышла, а я рванула к комоду. В первом отделении были комплекты постельного белья в хрустящих упаковках.  Вот и веревку есть из чего сделать. Но рвать эти простыни – придётся с помощью зубов. Хотя в ванной лежал красивый маникюрный набор. Вот им и воспользуюсь в случае чего. В остальных ящиках нашлось абсолютно все для  дам различной комплекции: от купальников и нижнего белья  до брюк и свитеров.
- Роскошно всё-таки живут бандиты, - с тоской подумала я. – Любого заключенного, как родного, могут принять. Не то, что мы с Лариской.
Даже самому дорогому гостю нам слабо постелить новехонькое постельное бельё. Хотя вру,  один комплект был, но его обновил так внезапно появившийся Петрович.
После тщательного осмотра я выбрала себе две пары белья, легкие зеленоватые шорты и брюки с тёмным пуловером. Выбрала не от жадности. А от простого понимания, что путь домой мне заказан. Следовательно, надо  где-то искать убежище, и хотя бы  минимальная смена одежды мне нужна. Подумав, я добавила к «своей» кучке одежды запасные шорты и маечку.
Вытряхнув из пакета постельное бельё, я уложила туда отобранные вещи и спрятала их в пустое отделение, тщательно замаскировав всё целлофановыми пакетами,  а потом рухнула на диван. Необходимо было как следует выспаться.
Проснулась я около девяти вечера. Несмотря на голод, торт решила не доедать. Через час ужин, а до трех часов ночи я проголодаюсь так, что буду думать не о побеге, а о корочке хлеба. Ничего с ним не случится, пусть полежит.
Еду девушка принесла ровно в десять. Велев ей явиться через полчаса, я принялась уплетать вкусное мясо. Честное слово, за сегодняшний день я килограммов десять прибавила в весе. Ну, может, чуточку поменьше. Потом  я аккуратно запаковала остатки  хлеба и мяса в пакет из-под очередной партии белья, и этот пакет вместе с бутылкой минералки присоединила к отобранной мною одежде. Для прочности всё перевязала красивыми ленточками, найденными в комоде.
На улице стемнело. Конечно, хорошо было еще немного поспать, но сон не шел.
Мне всю жизнь приходилось много работать. И лишь в субботу ,придя из школы, я могла позволить роскошь рухнуть на старый диван, предупреди в Ирку:
- Меня не будить!
А если б свободное время выдалось у меня среди недели, то я бы заснула не только лежа, но и стоя, и под углом в сорок пять градусов. Но здесь сон не шёл. Я пыталась отвлечься от мыслей о побеге. Считала вначале баранов, потом верблюдов и, наконец, дошла  до слонов. Я явственно видела их перед собой, их огромные лобастые головы с длинными хоботом и маленькими умными глазками. Слоны  оказались лучшим  снотворным.
Проснулась я около двух. Не включая свет, прошла в ванную нашарила маникюрный набор и вытащила маленькие ножницы. Сняв с кровати простыню, я надрезала ткань с краю, оторвала две длинные полосы, связала их узлом и потянула в разные стороны, проверяя на прочность. Узел затянулся крепко. Вытащив заранее приготовленный пакет, я перевязала его. Все было готово к побегу. Я натянула легкие шорты и футболку. В карман положила пакетик с табаком, который наковыряла из принесенных мне сигарет. Конечно, придется оставить здесь свои джинсы, но идти в них по карнизу было рискованно. Ладно, будем считать, что штаны пошли в качестве платы за гостеприимство.
Я осторожно распахнула половину окна, вторую прочно закрепила крючками. Высунулась наружу и прислушалась. Тишина стояла полная.  Не было слышно ни собачьего лая, ни шороха шагов. Взяв приготовленный пакет, я осторожно начала спускать его вниз. Приземлился он  ровнёхонько на выстриженный кустарник. Воодушевившись, я отправила в свободный полёт кроссовки. Теперь подошла  и  моя очередь. Я села на подоконник, глубоко вздохнула и перекрестилась. Конечно, все мы бывшие атеисты, но лучше уж  верить, что бог меня, учитывая  свалившиеся неприятности, не оставит,  поможет в трудную минуту, поддержит морально и физически.. Держась обеими руками за подоконник, я  сползла на карниз. Ноги коснулись теплого кирпича. По-прежнему не выпуская подоконника, я осторожно попрыгала, чтобы проверить прочность. Карниз держался и, вероятно, проявлял солидарность, обрушиваться не собирался. Я выпрямилась в полный рост. Возможность вернуться назад еще была. А может ,отдать им эти деньги? С мужиком разберутся сами. Не женское это дело – лезть в финансовые разборки. Но вряд ли им понадобится свидетель. Так что шансы остаться в живых у меня нулевые. Главное – и пуля не нужна. Шандарахнуть чем-нибудь тяжеленьким по башке – и с коммунистическим приветом, Наталья Сергеевна! Спи спокойно, дорогой товарищ!  А закопать  где-нибудь  в чаще леса, присыпав могилку листьями и хворостом – это вместо легкой  разминки. Кукиш с маслом не хотите? Нет, правильно говорила Ирка: большие деньги – большие неприятности. Решительно выпустив раму из рук, я двинулась в путь.
Думаю, зрелище было впечатляющее. Отставив далеко не пышный зад и уткнувшись носом в кирпичную стену, я еле-еле перебирала ногами. Отчего-то сразу защипало в носу и захотелось чихнуть. Раскинутые руки отяжелели, словно налитые свинцом.  Зацепиться было не за что, и  я со злостью подумала, что для строительства особняка хозяин, наверное, нанимал иностранных рабочих. Уж больно ровная стена была под ладонями, не то, что у  наших: не ухаб, так трещина.
Появилось ощущение, что ползу я целую вечность. Возможно, так и было. И самая  занюханная черепаха давным-давно обогнала бы  меня и, оглянувшись ,показала язык.
Наконец рукой я нащупала выступ. Окно. Сделав еще несколько микроскопических шагов, я мертвой хваткой вцепилась в жесть подоконника и присела на корточки отдохнуть. Начало светать. Вытянув шею, я попыталась рассмотреть  остаток пути. Впереди еще одно окно, а, следовательно, передышка. А вот там начиналось самое страшное. Еще днем я разглядела, что перила террасы находятся ниже. И сантиметров семьдесят мне придётся лететь по воздуху, как булгаковской Маргарите. Если б дело происходило в метре от земли, трудности были бы минимальные. Но совершать кульбиты на уровне третьего этажа… Ну, мой папа - это не Кио и не Олег Попов. Нет у меня в крови тяги к цирку. Неоткуда взяться.
Передохнув, я начала дальнейшее продвижение. На этот раз дело пошло быстрее. Видимо, сказался приобретенный опыт. Ещё пару подобных тренировок – и я смогу смело переквалифицироваться в домушницу и заняться чисткой чужих квартир. Наконец я доползла до угла. Осталось повернуть – и через пару метров перила. Буквально прилипнув к стене, я осторожно перенесла ногу на боковой карниз. В живот и физиономию мне упирался угол здания. Переступая, мелкими шажочками, я продолжила путь. Всё! Перила. Я все-таки дошла до конца. Теперь передохнуть и примериться.
Так, самое трудное – попасть точно на перила. Даже если я и не промахнусь, придется прыгать на пол террасы. Не сидеть же до восхода солнца на перилах. Я сосредоточилась и прыгнула вперед. Удар по перилам, и я кулем свалилась  на мягкое покрытие. Несколько минут  лежала неподвижно. Болел ушибленный бок, но надо было двигаться дальше. Кое-как приподнялась на четвереньки и поползла осматривать террасу. Вернее, это было что-то вроде громадного балкона. С него  был выход через приоткрытую дверь. Даже если б она  была распахнута настежь, ни за какие  калачи через комнаты я бы не пошла. На середине стоял большой стол, покрытый скатертью  и окруженный плетеными креслами. Пол покрывала пушистая дорожка. Конечно, можно  бы было спуститься по ней, как это сделал Миронов в «Невероятных приключениях итальянцев в России», но у меня не было ни желания на подобный подвиг,  ни дежурной, которая бы эту дорожку придерживала. Оставалась скатерть. Смахнув её со стола, я привязала  длинное полотнище к перилам и сбросила вниз. До земли она  не доставала, но это уже пустяки. Я подергала полотнище, проверяя  на прочность, потом бульдожьей хваткой вцепившись в ткань, залезла на перила и начала спуск. Вряд ли я была похожа на гусеницу, ползущую по стеблю. Скорее всего, напоминала дрыгающегося червяка. Но, вспомнив школьные уроки физкультуры, обхватила скатерть ногами. Спуск  произошел довольно быстро. Не успела даже испугаться, как  оказалась на земле. Со всех ног я кинулась  за своим пакетом. Вытащив его из кустов, разыскала кроссовки и обулась. Достала из кармана пакетик с табаком, тщательно посыпала им кусты и место,  где переобувалась. Остатками табака протерла кроссовки и по дорожке рванула, в сторону леса. Вариантов было два: или по этой дорожке я добегу до забора, или никакого забора нет и в помине, и тогда по лесу доберусь до какой-нибудь дороги. Времени оставалось совсем мало, поэтому неслась изо всех сил, не забывая при этом проклинать современных акул  отечественного капитализма, забравших  у родного народа лучшие земельные угодья да еще в таком размере. Наконец перед моим носом  вырос забор. Я в тоске принялась его разглядывать. Ничего особенного, забор как забор. Конечно, выше меня, с металлическими пиками. Перепрыгнуть через него, наверно, можно. Но для этого  лучше всего быть чемпионом  мира, в крайнем случае – Европы. Вздохнув,  я  отправилась в путь. Если уж мне везло до сих пор, то почему удача  должна от меня отвернуться? Везение мне не изменило. Пройдя метров триста, я увидела дерево,  толстая ветка которого повисла над забором.
- Спасибо, - поблагодарила я неизвестно кого.
Через прутья в решётке просунула пакет. Опять щедро  посыпала табаком место, где  стояла, и посмотрела на ствол дерева. От подножья он был гладкий. Цепляться за верхние ветки бесполезно, потому что я до них ни в жизни не допрыгну. Пришлось забраться на кирпичное основание забора. Упираясь одной ногой  в металлический прут, а другой в ствол дерево, я кое-как  добралась до заветного сука. Укрепилась  на верхушке забора, обеими руками схватилась за ветку и прыгнула вниз. Меня тряхнуло, и я повисла над землей. Осторожно разжала руки  и приземлилась вполне благополучно.  Схватить пакет и скрыться в лесу было делом одной минуты.
Углубляться в чащу  не стала. Какой смысл шастать по лесу, когда мне нужна дорога. Вскоре наткнулась на небольшой ручей. Сняв с себя шорты и футболку, скинув кроссовки, я забрела в воду и стала отмываться. Холода не ощущала, потому что внутри меня всё пело и ликовало. Ушла! Не герой детективных сериалов, а я ушла.
Немного обсохнув на ветерке, вытащила из пакета запасную одежду и напялила на себя. Неплохо, вид совсем спортивный. Грязные вещи пришлось свернуть и уложить в пакет. В хозяйстве пригодится. Неизвестно, где и сколько мне придётся скитаться.
Не приближаясь к забору,  начала по периметру огибать его. Однако  этот мужик устроился неплохо. Я потратила минут тридцать, чтобы обойти забор и выбраться к дороге. Естественно, что на дорогу не пошла, а засела в кустах и стала обозревать дом. Внутри было тихо. Тишина царила и в будке, стоящей возле ворот. Так, если  открытое окно не увидят, времени у меня предостаточно.
- Всего хорошего! Спасибо за теплый, хорошо мною оплаченный приём, - помахала я дому и рванула вдоль дороги, скрываясь за деревьями. Конечно, мчаться по лесу – удовольствие  ниже среднего, но зато  надежно. Рано или поздно они всполошатся. Я подозреваю, что желание продлить знакомство со мной мужик не потерял.
Значит, всё произойдет как в сказке или приключенческом фильме – погоня.
Пешком они не пойдут, дураку ясно. Это нам, бюджетникам, не привыкать. Эти остолопы кинутся на машинах.  Если я пойду  по дороге,  увидят сразу. Так что выбираю оздоровительную прогулку. Самое главное – выбраться к той дороге,  по которой они меня везли, а там можно какой-нибудь грузовик перехватить. Вряд ли  такая машина стоит у них в гараже.
Дорога показалась часа через два. Я сторонкой миновала пост ГАИ или ГИБДД, не знаю, как они там сейчас называются. Солнце едва взошло, и шагалось легко.  Отмахала  парочку километров и увидела крутой поворот. Очень удобное для засады место.  Лес вплотную  подходил к дороге, и лучшего наблюдательного поста придумать было просто невозможно.
Я засела в кустах и стала напряженно вслушиваться в звуки. Наконец вдалеке раздалось рычанье какой-то громадной машины. Я вытянула шею. Вдалеке  шел фургон.
Выскочив на дорогу,  отчаянно замахала руками.
Машина  проехала мимо меня и начала останавливаться. Я рванула изо всех сил к ней.
Дверца распахнулась, выглянул мужчина лет  сорока.
- Денег у меня нет, - задыхаясь, заговорила я, - но не могли бы Вы подбросить меня до города. Мне очень нужно.
- Ну, раз нужно, значит, довезу, - благожелательно проговорил он и протянул руку. – Залезай шустрее.
Я уселась, захлопнула дверцу, и машина покатила дальше. Времени оставалось  совсем мало. Если верные стражи еще меня не хватились, то хватятся с минуты на минуту. Кинутся они, разумеется, ко мне домой.
- От мужа сбежала? – проговорил шофер.
- Кто?
- Ну не я же! Я могу только от жены смыться. Но не побегу. Она у меня хорошая.
- От мужа, - вздохнула я. – Приволок на дачу друзей. Нажрались в лоскуты. Вот и решила  домой уйти.
- Это ты напрасно, - возразил мужик. – Мы не кактусы, нам пить надо. Жизнь пошла такая.  Знаешь,  сколько неприятностей валится на нашу голову каждый день? Вот то-то и оно. Надо хоть иногда расслабиться.
Я промолчала. Если учесть все неприятности, которые свалились  на мою голову за последнюю неделю, то я должна уйти в годичный запой, как минимум. А лучше – года на два.
- Приехали! Нельзя мне дальше. Не по пути. Придётся тебе  на одиннадцатом номере добираться. А мужа не ругай. Знаешь, когда дома вместо жены бензопила, жить не хочется.
- Не буду! – засмеялась я, представив себя в образе бензопилы. – Спасибо большое.
- Бывай! – захлопнул он дверцу, и машина рванула вперед.
Я потопталась на обочине. С выбором туалета у меня явно вышла промашка. Шорты и футболка в моём возрасте – наряд несколько легкомысленный. Я как-то  не привыкла ходить в таком виде по улицам, где могут  встретиться мои ученики. А с другой стороны, это, может быть, и к лучшему. Если меня будут разыскивать, а в этом я ни капли не сомневалась, то среди более солидно одетых дам. Одежда учеников ничем не отличается от  моей нынешней. У них и соображения не хватит, что мне приличнее выглядеть иначе.
Махнув рукой,  я двинулась в путь. Хорошо, что наши дворы сплошь засажены  деревьями. Подобравшись к своему  дому, я засела в кустах и стала поджидать жертву. И она  не замедлила появиться. Это был мой любимец Коля Муллин. Он топал по каким-то своим делам.
- Коля! – я высунулась из кустов и помахала рукой. – Иди сюда!
- Здравствуйте, - подошел Коля. – Отдыхаете?
- Ага! – улыбнулась я. – У меня к тебе громадная просьба. – Видишь мой дом?
- Да, - кивнул  он головой.
- Поднимись, пожалуйста, на второй этаж. В третьей квартире найдешь Ларису  Дмитриевну. Скажи, что я её здесь жду. Если её в третьей не будет ищи во второй, на первом этаже.
- Хорошо, – улыбнулся Коля и зашагал к моему подъезду.
Господи, только бы Лариска оказалась дома.
Через пару минут на улицу выскочила Лариска, а за ней – Коля. Он махнул рукой в сторону кустов, где я притаилась.
Лариска неслась со скоростью урагана.
- Сидишь, мерзавка! – заорала она. – Где сутки пропадала? Мы с Петровичем извелись совсем. Ни тебя, ни продуктов, ни денег. Кроме макарон – ни шиша.
- Не ори! – зашипела я и покрутила головой по сторонам. – Меня украли!
- Сто раз тебе говорила: в зеркало надо чаще смотреться. Кто на тебя, такую мочалку польстится? Украли её тоже, – сбавила она тон. – Кто украл-то? На хрена ты кому нужна?
- Лариса, меня ищут. Сию же минуту уходите из моей квартиры. Пол у тебя, наверное, высох. Сейчас притащи черную записную книжку. Она лежит на стеллаже. Если придёт Ирка, пусть поживёт у Вас. В нашей квартире оставаться нельзя. Обо мне, кто бы ни спрашивал,  ничего никому не говори. Ушла за продуктами и не вернулась. Точка! Да, еще на книжной полке, в «Братьях Карамазовых», лежит тысяча рублей. Пятьсот оставишь себе, не макароны же вам есть, пятьсот сейчас же принеси мне.
Лариса побледнела.
- Ты что натворила? – прошептала она. – Что случилось?
- Ничего! – рявкнула я. – Бегом выселяй Петровича  и тащи деньги. Не успеешь, застанут тебя в моей квартире - без головы  останешься. Да захвати запасные ключи. Дуй мухой.
- Лариска хотела что-то сказать, но махнула рукой  и ринулась к подъезду.
Видимо, они сразу принялись эвакуироваться, потому что  она исчезла надолго. Мои похитители всё-таки приехали. Значит, успели разузнать, где я живу. А хотя чего им узнавать? Именно через этот двор мчался мужик с чемоданчиком. Да и гонец от них приходил.
Сидя в кустах, я с удовлетворением смотрела, как они топчутся возле металлической двери. Не знаете кода? Так вам и надо! Получайте, голубчики! Пусть и Вам будет кисло. Прогнать бы вас вереницей по той стенке, где  я ползла ночью. Вот тогда бы и отдала эти проклятые деньги.  Да и то при условии, что ни один из вас не свалится. А пока – два кукиша с маслом! Я машинально скрутила пальцы в известную комбинацию. В это время дверь распахнулась, и выскочила Лариска.
- Конец! – зажмурилась я! Одно дело, когда эти гоблины  приедут без меня, другое – наблюдать все это со стороны.
Осторожно открыв глаза, я увидела, что парни о чём-то беседуют с Ларисой, а та , оживленно размахивая руками, что-то объясняет. Два человека вошли подъезд, но вскоре вернулись.
Лариска продолжала что-то говорить, потом она махнула рукой и оправилась по дорожке в мою сторону.
- Свихнулась совсем, - подумала я. – Лезет прямо на глазах у них.
Но Лариска продолжала упрямо топать, приближаясь ко мне. Поравнявшись с кустами, она бросила сквозь зубы свистящим шепотом:
- Сейчас вернусь.
Гоблины еще немного потоптались на месте, потом расселись  по машинам и уехали. Но из кустов вылезать я не торопилась.
Наконец зашуршали ветки, и рядом со мной плюхнулась Лариска.
- Фу, уехали! – вздохнула она. – Ты никого случайно не убила? Что-то они больно суетятся.
- Убила! Троих! – огрызнулась я. – Я что, похожа на убийцу?
- Да вообще-то нет, но кто тебя знает? – философски заметила она. – Сутки где-то прошлялась. Может, за это время и поразбойничала. Троих не троих, а парочку придушила. От тебя всего можно ожидать.
- Что они спрашивали?
- Что, что? Где ты пропадаешь? Когда тебя в последний раз видела? Я сказала, что сегодня.
– С ума сошла?
- Вовсе не сошла, - повела плечом Лариска. – Полтора часа  назад ты с чемоданом  отбыла на отдых в Казахстан, в один небольшой, но никому не известный городок. Я вообще-то хотела тебя на Кипр или в Турцию отправить. Надо же и тебе побывать за границей. А потом передумала. Денег у тебя нет. На какие шиши ты поедешь? Да и Казахстан дальше будет. Пусть ищут, не стесняются. По-моему, они кинулись на вокзал.
Ну, ладно, в пакете еда и документы. Вот деньги – она протянула мне влажную бумажку. – Проституток твоих кормить буду. Ирка,  естественно, поживет у меня. Ты-то куда?
- Сегодня пока здесь. У меня кое-какие дела. А вечером в Москву поеду. К кому-нибудь из знакомых.
- Ладно, не пропадай! Я не знаю, во что ты вляпалась, но мне кажется, лучше сходить в милицию.
- Уж куда лучше. Много ты видела, чтобы милиция помогала? Нет уж, я сама.
- Не вздумай скрыться далеко! – Лариска посмотрела на меня и выползла из кустов.
Я полистала записную книжку. Так, у меня было  три Козла или Козела, как там они себя называют? С Сергеем Дмитриевичем я уже разобралась. Остаются двое – Поликарп Евсеевич и Иван Петрович. Вот с него и начнем.
Я вытащила из пакета джинсы и, сбросив шорты, начала их натягивать. Жаль, не  видят ученики, как я посреди двора стриптиз устраиваю. Многое потеряли. Из пакета выпал какой-то сверток. Я развернула его и засмеялась. Перепуганная Лариска положила мне свой парик и косметичку. Ну что ж, воспользуемся этим. Сидя под кустом, я нарисовала себе глаза, вывела губы и навела румянец. Реставрация внешности была закончена. Пройдясь расческой по парику, я встряхнула его и нахлобучила на голову.
Теперь узнать меня было трудно.
Вместо короткой стрижки – роскошная белокурая грива. Вместо бледного, стертого лица – яркий макияж.
- Пу! – сказала я своему отражению и выпятила губы. Ну, без пяти минут Мэрлин Монро.
Вещи аккуратно свернула и уложила в пакет. Ну что ж! Вперед, сыны Отчизны!
И я бодро зашагала вперед. Идти было совсем близко, потому что второй Козел жил на соседней улице, и через несколько минут я уже стояла у двери, обитой черным дерматином. Нажав кнопку звонка, я  прислушалась. За дверью раздались шаги.
Дверь распахнулась, и на пороге появился моложавый мужчина.
Вспомнив о том, что теперь я очаровательная блондинка, пропела:
- Добрый день! Иван Петрович Козел – это Вы?
- Это я, - улыбнулся в ответ мужчина. – Вы ко мне?
- К Вам, - еще шире улыбнулся я. – Господи, если мы так друг другу будем скалиться, то у меня скоро скулы сведет. Чего тянуть резину. Надо срочно выяснить, тот это  Козел или другой. Если этот Козел отпадает, значит, надо мчаться к последнему.
- Проходите, не стесняйтесь, - посторонился мужчина.
Он провел меня в комнату. Да, товарищ явно занимался интеллектуальным трудом. Со всех сторон на меня глядели корешки книг. Письменный стол был завален бумагами. «Однако и козлы бывают образованными», - подумала я, усаживаясь в кресло. В каком-то дурацком положении нахожусь. Вламываюсь в чужие квартиры, спрашиваю про деньги. Чёрт знает что! Но если я их не верну, то буду бегать, как заяц, до первой пороши. А мне на работу через две недели.
- Скажите, пожалуйста! – проворковала я. – Возможно, мой вопрос покажется Вам странным, но мне необходимо знать ответ. Вам кто-нибудь  должен деньги?
- Кто у Вас поступал? – вопросом на вопрос ответил мужчина.
- Куда поступал? – изумилась я.
- Как куда? В институт, разумеется.
- Институт я давно закончила. Дочь уже учится. Так что поступать у нас некому.
- О чём тогда речь?
- О деньгах, - не сдавалась я. – При чём здесь институт?
- Я преподаю в институте, - побарабанив пальцами по столу,  сказал мужчина.  – И многие родители считают, что, заплатив деньги преподавателю, они обеспечивают своему ребенку поступление. Но всё не так. Только знания дают на это право, и ни что иное.
Хотя и я, и дочь поступали без  всяких денег, но этому товарищу я не поверила. Рассказывай сказки! Я же среди людей живу. Каждую осень слышу от бывших учеников и от учителей, имеющих детей-абитуриентов, сколько они дали на лапу. Но осуждать кого-либо у меня язык не повернется.  Зарабатывают преподаватели официально столько, что впору через два дня после получения зарплаты стоять в подземном переходе с табличкой «Подайте бедному преподавателю!». Так что кто бы судил, но не я.
- Нет, к институтам я никакого отношения не имею. У нас в семье все с образованием. Необразованные только кошки. Но мне почему-то кажется, что, даже поступив  в институт, разговаривать они не научатся, а будут по-прежнему мяукать. Да и тяги к знаниям у них не наблюдается. Поесть  да поспать – все их интересы.
- Тогда о чём речь? – улыбнулся он.
- Понимаете, в мои руки попала огромная сумма денег, которую я должна передать человеку с Вашей фамилией. Вот и брожу  среди однофамильцев, ищу хозяина.
- Сколько денег? - помолчав, спросил он.
- Много, - вздохнула я. – Они в долларах. Полный чемоданчик денег.
- К сожалению, такую сумму мне никто не должен. Но у меня есть родственники, носящие эту фамилию. Давайте сделаем так: я их порасспрашиваю и сообщу результаты. Как мы свяжемся?  Телефончик оставьте.
Я продиктовала номер телефона, попрощалась и вышла из квартиры.
Так, теперь надо двигать к Поликарпу Евсеевичу. Я, раскрыла записную книжку. Ничего себе! Старик ухитрился поселиться на окраине города. Пешком к нему я буду ползти к нему целый день. Придется ехать на автобусе.
А у меня мелких денег нет. Ладно, придется менять. Я купила в ближайшем магазине бутылку минеральной воды и потопала на остановку.
Автобуса не было долго. Из-под парика стекали струйки пота, голова отчаянно чесалась. И я с ужасом подумала, какой пейзаж у меня  на физиономии. Наконец подошел автобус. Свободных мест было много, я  уселась у приоткрытого окна, подставив прохладному ветерку разгоряченное лицо.
Мне пришлось порядком походить, прежде чем я отыскала Поликарпа Евсеевича.
Он жил в небольшом  домике, спрятавшемся в глубине сада. На мои вопли вышел седой старик в джинсах и клетчатой рубахе.
- Вы Поликарп Евсеевич? – заорала я.
- Не кричи, дочка, - глуховатым голосом ответил он. – Я пока еще слышу.
Он провел меня  в гущу сада, где под  старой яблоней стоял стол, окруженный стульями.
- Садись, - ласково предложил он, - сейчас молоко пить будем.
Вероятно,  он меня с кем-то перепутал.
- Вы Козел Поликарп Евсеевич? – поинтересовалась я.
- Смешно ты говоришь, - прищурился он. – Почему Козел? Козел моя фамилия. Стесняются люди, вот и пытаются как-то облагородить себя, будто от фамилии что-то зависит. Не в фамилии дело,  в человеке. Знаешь, жарко на улице. Ты вон к кранику иди. Там и мыло есть, и, полотенчико чистое я утром повесил. А я пока за молочком схожу. Оно у меня дома, в холодильнике стоит. Я все эти пепси не люблю. А потом ты мне все расскажешь, зачем пришла. Хорошо?
Старик зашаркал по дорожке, а я рванула к умывальнику. Только такой идиотке, как я,  придёт в голову в жару разрисовывать физиономию. Тщательно умывшись, я подставила солнцу лицо.
Под яблоней старик разливал из старого кувшина молоко.
- Пей, подвинул он стакан ко мне. – Вот тебе булочку нарезал. Ешь с булкой.
- Вкусно,- сказала я, отхлебнув.
- А чего же не вкусно. Не покупное, от живой коровки, - проговорил Поликарп Евсеевич. – Вы, молодые, все в магазине берете. Оно там по неделе, почитай, стоит. А мне соседка свеженькое приносит. Подоит коровку – и сюда. Ну, что за дело у тебя ко мне?
Путаясь и запинаясь, я начала излагать ему свою историю, хотя уже прекрасно понимала, что пришла напрасно. Этот старичок и деньги у меня никак не увязывались в один узел.
Он внимательно выслушал и сказал:
- Нет, деньги эти ни с какой стороны моими быть не могут. Я и доллара-то в глаза не  видел. Родственников с такой фамилией у меня тоже нет. Две дочки, так они мужнины фамилии носят. Наследство получать не от кого. Не мне эти деньги предназначены. А может быть, тебя лучше в милицию обратиться? Пусть они хозяина ищут.
Ох, может и лучше. Только привяжутся так, что не отвяжутся. Как я объясню, отчего молчала,  не сдала деньги сразу. А почему меня украли? Если эти отморозки узнают,  что я пошла в милицию, так вообще придушат. Хорошо, если только меня, но они ведь и до Ирки доберутся. Не сегодня – завтра она должна явиться. Нет, придется разбираться самой. Но не  на улице же это делать. А рвану-ка я к Куцельке на дачу. Среди недели народу там мало. Пару дней отсижусь, все обдумаю.
Попрощавшись со старичком, я двинулась на остановку. Добираться решила до соседнего городка, а там сесть на электричку. Кто знает, может, на вокзале меня уже поджидают? Поверили ли Ларисе эти отморозки?
На маршрутке я доехала до соседней станции и села в электричку. На дачу я приехала в темноте.
Куцелька лежала на диване и читала очередной детектив.
- Случилось что? – приподнялась она.
- Да нет. Решила у тебя пару деньков отдохнуть. Можно?
- В Москве или здесь?
- На даче, - вздохнула я.
- Хоть целый килограмм, - протянула Куцелька. - Еда в холодильнике. Спать, где ляжешь. За Сидором присмотришь, а то мне в Москву смотаться надо. У меня в институте лекции. За ним вообще-то Любаня присматривает,  а у нее своих двое спиногрызов, так что дел по горло.
- Тетя Наташа приехала, - завопил Сидор, влетая на террасу.
- Тетя Наташа поживет у нас, а я утром уезжаю лекции читать. Если не будешь её слушать, удавлю, - отчеканила Куцелька.
- Буду слушать, - покорно согласился Сидор. – Теть Наташа, а песни споешь?
- Без проблем, - улыбнулась я.
- Клёво! – завизжал Сидор, - а Мишку привести можно?
- Да веди хоть всех соседей, - махнула я рукой.
- Что, уже  спелись? – захохотала Куцелька. – Представляю, чему ты их научишь. Не боишься, что родители тебя по головке не погладят?
- Нет, не боюсь. Они еще не то пели. Все через это прошли.
- Ладно, пей чай и давай укладываться. Мне в пять придётся вставать, - зевнула Куцелька. – Такая интересная книга! Слушай, ну почему мы так скучно живем? Дом- работа, работа – дом. Хоть бы влюбиться для поднятия тонуса или клад найти. У людей не жизнь, а приключения. Страсти африканские. А мы? Живем не наяву, а в мечтах. Ох, и надоела такая пресная жизнь.
- Заведи любовника, - пробормотала я и с аппетитом откусила кусок бутерброда. – Вот и будут тебе африканские страсти.
- А мужика настоящего где найти? Кругом одни охламоны бродят. Ни денег, ни ума, ни фантазии. Нет,  лучше уж книжки читать. Там всё есть. Хочешь умного – на здоровье, красивого – пожалуйста. И все щедры до омерзения: шубы, машины, драгоценности. А слова какие говорят. Не то что в жизни: тык-мык – и всё. Придут, нажрутся, напьются, выспятся, а утром  денег в долг попросят. Даже если приличный попадётся, на нашей российской почве красивая жизнь не вырастет. Микроэлементов каких-то не хватает, чего-либо другого, но любовь у нас сохнет прямо на корню. А интерьеры, в которых эта, так называемая любовь, происходит. Умереть – не встать. Так что  русским бабам остаётся только чтение, лучшее учение, и телевизор. Будем переживать чужие страсти, коли своих нет. Ладно, отбой.
Она выключила лампу.
- Куцелька, - прошептала я, - а представь себе: ты нашла миллион долларов. Полный чемодан.
- Представила. Небольшая кучка получилась. Всего сто пачек, - отозвалась Куцелька.
- Да ты что? – изумилась я. – Почему сто?
- Ну а ты считать умеешь? – засмеялась она, - если бумажки по сто  баксов, то в пачке сколько  будет.
- Десять тысяч! – потрясенно вякнула я, сложив в уме все нули.
- А в миллионе сколько таких пачек?
- Не знаю. У меня на это мозгов не хватает, - честно созналась я. – Тому, что дважды два- четыре, я на слово верю.
- Ну, вот и верь. А с миллионом я поступила бы просто. Дача и квартира у меня есть. Вот и отремонтировала бы их на европейский манер. Новую мебель зафигачила. Работу послала бы к конкретной матушке. Все равно мои лекции никому не нужны. И зажила бы.
- Как?
- Как приличные люди живут, - гордо ответила Куцелька. – Салон красоты, массажный кабинет, солярий, тряпки  из лучших магазинов. В театры ходила бы на все премьеры. Записалась бы обязательно в элитный спортивный клуб.
- В клуб-то зачем? Что ты там делать будешь? С книгой  на диване лежать?
- Любовника искать, - серьезно ответила Куцелька.
- В спортклубе? – захихикала я.
- Нет, в пивной «Бычий глаз»! – рыкнула она. – Я что, о Кортасаре и Пелевине с алкашом беседовать буду? Мне умный мужик нужен. Иногда ведь и поговорить хочется.
- Хочется, - согласилась я. – А миллиона хватит?
- Мне хватит. Я женщина экономная. Ну, спи,  а то мы с тобой так размечтаемся, что утром жизнь хиной покажется. Ты–то выдрыхнешься, а мне корячиться целый день во славу российской науки. Всё, замолкаем.
Я притихла.  Нет, всё-таки какое удовольствие спать здесь на даче. Пусть она набита старой, полуразвалившейся мебелью, о которую постоянно спотыкаешься. Пусть здесь нет ванны, а мыться приходится под душем после того, как вода нагреется на солнце. Но зато никто не лезет в душу, не требует миллионы. Фигушки я отсюда уеду до конца лета.  Разбирайтесь, господа, сами со своими  чемоданами, а меня оставьте в покое.
- А интересно, - подумала я засыпая. – У всех знакомых женщин счастливая жизнь выглядит одинаково. И у Лариски, и у Куцельки. Да и у меня тоже. Почему-то никому из нас не попался хороший муж -  гибрид телевизора, кредитной карточки и кухонного комбайна. А почему? Вроде не кривые, не хромые, не горбатые. И дуры вполне умеренные. Но, вероятно, стервозности не хватает. А мужики обожают именно стерв.

Утром я проснулась от дикого вопля Сидора:
- Теть Наташ, у тебя совесть есть?
- По-моему, Сидор, есть. Может, и не в огромных количествах, жизнь-то  длинная, израсходовалась частично, но что-то и остаться должно, - философски  ответила я и потянулась. – А ты орешь-то  по какому вопросу?
- Ори по вопросу песен, - серьёзно ответил Сидор. – На улице давно день. Мужики все собрались, а ты храпишь, откинув копыта.
- Кажется, я не храплю, - всерьез обиделась я.
- Это тебе кажется, а храпака задавала такого, что чуть крышу не снесло. Выползай из-под одеяла, парни ждут.
- Слушай, а ты мне не подскажешь, где таких наглецов воспитывают? Кто тебе  позволил разговаривать со мной таким тоном? Как-никак я тебя постарше буду.
- Таких наглецов воспитывает наша родная российская школа, в которой ты,  тетя Наташа, между прочим уже не один год работаешь. Естественно, семья, в лице моей мамы, и улица. Без неё никак не  обойтись. Парни сидят в саду, можешь на них посмотреть, - попыхтел  Сидор, пытаясь отпилить кусок колбасы, которую он вытащил из холодильника. – А чем тебе не нравится моё воспитание? Вроде все у меня в порядке. Сексом не занимаюсь по причине малолетства, водку не пью, наркотики не употребляю. Матом не ругаюсь, хотя матерные  слова знаю. Если хочешь, тебя могу научить. Знаешь, что я заметил? Если сильно стукнешься, то надо про себя матюгнуться, и сразу легче становится. Я проверил.
Да если б мне от мата стало хоть чуточку легче, я с восхода до захода только  и делала, что комбинировала нецензурные конструкции.
- Насчет возраста не комплексуй, - продолжал  Сидор, поедая бутерброд. – Это в тебе проклятое прошлое говорит. Возьми импортных баб. Ей за пятьдесят, а она вся из себя. Рожу перелицует, грудь накачает, зубы фарфоровые вставит – и в сотый раз замуж. А нашей сорок лет стукнет, она уже считает, что жизнь  кончена. Платье потемнее, чтобы пореже стирать. Волосы лучшая подруга обкорнает. Зато в парикмахерской не платить. Вот так  и рождается старушечья психология. А вас на недельку в ванну засунуть, постричь, как следует – всех за пояс заткнете.
Я обалдело уставилась на Сидора.
- А откуда ты про зарубежных женщин знаешь?
- Во, так и знал, что обязательно спросишь, - он поднял вверх палец с обкусанным ногтем. – Я, между прочим, знаю буквы и даже умею читать. Журналы  все вокруг покупают.  Так что  просматриваю потихоньку. Для этого достаточно «Семь дней» выписывать. Смотри и учись, глядишь, человеком станешь.
- Постараюсь, - кивнула я. – Больше ничего не надо?
- Если по большому счету, то надо. – Сидор оглядел остатки бутерброда и отправил их  в рот. – Вам жизнь надо в корне менять. Вот сама рассуди, вкалываете вы с матерью почище лошадей. Одна – в школе, вторая – в институте. Ну, и что от этого  имеете? Хрен да еще немножко. Муху не прокормите сообща.
- Не лайся! – сказала я.
- А я  и не лаюсь, - невозмутимо ответил он. – Хрен в огороде растет. Ты в школе, наверняка, двоечницей была. Ну, так вот: работу вам  менять надо. Двигать туда, где женщины работают, а не тетки.
- Разогни! – показала я согнутый палец. – Что мы умеем делать? Только языком лязгать.
- А я и не загибал. – возмутился он. – Согласен. У тебя – литература. Прямо скажем, специальность  сейчас никому не нужная. С матерью полегче: у нее все-таки программирование. Но дело не в этом.
- А в чем?
- А в том, - серьезно продолжал он, что учителя – люди затюканные. Долбят их все, кому не лень. Вот верблюд разве только не лягнул. А за время работы  у вас и ценные качества выработались: исполнительность, аккуратность,  добросовестность. В двигатели прогресса вы не годитесь, но и обыкновенные,  хорошие исполнители тоже нужны. Кроме того, вы всех боитесь: родителей, начальства, учеников. Так что в любом случае возникать не  будете. Нет, было бы у меня своё предприятие, набрал бы в штат одних учителей. Жил бы королём.
- Послушай, Сидор, - помолчав, спросила я. – Ты – от горшка два вершка, в школе  пары хватаешь, не знаешь половины того, что я в твоём возрасте знала, а рассуждаешь, как взрослый.
- Не в двойках горе, и не в пятерках счастье. Вам ваши пятерки помогли? Вот то-то и оно. А умный  потому, что  жизнь лучше вас знаю. Я новое поколение, - завизжал он, - и выбираю «Пепси». Ура-а! Ладно, умывайся. Щас я тебе бутербродов настрогаю и кофе сварю.
В саду я увидела мальчишек, рассевшихся под яблоней.
- Здравствуйте, - нестройно  поздоровались они. – Петь будете? Сидор говорит, что вы песни классные знаете. Мы даже гитару принесли.
- Буду, - твердо сказала я. Раз о моих песнях пошел слух по всей Руси  великой. Раз ради моего пения собираются толпы народа и приносится гитара – буду соответствовать. Сейчас, только умоюсь и позавтракаю. Да я быстренько.
- Не торопитесь, - успокоил меня Мишка,  лучший друг Сидора. – Мы подождем.
Наскоро проглотив бутерброды и выпив чашку кофе, я вышла на крыльцо.
- Подтягивайтесь, братцы, сюда. Здесь прохладнее. Ветерок дует.
Ребята подхватили садовую скамейку и уселись.
- Играть я умею только на нервах, но зато мастерски. Так что с гитарой  управляйтесь самостоятельно.
Справимся, - загудели мальчишки. – Не беспокойтесь.
- Ну и что петь будем? -  я  обвела глазами притихшую компанию.
- А мы ваших песен не  знаем. Пойте, что хотите.
 Я сосредоточенно подумала и завела:
Помнишь мезозойскую культуру?
У костра сидели мы с тобой.
Ты на мне разорванную шкуру,
Машка, зашивала каменной иглой
- Класс! – прошептал Мишка. Конечно,  обидно, что всё восхищение выражается у них двумя словами «клево» и «класс». Но лучше такой успех, чем никакого, и я продолжила:
Я отгрыз кусочек мяса сочный
И, рыча,  подал его тебе,
Дико засверкали твои очи, Машка,
И затылок ты лизнула мне.
За полтора часа я перепела весь знакомый мне репертуар дворовых песен. И ни один человек не сказал, что пою я противно. Моя аудитория нашлась.
Остаток дня я валялась в гамаке и читала найденные у Куцельки любовные романы и детективы.
Вопрос с питанием решился очень просто. Купили в магазине селедку, отварили картошку и умяли за милую души, запивая молоком и совсем не беспокоясь о сочетании продуктов.
Читала очень долго и уснула почти под утро. Не спала вовсе не потому, что не хотелось спать. Я почему-то боюсь одна ночевать на даче. Кругом кусты, деревья. Всё шумит. Вот каждый раз и маюсь. Читаю до тех пор, пока не начнёт светать.
Когда небо посветлело, я со спокойной  душой завалилась в постель.
Разбудил меня ставший традиционным вопль Сидора:
- Тетя Наташа, за молоком сходите, а то мы купаться собрались. Парни ждут.
- Схожу, - пробормотала я. – Только купайся осторожно.
- Да осторожно, осторожно буду. Вы сейчас идете, а то всё разберут. В следующий раз через два дня привезут. Будем кукарекать без молока. Банка чистая на столе. Деньги..
- Да есть у меня деньги, -  перебила его я.- Иди. Но к обеду, как штык. Чтобы через два часа был.
- Есть! – козырнул он и помчался, вскидывая тощие ноги с ободранными коленками.
Хочешь – не хочешь, а топать за молоком придётся. Я надела шорты, натянула майку, взяла пакет с банкой  и двинулась в путь.
Народу в магазине было много. Я выругала мысленно себя за то, что не догадалась захватить книжку, и стала развлекаться, слушая  последние местные новости, которыми  обменивались аборигены и дачники. Затарившись продуктами, стала проталкиваться к выходу, но внезапно столкнулась с высокой загорелой  блондинкой, почему-то державшей перед грудью  обеими руками бидон с молоком.  Этим бидоном  она смаху задела меня по плечу, и молоко хлынуло водопадом.
- Бля…! – завизжала я. Отложившиеся где-то в глубине создания уроки Сидора дали о себе знать.
- Твою матушку! – сокрушенно ахнула блондинка, разглядывая меня. – Что я за человек? Раз в жизни  решила доброе дело сделать – и вот результат. Нет,  все-таки руки у меня растут из того места, что пониже спины. Пойдемте!
Она схватила меня и потащила за собой. Я послушно волоклась за ней, оставляя молочные лужи, точно маленькая лодчонка за атомным ледоколом, но опомнилась и выдернула руку.
- Оставьте меня в покое, - гавкнула я. – Мало того, что облила, так еще и тащит куда-то!
- Бога ради извините! – смущённо забормотала девушка. – Честное слово, нечаянно  получилось. Сама не  понимаю, почему я этот  бидон взяла  двумя руками, когда есть ручка. Да не переживайте. Сейчас приведем одежду в порядок, и через полчаса будете как новенькая. Пойдемте-пойдемте, - засмеялась она – Чего людей-то пугать.
Действительно, на солнышке молоко начало испаряться, оставляя после себя беловатую жирную корку. Шорты и майка были   безвозвратно испорчены.
Мы прошли несколько десятков метров. Дорожная пыль облепила мои ноги,  и грязь с меня теперь надо было сдирать ножом.
Возле нового деревянного дома мы  остановились.
- Вот и пришли, - улыбнулась девушка, открывая калитку. – Прошу.
Да, слишком часто судьба стала сводить меня с новыми русскими. Этот резной теремок сильно отличался от окружающих дач, построенных в пятидесятые годы. Взойдя на крылечко, блондинка сбросила  тапочки и прошла внутрь, приглашая меня  следовать за нею. Неловко потоптавшись на месте, я приткнула к стенке пакет с банкой, сняла хлюпающие кроссовки и завертела  головой в поисках какой-нибудь тряпки.
- Ну что вы остановились? – выглянула  хозяйка.
- Ноги мокрые. Пятна на полу останутся.
- Мелочи жизни, - махнула она рукой.
Несмотря на то, что девушка, как любит говорить Ирка, нанесла мне моральный и материальный ущерб, впечатление она оставляла приятное.
Зачем-то поджимая пальцы ног, я осторожно вошла в комнату.
- Раздевайтесь! – скомандовала девушка.
- Прямо здесь? – вытаращилась я.
- Ой, нет, конечно. Идите в ванную и смойте с себя всю эту гадость.
В своей ванной я скоро совсем перестану мыться, потому  что после роскоши последних дней  моя квартира напоминает приют бомжей.
- Полотенца чистые. Шампунь и прочая дребедень – на полочке. Сейчас принесу халатик. Погодите, а  может вы в сауну хотите? У нас есть!
- Не хочу!
- Лады, - улыбнулась она. – Действуйте!
- Слава богу, что она это молоко мне на голову не вылила, - мрачно подумала я.
- Не смотрю, - опять вырвалась, блондинка в ванную. – Вот бельё. Не спорьте! – заметила  она мой протестующий жест. – Я виновата. А вот халатик. – И она положила что-то пестрое.
Я вытерлась огромным полотенцем, высушила феном волосы и принялась распаковывать хрустящие пакетики. Везет мне! Сплошные обновки в последнее время. Ворованное впрок не пошло,  но, может быть, подаренное  задержится. Бельё было превосходного качества и сидело на мне  отлично. Я натянула халат и прошла в гостиную. Девушка хлопотала возле накрытого столика.
- Кофейку выпьем? – обернулась она.
- Выпьем, - покладисто согласилась я. – Меня зовут Натальей, а Вас?
- Вы сейчас будете долго и громко смеяться, - залилась  девушка. – Я просто боюсь называть своё имя, потому что люди обычно, услышав его, впадают в шок.
- Ну не Феклой же Вас зовут? – пожала я плечами.
- Да Фёкла – это просто подарок. Нормальное русское имя. Старинное к тому же. Зовут меня…. Вы хорошо  уселись? Козеттой. Вот.
Она смешно сморщила нос и снова засмеялась.
- Странно, но на Козетту, извините, Вы не похожи. А откуда такое редкое имечко взялось?
- Знаете, - перебила девушка, - давайте на «ты». Что мы тут  китайские церемонии разводим.
- Давай, - легко согласилась я, - но почему Козетта?
- Да всё очень просто. Я жертва высшего образования.
Она ловко разлила кофе по чашечкам и принялась рассказывать.
Родители Козетты поженились, наверное,  из  принципа, что  разноименные заряды притягиваются. Папа был физиком, мама преподавала в институте зарубежную литературу. Когда родился сын, то право  дать имя ребенку авторитарно присвоил себе папа. К этому  вопросу он подготовился основательно. Вытряхнув из сахарницы остатки сахарного песка, папа сполоснул её под краном и тщательно вытер. Потом принес чистый лист  бумаги  и написал на нём имена любимых физиков и математиков. Свернув бумажки,  он ссыпал  их  в сахарницу и тщательно перемешал. Вытаскивал имя  ребенку лучший папин друг, едва стоявший на ногах после дружеской вечеринки, посвященной рождению ребенка. Сил у него  хватало на то,  чтобы извлечь бумажку из сахарницы. Свершив сей тяжкий труд,  друг улёгся почивать прямо на пол. Туда же отправился  и счастливый молодой отец, сжимая  в руке заветную бумажку. Проснувшись утром, друзья обнаружили, что судьба им подбросила  довольно редкое  и оригинальное имя – Архимед. «Так тому и быть!- порешили друзья, - Хороший человек был», - и отправились в магазин за очередной бутылкой. – «Звучит необычно, встречается нечасто. А то кругом Максимы да Антоны с Сергеями вместе. Ничего, физиком будет!».
- Брату ещё сказочно повезло! – веселилась Козетта, - Люди, конечно, шарахаются, услышав имя. Но Архимед как-то не выбивается из привычного ряда. Там ведь в сахарнице была  бумажка с надписью «Гей-Люссак». А если  бы под пьяную руку попала именно она? Наша фамилия – Лаптевы. Гей-Люссак Лаптев! Звучит? Одна первая часть имени чего стоит – Гей. Так что братцу еще повезло, что его Архимедом обозвали.
Со мной произошла точно такая же история. Конечно, в сахарнице были и Анна, и Катерина. Но судьба, увы, оказалась, злодейкой, и вот теперь перед вами  Козетта. Мама рыдала. Она хотела  назвать меня Сонечкой. Папа забраковал это имя из-за недостойного поведения Сонечки Мармеладовой. Жалко, что Изольду не вытащили. Была бы я обладательницей роскошного  имени. И- золь –да. «Назовём её Изольда, потому что изо льда» Гюго у нас читали единицы, так что шок моё имя вызывает частенько.
- И как же тебя дома звали? – потрясенно спросила я, даже не пытаясь фантазировать на эту тему.
- Меня звали Козочкой. Вобщем-то, ласково. Но мальчишки в детстве и Козой драной кликали, и Козлодоевой. Всякое бывало. Зато теперь у моего мужа фамилия иностранная, Браун, так что сочетание получилось более или менее приемлемое.
- Он немец? – вспомнила я остатки школьных знаний.
- Да, но родившийся в России. На историческую родину, к моему счастью, не уехал.
Когда мы с ним  познакомились, он очень веселился  услышав сочетание моего имени и фамилии, а потом сказал, что есть возможность исправить положение – выйти замуж за него. Что я через полтора года благополучно и сделала. Вот  теперь здесь и живём. Муж в банке работает, а я заканчиваю институт. Сейчас  каникулы. Бездельничаю понемногу. Сегодня решила Арине доброе дело сделать. Она помогает мне по хозяйству. Вот и сходила за молоком. Да, тебе одежду надо подобрать.
Она легко поднялась, подошла к шкафу и распахнула дверцы. Просмотрев несколько вещей,  вытащила небольшой пакет.
- Вот! – с гордостью сказала она, - то, что  надо. Это мы  в Англии купили. Сшит, будто на тебя. Здорово, что  никому не успела отдать.
- Что ты,  - замахала я руками. – Не возьму. Дома у меня есть одежда.
- Ну, прямо! – нахмурилась Козетта. – Твой костюм я испортила? Испортила. Так что мне и платить. Этот костюмчик мне великоват, а тебе будет впору. Смотри, какая прелесть!
Она вытащила из пакета светло-серые шорты и такую же рубашку с короткими рукавами.
- Не вздумай отказываться. Я и так себя неловко чувствую. Не усугубляй! Меня совесть грызет, как собака кость.
Скинув халат, я быстро облачилась в костюм
 – Класс! – ахнула девушка. – Сегодня моей рукой водили ангелы. Костюмчик сшит именно на тебя. Сейчас  подберем  к нему ремень и кроссовки, и ты у нас будешь как выпускница средней школы. Кстати, и одежду, и обувь  твою Арина  выкинула. Говорит, что восстановлению это уже не подлежит.
Чувствовала я себя  препогано. Всё правильно: Козетта действительно меня облила, и эти вещи  теперь можно отправить только на помойку, но брать новый костюм и кроссовки было неудобно.
- Не майся, - почувствовав моё состояние, сказала она – Всё это стоит копейки. Не  последнее отдаю.
- Всё равно неловко, - пробормотала я.
- Да что ты, как красна девица. Неловко ей. Это мне должно быть стыдно, что  вместо рук ноги приделаны.
Чтобы как-то сгладить ситуацию, я огляделась и сказала:
- Хороший у вас дом.
- Мне тоже нравится, - подхватила хозяйка. – А больше всего то, что он из дерева. Знаешь, так приятно босиком шлёпать по полу. А стены, смотри, как в деревенской избе,  просто прелесть. Муж и мебель купил простую. А я картины подобрала и шторы.
- Ты любишь живопись?
- Конечно, - улыбнулась она. – Помнишь у Чехова:  «Родители угнетали нас воспитанием». Нам  с братом пришлось несладко: в трех школах  учились, кроме обычной,  еще художественную и музыкальную закончили. Так что лозунг, бытовавший в эпоху молодости наших родителей «Всё лучшее – детям!», воплотился в жизнь в нашей семье.
-Мне почему-то сейчас Брейгель стал нравиться, – задумчиво сказала я. – В молодости я к нему равнодушна была.
- С удовольствием посмотрела бы, но у меня ничего его нет, - вздохнула Козетта.
- А хочешь, я тебе привезу? Моей подруге Лариске дети подарили громадную книгу по живописи. Брейгель там есть. А репродукции какие! Тебе понравится.
- Хочу! Конечно, хочу! – обрадовалась Козетта – Приноси поскорее, а то я здесь от скуки засыхаю. Муж постоянно на работе. Соседи – люди милые, но говорят все время  о клубнике да об огурцах с помидорами. Подруги разъехались кто куда. Вот и  кукуем вдвоём с Ариной. Она-то  по хозяйству занята, а я от скуки умираю. Приходи к нам, поболтаем.
- Хорошо! – поднялась я. – Мне пора! Обязательно к тебе загляну, за костюм большущее спасибо.
- Мелочи, - засмеялась Козетта. – Знаешь, я рада, что вылила на тебя это молоко.
Я вышла за калитку и оглянулась. Нет, муж Козетты  - молодец. Поставил домик на самой опушке. Эдакая  модерновая избушка на курьих ножках.
Сидор встретил меня трагическим шипением:
- Тебя только за смертью посылать. Я уже и искупался, и набегался, а тебя всё нет и нет. Знаешь, как есть хочется. Я уже голода истлел весь.
- Не ворчи, - я шлепнула его снятым с верёвки  полотенцем. – Через полчаса обед из трех блюд будет на столе.
- Да я за эти полчаса просто сдохну! – завизжал Сидор.  Мама  велела тебе за мной присматривать, а ты шляешься неизвестно где.
- Убью! – торжественно пообещала я и бросила на плиту кастрюлю с водой. – Почисти картошку.
- Совсем старшее поколение обнаглело, - прошипел он, доставая пакет с картошкой, - эксплуатируют малолетних, как негров на плантациях. Вместо того, чтобы наслаждаться летним отдыхом, вкалываю, как папа Карло.
- Да какой ты папа Карло? – я оглядела его тощую фигурку, - Ты на Буратино едва тянешь.
- На что ты намякиваешь? – прищурился он.- Хочешь сказать, что я безмозглый?
- Да нет, ты с мозгами, - успокоила я мальчишку. – Только посмотри, какой ты худой. Вот и мозги у тебя отощали. Есть что будешь? Котлеты или отбивные пожарить?
- Настоящий мужчина, - гордо заявил Сидор, - предпочитает натурального мамонта. Так что жарь отбивную, а лучше две или три.
- Обойдешься одной, зато на первое будет окрошка.
- Клево! – завизжал он. – Но у нас  нет кваса.
- А квас в холодильнике, - успокоила я его.
- А на треть - молоко? – не унимался оголодавший Сидор.
Молока у нас не было. Пришлось выкручиваться.
- На третье клубника, которую ты соберешь собственными руками. Боюсь, что сочетание молока с квасом  твой желудок не выдержит.
- Мой желудок выдержит всё, кроме голода. Ладно, пойду собирать клубнику. Учти, делаю это добровольно.
Через полчаса мы с Сидором сидели за столом под яблоней. Трудно сказать, кто из нас был голоднее, но смели мы все одним махом.
- Теть Наташ, - пробормотал маленький наглец, - большое спасибо. Посуду доверяю вымыть тебе. Не благодари! Думаю, ты с этим справишься. А мне некогда, важное дело.
- По-моему, у тебя все дела важные. Не важных просто не бывает, - сказала я, собирая  тарелки.
- Это на самом деле важное. В поселке чужие люди. Мы за ними следим. Я и так у ребят отпросился только поесть.
- Какое люди? – навострила  я уши, чувствуя, как холодок ползет по позвоночнику.
- А хрен его знает, – беспечно отозвался Сидор. – Представляешь, натуральные придурки. В такую жару мотаются в пиджаках. Я тебе точно скажу: пистолеты под ними прячут. Во все дворы носы суют, что-то вынюхивают.
- И в наш совали? – упавшим голосом спросила я.
- Конечно! – бодро подтвердила он. – Но тут у них полный облом вышел. Мы с Никитой у них играли, а ты за молоком на три часа умелась. Они позырили и ушли ни с чем. От Никиты-то всё видно. Ну,  мы за ними стали следить. Сейчас они за ручьём шляются. Никита с Мишкой  за ними  ходят, а я поесть помчался. Побегу, а то  сейчас очередь Никиты обедать. Не придёт, мать ему башку  напрочь оттяпает. Времени-то натикало вон сколько.
- Сидор, а можно мне на этих мужиков взглянуть.
- Можно. А чегой-то тебя на мужиков потянуло? – хмыкнул он. – Только посуду побросай в тазик и залей водой. Она на солнце нагреется, легче мыть тебе будет.
Побросав все плошки- ложки в тазик с водой, мы рванули к ручью. По берегу пришлось мчаться метров двести.
- Остановимся здесь, - скомандовал Сидор, - отсюда всё видно, как на ладони. Полезли в кусты. Да не высовывайся, а то засекут.
- А где мальчишки? – оглянулась я.
- Где, где… В Караганде, - рыкнул он. – Скоро сюда переползут. Они же за мужиками следом передвигаются.
- Так никого же нет!
- Будут, - отрубил он. -  Ты получше маскируйся.
Я забилась в кусты и стала всматриваться в узкую улочку, заросшую шиповником. Густые кусты на этот раз здорово мешали, и я очень боялась, что пропущу этих обормотов, но  вскоре увидела три высокие плотные фигуры. Действительно, несмотря  на жару, они  были одеты в темные костюмы и выглядели на дачных улочках просто нелепо. Выучка была видна сразу. Они слишком профессионально осматривали дачи, не пропуская ни одного дома. Каждого прохожего останавливали и о чём-то с ними говорили. Раз я сижу здесь, то их поиски к успеху не привели. Натальи, Куцельки и Любани с Андреем  дома нет. Никита и Сидор играли в саду, поэтому  с ними не разговаривали. Остальные жители посёлка меня не знают. Одета я была точь-в-точь, как и другие дачники, а значит, особого внимания не привлекла. А возможно, эти господа ко мне никакого отношения не имеют, и паникую я зря.
Троица подошла поближе, и лица можно было разглядеть. Двоих  я узнала сразу. Это были мои похитители. Лицо третьего было мне незнакомо.
- Сидор,-  зашипела я, - дуй домой!
- Щас, - окрысился Сидор, - а  жареных гвоздиков ты не хочешь? Я что, с дуба упал – идти домой. Сама видишь, как тут интерестно! Парни вот-вот приползут, а я дома буду отсиживаться. Нет, правильно, что моряки баб на судно не берут. От Вас одни неприятности.
- Они меня ищут. Понимаешь, ме-ня. И если найдут, ты даже не представляешь, что будет.
- Тебя? – с недоверием протянул Сидор. – Не свисти. На фиг ты им нужна? Не фотомодель, не банкир, в конце-концов. И нефтяной скважины, даже самой занюханной, у тебя нет. Что-нибудь натворила?
- Да ничего я не знаю. Они меня украли, а мне удалось убежать.
- Ползем отсюда, - мелькнув тощим задом, обтянутым выцветшими шортами, Сидор рванул к лесу. Пригнувшись, я кинулась за  ним в густой ельник. Мы забились в самую  чащу и уселись на небольшой бугор, покрытый редкой травой.
- Рассказывай! – потребовал Сидор.
- Издеваешься? – взвизгнула я. – Пока я тебе всё расскажу, меня сто раз успеют схватить. А, кроме того, я сама ничего не знаю. Они меня украли, я же тебе русским языком сказала. Я удрала, но они почему-то  здесь меня ищут. Сейчас нет времени все рассказывать. Понимаешь?
- Спрятать куда-то тебя надо, - вслух размышлял Сидор, - но куда? А хочешь, зафигачим тебя на  наш чердак. Там журналов старых  куча. Будешь читать да в потолок поплёвывать.
- Конечно, - ехидно согласилась я. – Ты мне еду носить будешь, или мне лучше спускаться? А в сортир  куда? Дырку в потолке просверлим, а внизу ведерочко подставишь?  Да если они задержатся на пару дней, вычислят меня запросто. Нет, сейчас  мне надо уехать, а вернуться тогда, когда уедут они.
- Может, тебе  памперсы купить? – с надеждой спросил Сидор и оценивающе оглядел мою филейную  часть. – Нет, отпадает. На твой  зад всей  загранице  работать нужно.
- На язык себе памперс прицепи, - зашипела я. – Там ему самое место будет. Тащи сюда мою сумку. В ней деньги и документы. Попробую удрать.
- Куда? – вздохнул Сидор. – У тебя и знакомых то здесь нет. Бичевать решила? Слушай, но если они  здесь,  то дома их у тебя нет. Поезжай  к себе. Продукты у тебя  какие-нибудь дома найдутся. Свет и телевизор не включай. Сиди тихо,  как мышка. Походят, походят и уйдут. Не будут же они квартиру взламывать. Да,  на нашей станции не садись. Они могли кого-нибудь оставить из своих. Чеши на  соседнюю платформу. Тут минут двадцать ходу.Вместо прогулки тебе будет. А то совсем засиделась.
- Да я в последнее время только и делаю, что прогуливаюсь! – рявкнула я. – Сплошные прогулки, сопряженные с экстримом.
- Зато со скуки не помрешь, - философски отозвался Сидор.
- Сама не помру, - согласилась я, - Меня придавят где-нибудь в дороге.
- Не каркай, - вздохнул он, - чего лясы попусту точить. Пошел я.
Сидор выполз из нашего убежища и скрылся из глаз.
Так, что мы имеем в наличии? Трех бандитов, которые за сутки перешерстят здесь всё. О моём присутствии знают только мальчишки, но  я не думаю, что кроме имени им что-то известно. Таких теть Наташ здесь не менее двух десятков найдется. Пусть  знакомятся со всеми. Не жалко! Сюда они  попали  скорее всего по наводке слесаря. У Ларисы сейчас в жильцах Петрович, следовательно, утюгами  и паяльниками её вряд ли  пытали, потому  что добровольно она никому ничего не скажет, а пошлет  слишком любознательных по конкретному эротическому адресу и без  права возвращения. Да и  про деньги она ничего не знает. Я для неё – бедная овечка, которую неизвестно за что преследуют какие-то типы. Сидор прав. Бежать мне некуда. Разве вернуться домой и пытаться найти хозяина чемоданчика. Если не  включать свет и телевизор, никто, кроме Лариски, и не узнает, что  я дома.  Не будет же этот бандит держать своих холуев у моей двери круглосуточно. В конце-концов вокруг  живут люди,  и, заметив посторонних в подъезде, они сразу вызовут  милицию. Народ сейчас бдительный пошёл.
А на улицу выйти – тоже не проблема. Можно нахлобучить  на голову парик, сделать себе горб или приляпать живот, словом, изменить внешность тоже можно. А там носись по городу. Ведь если деньги  прибыли в одном месте, то где-то они исчезли. Надо просто поспрашивать. Кто-нибудь что-нибудь  все равно слышал или знает. Это же не рубль потерять.
Ветки раздвинулись, и в моё убежище вполз довольный Сидор, прижимая к груди полиэтиленовый пакет и мою сумку.
- Слушай, зуб даю – они тебя ищут. Ползи  к себе домой, а завтра вечером вернешься назад. К тому времени, я думаю, они уедут назад. Ну, пока! Приезжай. А я с ними пойду, побеседую. Прикинусь  шлангом гофрированным  и отправлю тебя куда-нибудь во Владимирскую область. Пусть ищут. Широка страна моя родная.
- Пока! – я чмокнула Сидора в нагретую солнцем макушку и потопала лесом вдоль железной дороги к соседней платформе. Опасаться особенно было нечего. Это я понимала.
Не поставят же они за каждым деревом по человеку. Но поглядывать по сторонам все же пришлось. Хорошо, что местность знакомая.
За полчаса без приключений я доскакала до платформы и огляделась. Подозрительного вроде ничего не было. Я смешалась с дачниками и вошла в вагон подошедшей электрички. Народу было немного, и я успокоилась. Не знаю, к добру это или к худу, но домой я должна была попасть только ночью, потому что  мне нужно было еще добраться до Курского вокзала и уже оттуда ехать домой.
Электричка остановилась, я вышла на перрон и  изо всех сил рванула к зданию вокзала. Войдя внутрь, я притаилась в темном углу и стала наблюдать за входной дверью. Погони за мною не было. Народ шел сплошным потоком, но никто не крутил головой по сторонам, не метался, разыскивая меня. Я выждала с десяток минут и влилась в общий  поток пассажиров, торопящихся в метро. На всякий случай решила принять меры предосторожности. Войдя в вагон метро, выскочила на платформу за секунду до того, как двери захлопнулись. И хотя вокруг не было ни души, я вихрем перелетела станцию и ухитрилась втиснуться в вагон поезда, идущего в обратную сторону.
На железнодорожный вокзал я не поеду. Дураков нет, все повымерли. Ведь любому ясно, что если  я и приеду домой, то только электричкой. Поэтому пришлось мчаться к автобусной остановке. Через двадцать минут я уже сидела в салоне. Конечно, до дому  он меня не довезет, но я смогу сесть на какой-нибудь  маленькой станции на электричку и сойти где-нибудь неподалеку от нашего городка.
Нет, хорошо, что я воспитывалась в эпоху патриотического движения. Чтение книг о революционерах и подпольщиках даром не прошло.
Домой я приплелась затемно. Устроившись в обжитых мною раньше кустах, я стала наблюдать за квартирой. На улице царила тишина. Разбрелись парочки. Мальчики, которые обожают в темноте  сидеть на нашей скамейке, пить пиво, курить и болтать между собой на русском матерном, тоже испарились. Окна моей квартиры были темны. Никто не входил в подъезд и не выходил из него. Вроде дураков,  желающих шастать по ночам, не было, исключая, конечно, меня. Но я жертва обстоятельств. Если бы не эти проклятые деньги, спала бы я в окружении своих кошек или что-нибудь читала. А теперь вот  скитаюсь, как последняя бомжиха. Будет номер, если усну здесь, в кустах, а утречком на меня кто-нибудь наткнется. Разговоров и шуток хватит на целый год. А в том, что наткнутся, сомневаться не приходится. По утрам все местное население выгуливает собак. Так что  то, что какой-нибудь четырехлапый представитель этой братии рано или поздно обнаружит меня и поднимет лай, можно гарантировать с уверенностью в 100%. Хочется или не хочется, а пробираться в квартиру нужно. Осторожно выбравшись из кустов, я двинулась к подъезду. Оглядела окрестности.
Кругом по-прежнему царила тишина, только  шумела листва деревьев. Никто  не мчался ко мне, ломая сучья  и выхватывая из-за пояса пистолет. Становится скучно. Неужели не нужны деньги? Хотя бы для приличия какую-нибудь засаду  поставили. Вздохнув  от огорчения, что трудности преодолевать не придётся, я нажала кнопку замка, прошла в подъезд и, прикрыв дверь, отметила, что металлический язычок щелкнул. Всё, дверь теперь можно только взорвать.
Первое, что я увидела на своей лестничной площадке, была моя кошка Леська. С брезгливым выражением она вылизывала лапу, изредка взглядывая на неё и продолжая работать вновь. Заметив меня,  она сразу заахала. Звуки, которые издаёт Леська, трудно принять за мяуканье. Они напоминают низкое протяжное «А-а-а-х!». Осторожно поднимая лапы, она  подошла ко мне и уселась у моих ног.
- Лариску убью, - подумала я и взяла на руки кошку. –Ведь русским  языком предупреждала: кошек на улицу не выпускать. Нахватают блох – не выведешь.
Пройдя лестничный пролёт с Леськой на руках, я остановилась. В углу на  площадке со скучающим видом  сидела Хилашка, а Милашка сфинксом  возлегала в оконном проёме. Используя верный способ Сидора,  то есть матюгнувшись в  душе,  я сгребла Милашку и поплелась к двери! Хилашка у нас  - девушка послушная. Даже если выйдет из квартиры, завидев меня, стрелой несется  домой. Так вышло и на этот раз. Хилашка остановилась у двери и коротко мяукнула, дескать, «Открывай, хозяйка».
Я опустила кошек на пол, сняла с плеча сумку. Сверху лежал какой-то сверток. Я развернула его и увидела толсто нарезанные  куски хлеба и ломтики копченой колбасы! Ай, да Сидор! Ай, да молодец! Позаботился о том, чтоб  я с голоду не скончалась. Я засунула  сверток в сумку и достала ключ. Но стоило только мне засунуть его в скважину, как дверь приоткрылась! Так! Вот и доверь Лариске! Стоило ей остаться с мужиком, как последние мозги растеряла. Наверняка забыла закрыть дверь. Воровать у нас кроме книг нечего, а на них вряд ли кто польстится. Но всё  равно неприятно. Хорошо, что подъезд автоматически закрывается,  а то бы устроили здесь свой притон местные бомжи.
Я впустила кошек, вошла и прислушалась. Было тихо. Хотя кто его знает!  Может, сейчас вырвется из этой темноты  человек пяток. Но покушаться на мою честь и достоинство никто не собирался. Я прошла в комнату. На полу возле стеллажей лежала тёмная фигура.  На негнущихся ногах я подошла поближе. Свет от уличного фонаря падал в окно, и мне удалось разглядеть, что на полу моей комнаты уютно устроился один из Козлов, Иван Петрович, преподаватель какого-то там института. В глубине души подозреваю, взяточник. Это уже было полегче. Наверное, ему что-то удалось разузнать. Лариска впустила его, и он остался ждать. Хотя откуда Лариске знать, когда я вернусь? Нет, всё-таки он тактичный человек. «Мог бы лечь на диван, но, вероятно, посчитал неудобным.
- Иван Петрович, - прошипела я. – Вставайте! Я вернулась.
Козел продолжал спать.
- Наверное, устал, ожидая меня, - мелькнула мысль, и  я решила сварить  себе кофе. Авось, не сдохну от любопытства до утра.
Кухню свою я знаю наизусть, как таблицу умноженья, и это хорошо, потому что действовать приходилось в темноте. Но варка кофе – вещь беспроблемная. Спички и турка – слева, кофе и чашка справа, заначка с конфетами на подоконнике. Вода в фильтре на столе. Определить пропорции кофе и воды я могу с зажмуренными глазами.
Я поставила турку на огонь и достала бутерброды. Не знаю, почуяли кошки запах колбасы или соскучились по хозяйке, но уже через секунду они сидели в кухне, оглашая ее воплями. Пришлось их кормить. Поделившись с ними, я села на диванчик и принялась уничтожать бутерброды, запивая кофе.
Не знаю, что так на меня подействовало – кофе или беготня в течение последних дней, но страшно захотелось спать.
Я осторожно прошмыгнула в комнату и, не раздеваясь, рухнула на диван. В конце концов я не заяц, а человек, и имею право на нормальный сон.


Проснулась я как-то внезапно, будто кто-то толкнул меня. Я села на диване и огляделась. Иван Петрович продолжал мирно почивать.
- Здесь не гостиница, - возмущенно подумала я, - Пора и честь знать. Надо помыться, переодеться, а где гарантия, что во время моей помойки он не вломится в ванную. Поспал – будет. Пусть излагает,  что удалось накопать, и топает домой досыпать.
- Иван Петрович, - громко прошипела я. – Поднимайтесь. Утро уже.
С таким успехом я могла будить глухого. Соскочив с дивана, я подошла к лежавшему на боку Ивану Петровичу и потрясла его за плечо. Наверное, от моего встряхивания он упал на спину. Его глаза были открыты, но и ежу стало понятно, что разговаривать со мной он уже не будет никогда. Громко взвизгнув, я кинулась в кухню. Господи, ну почему все неприятности валятся именно на мою бедную голову? Что это за жизнь? Деньги, похищение, слежка. Человек пришел ко мне и умер. Не у себя дома, не на улице, а именно у меня. Надо же было ему  такую пакость устроить! Мне своего горя хватает, а он решил добавить, чтобы жизнь медом не казалась.
Потихоньку, на цыпочках, точно боясь разбудить умершего, я вышла из квартиры. На полу, возле  моей двери, белел свернутый вчетверо листок бумаги. Машинально подняв его, я зачем-то  засунула листок в сумку и рванула к Лариске.
Нажав на кнопку, я давила до тех пор, пока не открылась дверь и не выскочила полуодетая Лариска.
- Бля-я-я! – заорала она. – Ты что, с катушек съехала? На часы смотрела?
Отшвырнув её, я пролетела вихрем в кухню. Лариска примчалась следом.
- Ты на часы смотрела? – продолжала верещать она, – самой делать не хрена – добрым людям мешает.
- Это ты-то добрая? – кинулась я в атаку. – Кошек распустила по улице… Зачем ключ, спрашиваю, дала? Кто тебя просил давать ему ключ? Ты же прекрасно знаешь, что меня дома нет. И неизвестно, когда буду. А он взял в моей квартире и окачурился. Что теперь прикажешь делать? Что, я тебя спрашиваю?
- Кто окачурился? – вытаращила глаза Лариса.
- Кто, кто.. Конь в пальто и с шарфиком на шее, - зарыдала я опять. – Иван Петрович.
- Совсем ты, мать,  свихнулась, - жалостливо проговорила она. – Сама посуди, как я могу отдать твой ключ постороннему человеку? И  кошек твоих кормила. И убирала за ними, проститутками. А ты всё хренотень выдумываешь. Кошки у неё волшебные, сквозь  стены, видишь ли, проходят, тоже мне, Коперфильды нашлись. Кто в квартире мог оказаться? Я вечером заходила, никого там не было.
- Вечером не было, а ночью появился. А-а-а, - затряслась я опять.
- Вот так всегда, - подбоченилась Лариса. Сама мужика в дом пустила, а теперь лаешь на меня. Нашла виноватую. Да пусть твои шлюхи разом передохнут – не подойду к ним.
- Да никого я не пускала. Когда пришла, он уже на полу лежал. Я думала, что он спит, а он уже умер.
Лариса открыла шкафчик, вытащила  какую-то  таблетку, налила из крана воды.
- Пей! Петрович! – позвала она.
Из комнаты вышел Петрович, одетый так, будто он собрался на работу, даже при галстуке.
- Слышал? – поинтересовалась она.
- Угу! – кивнул головой Петрович. – Посмотреть надо. Конечно, от такой жизни у человека могут и глюки появиться. У нас вон Мишка Сорокин как напьется, так на чердак лезет с веником и совочком. Чертей в него сметает. Ему черти мерещатся.  И что характерно, не везде, а только  на чердаке. Вот он их  в ведерочко и собирает. Дом от заразы чистит. Так что, может, и у тебя, Сергеевна, глюк какой-нибудь образовался. А поскольку ты баба одинокая, личной жизни никакой, вот тебе мужики повсюду  и мерещатся. Жалко, конечно, что мёртвый привиделся. С живым хоть бы поговорила, все с души отлегло.
- Давай! – скомандовала ему Лариска. – Ты, видно, специалист по глюкам – тебе и карты в руки. Не  мне же,  бедной одинокой женщине, идти.
Петрович надел шлепанцы и потопал в мою квартиру.
- Во мужик! – выставив большой палец, заявила  Лариска, – на все руки мастер. Кран починил, шкафчик отремонтировал. Такого упускать – грех смертельный. Знаешь,  бабы какие пошли?  Щуки натуральные. Боюсь,  уведет какая-нибудь. Его  кормить как  следует надо, а у тебя  только крупа да макароны.
- Картошка под раковиной есть, а в холодильнике салаты и варенье, - пробормотала я, вытирая распухший нос.
- Надо забрать, - оживилась Лариска, - а то сама понимаешь: сбежит он от такой кормежки, где другого искать буду? Неизвестно, что еще попадётся. Да и продуктов он уже сколько съел.. Нет, бороться за него надо.
- Мог бы и подкинуть деньжат. Видит же, что у тебя ни шиша.
- Уже подкинул, - вздохнула она, - только я их все до копеечки истратила. Даже бутылочку купила. А он рюмку выпил -  и все. Хочешь, проверь, в холодильнике почти полная стоит.  Нет, за такого мужика не только обеими руками, но и всеми  оставшимися зубами  держаться надо. Мой-то бывший как нажрется по уши, так и гоняет меня по долинам и по взгорьям.
В прихожей хлопнула дверь. Показался хмурый Петрович.
- Ну, как там Натальин глюк поживает? -  проявила любопытство  Лариса.
Отжил он уже своё, - буркнул Петрович. – Что, девки, делать будем?
- Он что, мертвый? – не поверила Лариса.
Петрович махнул рукой.
- Мертвее не бывает. Надо милицию вызывать. Убили его.
- Как убили? – заорала я. – Это же не улица. Не  может он быть мертвым. Там и крови нигде нет. Все чисто.
- Правильно,  нет, - подтвердил Петрович. – Его здоровенной книгой по голове ударили. «Словарь русского языка»  называется. Она рядом валялась. Я, правда, трогать не  стал, чтобы отпечатков не оставить.
Нет, определенно судьба повернулась ко мне филейной частью. Господи, столько книг кругом толстых на полках стоит. Шандарахнули  бы его «Историей искусств»  или, на худой конец, Иркиной «Экономикой». Тоже увесистая книга.  Еще «Домашний травник» подошел бы.  Так нет, именно моим словарем надо было ударить. А на нём столько отпечатков пальцев!
Схватив полотенце, я ринулась к двери.
- Куда? – перехватил меня Петрович.
- Отпечатки стирать!
Вот дуры бабы. Там везде твои отпечатки. Квартира, чай, твоя, а не чужая. Ну что, девки, я в милицию звоню?
- Погоди, - заявила умолкшая было Лариска. – Наталье вначале уйти надо. Ключ  у меня был. Квартиру я вечером закрыла? Закрыла. А как он туда попал, и кто его убил, пусть наша доблестная милиция разбирается. А, действительно, как он к тебе попал? Ты его знаешь?
- Недавно познакомились, – опять заревела я. – Сказал, что зайдёт. Вот и зашёл.
Лариса гордо повела плечом.
- Надо с приличными мужиками знакомиться, как я, а не со всякой шантрапой.
- Да на вид он очень приличный, - вступился за меня Петрович. – На ханурика не похож. И одет хорошо. Он где работал?
- В институте.
- За книгами полез, - авторитетно заявила Лариса, - а тут его и ухайдохали. Ладно, мать, дуй  назад, на дачу к Куцельке, а мы тут отбиваться будем.  И заруби себе на носу: тебя  здесь не было, ничего ты не знаешь. А то не только нас  с тобой затаскают, но и Петровича прихватят. Сейчас глянем, чтоб у подьезда никто не маячил – и вперед с песней.  А мы прикинемся, что только на него наткнулись. Будто пошли кошек кормить, а тут такая неприятность.
- Ладно, - кивнула я.
Не буду же объяснять Ларисе, что на даче меня тоже поджидают, а я мечусь  меж двух огней, как загнанная крыса. Но выродки с дачи уже наверняка ушли. Не зимовать они там будут. В крайнем случае, залезу на чердак, отсижусь пару деньков.
- Я пошла, - поднялась я.
- Садись – приказала Лариса, - вначале поешь, а потом Петрович тебя проводит.
Она швырнула на плиту сковородку и распахнула холодильник. Нет, голодная смерть Петровичу не грозила, потому что Лариса заставила весь стол тарелками. Глядя, как я наваливаю себе селедку, Лариса сказала:
- Селедки жри поменьше. Обопьешься потом.
- А я воды в бутылку здесь наберу. Хочется же.
- Хочется – согласилась она. – Я тебе огурчиков малосольных с собою положу. Целую кастрюлю насолила. А то на даче, небось, одну  колбасу трескаете. Слушай, а зачем ты вообще сюда приперлась? – переменила она  пластинку. – Сидела бы на даче, развлекалась во все лопатки.
- Не получилось, - буркнула я. – Надо было.
- У тебя всё не как у людей. Зачем понадобилось-то?
Я судорожно принялась придумывать причину своего неожиданного появления.
- За Брейгелем приехала, - вспомнив разговор с Козеттой, сказала я. – Решила конспект урока написать, а материала никакого под рукой нет. Вспомнила, что у тебя подходящая книга есть, вот и приехала.
- Видал? – повернулась Лариса к Петровичу, который старательно  уничтожал салат. – Я же тебе говорила, что она припадочная. Да пусть твои дети сначала выучат, кто такой Пушкин, а потом ты им можешь своего Брейгеля впаривать. Оно им надо? Им бы нажраться до поросячего визга, накуриться, девчонок потискать, а она им - Брейгель.. Не надрывайся, матушка, стране рабочий класс нужен. А кто хочет стать Ломоносовым, тот и без тебя справится. Пусть сам до всего своим умом доходит, характер вырабатывает. Нет, ты подумай, - возмущенно махнула она вилкой, чуть не задев кончик моего носа. – Брейгеля она им давать решила. – Вон твой Брейгель. Как только ты его потащишь?
- В пакет положу. Не  злись, - я погладила её по голове. – Орешь с утра до вечера, но человек-то ты хороший. Сколько лет мы с тобою знакомы?
- Столько не живут, - Лариска осторожно промокнула  выступившие слёзы. – Петрович, ты-то что сидишь? А ну-ка, выгляни на улицу. Как никого не будет, хватай Наталью, и дуйте на остановку.
Засунув недоеденный кусок в рот и работая челюстями, Петрович кинулся на улицу. Через несколько минут он  заглянул в кухню.
- Пошли!
Я подхватила пакеты, приготовленные Ларисой, и рванула за ним.
На улице никого не было. Петрович выхватил у меня сумки, и мы быстро зашагали по дорожке. Завернув за угол, я вздохнула.
- Вроде пронесло. Никто не попался.
- Погоди радоваться, - проворчал Петрович.- Это когда надо, свидетелей не найдешь, а когда не надо, все видят. Ты насчет мужика не переживай. Я сейчас милицию вызову, его и увезут. И  чего он к тебе полез?
Я вздохнула. Да полез он потому, что хотел мне что-то рассказать. А оно вон как обернулось.
- Автобус!- заорал Петрович и стал совать мне сумку.  – Ни о чем не беспокойся, отдыхай, как следует. А дочь приедет – мы её к тебе отправим. Насчёт денег не волнуйся. Я же отпуск взял. Вот только отпускные получить не успел. Но денька через два съезжу, тогда и тебе передадим. Бывай.
Я уселась в автобус. Никакого покоя. Мотаюсь туда-сюда, как незабудка в проруби. Скоро на работу, а  вместо отдыха  какие-то дурацкие  гонки с преследованием. Нет, на дачу я сейчас не поеду. Днем мне там делать нечего. Двину-ка я туда на последней электричке. А чтоб не мешать Сидору, проберусь на чердак. А что? Еды мне Лариса напихала. Не умру. Сяду  сейчас в вагончик, проеду несколько остановок и где-нибудь в глуши сойду и позагораю, красотой подзаряжусь.  Если сама о себе  не позабочусь, кому я нужна. В конце концов  я не депутат Государственной Думы, чтобы все во мне потребность имели.
Вышла  я на станции с романтическим названием «33 километр». Удивительная вещь - названия.  Лишь в одном городе я встретила что-то приличное: улицы Солнечная, Лиственная, кафе «Брусничка». Зато мои родственники жили в 43 Рабочем переулке, а другим посчастливилось поселиться в тупике Коммунизма. Настоящая поэма.
 Расположилась я на лесной полянке, где не было ни души. Первым делом навела  ревизию Ларискиным припасам. О Сидоре я помнила,  и поэтому решила уничтожить  в первую очередь скоропортящиеся продукты. Не  удержалась от соблазна попробовать  её огурчиков. Вкуснотища необыкновенная. Все-таки Лариска – хозяйка, и её место за широкой спиной Петровича. Потом я вытащила громадную книгу о художниках,  разыскала в ней Питера Брейгеля и начала читать.
К счастью, там оказалась репродукция  моей любимой картины «Охотники на снегу», которую я могу рассматривать часами.  И напрасно Ирка пожимает плечами и говорит что-то о мрачных красках. Одни его «Слепые» чего стоят. Чистый, спокойный, вечный мир и отвратительное духовное уродство.
Прочитав статью о Брейгеле и посетовав, что художник прожил не так много, как бы мне хотелось, я решила, что нужно  срочно заняться своим внешним видом. Я не думаю, что все мои соратники явятся на работу с золотистым загаром, приобретенным  где-нибудь  на пляжах Черноморского побережья. Финансовые возможности у нас разнообразием не отличаются.  И загорать они скорее всего будут на дачных участках, пропалывая грядки с морковью и свеклой. А вот я, единственная,  буду бледной немочью, потому что грядок у меня нет, а специально идти на пляж мне слабо, как говорят мои школьные детки. Будут там бродить длинноногие красавицы с роскошным загаром, а я среди них, как заноза в пальце. Нет, с фигурой у меня для моих  лет все в порядке.
Но с годами куда-то улетучивается уверенность и наглость, когда знаешь, что хороша в купальнике и без оного. А тут еще  телевизор постоянно тарахтит о целлюлите. Раньше и слова такого не знали,  все было в порядке. А сейчас гадай: есть он уже у тебя или пока пронесло.
Разбросав по траве одежки, я разлеглась под кустиком, представляя, как войду в  класс с легким загаром, с необыкновенно хорошо покрашенной и подстриженной головой, намазанная дорогой помадой, подаренной мне Иркой, которая полеживает в холодильнике, дожидается  своего часа.
Проснулась я уже под вечер. Вытащила из сумки  зеркало и полюбовалась собой. На красной опухшей физиономии отпечатался весь растительный мир Подмосковья. Обожженные плечи и спина болели.
- Да-а, - подумала я, разглядывая своё лицо. – Единственное утешение – что за этой помятой рожей  скрывается  глубокое внутреннее содержание. Но вряд ли найдется охотник  докапываться до него.
Намочив теплой водой платок, я протерла лицо и плечи. Пора было собираться, а то последняя электричка ускользнет из-под носа и либо придется полсотни километров шлепать пешком, либо ночевать под кустиком. Ни один из  вариантов что-то не воодушевлял.
Жизнь – зебра. Обычно она складывается так: не везет, не везет, а потом как не повезет. Но сегодня этой закономерности не наблюдалось. Я не только успела на электричку, но и хватило времени купить билет.
Народу в вагоне было немного, и устроилась я вполне удобно.  Перед самым  отправлением в вагон впорхнула молодая  женщина, нагруженная пакетами. Маленькая, худенькая, она напоминала мальчишку. Вприпрыжку пробежав полвагона, она  плюхнулась напротив меня и, обмахиваясь газетой, звонко сказала:
- Чуть не опоздала! Бежала, как черепаха за конем!
Я опешила от неожиданного сравнения и  представила бешено летящего коня с развевающейся гривой и важную, неторопливую черепаху с вытянутой, покрытой сухой пепельной кожей шеей, которая неторопливо перебирает маленькими лапками. Видение было таким отчетливым, что я расхохоталась.
- Вы куда едете? – поинтересовалась попутчица.
- Мне в Рассудово. Через лес до смерти боюсь  ходить.
- И мне в Рассудово, - обрадовалась она. – Так что побежим вместе.
 - Слава богу! А то я трусиха страшная. Мне всегда чудится, что за каждым деревом бандит с ножом. Кстати, меня зовут Аллой.
- Наталья. А где у Вас дача?
- К сожалению, на самом конце поселка. Топать далеко. А Вы где обитаете?
- Мне легче. Наша сразу за сторожкой. Как  Вы дальше пойдете?
- Ой, да в поселке ерунда. Я там каждый камешек знаю. Вот только через лес  боюсь ходить.
Мы оживленно проболтали еще минут сорок и даже обнаружили много общих знакомых. Наконец объявили нашу станцию, и мы вышли из вагона.
Душная, липкая темнота облепила со всех сторон. Алла виновато сказала:
- Сейчас люди рванут изо всех сил, а у меня скорость  не та, да и вещей вон сколько, - она потрясла пакетами.
- Всё нормально, - бодро ответила я, а ну-ка, давайте  половину мне – и вперед.
- Продукты везу, - оправдывалась она. – Мои на даче безвылазно сидят. Вот и приходится нагружаться.
Болтая, мы спустились с лестницы и отправились по  дорожке.
Кругом стояла тишина. Только шумели деревья, да раздавался стук наших каблуков. Было жутковато.
- Разувайся! -  скомандовала я. – И побежали.
Алла  сбросила туфли, засунула их в пакет, и мы помчались.
Вот и заветный  мостик, дачи. Люди спали. Окна ближайших домов  были темны. Одним махом перелетев мост, мы остановились, чтобы отдышаться.
- Чтоб я  хоть один раз ещё поехала на последней электричке. Ни в жизнь, - запричитала Алла, усаживаясь на пенек. Так когда-нибудь инфаркт заработаешь. Не от страха, так от бега.
- Это точно – подтвердила я – Вот сумки. Расчет произведен полностью. Проводить или не надо?
- Не надо, - улыбнулась она. – Теперь уже  дойду. Все спят. Кого бояться?
- Ну ладно! Пока! Я уже почти пришла. Вон мой дом. Придется сегодня на чердаке спать.
- На чердаке? – засмеялась она.
- Ну не будить же ребенка. Да ничего, чердак у нас замечательный.
Чердак у Куцелей действительно уникальный.  Изнутри он обшит досками,  благодаря этому получилась еще одна комната. Она очень уютная. Единственное, там надо навести порядок, потому что чердак покрыт толстым слоем пыли и завален пачками журналов сорокалетней давности. Вдобавок журналами, которые я обожаю – «Юностью» и «Советским экраном». И  поэтому, когда у кого-нибудь из нас возникает желание поностальгировать, мы забираемся и  листаем старые журналы. Чердак изнутри запирается на крючок, а ведет туда лестница с широкими ступенями и перилами.
Я обогнула дом, подошла к лестнице и прислушалась. Полнейшая тишина. Даже постоянные хозяева сада, коты, не шастали под ногами и не  оглашали окрестности своими дикими воплями, выясняя отношения.
Честно говоря, лезть наверх было жутковато. И хотя мозгами понимала, что на чердаке никого нет, но храбрости от этого не прибавлялось.  Будить Сидора мне не хотелось. Мало того, что втягиваю в свои неприятности всех окружающих, но доставлять лишние неудобства, когда без этого можно обойтись, - перебор явный. Вздохнув, стала подниматься наверх, волоча за собой сумки.
Я открыла дверцу, засунула голову внутрь и прислушалась. Никого. Влезла внутрь, нашла крючок и накинула его. Всё. Мой дом – моя крепость. Так, теперь надо соорудить себе ложе. Не на полу же в пыли валяться. Ползая на коленках,  я собирала журналы и ровным слоем укладывала их в углу. Постель получилась, честно говоря, дерьмовенькая. Это я почувствовала, когда улеглась. Стоило мне повернуться, как журналы, точно тараканы, нанюхавшиеся дихлофоса,  расползались в разные стороны. Кое-как примостившись, я замерла в неудобной позе. Темнота уже не казалась страшной и таинственной. А, кроме того, я изо всех сил пыталась представить  себе этот чердак при дневном свете. Пыльное полутемное помещение, в котором спрятаться постороннему просто невозможно.
На улице было тихо по-прежнему. Наверное, я уже задремала. Но вдруг что-то заставило меня проснуться и вскочить. Это был скрип лестницы. Негромкий,  осторожный скрип. Точно по ней поднимался человек, который не хотел, чтобы его услышали. Поскальзываясь на журналах, я в два прыжка перелетела чердак. Ручки у дверцы не было,  и поэтому я изо всех сил нажала на крючок сверху. Я боялась, что тяжелое дыхание выдаст меня,  и старалась унять сердце, колотившееся о ребра.
Человек наконец добрался до площадки. Он начал искать ручку, но, не найдя, нащупал край дверцы и потянул к себе. Я уже обеими руками прижала крючок.
Убедившись, что дверца не открывается, он, вероятно, достал нож и попытался снизу поддеть им крючок.
Конечно, можно было внезапно открыть дверь и столкнуть неизвестного гостя вниз. Площадка маленькая, перильца узенькие. Пусть летит себе в свободном полёте, делая кульбиты и повизгивая от счастья. Даже если он сломает себе шею – я здесь ни  при чём. Дверцу он пытался открыть ножом, холодным оружием, выражаясь языком славных правоохранительных органов. А я лишь защищаюсь, пытаясь сохранить свою драгоценную  жизнь. Но, спихнув его,  скорее всего вниз бы отправилась и я. И никто не может гарантировать, что моя шея останется неповрежденной.
В это время нож  больно царапнул руку, и от страха я завопила во всё горло:
- Сидор, вставай! Грабят! На помощь!
В доме вспыхнул свет, хлопнула входная дверь, и раздался  голос Сидора:
- Папа, бегом сюда! Грабят! Рекс, Альма, фас! Чужой!
По лестнице дробью прогрохотали каблуки,  потом шаги стали удаляться. Раздался негромкий удар о землю. Вероятно, грабитель перепрыгнул через забор. И всё стихло.
Я осторожно открыла дверь и высунулась. Никого не было. Нет, свинство натуральное! Меня грабят, я ору,  как прирезанная, а в окрестных дачах ни одного огонька. Явно человечество не спешит мне на помощь и спешить не собирается. Подхватив пакеты, сползла на землю.
- Ну, кто на этот раз за тобою охотился? – вместо  приветствия   полюбопытствовал Cидор.
- Не знаю. Визитную карточку почему-то забыли оставить, – огрызнулась я.
- Имей в виду: это кто-то другой. Твои прежние друзья смылись. Но посёлок перешерстили хорошо. Старались  это делать тихо, незаметно. Но я-то всё знаю, наблюдал за ними.
- Всего даже я не знаю, - честно призналась я, - а ведь почти ровесница мамонту. Ты что, с ними разговаривал?
- А то! – Сидор сунул свой нос в пакет. – Я им, «нечаянно»  навстречу попался. Они ищут свою знакомую, между прочим, удивительно похожую на тебя. Даже одеваетесь вы одинаково.
Он вытащил огурчик, придирчиво оглядел со всех сторон, смахнул веточку укропа и с хрустом откусил:
- Клево! Люблю малосольные. У меня картошка жареная есть. Будешь?
- Будешь! – неожиданно согласилась я. – Тащи! Да пакеты вытряси.  Продукты уже все, наверное, испортились.
- Кто-то им позволит портиться, - пробурчал он, разворачивая свёртки. – Но ты знаешь, я твоих друзей огорчил, сказал, что такая  тетка приезжала на дачу. К  соседям на шашлыки несколько дней назад. А потом вместе с ними уехала. Но перед этим нажралась здесь, как последняя свинья. Ходила по саду и орала песни.
- С какого панталыку я нажралась? – обиделась я. – Тридцать граммов выпила всего, а ты уже «нажралась».
- Нет, я правильно сказал, - убежденно заявил Сидор. – Если бы  ты сидела тихонько, как бы я тебя заметил? А так всё  правильно. Напилась и выла, как больная собака, всем мешала. Мишка тоже подтвердил, что ты песни орала.
Картошки для двоих оказалось маловато, и Сидор соорудил еще по большому бутерброду. В душе он оказался эстетом, потому что сбегал на улицу, приволок пучок петрушки и укропа. Уложив все это на бутерброды, скомандовал:
- Лопай! А то носишься челночным бегом туда-сюда, отощаешь совсем. Про тебя уже скоро задачи можно будет сочинять.
- Например?- откусила я кусок. – Фу, травы не пожалел.
- Для хорошего человека не жалко. Примеров – выше крыши. Задача первая. С какой скоростью ты несешься домой и на дачу, если за тобой гонятся, и в спокойном состоянии, когда погони нет? Задача вторая. Если от трех мужиков ты убегаешь двое суток, то сколько суток ты будешь убегать от десяти?
- Озвереть можно. Мне такую задачу не решить. А десять мужиков меня просто-напросто махом угробят.
- Мне тоже не решить, - успокоил меня Сидор. – Но вот угробишь их, скорее всего, ты. Женщины – народ непредсказуемый. А ты в особенности. Ведь  если кого ловят, он должен прятаться в разных местах. А у тебя два пункта назначения. По логике этого  быть не должно. Верно? Ну что, спим? Или уже ложиться не будем? Скоро  светать начнет.
- Будем, -  пробормотала я. - Моему ослабленному организму требуется продолжительный отдых! Только, чур, в одной  комнате спать  будем.
- Обнаглела, - взвизгнул Сидор. – Тебе что, комнат мало?
- Дурак ты. Страшно же. А так, хоть маленький, но мужик.
- Ладно, пользуйся   моей добротой, - дёрнул тощим плечом Сидор. – До чего Вы, бабы, трусливые, смотреть противно. У меня учись! Как только услышал твой вопль, сразу  выскочил на улицу. А ты в доме дрейфишь. Бояться-то чего? У нас здесь тишина.
- Хорошая тишина, – оглядела я подсохшую царапину, оставленную ножом, - а на меня тогда кто покушался? Видишь, когда  дверь пытался открыть, руку  поцарапал. Не привидение же это. Значит, всё-таки кто-то был.
- Значит, был, - задумчиво согласился Сидор. – Нет, что-то надо  делать с тобой. Куда-то спрятать. Слушай, а может, в лес переселиться? Сделаем шалаш и будем там ночевать. Как ты на это смотришь?
- Резко отрицательно смотрю, - я прожевала остатки укропа. – Если я в доме  боюсь, то на улице, когда нет ни замка, ни запора, - это легче сразу удавиться. Окончательно и бесповоротно. Да и учитывая количество твоих друзей, об этом шалаше  полпоселка узнает через час после его постройки.
- Не скажи, - протянул он, вычерчивая  пальцем невидимый узор на клеенке. – Это  дело надо обдумать. Нужно, чтобы никто не знал. Днём можно по участку ходить. Для  безопасности ребят приглашу. А на ночь мы с тобою исчезнем. Ты же не одна будешь, со мной.
- Если с тобой, то какие проблемы, - фыркнула я. -  С тобою хоть в пустыню Сахару, хоть на Северный полюс. Ладно, пошли спать. Что гласит народная мудрость? Утро вечера мудренее. Вот утром встанем и подумаем.

К сожалению, утро ясности не внесло. Проснулись мы от оглушительного стука в стекло.
- Щас все зубы пересчитаю, - злобно пообещал Сидор. – Ведь только прилёг. Какая сволочь мне армейскую побудку с утра пораньше устраивает?
Он пошлепал на веранду. Послышалось звяканье отпираемого засова, а потом тихий неразборчивый шепот.
- Вернувшийся Сидор был непривычно серьезен.
- Дела на букву «х», но хорошими их не назовешь. Бабу местную чуть не убили. Кстати, ножом. Сходства не видишь? Ограбили её, сумку украли. Так что это, наверное,  тот тип, который пытался тебя навестить. Ты же тоже с  сумками была. Только я определенно тупой. Не пойму чего-то. Ну, одну бабу ограбил, а зачем к тебе полез? Не собирался же он всю ночь промышлять. Да и награбленное спрятать нужно. А если б на неё  кто-нибудь сразу наткнулся, шум поднял? Всё-таки опасно.
- А что за женщина? – настороженно приподнялась я.
- Да ты её не знаешь, - отмахнулся Сидор. – Она в конце  улицы живет.  Сидорова Алла. У неё сын Денис и дочка, не знаю, как зовут. Ленка, по-моему.
Сон с меня сразу слетел.
- Знаю! Вчера я возвращалась с электрички вместе с какой-то Аллой. Худенькая такая, с короткой стрижкой. Смеётся все время.
- Точно она, - уверенно заявил Сидор. – Муж её не дождался. Вышел встречать, а она на дорожке лежит. Кровищи – жуть. Хорошо, мобильник с собой  был. Вызвал «Скорую». А на твоём месте я бы не вылеживался. Я уйду, а к тебе Мишка с ребятами придут.
- Зачем мне Мишка, - возразила я. – У меня своих дел полно, а его развлекать нужно. Надо постирать, обед приготовить. Вот еще книгу привезла. Обещала человеку.
- Вот когда понесешь, тогда и ребята уйдут. А пока пусть по участку носятся. Тебе лучше к ограде не подходить. Если кто сунется, они сами разберутся.
- А ты куда?
- Куда, куда.. На кудыкину гору, мышей ловить да тебя кормить. У каждого своя работа.
Он показал  язык, повернулся и уверенно пошел к калитке.
- Сукин сын! – с восхищением подумала я, глядя на его загорелую спину. – От горшка два вершка, а туда же. Мораль читает, словно взрослый.
Начать я решила со стирки. От постоянной беготни мои новые одежки товарный вид потеряли. Поэтому я плюхнула на плиту кастрюлю с холодной водой и отправилась собирать вещи.
Белья набралось мало: пара футболок, штанишки, в которых я ползала  по лесу, да Сидоровы шорты, единственная  летняя одежда, которую он признает.
Замочив бельё в тазике, я решила двинуть к Козетте, отнести обещанную книгу. Обед еще готовить рановато, а постирать можно и попозже.
Я схватила пакет с книгой и рванула к деревянному теремку. Козетта лежала в гамаке и читала какой-то журнал
- Привет! – махнула она рукой, увидев меня. – Проходи. Молодец, что пришла. Сейчас кофе пить будем. Только подождем минут пяток, а то Аришка в магазин за вкусненьким укатила.
- Да я на секундочку, замочила бельё, решила постирушкой заняться. Еще обед готовить, а то  ребёнок голодный. Хочешь, вечерком заскочу? А сейчас я тебе Брейгеля притащила.
- Ловлю на слове. Только приходи обязательно. Посидим, поболтаем. А то я от скуки совсем засохла. Муж на работе, Аришка по дому хлопочет. А я только валяюсь да читаю. Даже телевизор не смотрю. Ползаю, как сонная муха.
- Ладушки, часиков в семь заскочу.
Я рванула домой. Простирнула футболки, взяла брюки и начала  выворачивать  карманы. Я это делаю весьма  аккуратно после того, как выстирала платье с последней сотней в кармане.
 Вытащила ключ, мелочь, билет на электричку. Вдруг к моим ногам упал помятый листок бумаги, свёрнутый в несколько раз. Я охотно признаю всегда, что моя  сумка очень часто напоминает мусорную свалку, потому  что туда я пихаю всё, что попадает под руку. Но никогда в жизни я не сую в карман бумаги. А для чего тогда сумка?
Я развернула листок. «Никуда не уходи. Обязательно дождись меня. Золотарев. Позвони  по телефону 732-81-75»
Черт знает что! Каким образом  эта бумага могла попасть в мой карман? Кто такой Золотарёв, и почему я должна ему  позвонить? Сплошной дурдом! Определенно у меня начинается  склероз и старческий маразм. Рановато, но факт.
Я развесила бельё на верёвке и  отправилась в дом. Надо было приниматься за обед. Сама-то я и на бутербродах могу продержаться, а Сидора придётся кормить по полной программе.
- Привет тетя Наташа! – возник на пороге Мишка. – Можно, мы с вами побудем?
- Да с нашим  удовольствием,  - отозвалась я. – Проголодались, наверное. Обедать будете? Сколько Вас?
- Трое, - улыбнулся Мишка. – Будем. А что-нибудь вкусненькое есть?
- Оборзела молодежь, - проворчала я, соображая, что бы такое приготовить, чтобы этим орлам понравилось. Мысленно перебирая имеющиеся в наличии продукты, я повеселела. Пожалуй, удивить их сегодня смогу.
- Тесто месить умеешь? – поинтересовалась я, вытаскивая из ящика муку и яйца.
- Издеваетесь? – исподлобья взглянул на меня Мишка. – Чегой-то я  бабским делом заниматься буду. Еще, скажете, фартучек надеть да косыночку повязать.
- Лук резать – мужское  дело?
- Ну, не знаю. Макаревич режет, значит, мужское, но противное. Обревёшься весь.
- Будешь капризничать – останешься в старых девах. Есть все  горазды, а  помочь старой больной женщине охотников нет. Ладно,  справлюсь сама,  а ты будешь развлекать меня светским разговором.
Мишка с каким-то сожалением посмотрел на меня, потоптался на месте, махнул рукой, потом включил на кухне свет и плюхнулся на табурет.
- Конечно, у каждого свои тараканы в голове. Но, не до такой же степени. Вы, вроде, женщина еще не совсем старая. Это все экология действует и ещё этот.. прогресс.
- О чем ты? – не поняла я. – Да выключи свет. Выдумал тоже: средь бела дня  свет включать. И так всё хорошо видно.
- Вас  не поймешь. Сами  же сказали, чтобы развлекал при свете.
- При каком свете?
- А я откуда знаю. Раз дневного не хватает, значит,  при электрическом.
- Лопухнулся ты, Мишка, читай побольше, тогда знать будешь, что «светский» и «электрический» - понятия разные.
Пока Мишка излагал местные новости, я замесила тесто и начала  готовить фарш.
- И что это будет? – сморщился Мишка. – Пельмени? Надоело, сил нет. Куда  ни придешь – везде пельмени или колбаса из сои.
- Лопух! – я с ожесточением резала лук, повернув голову, чуть ли  не на 180 градусов, – это будет самый настоящий кулинарный шедевр. И название у него нежное и поэтическое – манты. Ел когда-нибудь?
- Не-а, - помотал головой.
- Пальчики оближешь, гарантирую, - пообещала я, раскатывая тесто.
В кухню влетел возвратившийся Сидор.
- Мишка, мухой! Козочку зарезали.
Мальчишек сдуло ветром, и всю тяжесть по готовке обеда пришлось взвалить на собственные плечи.
Парни возвратились через час. Они шли по дорожке, что-то обсуждая и размахивая руками.
- Мыть лапы и за стол! – скомандовала я.
Мой кулинарный шедевр явно произвел  впечатление на  проголодавшихся  мальчишек. На тарелках не осталось ни крошек, ни соуса. И хотя любому понятно, что тарелки вылизывать нехорошо, языки Сидора и его приятеля поработали на славу.
- Вообще, братцы, вы садисты, однозначно, - заявила я насытившимся приятелям. – Не знаю, что тому причиной: воспитание  или то, что образование у вас всего-навсего начальное, но вы кровожадный народ. Садисты, да и только.
- Почему?- подняла голову мужская часть общества.
По огородному растению! – отрезала я, собирая грязные тарелки. – Ходить любоваться тем, как  режут несчастное животное, могут только законченные садисты. И хо тела бы я видеть того придурка, который питается козлятиной. Козлов-то, по-моему, не едят. Говорят, что они вонючие.
Козлы, может быть, и вонючие, - вздохнул Сидор – Но вот тебе высовываться надо поменьше. Маньяк здесь появился. Баб режет нещадно. Прикинь,  за сутки чуть двоих не прикончил. А Козочка – это не коза вовсе, а баба.
- Какая баба? – прошептала я, сползая на табуретку.
- Баба как баба. Молодая. Две руки, две ноги, одна голова. Все остальное тоже, наверное, в комплекте, - откликнулся  Мишка. – Имя вот только у неё ужасно дурацкое – Козетта. Жуть. Это как же нужно не любить собственного  ребенка, чтобы так обозвать.
Не слушая дальнейших Мишкиных рассуждений по поводу Козетты и её родителей,  я рванула к знакомой даче.
Народу толпилось немного. Небольшая кучка дачников оживленно обсуждала произошедшее. Не останавливаясь, я открыла калитку и помчалась к дому. На крыльце чуть не сшибла зареванную Арину.
- Кто? – крикнула я хриплым голосом.
- Не знаю, - всхлипнула Арина. – Я в магазин пошла. Прихожу, а она лежит, бедная. Кровищи, жуть. Врача вызвала да мужа. Уже увезли её.
- Когда хоронить будете?- прошептала я помертвевшими губами. Мелкая противная дрожь сотрясала моё тело.
Типун Вам на язык! – взвизгнула Арина. – Соображаете, что несете? Живая она.
- Как живая? – захлопала я глазами. – Её что не убили?
- Конечно, нет! Врач сказал, что повезло. Маньяк ей только спину располосовал. Я же говорю, кровищи жуть!
- Слава богу! В какую больницу её повезли?
Да здесь рядом. Швы наложат, а там уже хозяин решать будет, куда повезти.
Я попрощалась и потопала к калитке, переваривая всё случившиеся. У забора меня поджидал Сидор.
- Интересно получается, - завел он – Ты и Козочку откуда-то знаешь.
- Угу! – мотнула я головой.
- Тогда дело совсем фиговое. Ты ничего интересного не замечаешь?
- Нет. А что я должна заметить?
- Ну, смотри, - он подпрыгнул от нетерпения, - убивают только тех баб, с которыми ты была знакома.
- Да жива она, Козочка, то есть.
Я и не заметила, как стала называть Козетту именем, придуманным Сидором. – Ранили её. Всю спину ножом изрезали.
- Баб в посёлке – выше крыши, - продолжал рассуждать Сидор, - хоть соли. А выбирают почему-то только тех, с кем  ты знакома. Ну, хорошо, у Козочки деньги есть. Могли и за них кокнуть, а может, муж её кому дорожку перебежал. А у Сидоровых денег нет. Сами из кулька в рогожку перебиваются. Так что у них хоть всех перебей, больше сотни не натрясешь. Козетта и Алла не дружат. Я думаю, что они и знать не знают друг друга. Вот и получается, что связаны они между собой,  только  благодаря  тебе. Значит, что-то ты не договариваешь. Колись. Сама понимаешь: выхода другого нет. Может, вместе что-то придумаем. И вообще, тебя прибьют– полбеды, а если мою мать? Ирка у тебя уже взрослая. Ей целых восемнадцать лет. А я, по-твоему, один оставаться должен? Да ты не смотри, что  я маленький. Вы, взрослые, по-своему соображаете, а мы по-своему. Если я что придумаю, взрослый ни за что не разгадает.
Действительно, выхода не было. А может, Сидор и сумеет чем-нибудь помочь? Мы эту мелюзгу не замечаем, считаем, что серьезные проблемы им не по зубам. А кто знает? Они ведь тоже что-то соображают.
- Будь по-твоему! Только расскажу, когда придём домой.
- Йес! – заорал Сидор. – Чеши быстрее, а то плетешься как старая карга.
- Я не карга, я ведьма.
- Да ? – вытаращился Сидор. – Почему?
- Потому! Все женщины делятся на три группы: колдуньи, ведьмы и бабы-яги. Я, правда, не знаю,  можно ли  так говорить – «яги».
- Да говори, - разрешил Сидор. – А почему ведьма?
- Для колдуньи я старовата. Это скорее Ирка потянет. Для бабы-яги опыта маловато. Остается одно – ведьма без помела.
- Идея! – завизжал он. – Будет тебе метла.
Мы открыли  калитку  и вошли в сад. Я огляделась и потащила Сидора на открытое место.
- Жарко! – возмутился он. – Пошли под яблоню, а то солнечный удар по лысине дюбнет.
- Перебьешься!
- Я внимательно оглядела кусты смородины и крыжовника, даже малину облазить не поленилась. Старательно осмотрела кроны яблонь. Никто на мою тайну не покушался, лишь на крыльце мальчишки отчаянно резались в карты. Осторожно, шепотом, я рассказала Сидору обо всем, что со мною произошло в последнее время. Он слушал, затаив дыхание, глаза сияли.
- Здоровски! – прошептал он, дослушав рассказ до конца. – Ну и повезло тебе. Как в кино!
- Повезло? – возмутилась я. – Тебе бы так  везло. Дома – труп. Не сегодня- завтра посадят, неизвестно за что. Я-то этого мужика не убивала. Кому деньги отдать, так  и не узнала. Бегаю туда-сюда. А я по-людски жить хочу: тихо-мирно спать в своей постели.
- Ох, и тупые вы, взрослые, - с сожалением произнес Сидор. В кои веки повезло. Не  жизнь, а  сплошные приключения. Ты же ноешь. Спать тебе у нас не нравится. Спала же раньше и не облезла. Зато когда будешь умирать, будет о чем вспомнить.
- Совсем одурел? Мне, как ни странно, почему-то пожить ещё хочется. Ирка скоро приедет, куда пойдет? В дом, где покойник ноги протянул?
- Чего кипятишься? Ведь она ещё не приехала. А до её приезда мы эту ситуацию разрулим: будь спокойна!
- Буду! Аж, целых два раза. Ты еще скажи, что и маньяка поймаем.
- Маньяка постараемся поймать сегодня, - он внимательно посмотрел на меня. – А ты всё-таки пошевели  мозгами и подумай, что могло связывать Козочку и тетю Аллу.
- Не знаю, - пожала я плечами. – Общалась я с ними. А еще – у нас с Аллой одинаковые пакеты были. У меня в нём лежала книга про художников, а у неё какая-то большая  коробка. Эту книгу я позже Козочке отдала.
- Видишь, - обрадовался он, - общее все-таки нашлось. Во-первых, ты с ними общалась. Значит, могла что-нибудь лишнее брякнуть. Во-вторых, пакеты. Ты говоришь, что они были большие!
- Ну, моя книга здоровенная. Пакет Аллы тоже был большой.
- А это могло  быть похоже на чемоданчик с деньгами, если его засунуть в пакет?
- Наверное. Только что, я похожа на дуру, которая таскает деньги за собой?
- А кто тебя знает, - ухмыльнулся Сидор. – Внешнее сходство вообще-то имеется. Волосы клоками в разные стороны. Глаза ненормальные. Рот не закрывается. Типичная миллионерша. А вдруг ты решила поделиться со мною или потратить свалившееся на тебя богатство? Ведь сама говоришь, что квартиру обшарили, а денежек не нашли. Значит, таскаешь ты бабки с собой по причине лютой скупости и нежелания расстаться с ними. Ладно, скачи домой! Пошарь у матери в шкафу и найди две старые юбки. Только бери широкие. Я скоро приду.
Войдя в дом,  я принялась обшаривать старый громадный шкаф, доставшийся Куцельке, вероятно, в наследство от каких-нибудь пра-пра бабушек и таких же дедушек. То, что это не совсем прилично, я понимала, но раз Сидор велел, надо было действовать, а то визгу не оберешься. Но потом, я увлеклась. Куцелька хранила одежду, наверное, с революционных  времен. Перебирая тряпки, я  вспоминала свою молодость. Такой же купальник, черный, усыпанный кленовыми листьями, был у меня. Такого же фасона платье, только другой расцветки, я сшила на втором курсе и отчаянно выпендривалась во все лопатки  в нём, когда  мы ходили с мальчиками в кафе-мороженое.
Наконец я выбрала пару юбок. Одну летнюю, на резинке, до пяток. Вторую покороче, но более парадную. Не знаю,  что там задумал Сидор. Может, чучела решил нарядить, чтобы пугать незваных гостей?
- Выбрала что-нибудь? – заглянул он в комнату – Запихивай все поскорее назад и надевай вон ту, пеструю.
Кое-как свалив все вещи в шкаф, я натянула одежку и принялась крутиться, стараясь рассмотреть себя в старое потускневшее зеркало.
- Нечего пялиться! Успеешь еще налюбоваться на свою неземную красоту!-  рявкнул Сидор.
Хищно щелкая ножницами, он подошел ко мне, присел  и стал кромсать  юбку на кривые длинные полосы.
Открыв рот, я зачарованно наблюдала за его работой. Наконец он закончил и критически оглядел юбку.
- Неплохо получилось, правда, теть Наташ? А может мне в Юдашкины после школы податься, как ты думаешь?
- Я думаю, что твоя мать навешает нам от всей души.
- Да не боись! Этим тряпкам сегодня в полдень сто лет исполнится. Вот скажи, на кой она их бережет, моль подкармливает. Лучше  бы в мусорку выкинула, бомжей порадовала – всё польза Ладно, ты начинай резать бутерброды, а я еще поработаю.
Когда я через  десять минут вошла в комнату, Сидор уже расправился со второй юбкой. Перед ним стояла трехлитровая  банка, на которую  было  натянуто некое подобие парика. Посвистывая, Сидор надирал пряди волос и всё это поливал ядовито воняющим лаком. Лохмы торчали стрелами в разные стороны. Сидор  закончил работу и критически  оглядел её со всех сторон. Потом взял стоящий рядом баллончик. Черные пряди засияли нежной апрельской зеленью. Из бумажного пакетика он вытащил щепоть какого-то  порошка  и щедро удобрил это сооружение,
- Ребенок, ты не заболел? Температуры нет?
- А что, есть признаки?
- По-моему, имеются.
- И в чём  же они выражаются? -  поинтересовался он, отставляя банку в сторону.
А вот, - я ткнула в неё пальцем.
- Да? – он задумчиво оглядел свою работу. – Это не болезнь. Это твоя новая  прическа.
Я представила себя в этом сооружении, и меня перекосило.
- Я, конечно, не первой свежести. Но до окончательного маразма еще не дожила, чтобы ходить в этом. Да твой парик лет пять служил собачьей подстилкой, а я его на голову напялю? Ты  еще скажи, что и юбку мне  придётся надевать.
- А то кому же? – искренне удивился Сидор. – А вместо кофты  вот этот тулупчик.
Он снял с вешалки какую-то короткую, жутко лохматую куртку, облепленную кошачьей шерстью. -  Вид у тебя будет – закачаешься.
- А может, покачаться лучше тебе? Идиотизм сплошной  получается. И так тошно, а тут еще ты измываешься.
- Да не издеваюсь я, а спасаю тебя от верной смерти. Конечно, с  корыстной целью. Ну, убьют тебя – и что? Венок покупать придется – раз. Хоронить тебя – два. А на поминках колотиться сколько матери надо будет. Нет, спасти тебя дешевле. Ладно, так и быть, введу тебя в курс событий. Вытащи табуретки на улицу и разложи еду. Поедим там.
- А почему?
Он с сожалением посмотрел на меня.
- Вот подозревал, что у учителей соображаловка работает только временами. Я же тебе русским языком сказал: все узнаешь.
Нет, точно у нас растёт сверхнаглое поколение. На бабушку я не потяну, но в матери ему гожусь – это как дважды два.
Я выволокла  табуретку в сад, застелила её газетой и бухнула, тарелку с бутербродами. Не принц наследный,  и на газетке полопает. Пить чай или кофе под палящим солнцем показалось полнейшим идиотизмом, поэтому я вытащила из холодильника банку молока.
Сидор шлёпнулся на землю возле меня.
- Злишься? Ну, честное слово,  не  хотел тебя  обидеть. Просто вы, взрослые какие-то непонятливые растёте. Ведь ежу все понятно,  а вы сообразить не можете. Дома я тебе говорить ничего не могу. Вдруг там «жучки» торчат?
- А камер слежения нет?
- Нет. Я всё проверил. Слушай, что я придумал. Если этот тип  действительно гоняется за тобой, то он рано или поздно ночью придёт.
- Почему ночью?
- Потому что днём у нас полно мальчишек.
Я поежилась, представив, как ночью неизвестный в маске выдавливает окно и залазит в дом. Передушить ему нас ничего не стоит. Я сплю так, что пожарные меня не разбудят. А уж с Сидором он мизинцем справится. Хотя нет, с чего ему меня душить? Про деньги-то  он ничего не узнает. Значит, погибнет мальчишка.
- Ты спишь? – вернул меня на землю пока еще живой Сидор. – Поэтому мы дома ночевать не будем. Придётся переселиться в лес.
- А это видел? – сунула я ему под нос кукиш. – Ты окончательно спятил. В лесу нас голыми руками взять  можно. И боюсь я страшно. Тебе хочется -  вот и ночуй в лесу.
- Хорошо! – покорно согласился он. – Буду ночевать один. Но только ты представь себе: темная ночь, все спят, а ты..
- И я в лесу! – заорала я.
- Правильно! – невозмутимо согласился он. – Ты сама подумай: если гонятся за тобой, то ты дичь, а тот, кто гонится, - охотник.  Значит, всё нужно поменять: пусть дичью станет он. Главное – обхитрить, чтоб маньяк растерялся и перестал быть хозяином положения. А здесь расчет простой: кто  первый  встал, того и тапки. Теперь искать не он тебя будет, а мы его. Он тебя знает. Так что придётся переодеться. Сделаем настоящую ведьму. Вот и просеки. Он ждет обыкновенную бабу, а перед ним  ведьма верхом на помеле. Я тебе волосы порошком посыпал. Он и в темноте светиться будут  так, что собака Баскервилей лапы от зависти  протянет.
- Она их протянула бог знает сколько лет назад, - откликнулась я, представляя себя летящей  на помеле в разлетающейся юбке и намертво стоящими налакированными лохмами,  сверкающими в темноте. А если еще и физиономию соответственно загримировать.. Зрелище было таким  жутким, что завидовать своему преследователю мне что-то не захотелось.
- Сейчас мы с тобой из дома слиняем, - продолжал Сидор. – Вот рассуди логично: если тебя нет ни дома, ни у друзей, то где ты можешь быть? Или уехала, или в лесу. Верно? Где-нибудь в шалашике.
Я покорно кивнула головой.
- А  мы его обдурим. В лес не пойдем. Я уже присмотрел одно местечко. Неподалеку от сторожки стоит ель. Деревьев больше нет совершенно. Кому в голову придёт, что под ней кто-то прячется? Между прочим, там очень удобно. Ветки шалашиком располагаются. Я сверху несколько штук от других елок прикрепил. Оттащил туда старое одеяло и две бутылки воды. Сейчас  поедим и втихаря отправимся.  А ночью порезвимся, поохотимся за этим гадом. Да не забудь маркеры положить, физиономию тебе разрисуем.
- А как мы из дома удерем? – полюбопытствовала я. – Если за нами наблюдают, вряд ли выпустят.
- Кто-то спрашивать их будет. Не бойся, все продумано до мелочей. Сейчас сюда столько народа примчится, что тут полк наблюдателей понадобится. А выйти не только мы сможем, но и динозавра вывести тоже.
Мы тихонько проберемся по малине на дачу Андрея и Любани, а оттуда через Натальину дачу на соседнюю улицу. Не десять же  человек за тобою гоняются,  в конце концов. И не могут по всему поселку чужие стоять. Давно бы заметили.
Я представила, какой я вылезу из малинника, протянувшегося вдоль длиннющего  забора, и скривилась. И так бог не наградил меня ослепительной внешностью, а уж после этой полосы препятствий меня только в музее можно будет показывать, в зале «Жизнь первобытного человека».
Но сидеть в доме и ждать, пока нас прикончат, тоже что-то не улыбалось. Пришлось идти укладывать вещи. Я засунула в пакет  несколько маркеров, как просил Сидор, юбки и парик. Оставшиеся бутерброды тоже  прихватила.  Совершенно не собираюсь подыхать с голоду под этой елью. Поколебавшись, отправила  туда и старую теплую шаль.
- Готова? – засунул в комнату голову Сидор. – Давай сумку. Мальчишки её к забору отволокут. Минут через двадцать двигаем.
- Я натянула брюки и лёгкий свитер. Конечно, днём будет  жарковато, но ведь и раздеться можно под этой елкой. Зато ночью  будет тепло.
- Идём! – вновь материализовался Сидор. – Сейчас будем играть в прятки, а через некоторое время смоемся.
Количество ребятишек в саду меня ошеломило.
Не иначе, как Сидор согнал всех детей поселка. Собравшись в круг, они завели старую детскую  считалочку про золотое крыльцо. К счастью, водить выпало не нам. Когда ребятишки бросились врассыпную в разные стороны, я ринулась за Сидором. Мы плюхнулись на землю возле недостроенного сарая.
- Сидор, - зашипела я, - а может,  сейчас сбежим. Чай, мне не пятнадцать, чтоб  я гарцевала, как полковая лошадь.
- Перебьешься. Ты думаешь, что лежать легче, чем бегать? Нет уж, сбежим позже, а сейчас поскакали стукаться, пока никого нет.
С полчаса я носилась с ребятней по участку, пытаясь сообразить, зачем оно мне нужно. Наконец, шлепнувшись в очередной раз за куст смородины,  услышала свистящий шепот Сидора.
- Чего разыгралась? Ползти пора!
Он ловко шлёпнулся в заросли малины и пополз, выбирая свободные места. У меня так ловко не получалось. Я постоянно натыкалась на какие-то пеньки, сучки, а стебли малины царапали по лицу. Ощущение было отвратительное, словно по физиономии проводят новой теркой. Не выдержав такого издевательства, я приподнялась на четвереньки и попыталась продолжить путь таким  образом, но оглянувшийся Сидор живо приструнил меня:
- Ты что скачешь, как контуженная кенгуру? Выставила свою толстую задницу над кустами на всеобщее обозрение. На животе давай ползи…
Вот гад! Совсем молодежь страх потеряла. И не такая  уж она у меня толстая! Так что возвышаться над кустами там особенно нечему. Придем на место – отлуплю нахала.
Сидор выбрался намного раньше меня. Когда я, ободранная и злая, распластавшейся лягушкой выползла из кустов, он сидел у забора и отодвигал  державшуюся на одном гвозде доску.
- Вроде никого нет. Я уже посмотрел.  Отряхнись , как следует, да бери сумку. На дорожку сразу не лезь, посиди в кустах, приглядись. А то вдруг кто-нибудь увидит.
- Кое-как отодрав прилипший мусор, я протиснулась в узкое отверстие. Мелкие неприятности и тут ожидали меня, потому что я ухитрилась вломиться в самую  середину зарослей шиповника. Мысленно выругавшись, я отползла к забору. Вскоре ко мне присоединился Сидор.
- Совсем, парень, с ума сошел, - зашипела я. – Ты что, другого места не нашел? То малина, то шиповник. Вся в лоскуты изорвалась.
- Вон там крапива растёт, - невозмутимо ответил он. – Можешь прогуляться. Говорят, хорошо от ревматизма помогает. А ты лучше головой подумай. Аллею здесь не проложишь. Специально колючкой засадили, чтоб никто не лазил в сад. Кому в голову могло придти, что ты будешь через дыры в заборе лазить, а не в калитку ходить, как все нормальные люди. Ладно, хватит лясы точить. Давай скачками к лесу, пока никого нет.
Мы рысцой помчались по тропинке, перемахнули через мостик и по бетонированной дорожке углубились в чащу леса. Идти пришлось недолго. Вскоре свернули с дорожки и направились к одинокой ели,  стоявшей неподалеку.
- Добрались! – сказал он, обходя дерево. – Вставай на четвереньки и ползи внутрь.
- Как? – остолбенела я. – Куда?
- Совсем ты слепая стала. Учись, пока я жив. Он лёг на землю и ящерицей нырнул под тяжелые лапы ели. Потом снизу высунулась тоненькая смуглая рука, и сумку, стоящую на земле, словно корова языком слизнула.
- Давай  быстрее! – послышался шепот. – А то народ с электрички сейчас пойдет. Нам лишние глаза не нужны.
Держась за поясницу, я осторожно опустилась на колени и начала вползать внутрь.
Сидор оказался неплохим архитектором, потому  что наше убежище было оборудовано комфортно. С одной стороны он подпилил несколько веток и прикрепил их повыше. На земле лежало старенькое детское одеяльце, из  которого клочками торчали куски потемневшей ваты. Конечно, сидеть или лежать, вытянувшись в полный рост,  здесь  было невозможно. Но, скрючившись, просуществовать можно вполне приличный срок.
- Видишь, как удобно, - прошептал Сидор. – Мы видим всех, а нас ни одна собака не углядит.
Действительно, дорожка просматривалась очень хорошо. С нашей стороны,  кроме этой ели, деревьев не было, и поэтому каждый идущий отчетливо рисовался либо на фоне голубого неба, либо на зелени темнеющих елей.
- Теть Наташ, таращься по сторонам поменьше, а то глаза сломаешь – в ремонт придется отдавать. Те, кто сейчас топают, нам совершенно не нужны. Нас ночные гости интересуют, а это простые дачники с кошелками да жратвой. Ты сейчас спи, а то до утра, глядишь, придется бегать.
- Очумел? – зашипела я. – Кто днем спит? Мне не хочется!
- А когда тебе хочется?
- Когда поем.
Он протянул руку и откуда-то из глубины вытащил пакет и бутылку с водой.
- Лопай! Если не поможет, начинай считать орлов или верблюдов. Говорят, помогает. Но уснуть ты должна.
Как же! Попробуй поесть, если ты лежишь, скрючившись самым непотребным образом. Кое-как умостившись и приподнявшись  на локте, я принялась впихивать в себя уже порядком надоевший очередной бутерброд.
- Все не сожри, - сонно пробормотал Сидор. – Жизнь, знаешь, какая длинная, Еще есть захочется.
Я ограничилась одним бутербродом. Ну их к лешему, тошнит уже. Потом  улеглась на бок и от нечего делать принялась рассматривать траву. Что ж, буду считать, что мне повезло. Когда бы я смогла обнаружить под носом целый мир. Обычно летишь с работы или на работу, задрав глаза. Людей не замечаешь,  не то что букашек-таракашек. А здесь всё, как в детстве. Ползёт муравей, перетаскивая какую-нибудь крупинку. Пролетела мимо стрекоза, треща слюдяными крыльями. Неподалёку на цветок примостилась бабочка.
- Капустница, - вяло подумала я, проваливаясь в глубокий сон.

Разбудил меня Сидор.
- Ноги подтяни! – шипел он мне в ухо, – Раскинула грабли на  полтора километра и храпит так, что с деревьев листья осыпались. «Спать не хочу! Спать не хочу!» - передразнил он меня,- а сама уже  пятый час дрыхнешь. Да рот закрой, а то ненароком муравей заберется.
Я испуганно дернулась, подтянула ноги и попыталась приподняться, но толстая ветка пребольно ударила меня по голове, чуть не сняв скальп.
- Твою матушку! – шепотом взвизгнула я, ощупывая череп, - да тут инвалидом станешь. Чуть башку себе не проломила.
- Было бы что ломать. Дергайся поменьше. – Сидор достал из пакета маркеры. – Ложись и не дергайся, я у тебя на физиономии картину рисовать буду.
- Какую картину? – приподнялась я на локте.
- А уж какая получится, - он задумчиво посмотрел на меня. – Конечно, хорошо бы  индейские узоры. Но я  их рисовать не умею – это раз. А два – у нас здесь всё-таки не Америка. Народ тёмный, забитый. В высоком искусстве ничего не понимает. Нет, надо  что-то  родное, русское.
- Ага, - хихикнула я, - речку, березки и хоровод девушек.
- Не, не пойдет, - Сидор снял с маркера колпачок, - на палехскую шкатулку будешь похожа. А надо, чтобы тебя испугались! Хотя на вас с матерью и так без слёз не  взглянешь. Ладно, что-нибудь придумаю. Не боись! Еще страшнее, чем есть, сделаю.
Он начал что-то изображать на моём лице.  Я давилась хохотом. Сидор мужественно терпел, но все-таки не выдержал.
- Чего смеешься?
- Да вот представляю, что твой рисунок не смоется. Как я в школу пойду?
- Как, как! Ножками перебирая. Скажешь, что по Африке всё лето путешествовала, а одно племя тебя удочерило. Там этих дикарей, как грязи. Вот и разукрасили тебя в знак принадлежности и признательности. За тобой ребята хвостом год ходить будут, требовать подробностей.
Он отложил маркеры в сторону и полюбовался на свою работу.
- Нет,  более отвратительной рожи я за свою жизнь не видел.
- Можно подумать, сам Ален Делон, - обиделась я. – Ясное дело, не красавица, но и не уродина. Со всех сторон среднестатистическая. Самая обыкновенная. Между прочим, кто говорил, что если меня помыть, постричь, покрасить да приодеть, я еще ого-го-го?
- Да не про тебя я, отмахнулся Сидор. – Очень нужно тебя критиковать. – Мать говорит то же самое. Правда, добавляет, что ей для красоты еще отоспаться надо. Вот только  почему-то я вас красивыми никогда не видел. Может, вы моетесь мало? – ехидненько ухмыльнулся он.
Я изловчилась  и довольно ощутимо ткнула его в бок коленом.
- Доживи до наших лет, а потом критикуй, ты  же знаешь: мы с ней Холстомеры. Читал?
- Это про лошадку? Толстой написал. Ну, тот, который всех с «Войной и миром» заколебал? Я знаешь, чего боюсь?  Что вы в таком виде ноги протянете. Представляешь:  грива не чесана, копыта сбиты, ребра просвечивают.
- Ну, уж нет! – возмутилась я. – Если умирать, то по высшему разряду. В гриве голубые цветочки, на копытах серебряные новехонькие подковы, а ресницы покрашены.
Вероятно, образ покойной Сидору понравился, потому что он довольно захихикал, уткнувшись  носом в одеяло.
- Ага, а реснички  еще завить. В зубы ромашку вставить. Знаешь, такие громадные  бывают. Полный абзац будет.
Минут пять мы давились смехом, придумывая всё новые и новые украшения покойнице. Наконец угомонились и то, благодаря Сидору, потому что он хлопнул меня по спине и сказал:
- Отбой! Утихни, а то скоро народ с электрички пойдет. Распугаем всех. Подумают,  что нечистый в лесу веселится.
Было уже темно. Минут через пятнадцать на дорожке показались редкие прохожие.
- Вот и всё! – Сидор  осторожно привстал. – Кажется, весь народ  прошел. Нормальные люди все дома сидят. Бродить по лесу не будут. Так что через час выйдем. Слушай сюда! Нас интересует только собственный дом. Вот и посмотрим на этого  любителя ночных приключений.
- Страшно! – поёжилась я.
- Страшно будет тому, кто с нами встретится. Ты на метле верхом ездить умеешь?
- Одурел? – поинтересовалась я. – Я тебе что, ведьма?
- Значит, не умеешь, - констатировал он. – Ничего, в процессе обучишься. Все очень просто. Представь, что ты на карнавале изображаешь ведьму. Вот и веди себя соответственно. Сейчас мы выползем из-под дерева. Ты одевайся молчком и цепляй на голову парик. Метелки лежат здесь. Садимся верхом и мчимся. Имей ввиду,  разговаривать нельзя, чтобы никто не узнал по голосу. Только если на кого наткнешься, можешь взвыть для эффекта, но разговаривать не вздумай. Чтобы твоего голоса ни одна душа не слышала. Когда подойдем к дому, ты остаешься  на улице, а я захожу внутрь. Ты  зайдешь только после того, как я тебя  позову. Ясно? Или еще раз повторить?
Старческий маразм мне пока ещё не грозил, поэтому от повторения отказалась.
Я по-пластунски выползла из-под дерева и попыталась встать. Но  это мне удалось не сразу. Болела спина. Ноги,  несколько часов  находившиеся в каком-то скрюченном состоянии, казалось, были налиты свинцом. Я рухнула на землю и с наслаждением вытянулась в полный рост, уставившись в небо с поблескивающими звёздами.
- Одевайся! – раздался шёпот Сидора, и мне на голову шлепнулась какая-то тряпка.
- Что это? – спросила я, сдирая её с лица.
- Юбка, естественно! Не голой же тебе идти. Впрочем, если хочешь, то валяй. Больше страху нагонишь.  Я из скромности могу и впереди поскакать. Вот парик, получай!
Что-то твердое ударило  меня по затылку.
- А почему он такой твердый и колючий?
- Совсем память потерял? Я же  его намертво лаком покрыл. Целую  бутылку извел.
Вздохнув, я поднялась и начала  натягивать юбку поверх джинсов. Дураков нет голыми ногами сверкать. Сейчас комаров, наверное, выше крыши. Обгложут до косточек. Меня комары обожают. Я у них, вероятно, за десерт иду. Буду потом чесаться несколько  суток. Так что на эстетику наплевать! Почему-то мне кажется, что нашему бандиту глубоко наплевать на то, что  у меня под юбкой: голые ноги или ноги в джинсах. Да и не видно ничего в такой темноте.
Юбка натянулась легко, но пуговицы на поясе я не обнаружила.
- Сидор, а юбку застёгивать на что? Тут пуговицы нет.
- Конечно, нет. А ты хотела, чтобы она была? Юбка уже  четверть века валяется. Хорошо, что не сгнила. А ты про пуговицу. У тебя булавки с собою нет? – поинтересовался он, натягивая какую-то хламиду.
- Нет, огорченно вздохнула я. – Не обзавелась как-то.
- Приличная женщина, - ворчливо заметил он, - должна всегда носить с собой нитки, иголку, булавку и запасные колготки. А ты  ходишь, как шантрапа, прости господи. Слушай, да у тебя же шаль есть. Вот и подвяжи юбку. Короче, это ваши, бабьи заморочки. Сама булавку не носишь, сама и выпутывайся.
Вытащив из-под ели шаль, я накинула её на плечи, крест-накрест повязала на груди, а оставшиеся концы обернула вокруг талии и завязала узлом. Подоткнуть юбки под импровизированный пояс оказалось легче легкого.
- На! – Сидор ткнул мне что-то в ладонь.
- Что это?
- Накладные ногти и клей. Самые длинные выбрал.
- Я что, сова? – возмутилась я. – Какой дурак в темноте ногти клеит?
Ладно, не капризничай. Не на бал же идём. Ты приляпай их как-нибудь. Все равно видно  не будет. Мажь клеем и насаживай, всего и делов-то.
- Да на кой мне ногти, если их видно не будет?
- Ох, и тупая же ты.  Всё разжуй, в рот положи, а она еще и кочевряжится: глотать или не глотать. Это твоё оружие. Этими ногтями ты любому морду в лапшу располосуешь.
Нещадно матерясь в душе,  я принялась насаживать ногти, предварительно смазывая их клеем. Естественно, что к рукам прилипла целая охапка мусора. И мне совершенно не надо было показываться целиком,  чтобы испугать бандита. От одного вида моей руки, покрытой палочками, листочками, мелкими  камушками, карачун бы его хватил однозначно!
Покончив кое-как с шалью и юбкой, я принялась за парик. Несмотря на жесткие, торчавшие во все стороны лохмы, он натянулся довольно легко.
- Подожди! – раздался шёпот Сидора. – Не надевай парик! Его вначале посыпать надо.
Он подполз ко мне, нащупал  парик, содрал его с моей головы и зашуршал какой-то бумагой. В темноте парик засветился  разноцветными искрами.
- Клево! – зашипел он восхищенно. – Отпад! Как лампочки на елке. Тебе нравится?
- Очень! – покривив душой, отозвалась я. – Довольно эффектно. Одним словом, впечатляет.
- Учись, пока я жив! – самодовольно буркнул Сидор и швырнул мне парик. – Сейчас метелки достану.
- Может, не надо? – попыталась робко  возразить я.
- Надо! – отрезал он. – Хватит выёживаться! Садись и помчались. Только быстро.
Лихо оседлав палку, он гикнул и помчался к дорожке, кое-как зажав коленями черенок, я поплелась следом, чувствуя, как плохо оструганная палка обдирает мне кожу. Нет, я не Гарри Поттер!
- Плетешься, как черепаха, - рявкнул Сидор. – Сказал же русским языком, что быстро надо. Чего выпендриваешься? Вперед и помалкивай.
Не скажу, что скакать на метле – верх наслаждения, но понемногу я приспособилась  и даже получала удовольствие. Несясь по дорожке, я  одной рукой придерживала метлу, вторую, с растопыренными пальцами, вытягивала и  издавала злобное шипение.
Мы лихо  простучали по мостику и помчались дальше.
Остался последний поворот. Мчавшийся впереди Сидор замедлил ход, а потом и совсем остановился.
- Здесь очень тихо, - сказал он еле слышным голосом. – Дальше пешком. Если у дома кого-нибудь увидишь, бросайся немедленно. Имей в виду: он сейчас всего боится.  Кидайся на бандита, рви и царапай ногтями.
- Крадучись, мы осторожно подошли к дому. Калитка, ведущая в сад, была открыта. Мы проскользнули в неё и спрятались за кустом жасмина.
Долго ждать не пришлось. Темная фигура показалась из-за угла и приблизилась к крайнему окну. Видимо, человек, хотел заглянуть внутрь, но это ему не удавалось, потому что фундамент дома был высокий, и надо было на что-то встать, чтобы увидеть то, что творится внутри.  Человек потоптался на месте, опять повернул за угол, но вскоре вернулся с маленькой  скамеечкой в руках. Эта скамейка обычно  стоит возле крыльца, и на ней  любят вечером сидеть гости, забредающие к Куцельке на огонёк.
Незнакомец поставил скамейку к окну, взгромоздился на неё и стал внимательно всматриваться в глубину комнаты. Вероятно, там что-то происходило, потому что он действовал  бесшумно, старался двигаться осторожно. Значит, в комнате кто-то  был. Кто-то, не имеющий к нему отношения.  В гости мы никого не ждали. Скорее всего, вернулась Куцелька. Теперь точно поотрывает  нам головы, за то, что носимся неизвестно где по ночам.
Внезапно Сидор рванул к незнакомцу и вышиб скамеечку из-под ног. Человек упал, а Сидор вцепился в него бульдожьей хваткой. Что-то угрожающе бормоча, фигура попыталась подняться, но это ему не удавалось, так как Сидор продолжал держаться обеими руками. Наконец человек отшвырнул Сидора, и тот неловко упал в траву. Ломая кустарник, я рванула к месту побоища. Увидев меня, незнакомец осел на землю, но я кинулась к Сидору. Подхватив его, начала тормошить худенькую фигурку.
- Что? Где болит? Сильно ударился?
- Держи его! – просипел Сидор. – Ведь уйдет сейчас.
Я обернулась. Черная фигура, жалобно повизгивая, отползала к забору. Я умирала от страха, но всё-таки сделала несколько шагов в ту сторону. Но человек издал тонкий заячий крик, внезапно поднялся, оперся руками об изгородь, легко перемахнул через нее и понесся среди зарослей шиповника по узкой извилистой дорожке. Естественно, пока я разыскала калитку и выбежала из сада, мне оставалось только развести руками. Незнакомец бесследно исчез.
- Упустила? – горестно спросил подошедший  Сидор. – Нет, не выйдет из тебя доктора Ватсона. Какую операцию провалила.
- Не выйдет, - эхом отозвалась я. – А почему доктор Ватсон? Кто же  тогда Шерлок Холмс? Не ты ли случайно?
- Я. И совсем не случайно. А почему  ты его не схватила? Испугалась?
- Испугалась, а как ты думал? Всё-таки в темноте страшновато.
- Жалко, - помолчав проговорил Сидор, - но ты не убивайся! Я еще что-нибудь придумаю.
Мы молча уселись на скамейку, стоящую  у калитки. Да, фиговый охотник за преступниками из меня  получился. Это читать  детективы легко. Хорошо представлять себя  на месте главных героев. А пришлось лично поучаствовать, так  ноги дрожат, и сердце трепыхается.
- Как ты думаешь, - нарушил  тишину Сидор, - что он в доме высматривал?
- Не  знаю,  - пожала я плечами. – Наверное, нас с  тобой. Кого же еще?
-  Вряд ли, - продолжал размышлять Сидор вслух. – Тут два варианта: либо  у  него там сообщник, но тогда непонятно, почему  он торчит на улице. Либо в дом залез кто-то посторонний, и он за  ним  шпионит. Этот твой жулик тоже не дурак. Заметил, что нас нет дома. По саду не ходим, свет не включаем. Его за дурака держать не надо. Знаешь, а я всё-таки пойду и посмотрю, что в доме творится.  Ты оставайся здесь и жди, пока не позову.
- Не пущу! – вцепилась  я  в руку Сидора. – Или сиди здесь, или вместе пойдем.
- Щас! – вырвал руку Сидор. – Вот только не надо командовать. Сиди и слушай. Если закричу, сразу мчись на помощь.
 Он легко скользнул на крыльцо. Постоял несколько мгновений, прислушиваясь, взялся за ручку и осторожно приоткрыл дверь. В доме было по-прежнему тихо. Он шмыгнул в образовавшуюся щель. Я на цыпочках приблизилась к крыльцу. Ждать пришлось довольно долго. Наконец  голова Сидора показалась в дверном проёме.
- Мухой сюда. Один попался!
- Ничего себе!  В доме посторонний человек, а Сидор так спокойно шастает. Но почему тогда так тихо?
Входить в дом где был чужой, мне определенно не хотелось. Но Сидор вовсе не собирался выходить  и вёл себя на удивление свободно. Бросать же его на растерзание бандиту было стыдно, и поэтому я шагнула на крыльцо. Не будь рядом этого малолетнего сыщика, рванула бы я куда-нибудь подальше. В крайнем случае, залегла бы в кустах на соседнем участке и наблюдала бы себе потихоньку за разворачивающимися событиями. А уж влезть в дом, где находиться бандит, увольте. Дураки нынче вымерли. Все стали умными.
Но марку взрослой и отважной надо было поддерживать. Не позориться же в глазах мальчишки, и я заставила себя войти в дом.
- Любуйся! – рявкнул Сидор и включил свет. – Вон какой дуболом к нам в гости явился. В нём метра два точняком будет.
- Ты его убил? – заикаясь спросила я. – Почему он лежит?
- Головкой стукнулась? – озаботился мой напарник. – Как я с ним справлюсь? Видишь, он какой здоровый. И обнаглел до крайности.
 Этот дурак разлегся, как у себя дома, и дрыхнет. Я ему в рожу из баллончика и засветил. Даже не пошевелился, мигом вырубился.
Сидор вытащил из кармана маленький баллончик и покрутил перед моей физиономией.
- Что в нем?
- Фиг его знает, - беспечно отозвался он. – Я же не химик. Хочешь, на тебе попробуем?
Сидор с готовностью поднес баллончик к моему носу.
- Ты что, двинулся? – заорала я отшатнувшись. – Да я от этой штуки махом ноги протяну. У меня сердце слабое.
- Мне кажется,  - глубокомысленно заметил он, - что твоему сердцу африканские слоны позавидовать могут.
- Ну и что мы теперь  с ним делать будем?! – помолчав, спросила я.
- А ничего. Я ему руки свяжу. Минут через двадцать очухается, вот тогда  и побеседуем, по какому вопросу он залез к нам в дом. Если явился по твою душу, можно и милицию вызвать.
- Милицию не надо! – быстро возразила я.
- Тогда не знаю! – пожал  плечами Сидор. – Его ведь  как-то кормить и поить  надо, а то  он с голодухи загнётся. Не в рот же ему запихивать. Руки развязать – он одной левой нас передушит. Да и естественные потребности пока никто не отменял. Кто ему  штаны расстегивать будет? Ты что ли?
Я помотала головой. Блестящая перспектива - запихивать еду в рот чужому мужику - меня что-то не вдохновляла. А  уж про расстегивание его брюк и думать не хотелось.
Я осторожно приблизилась к кровати. Кто его знает, что за человек. Может, на него никакой баллончик не действует. Да и  скотч может оказаться бракованным. Схватит меня этот громила и задушит, как щенка. А с Сидором ему справиться – без проблем.
Но мужик лежал неподвижно. Я наклонилась над ним и заглянула в лицо. – Твою матушку! – взвизгнула я. – Это же Петрович! Я его знаю.
- Что за Петрович? – вскинул брови Сидор. – С каких пор у тебя знакомые мужики появились?
- Да это друг Андрюхи. Он на Лариске жениться хочет. Вернее, она за него замуж  собирается выйти.
- Вот!  - заорал Сидор. – Я всегда говорил, что жуликов нужно искать среди своих.
- Да при чём тут жулики?
- А притом. Где этот Петрович спать должен? У себя дома. Ну, в крайнем случае, у Лариски под боком, если у него нравственные принципы без тормозов. А с какого перепугу он у нас ночует? Откуда знает, где наша  дача находится? Ты ему маршрутный лист выдала? Что-то  я его ни разу не видел ни у Андрея, ни у нас. И вообще, зачем он сюда притащился? Его  приглашали?
Действительно, а что тут Петрович делает, и как он меня нашел? Осталось только  ждать, пока он очнется, чтобы разобраться в причинах появления ночного гостя.
Хотя, если рассуждать логично, Петровичу здесь делать совершенно нечего. Вряд ли Лариска будет разбрасываться хозяйственными малопьющими мужиками. Да и про деньги она знать ничего не знает. С другой стороны, она дама совершенно непредсказуемая. А вдруг на её горизонте  замаячила более перспективная кандидатура? Тогда Петрович запросто  может быть принесен в жертву. А если его приезд связан с господином Козлом, который соизволил окачуриться в моей квартире? И в поисках убийцы и улик наша  доблестная милиция не только отодрала свежепоклеенные обои, но и проломила стены? А там чемоданчик. А в чемоданчике денежки импортного производства с портретом самого симпатичного президента дружественной нам страны, которую мы как-то пытались догнать  и перегнать, а потом поняли всю тщетность  усилий, взяли да отгородились от неё, проклятой, самым железным в мире занавесом. Но любовь к зарубежным банкнотам в нас осталась. И чем больше их количество у владельцев, тем больше вопросов у родных органов. Могла ли Лариска в таком случае послать Петровича,  чтобы он спас от тюрьмы единственную и любимую подругу? Конечно, именно это она бы и сделала. Ведь любому понятно, что  таких  денег не может  быть у простой учительницы. Даже если всем  моим коллегам  сложиться, всё равно такую сумму не наскрести. Ну, может быть, тысячную часть и осилим, но маловероятно. Зарплата не та! И естественно, что у наших родных правоохранительных органов возникнет закономерный вопрос: а откуда денежки? На ночную бабочку я  и при очень  сильном напряге не потяну. На паперти с протянутой рукой замечена не была. А чтобы заработать такую сумму, мне надо трудиться несколько сотен лет. И это при условии, что оплата будет производиться по самой высшей ставке.
Нет, скорее всего, что-то случилось, и Петрович примчался, чтобы сообщить об опасности.
- Сидор! – заорала я. – Оживляй его скорее!
- Перебьется, - сумрачно возразил Сидор. – Лазит по чужим домам без приглашении. Может, ему еще сто грамм налить в знак теплой встречи? Да и не умею я оживлять. Придётся ждать,  пока сам не отойдет.
- Да ты окно хотя бы открой, чтобы свежий воздух был.
- Ага, аж два раза! Ему окно открой, а он туда сиганет – и поминай, как  звали. Вон, кабан какой! Ладно, открою,  но только сначала приму меры предосторожности.
Сидор  вытащил  рулон скотча и начал приматывать лежавшего без признаков жизни Петровича к кровати.
Закончив дело, он распахнул окно.
- Теперь никуда не денется. Разве только с кроватью. Так она в окно не пролезет.
Я промолчала. Петровичу и без кровати вылезть в окно будет трудненько. Через несколько минут наш гость застонал и открыл глаза. Он попытался приподняться, но только дернул головой, потому что его туловище было плотно прибинтовано к кровати.
- Сергеевна, - страдальчески моргая, спросил он. – Что это такое? Кто меня связал? Зачем?
- Колись! – сурово заявил Сидор. – Что тебе здесь надо? Почему залез в дом?
- Деньги Сергеевне привез, - продолжил Петрович. – Я отпускные получил, а Лариса велела Наталье половину отдать. Говорит, что у нее ни копейки нет. Вот я и привез.
- А дом как нашел? - прищурился Сидор.
- Да Лариска же рассказала. Пятый дом от сторожки, чего искать-то? Пришел сюда, а дом то открыт! Ждал, ждал, а никого нет. Вот я и прилег. Ребята, развяжите меня.
Сидор вытащил ножницы и разрезал скотч. Мы принялись отдирать липкие ленты. Но едва закончили работу, как Петрович схватился за голову.
- По голове-то зачем  били? Просто раскалывается. Места живого нет. Наверное, сотрясение мозга.
- Для надежности, - важно заявил Сидор. – И не бил вовсе, а один раз бутылкой ударил. Я же не знал, что это ты.  Вон, какой бугай  здоровый. Кто тебя заставлял в дом лезть? Ну а если уж  залез, хотя бы записку написал, что  это ты. Я бы тронул. Хотя и записка бы не помогла: в темноте ничего не видно. Ладно, не  плачь и не рыдай. Сейчас таблетку дам, пройдет твоя голова. И поменьше внимания на такие мелочи обращай – здоровее будешь. Меня знаешь, как один раз по башке шандарахнули. Ничего, жив остался, даже еще лучше соображать стал.
-Ага, - подкусила я, - поэтому и двойки, как  бабочек, сачком ловишь.
- Двойки оттого, - продолжал Сидор, протягивая Петровичу таблетку и стакан воды, - что в  училках ходят такие личности, вроде тебя. Где вам оценить человека, выросшего в свободной России и мыслящего нестандартно.
- Да уж, конечно, - хмыкнула я. – Твою личность сам Макаренко вряд  ли смог  бы оценить. Ладно, рассказывай, Петрович, как вы с Лариской поживаете? Как мой покойник себя чувствует?
- С покойником твоим полный порядок, - завел он, - Лежит, наверное, сердечный,  с биркой на ноге. Вызвал милицию, сказал, что хозяйка,  то есть ты, давным-давно уехала отдыхать, а куда – не предупредила. Как этот товарищ в твоей квартире оказался, - понятия не имеем. Скорее всего, хотел ограбить. Но говорят,  что их было двое. Отпечатки пальцев показали. Милиция велела, чтобы, как только явишься, к ним зашла. Лариса порядок навела у тебя. Кошки живые. Дочь еще не приехала. Звонила, что у неё все хорошо, так что не беспокойся, отдыхай. Вот еще! – Он покопался в кармане и достал тоненькую пачку денег. – Это тебе половина моих отпускных.
- Не надо! – завопила я. – У нас есть деньги! Лучше Лариске что–нибудь купи.
- Давай, давай, - протянул руку Сидор, - врет она все. Никаких денег у нас нет. Когда  мать заявится, мы не знаем, а у нас одни дырки в карманах.
- Это у тебя дырки, а у меня карманы целые.
- Целые, но пустые. А тебе еще, хочешь или не хочешь, но придётся в больницу к Алле и Козочке идти. Не  собираешься ты к ним с пустыми  руками являться? А то, может, клубничку из нашего сада принесешь или яблочек нарвешь? Так у них этого добра навалом.
Сидор оказался молодцом. Раз оборвалась одна ниточка, он пытается дернуть за другую. Верно, надо всё-таки узнать, кто нападал на женщин. А вдруг  это тот человек, что охотится за мной?
Тем временем Петрович вроде отошел от несчастий, свалившихся не вовремя  на его лысую голову, потому что потребовал от нас громадную кружку чая. А пока Сидор возился с плитой и гремел посудой, он шепотом начал делиться  последними новостями, касающихся их с Лариской.
- Наталья, я жениться решил.
- Не на мне, надеюсь, - хмыкнула я.
- Нет, вообще-то на Ларисе, - виновато потупился он. – Ты знаешь, я уже пять раз был женат, и каждый раз удачно.
- Ничего себе! – мысленно присвистнула я. – Кажется, Лариске ходок достался.
- Мне знаешь что  главное? Чтобы от пуза кормили и не гавкали, а я с утра до вечера готов хвостом  вилять. Ты не думай,  я еще не поизносился, в хорошей жениховской форме.
- А я и не сомневалась в этом ни секунды.
- А ты не переживай, мы тебе тоже жениха найдем. У моего приятеля друг есть, холостяк. Так что мы и тебя окрутим.
- Не пойдет! – отрезала я. – Насчёт моего жениха даже не старайся. Ничего не выйдет. Не могу я замуж выйти.
- Почему? – возмутился Петрович. – Баба ты еще  молодая. Кому же выходить, как не тебе?
- Я же русским языком говорю: не могу. У меня венец безбрачия.
- Где? – обалдел Петрович
- В Караганде! На голове, естественно. Вон всю башку натер. Так что лучше и не пытайся меня сватать. Раз мне не суждено выйти замуж, так лучше и нечего пытаться. Тут уж ничего не попишешь. Против судьбы не попрешь. А будешь дергаться, она отомстит: или с ним, или со мною что-нибудь случится. Так что лучше не рыпайся.
Ошарашенный Петрович и не пытался возражать Он то всматривался в мои лохмы, видимо, пытаясь разглядеть таинственный венец, то хмурил лоб, соображая, как обойти злодейку судьбу, не подвергая никого опасности. Но вдруг он заметил мою разукрашенную физиономию  и обрывки ткани вместо юбки.
- А почему ты такая? – изумленно  поинтересовался он.
- Да на местном карнавале веселились, -  лихо соврала я. – Первый приз с Сидором отхватили.
- А-а-а, - успокоился он.
Чай, поданный Сидором, исчезал. Наконец Петрович поставил кружку на стол и поднялся.
- Я поеду, а то Лариса заждалась. Через недельку буду. Тут у вас и в доме, и на участке работы много.
После отъезда Петровича мы устроили военный совет в Филях. Естественно, на улице. После долгих воплей было решено, что для ускорения дела нам надо разделиться. Я иду к Козетте, а Сидор – к Алле.
- Всё-таки ты для неё – случайная попутчица, а мы всю жизнь рядом прожили. И с Денисом я дружу, так что мне к ней и двигать. Что там в больницу носят? Цветочки-лепесточки и конфеты? Денежек нам Петрович подбросил. Вот и выделяй на коробку конфет. А цветов я у Любани с Андреем надергаю. По-моему, их дома нет. У матери там обертка от  старого букета завалялась. Пыль смахну – никто не догадается, что не из магазина. А ты двигай к Козетте да обо всём подробно расспроси: кто напал, видела  ли она нападавшего в лицо. Вообще-то тебя к ней отправлять – дохлый номер, а самому к ней неудобно. Все-таки мы друг другу не представлены.
Я вытаращила глаза. Ничего себе!  Сидор у нас, оказывается, разбирается  в правилах хорошего тона,  а мы его  долбим, как дятел сухостой.
Естественно, что требуемую сумму я выдала без звука. А Сидор гордо отправился за покупками, приказав мне сидеть на веранде и не высовывать носа.
Явился он быстро и продемонстрировал две коробки шоколадных конфет.
- Дороговато, конечно, но решил не мелочиться. Взял самые  лучшие. К раненым всё-таки, не к друзьям на день рождения.
Клумба соседей поредела порядком, но мы утешились, что вряд ли они скоро приедут, цветы вырасти успеют.
Букеты сооружали долго и тщательно. И хотя Сидор вопил, что цветы – бабье дело, но блестящую бумагу захапал себе, объявив что они до больницы сто раз  завянут и развалятся, если их не упаковать как следует.
Из-за такой ерунды спорить не стала. Я считаю, что на даче все эти украшательские штучки выглядят неестественно, фальшиво.
Да и букеты тоже. Если так уж хочется любоваться  цветами – дуй в сад. Можешь, осмотреть и обнюхать весь участок. Нет своих – соседи не откажут в этом удовольствии. И не только. Посоветуют на следующий год развести собственные. Еще и кучу советов надают. Что сажать, когда и с  какой целью.
Вероятно, свой визит Сидор считал вещью исключительной, потому что надел футболку, намочил и пригладил вихры, отросшие за лето.
- Ну, я пошел, - сказал он. – Ты тоже не засиживайся. Иди и узнавай, куда Козочку положили. Может, еще в Москву придется ехать. Тогда жди меня.
Я согласно кивнула головой. Взяв коробку и букет, поплелась к даче Браунов. Козетта, на моё счастье, лежала дома.
- Почему не в больнице? – спросила я и сунула ей в руки свой идиотский букет и конфеты.
- Вот еще! – дернула плечом она. – Я пока живая, и из-за какой-то царапины лето терять не собираюсь. Дудки! Отлежусь дома. Укольчиками меня до ушей нашпиговали. Думаю, что всякая  мерзость, вроде столбняка или заражения  крови мне не грозит. Да и с врачом муж договорился. Он приезжает, бдит за мной. Вот только следователь замучил. Кто, за что и почему меня ударил? А я откуда знаю? Тихо-мирно лежала – и на тебе. Хотя бы объяснили – за что.
- А ты видела, кто тебя пытался убить?
- Видела. Человек. В шортах и футболке. На лице  что-то вроде черного  капронового чулка. Одень   так сто человек- всех   сразу опознаю. Да  что  об этом говорить. Слава богу, живая  осталась, успела увернуться, да и гамак спружинил. Царапиной отделалась. Одна беда – книгу твоей подруги он утащил. Я её даже  из пакета вытащить не успела. Всю жизнь считала, что преступники деньги воруют, а тут книгу о художниках! Так неудобно получилось. Муж  уже с полсотни новых книг накупил. Может быть, твоя подруга не очень обидится?
- Да пустяки. Главное – живая осталась.
- Ну, успокоила, а то чувствую себя как-то неудобно. Сейчас скажу Арине, чтобы кофе приготовила.
Козетта приподнялась и тихонько ойкнула:
- Побаливает еще!
- Лежи, лежи! – всполошилась я. – Без кофе обойдусь.
- Прямо-таки! – засмеялась девушка. – Мне ходить полезно.
Да, шастать по гостям становиться занятием неудобным. Ем-пью, даже одеваюсь за чужой счет. Нет, прав Сидор. Надо сидеть на даче и не высовывать носа, а то скоро приличные люди в дом пускать не будут.
От нечего делать я взяла альбом, который лежал на столике, и начала рассматривать фотографии.  Козетта, а может, ее брат  в расшитом чепчике и в пеленках. А это уже точно Козетта в детстве. Только голову её украшает не белокурая грива, а две толстые косички с пышными  бантами. А  это уже институтские фотографии. Косички сменились нынешней причёской.
А вот, вероятно, и муж, Браун. Слишком часто замелькал он возле Козетты. Правильно. Вот свадебные фотографии. А это.. Альбом чуть не выпал у меня  из рук.  С одной фотографии на меня смотрел тот  самый мужик, который вручил мне чемоданчик с валютой. Я  приблизила фотографию к глазам. Да, точно он. Ошибиться я не  могла. Ну, разве только в том случае, если у него есть двойник или брат-близнец.
- Фотографии рассматриваешь?
В комнату вошла Козетта.
- Сейчас Арина все  приготовит.
- Рассматриваю, - неожиданно  прохрипела я  и закашлялась. – Очень люблю смотреть семейные фотографии. Интересно очень. Это в институте, наверное?
Нет, с мозгами у меня определенно напряженка. Я никак не могла сообразить, как начать  разговор о мужике. Нехорошо, конечно, плохо думать о человеке. А вдруг они сообщники? Да запросто! Свистнули где-нибудь денежки, а я у них что-то вроде несгораемого шкафа. Храню до нужного им времени. Хорошо, если в итоге обыкновенным пинком под зад отделаюсь, а то ведь и жизни лишить могут.
Ну, конечно, как я не догадалась? Ведь он сказал: «Передай, козочке»! Козочке, а не Козлу. А я носилась по городу, высунув язык, разыскивая несуществующего Козла! Зачем передавать ей деньги, если она  о них понятия не имеет? А вдруг притворяется? Все  ясно! Значит, молоко она на меня вылила специально, чтобы познакомиться, чтобы постоянно держать в поле зрения! А я сопли от умиления распустила: «Ах, костюмчик взамен испорченного подарила! Ах, кроссовочки!».
Да они  этот костюмчик, наверное, приготовили заранее, и кроссовки тоже. А то  у неё в гардеробе вещи моего размера просто так лежат и меня дожидаются! А её ранение…
Приличные бандиты бьют сразу наповал и ещё контрольный выстрел в голову делают, чтоб убитый не встал и не пошёл. Ну, в крайнем случае, киллеров нанимают. И тоже, между прочим, профессионалов. После них только марш композитора Шопена и бугорок, украшенный цветами от безутешных  родственников. А тут всего-навсего царапина. Да за такие деньжищи я себя не только  одной царапиной, а двумя или  даже тремя  добровольно дам разукрасить и даже без наркоза. И не охну при этом, потерплю.
Нет, бежать отсюда надо  - и поживее. А может, прикинуться шлангом и выяснить, что это за мужик, и какую роль  играет в этой истории Козетта. Кто она? Сообщница? А может быть, и знать ничего не знает.
Арина расставляла чашки для кофе, тарелочки с пирожными, а я все думала о том, как начать разговор.
Мысль  пришла  в голову неожиданно. Я изобразила на лице  глубокую задумчивость и  открыла первую страницу альбома.
- Не могу понять, кто это в чепчике: ты или брат.
- Конечно, я. У Архимеда свой альбом.
- А это кто? – ткнула я пальцем в первую попавшуюся физиономию, перелистнув несколько страниц.
- Это? Ну-ка посмотрю. Это Вадик, староста нашего курса. Отличный парень. Подрабатывает в какой-то иностранной фирме. Собирается жениться на моей подружке Лене. Вот и зарабатывает на свадьбу и счастливую семейную жизнь.
- А  это кто? – ткнула я в интересующее меня лицо. – На моего завуча до жути похож.
- Да нет. Это не завуч, - засмеялась Козетта. – Это парень из нашего  института, но постарше меня.  Я поступила, а он уже на четвертом учился. Между прочим,  ухаживал за мной во все лопатки. По пятам ходил. Я уже за своего Брауна вышла, а он все уговаривал меня  бросить мужа и уйти   к нему. Обещал сделать самой счастливой и богатой. Ну а потом куда-то исчез. Я его лет сто не видела. Парень неплохой, но надоел своими ухаживаниями до тошноты. Приставучий – страх. В последний раз увидел меня  в институте, затащил  в угол и давай шептать:
- Уходи ко мне. Озолочу! Ну как в дешевых романах. Можно подумать,  что я замуж из-за денег вышла. Мой Дима – чудесный человек, добрый, умный.
- А вы после этого с ним не виделись?
- Откуда? Не увидела бы фотографию – вряд ли  вспомнила.
Так, ничего не прояснилось. Главное – Козетта с этим товарищем знакома. А говорит ли она правду, это, скорее всего, я сейчас не узнаю. Что ж, понесу информацию Сидору. Пусть своими малолетними мужскими мозгами  шевелит, а мои совсем отказываются работать.
Сидора я прождала долго. Явился он кислый.
- Ничего интересного узнать не удалось. Кто на неё напал, она не видела. Темно было. Украли пакет с игрой для Дениса, больше ничего не тронули. Деньги, правда, небольшие, и колечко на руке остались целы. Пакет темно-синий в середине, края белые.
- У меня в таком же пакете лежала книга, которую я везла Козетте. Её тоже украли вместе с пакетом.
- Вот видишь, общее всё-таки есть. Но ведь не за пакетами же охотятся. Я о всяких маньяках читал. Кто-то  мальчиков убивает, кто-то предпочитает женщин, но о пакетных маньяках я не слышал ни разу.
- Но это уже не маньяк, - вздохнула я, - скорее клептоман.
- Ой, какое слово интересное, - скривился Сидор. – А на русский перевести можешь?
- Могу. Это человек, склонный к воровству. Не хочет, а ворует. Мания такая.
- Это всё чепуха!  Наш маньяк ворует целенаправленно. И болезнь здесь ни при чем. Ну, у Козетты была? Что узнала?
Выслушав мой рассказ, Сидор присвистнул:
- Ни хрена себе! Ты думаешь, что она его сообщница, да? А что?  Запросто. Ты на  её внешность не гляди  - это витрина. А за нею звериный оскал преступности. Вот поделят они денежки – богатыми оба будут. А уж если поженятся, то весь чемодан – в семью.
- Да не бедствует она. Дом, вон какой, отгрохали. Да и мужа, говорит, что любит.
- А вот эту феню все жены  своим мужьям прокатывают, а что там они на самом деле чувствуют – в душу не залезешь.
- Это я поняла.
- Понять-то поняла, но не прочувствовала. Иначе бы всё у неё узнала: какой институт  мужик закончил, где работает. Короче, всё.
- Да растерялась я. Не ожидала увидеть фотографию. Дурь какая-то. Я понимаю, когда ищешь что-то целенаправленно, готовишься, ждешь. А тут-трах-бах по мозгам.
- Да я все понимаю, протянул Сидор. – Жизнь у тебя в последнее время напряженная, а силенки уже  не те. Стареешь, плохеешь, помирать скоро будешь. А где собраннось, умение махом расколоть противника? Где? Я тебя спрашиваю? Где умение аналитически мыслить?
- Сидор, - взвизгнула я, - я самая обычная русская женщина. Как, понял? И при  моей работе важнее воображение, а не умение аналитически мыслить. И я не хочу, чтоб  мне на голову валились неприятности и неожиданности, как в последнее время. Я хочу жить тихо, мирно и спокойно. Понял?
- Значит так, - прервал мои вопли Сидор, - Завтра с утречка двигаешь опять к Козетте. Тебя же жутко волнует её здоровье, верно? Вот на этот раз можешь явиться с клубникой или яблочками. А то если мы каждый день будем  покупать по две коробки конфет за  офигительные деньги, то через  три дня плотно засядем  дома из-за  отсутствия финансов. Узнаешь адрес института и  фамилию мужика. Неужели сразу не могла спросить, как его зовут? Ну а послезавтра двинем в Москву. Может, в институте о нём что-нибудь  знают. А не знают, поищем друзей. Не в одиночестве же он жил. Кто-нибудь что-нибудь о нём расскажет. Так, кажется уже приехали, смотри.
Он протянул худенькую смуглую руку, и я увидела, как по тропинке, весело переговариваясь, идут Куцелька и Лариска. Ничего себе! Петрович же только уехал. За каким лешим примчалась Лариска? Это Куцелька уговорила  ее отдохнуть, как пить дать.
- Обо всем молчи, - прошипел Сидор, - а то задолбают и никуда не пустят. Мать такая, озвереть может. Тогда сразу в Москву увезет . Хорошо, если под замок  посадит и ключ отберет. У меня запасной в заначке есть. А то будет ежедневно с собой  на работу тягать. Попробуй, удери. И не вздумай рассказывать, что у  нас здесь происходит, а то у тебя ума хватит. Да не сиди столбом, оскалься для приличия. Изобрази радость от встречи.
Я послушно обнажила в улыбке оставшиеся зубы.
- Ну, как тут мелкий поживает? – закричала Куцелька. – С голоду не умер?
- Ну что ты мамочка, - воспитанно заговорил Сидор. – У нас все в порядке. Питаемся три раза в день. Еда сытная и разнообразная. Днем развиваемся. Ходим в лес, изучаем природу, читаем книги.
- Твою мать! – ошеломленно заявила Куцелька. – Наталья, ты что с ребенком сделала? Был парень как парень. Настоящий Гаврош, дитя Парижа. А во что он превратился? Ну-ка, показывай уши и шею.
Сидор послушно протянул  матери ухо.
- Чистые, - констатировала она. – Нет, братцы, вы меня уморите. Ничего у вас не случилось? Признавайтесь.
- Всё, мама, путём, - успокоил её Сидор. – Просто тетя Наташа скучает по работе, вот и принялась за моё воспитание. Да не переживай. Все это скоро  кончится. Первое сентября уже на носу. Она возьмется за своих учеников,  а про меня забудет.
Куцелька поверила тому, что ей наплёл сын, и успокоилась.
-Утром едем в Москву, - скомандовала она. – Мне костюмчик на тебя принесли, красивый и недорогой. Примерить надо.
- Не поеду! – заорал Сидор. – Не хочу! На глаз прикинь.
-Ага, тороплюсь, - хладнокровно отозвалась Куцелька. – Костюм не носки. Хорошо, если великоват  будет. Дождемся, пока вырастешь. А если мал? Я не миллионерша, чтобы тебе сто костюмов покупать. Если сказала, что поедешь, значит, поедешь. Обнаглел совершенно. На дачу его вдруг потянуло. Раньше от компьютера не оторвать было, а тут вдруг дачу ему подавай.
- О здоровье забочусь, - хмуро протянул Сидор. – Ладно, поеду. Но имей в виду: померяю – и сразу обратно.
Вот тут Сидор перегнул палку. Диктовать Куцельке условия – дело напрасное, так как характер у неё железный.
- Три дня, - отчеканила она. – Ты в Москве пробудешь три дня. За каждый вопль плюсую еще один. Понятно?
- Понятно, - прорыдал Сидор, вытирая слёзы кулаком.
Куцелька и Лариса протопали на террасу.
- Сидор, - осторожно поинтересовалась я у плачущего мальчишки. - А когда ты успел  уши и шею вымыть? Что-то я не замечала у тебя страсти к мылу и мочалке.
- Да у Мишки баню топили. Вот его мать нас всех и загнала. А кто плохо помылся, того отправила назад.

Утром на даче мы с Лариской остались одни. Сидор и Куцелька уехали.
- Чем займемся? – поинтересовалась я.
- Отдыхом, - отозвалась подруга. – Загораем и купаемся целый день. Петрович отпустил меня ненадолго, так надо  успеть похорошеть.
Этот вариант меня устраивал вполне. Я согласна  была находиться где угодно, лишь бы не на даче. Без Сидора здесь было неуютно.
Озеро находилось неподалеку. Его  берега поросли высоким камышом, но мы разыскали чистое местечко и наслаждались жизнью. Вода прозрачная, дно песчаное, кругом ни души - что ещё человеку надо для счастья!
Лариска торжественно объявила сегодняшний день  разгрузочным, и поэтому из еды  у нас были лишь огурцы, помидоры и маслины, привезенные ею. В воде, у берега, охлаждались две бутылки кваса.
- Это жизнь, - заявила подруга, когда мы, наплескавшись вволю в воде, разлеглись на берегу. – Никаких тебе неприятностей и стрессов. А солнце! А воздух! Нет, ты понюхай. Не жизнь, а красота. Согласна все оставшиеся дни провести здесь.
- Какие проблемы? – отозвалась я. – Продавай квартиру и покупай дачу. Только не забывай, что кроме лета существуют еще осень и зима. Удобства на улице. Дрова и уголь тоже понадобятся. Не снегурочка же ты,  замерзать будешь. А пилить и рубить дрова – помнишь, сколько мороки.
- И не говори, - запечалились Лариска. – А так, чтобы и квартира, и дача, не получится?
- У нас с тобой нет. Или дача, или квартира.
- А если продать твою квартиру и купить дачу?
Я свернула три пальца в известную конструкцию и поднесла её к  Ларискиному носу.
- Видела? Нюхай! Ты летом на даче кверху пузом лежать будешь, а мы с Иркой куда денемся?
- Ну что ж, придётся пользоваться моментом, раз мы не капиталисты. Сейчас ты будешь учить меня плавать, - скомандовала она.
- А чего учить? – пожала я плечами. – Дело обычное. Главное – помни, что ты легче  воды, и тогда не утонешь.
- Хочешь сказать, что я дерьмо? – прищурилась Лариска.
- Почему? – опешила я.
- Потому что  только дерьмо не тонет. Хватит митинговать. Обучай.
Часа два я учила Лариску плавать. Она лупила изо всех сил руками и ногами по воде и, наконец, проплыла пару метров.
- Ещё день – и я переплыву озеро, - гордо сообщила она. – Завтра приходим опять. Ой, я, кажется, совсем обгорела!
Вечером мы намазали Ларискину спину сметаной и сели чаёвничать.
- Заметь, - вещала Лариска, - в  нашей жизни все зависит от наличия в ней мужика. Вот появился  Петрович, и я похорошела – просто жуть. Знаешь, как за собой следить стала, а ведь раньше…
- Не прибедняйся, - перебила я её. – Ты и раньше с тёртой картошкой  на физиономии по два часа лежала. А помнишь, как электрика напугала, когда глиной намазалась?
Лариска как-то раздобыли  какую-то косметическую глину. Она, счастливая, развела ее, наляпала толстым слоем на лицо и улеглась на диван, чтобы хорошеть в тишине и покое. В это время электрик слонялся по подъезду, снимая показания счетчиков. Когда раздался звонок, Лариска, матюгнувшись, выплыла в коридор, не соскоблив глины с лица.
Электрик, увидев перед собой неизвестное существо с фигурой женщины, но  с темным лицом, изборожденным глубокими трещинами, заорал так, что выскочили все соседи,  находящиеся дома. Бедняге притащили стакан воды и долго рассказывали о пользе косметических масок. На что он, используя  ненормативную лексику, заявил:
- Мою в таком виде увидел бы – выгнал бы сразу.
А Лариске сказал:
- Кремами все  прилавки забиты: и дорогими, и дешевыми. Ты совсем бедная, что ли? Тогда нужно думать, как подработать, а не морду землей разукрашивать. Если хочешь, я у своей пару тюбиков свистну. У неё их, как грязи. И не заметит даже.
Самое смешное, что  пару коробок он Лариске действительно приволок.
Но эти  воспоминания не остановили её рассуждений.
- Верно, - кивнула она головой, - следила и маски делала. Но сейчас я со всех сторон красивая. Полюбуйся, какие у меня ноги.
Ноги были красивые. Никаких мозолей или трещин.  Ноготки аккуратно подпилены.
-Видишь? – она задрала ноги повыше. – Это же  произведение искусства. А всего-навсего надо делать  ванночки из трав и как следует обрабатывать пемзой и пилкой. У тебя мужика нет, и ноги соответственные. Ты ногти на них не зубами отгрызала? – поинтересовалась она.
- Ножницами.
- Ну  а часок поработать над ними, конечно, времени не нашлось. А у тебя, между прочим, отпуск. А начнешь работать – забудешь остричь. Внутрь загибаться начнут. Нет,  пора  из тебя человека делать. Начнем прямо сейчас. Травы кругом – сено коси. Пемза и пилка есть. Крем тоже. Накипятим воды..
- Как с Петровичем? – перебила я её, желая улизнуть от процедуры опускания ног в кипяток.
- А всё путем. Заявление уже отнесли, так что не жмись, готовь подарок. Скоро на свадьбе гулять будем. Кстати, замуж я решила выходить в красном платье. Это на Руси был такой обычай: раз во второй, – значит,  красное. Одобряешь?
- Обязательно! – с жаром воскликнула я.
Раз Лариске сбрендило  выходить замуж в красном, отговаривать бесполезно. Да и  мне-то что? Пусть хоть в серо-буро-малиновом, лишь бы жили хорошо.
- Я тебе говорила, - продолжала вещать Лариска, - что он все у меня переделал? В мои дела не лезет. Очень удобный муж, потому что  либо ест, либо спит,  либо телевизор смотрит. Одна беда – недогадливый. Получил аванс и спрашивает, какой  подарок мне купить. Ну не могу же я ему  прямо об обручальном кольцо сказать. Купи, говорю, что-нибудь для рук. И что, ты думаешь, он мне приволок?
Лариска торжествующе взглянула на меня.
- Кольцо с камнем? Ой, браслет, - ахнула я.
- Ага, сейчас. Аж, два раза! Он мне принёс, - Лариска выдержала мхатовскую паузу, - мыло. Представляешь, решил, что я хочу руки помыть, а мыло  закончилось. Ты как думаешь: он жадный или просто тупой.
- Тупой, - успокоила я её. – Думаю, что дрессировке подается.
- Да?  Ну, тогда еще ничего. Я что говорю. Мужик он неплохой, да и мне скучно не будет. Ладно, давай спать. Чур, я  здесь, на террасе, ложусь.
Не боишься?
- Кому я нужна. Хочу отоспаться. Да и в комнате утром солнце, а здесь прохладно.
- Ложись. Только дверь  не забудь закрыть.

Когда я проснулась, Лариска ещё спала. Чтобы её  не будить, я возилась на кухне, готовила завтрак,  а потом со скуки отправилась косить траву вокруг дома. Кошу я плохо, поэтому хваталась то за серп, то за косу, в зависимости от настроения. Лариска продолжала спать. Наконец, озверев от одиночества, я не выдержала и, ворвавшись с шумом и грохотом на террасу, заорала во всё горло:
- Лариса, вставай, два часа уже скоро!
Она не шелохнулась. Я подошла на цыпочках и дернула за руку. Рука  безжизненно свесилась с тахты.
- Мамочка, - прошептала я, - убили Лариску.
Точно убили. Лицо бледное, рука прохладная и висит. Ни один  человек, живой, разумеется, больше минуты в такой позе не пролежит. На улице тепло,  вот пока трупного окоченения  и нет. Да, утром, когда я выходила, дверь определенно была не заперта. Значит, Лариска забыла её закрыть,  и ночью её кто-то убил.
А-а-а! – взвыла я от страха и кинулась из дома. Куда бежать, я не знала. Племянница Наталья в Москве. Единственные знакомые – это Любаня с Андреем, но их , вроде, нет дома. Ну и что я буду одна делать с Ларискиным трупом?
Подвывая и цепляясь за кусты, я кинулась к Любане. Её дома не было, но Андрей оказался в наличии.
- Сергеевна, чего ревешь? Случилось что?
- Андрей, пойдем к нам. Лариску убили.
Он плюхнулся на стул.
- Да ты что? Когда? Мне мужики говорили, что у нас тут маньяк орудует, а я не поверил. Небось, с электрички шла.
- Да нет, дома убили. Ну, пожалуйста, пойдём. Я боюсь с ней быть одна.
- Так она дома лежит?
- Ну да. А где ж ей быть.
Андрей замялся.
- Понимаешь, Наталья, я бы обязательно пошёл, но до смерти покойников боюсь.
- Я тоже боюсь, но ведь, что-то делать надо.
- Надо, - согласился Андрей, - позвонить куда-то, чтоб её в морг забрали.
- Ну, так позвони! Ты же здесь всех знаешь, а то она почти сутки лежит! – завизжала я.
- Ни хрена себе! – присвистнул Андрей. – Знаешь что? Первым делом давай выпьем, чтоб не так страшно было, а потом пойдём.
Я готова была сейчас выпить что угодно, хоть тормозную жидкость.
Андрей вытащил из холодильника бутылочку водки, солёные огурцы, отыскал два стакана.
- Не хочется, но пить придётся, - сообщил он. – Ты Любане не забудь объяснить. Всё-таки Лариса не чужой человек была. Нервы могут не выдержать.
Он махом осушил стакан и захрустел огурцом.
- Кого ждешь? Пей!
Я послушно выпила водку и скривилась.
- Запей водой, - протянул кружку Андрей: - Значит так, я иду к Михалевым. У них телефон есть. Вызову милицию и труповозку. А ты бери бутылку и пошарь  закуску в холодильнике.
- Зачем?
- Как зачем? Лариску-то помянуть нужно по христианскому обычаю. Она крещеная?
- Да я откуда знаю? Это сейчас все верующие, а в наше время все были атеисты.
-Тогда точно христианка, я тебе говорю. Обычай не нами придуман, не нам его и отменять, - назидательно проговорил Андрей, - Забирай все. Надо, чтобы было, как положено. Действуй.
Он вышел, а я вытащила из холодильника колбасу и сыр, забрала водку и огурцы и потопала домой. Пулей пролетела через террасу и начала расставлять всё на столе. Добавила помидоры и так и не съеденный Лариской завтрак. Поминальный стол получился на славу.
Вскоре появился Андрей.
- Всех вызвал, так что будем ждать. Скоро  будут. Ну, наливай.
Он поднял чашку с водкой.
- Хорошая баба была Лариса. Заводная. Пусть земля ей  будет пухом!
- Пусть! – согласилась я.
- И Петровича жалко, - продолжал Андрей, - ведь не успел жениться, как овдовел.
-Овдовел, - пьяно поддакнула я, - а главное – Лариске он очень нравился. Говорит, что хозяйственный, все переделал. Какие-то шкафчики починил. И заявление уже подали. Она в красном платье замуж выходить хочет.
_ А что, пусть выходит. Красное ей пойдет, - одобрил Андрей, забыв, что она умерла.
- А про Петровича сказала, - продолжала кляузничать я, - что бревно, с ним как с Лениным понесет. Всегда плечо подставит, чтобы ему легче было.
- А я о чем говорю? Петровичу с Ларисой повезло. Хорошо жить будут.
- Вы что это среди бела дня водку пьянствуете? – раздался голос с порога. Мы дружно обернулись.
На пороге, эффектно подбоченившись и выставив ухоженную ножку, в пестрой
ночной рубашке стояла Лариска.
- Тебя поминаем! – брякнула я.
- Ты базар фильтруешь или как? – В голосе подруги зазвучал металл.
- Понимаешь, - завиляла я хвостом, - день кончается, а ты не встаешь. А потом  у тебя рука упала. Бужу, бужу – не просыпаешься. Вот и решила, что ты умерла. Позвала Андрея. Оказалось, что оба мертвых боимся. Вот и выпили. А ты что, живая? А почему тогда дверь была открыта!
- Потому что до шести утра уснуть не могла. Спину вчера сожгла на солнце. Вот и  выходила ночью на улицу. Наверное, перегрелась, потому что голова разболелась страшно. А утром  плюнула на все и напилась снотворного. А какая рука-то у меня падала?
- По-моему, вот эта, - пробормотала я, указывая на ближайшую Ларискину руку, - можно подумать, что я запоминала, какая у нее рука падала.
- Идиотка, - поставила диагноз Лариска. – Ну а ты-то, Андрей, как ты мог этой балаболке поверить?
- А что мне делать, если она сказала, что ты умерла?
- Как что? Проверить, естественно.
- Нет, Лариса. Это ты сама проверяй, а я покойников боюсь.
- Оба идиоты, - подытожила Лариса. – Вдобавок клинические. Не знаю. Кто вы: параноики или шизофреники. Но то, что вы оба клинические идиоты, мне ясно.
- Не ругайся, - пробасил Андрей  и плеснул водки в чашку, - а лучше выпей за своё воскрешенье и не обижайся на нас.
- А какой  смысл на дураков обижаться? – пожала плечами Лариса. – Говорят, кого похоронили, а он жив  остался, тот еще сто лет проживет.  Это что такое? – заорала она, заглянув в чашку и сунув её под нос Андрею. – Ты что даме предлагаешь? Три капли? Сами бутылку выжрали, а на мне решили сэкономить? Хреновые, братцы,  поминки мне устроили!
Опешивший от неожиданного Ларискиного  воскрешения, Андрей воспрянул духом.
- У меня заначка есть. Я пулей..
Через минуту стол украсили ещё две бутылки.
- Теплая только, - оправдывался Андрей. – В кустах прятал.
- Да ладно, - махнула рукой Лариска, - сойдет и такая. Наливай. За моё здоровье пить будем.
- Я больше не могу, - заскулила я, - меня тошнит.
- Так. За то, что я умерла, ты лакала и не морщилась, - окрысилась она, - а выпить  за моё воскрешение – тебя тошнит.  Все с тобой ясно,  подруга. Вот, Андрей, полюбуйся. На нее. Да с такими  друзьями и врагов не надо. Ну и пес с тобой.
Она лихо опрокинула водку в рот.  На террасе хлопнула дверь, и в комнату ввалились трое мужиков с носилками и огромным черным пакетом.
- Покойник здесь? – осведомился один из них.
- Здесь, - подтвердила Лариска. – Садитесь, ребята, сейчас тяпнем.
- Так мы на работе, - кашлянул он в кулак.
- А что гласит народная  мудрость?  - понесло Лариску. – Народная мудрость говорит, что работа не волк.. Ну, продолжай дальше.
- В лес не убежит.
- Правильно. А я о чём  говорю,  - заликовала Лариска. – Садись. Пять. Андрюха, наливай.
- Так покойницу забрать надо, - бубнил мужик.
- У тебя их, покойников, много?
- Да нет. Одна пока.
- Ну и успокойся. День длинный, успеешь забрать.
Мужики расселись на диванчике и дружно выпили.
- Наследство обмываете? – поинтересовался один из них. – Большое, наверное.
- А что было,  то моим и будет.
- Так ты наследница?  -  с уважением поглядел на Лариску мужик. – А покойница тебе кто?
- А покойница мне я – сообщила Лариска и принялась  разливать водку по стаканам.
- Не понял, - поперхнулся мужик.
- А тут и понимать нечего. Я сначала  умерла, а потом ожила. Вот то, что у меня было, мне и  достанется. Теперь понял?
- Не совсем.
- А ты еще выпей, понятнее будет, - похлопала его Лариска по плечу. – Ребята, пьем за моё здоровье.
Веселье было в самом разгаре, когда в дом ввалилась милиция.
-О, - пьяно завопила Лариска. – Розовые лица. Револьвер желт. Моя милиция меня бережет. Проходите, ребята.
Но лица вошедших были хмуры и неприветливы.
- Убийство здесь произошло?
- Здесь, - подтвердила Лариска. – Вон там, на террасе.
- Оцепляй! – приказал, вероятно, старший.
Один из милиционеров вышел. Покачиваясь, Лариска последовала за ним.
- Ребята, - донесся её голос, - быстрее сюда. Смотрите, как здорово.
Андрей  и господа из похоронной команды высыпали во двор. Я поплелась за ними.
Куцелькина дача была обнесена бело-красной лентой.
- Во! – орала Лариска. – Смотрите! Прямо, как в телевизоре. Я такое видела, когда кого-нибудь из депутатов грохнут. Место преступления  всегда такой лентой обматывают. Точно! Я же говорила, что труп увозить нельзя. Вначале наша милиция все облазить должна. Ну, блин, как в кино.
- Успокойтесь, женщина, - рявкнул милиционер. – Где труп?
- Я труп, - гордо подбоченилась Лариска. – Что не видно?
- Я серьёзно спрашиваю.
Милиционер от всего этого бедлама начал выходить из себя, и Андрюха решил вмешаться.
- А она серьезно говорит. Её убили.
- Так, - процедил милиционер. – Ложный вызов. Ну что ж, будем оформлять хулиганство.
- Какое хулиганство? – взвыла Лариска. – Вместо того, чтобы порадоваться, что я осталась живая, вам непременно  хочется увидеть меня  в качестве  трупа. Вот это гуманизм! Я сейчас вашему начальству пожалуюсь,  чтобы знали, как  оскорблять  честных граждан. Нет,  вы полюбуйтесь на них. Я налоги плачу,  чтобы содержать всю эту команду, а они меня оскорбляют, жалеют,  что я не труп. Нет, не только пожалуюсь, но и в газету напишу,  и президенту по телемосту скажу. Пусть поучит вас, как работать с населением. Нет, ты посмотри, - обратилась она ко мне, - как они работают. Никакого индивидуального подхода.
- Женщина, - устало сказал  милиционер, - не морочьте голову! Нам сказали,  что здесь труп. Верно?
- Верно, - пьяно подтвердил Андрей.
- А где труп?
- Так это же я! – заорала Лариска, в знак подтверждения тыча в свою роскошную грудь.
- Но вы же живая.
- А Вам хочется видеть меня мёртвой? Вы бы от этого  удовольствие получили? Ну,  осталась я живая – теперь  убить меня за это?
- Убить её? – икнул Андрей. – Во, люди! Маньяк на баб кидается. Вы – на Ларису!
- Так на вас маньяк напал?
- Не знаю, - задумалась Лариса. – Не помню. Я снотворного  напилась.
- Да видел я это снотворное, - заметил милиционер. – Три пустых бутылки. Не многовато ли?
- Три бутылки? – наморщила лоб Лариска. – Не знаю, у меня, вообще-то, оно в таблетках. Андрей, принеси мою сумку. Белую.
Пошатывающийся Андрей отправился на поиски Ларискиного имущества.
Через пару минут он вышел на крыльцо с Ларискиной сумкой.
- Учитесь, - назидательно проговорила она. – Работает, как  собака-ищейка! Вмиг отыскал.
Она раскрыла сумку, покопалась в ней, вытащила упаковку с лекарством и сунула под  нос милиционеру.
- И это вы называете водкой? Да любая экспертиза определит, что это снотворное. Догадываетесь, кто в дураках окажется? Угадайте с трех раз! Да над вами же  смеяться будут.
- Может, от вас этим снотворным пахнет? – съехидничал милиционер.
- А вот это дудки! – погрозила пальчиком Лариска. – От меня пахнет нашей  родной русской водочкой. С2Н5ОH, по-моему. Ну, это если уж очень  научно выразиться. Но могу и ошибиться. У меня по химии всегда трояк в школе был. Но зато твердый. И не ехидничайте, пожалуйста. Кто запретил мне, простой пенсионерке, пить водку в свободное время. Указ уже вышел? Нетути его. И не выйдет.
Она скорбно покачала головой.
- Наши родимые думаки, за которых я голосовала всей своей душой и телом, такой указ не издадут, так как сами  пенсионерами будут, и себя, любимых, им обижать не с руки. А вы в свободное от поисков трупов время не употребляете совсем? – вкрадчиво  осведомилась, она. – Ой, не поверю!
- Товарищ капитан, поехали отсюда, - проговорил один из приехавших. – Зря только время теряем.
- Правильно! – горячо поддержала Лариска. – Время теряете, а количество правонарушений в стране растет ежесекундно. И раскрываемость, наверняка, плохая. Верно? А всё потому, что у нас недостаточное внимание оказывается работниками милиции, суда, прокуратуры, а также медицины, просвещения, здравоохранения и культуры.
Милиционеры, не дослушав  пламенной  речи, гуськом рванули к калитке.
На лице Лариски появилось удивление.
- Куда они? Я хотела еще сказать про маленькую зарплату и отсутствие жилья. И про то, что у них служба и опасна, и трудна, и как там дальше? А, на первый взгляд, не видна.
- Это они и без тебя знают, - утешил её Андрей.
- Так за знакомство не выпили, - продолжала сокрушаться Лариска – и на посошок.
- А уже нечего пить. Заначка кончилась, - объявил Андрей.
Похоронная команда начала прощаться.
- Рады были познакомиться, - трясли они нам руки. Ежели что, звоните. Упакуем по высшему разряду.
- Да куда нам торопиться? – отчаянно кокетничала Лариска. – Вы уж без вызова приезжайте. Просто так.
Пообещав  навещать нас, мужики скрылись.
- Хорошо посидели! – Лариска не скрывала удовольствия. – Смотри, сколько новых  знакомых появилось. И все, между прочим, нужные люди.
- Угу, - подтвердила я, - конечно, нужные. Но пусть они нам понадобятся как можно позже.
- И в кого ты уродилась такая неласковая и негостеприимная? – вздохнула подруга.
- Спать хочется. Ты-то весь день продрыхла, а я с утра на ногах.
- Ладно, девки, расходимся, - скомандовал Андрей. – Завтра продолжим.
- Если завтра продолжим, - с ужасом подумала я, - то скоро станем законченными алкоголиками. Придётся или лечиться, или кодироваться. Что там в таких случаях  делают?
Лариска в этот раз решила со мной  не разлучаться и улеглась в комнате на диване. Уснула я под её рассказ о необыкновенных достоинствах Петровича.

Пробуждение было необычным. Проснулась я оттого, что Лариска изо всех сил трясла меня обеими руками и шипела:
- Вставай, алкоголичка несчастная. Где у нас свет включается?
- Зачем тебе свет? – пробормотала я. – Выключатель у двери.
- Ни с места! – раздался мужской голос. – Лежать! Если дернитесь, пристрелю.
Он мог и не командовать. От страха я оцепенела. Свет от уличного фонаря  падал в комнату. На пороге появилась высокая фигура в темном. На лице шапочка с прорезями для глаз и рта. В руках пистолет.
Ни звука, - продолжал он. – Встала одна. Ну, - повел пистолетом в сторону Лариски.
Не сводя с мужика глаз, она сползла с дивана и послушно, мелкими шажками приблизилась к нему.
- Опусти руки и держи их по швам. Теперь ты иди сюда.
Покачиваясь от страха и дневных  возлияний, я приблизилась к Лариске.
- Повернитесь спинами  друг к другу, - продолжал командовать бандит.
Мы дисциплинированно прислонились  друг к другу.
- Ладненько, - удовлетворенно заметил он.- А теперь  стоять смирно и не дергаться, а то пристрелю.
Вот об этом он мог и не сообщать. Полнейшему идиоту было бы понятно, что в этой ситуации что-то делать  бессмысленно. Может быть, кто-нибудь и сможет обезвредить вооруженного бандита. Что  там в таких случаях делают? Тычут растопыренными  пальцами в глаза? Бьют  каблуком по голени? Это не для меня. Обязательно  вместо  глаз  попаду в руку или ногу. Каблуков у меня тоже нет. Да пока я буду выбирать, куда стукнуть, из меня отличный дуршлаг можно сделать. Ладно, посмотрим, что будет дальше. Раз сразу не убил, значит, зачем-то мы ему нужны. На сексуального  маньяка вроде тоже не похож. Иначе, зачем ему нас по стойке «смирно» ставить.
Пока я пыталась определить, что за тип свалился на наши несчастные головы, он достал что- то из кармана. Раздался характерный щелчок. Опять скотч. Обмотав нас  пару раз, незнакомец положил пистолет на стол и продолжил работу. Вскоре мы с Лариской оказались  в липком коконе.
Закончив работу, он несколько раз подергал ленту, проверяя прочность, и, вероятно, остался доволен.
- Ну, а, теперь побеседуем, милые дамы? Где деньги?
- В сумочке! – взвизгнула Лариса. – Забирай все. Там целых двести  рублей. И мелочи еще наберется на десятку!
- Заткнись, идиотка! – приказал он. – Мне твои деньги не нужны.
Раз ему не нужны деньги Лариски, получается, что финансировать его должна буду я.
Разбойник дулом пистолета приподнял мой подбородок.
- Ну, где деньги? Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Понимаю.
Хотела бы я видеть непонятливого, когда у него перед носом размахивают оружием. Тут – признаешься даже в том, что давно покойный граф Монте-Кристо оставил тебе в наследство  свои несметные сокровища, и ты жаждешь поделиться ими со всем человечеством.
- Ну и где же они?
Где они, где они. Так я тебе и сказала. Ты же с пистолетом в дом залезешь, а вдруг Ирка уже приехала? Испугаешь ребенка. То, что  это не хозяин денег, козлу понятно. Не будет он шапочку на физиономию натягивать, чтоб его не узнали. Ладно, ты у меня эти деньги получишь.
Я откашлялась.
- Деньги в лесу. Вернее, через дорожку от леса есть одинокая ель. Вот под нею лежит старое детское одеяльце. Под ним, на глубине примерно, в метр, закопан чемоданчик с деньгами. Но земля там плотная, хорошо утрамбованная. Копать тяжело.
- Прекрасно! – незнакомец не скрывал радости. – Я проверю. А Вам, милые дамы, придется постоять, подождать меня. Конечно, это очень неудобно, но даже если я захочу вас посадить, всё равно  ничего не получится. Лопата, надеюсь, у вас  найдется? Не зубами же вы ее копали.
- Не зубами. Лопата лежит в сарае, а ключ висит на стенке. Вон, на гвоздике.
Бандит взял ключ и вышел, захлопнув дверь.
- Это что было? – завизжала Лариска. – Какие деньги? Какая яма?
- Ты меня спрашиваешь? За всех сумасшедших не отвечаю. Этому понадобились деньги, и он залез к нам. Второй, возможно, ищет колье Шарлоты, и в это время грабит Андрея. А третьему вообще неизвестно что взбредет в голову. Тут все зависит от разгула фантазии.
- Но ты сказала, что деньги под каким-то деревом, - продолжала  допытываться Лариска.
- А что я ему должна была сказать? Да,  дорогой, сундук с деньгами вон  в том углу. Слитки золота замурованы в печке. Бриллианты к потолку приклеены. Он будет Куцелькин дом крушить, а мы с тобой – любоваться его трудовыми подвигами? Денег, может быть, рубля полтора насобирает. Ну и примется за нас. Ты что больше  предпочитаешь: раскаленный утюг на пузе или иголки под ногтями?
За эти дни я  столько раз представляла себе пытки, что могла бы не только предложить их варианты, но и красочно описать.
Но и предложенные способы пытки произвели впечатление.
- Совсем сдурела? – взвыла подруга. – Если так уж хочется, то пусть тебя и пытают с утра, до вечера, а я..
- Не ной! – перебила я её. – Ты лучше скажи, каким образом этот тип попал в дом? Двери и окна были закрыты?
- Одно окно на ночь я оставила открытым, - всхлипнула Лариска. – Думала, раз на даче, то посплю на свежем воздухе.
- Она подумала! Видишь, что из твоих дум получилось? На носу  заруби: тебе думать вредно. Ладно, сейчас отсюда бежать надо, пока этот козел в лесу. И чем скорее, тем лучше. Около часа у него на все про всё уйдет, это точно.
- А как мы, связанные, сбежим?
- А я откуда знаю? Попробуем мелкими шажками.
- Так мы же приклеены друг к дружке.
- Приклеены до колен, а ниже – полная свобода. Так что попробуем  выбраться. Хуже не будет, а вдруг повезет. Значит, мелкими шажочками двигаем до двери, потом как-нибудь спустимся с крыльца. Лишь бы до калитки добраться, а там ему нас не найти. Двигаем с левой на счет «три». Раз, два, три!
Мы  дернулись в разные стороны и чуть не свалились.
- Куда идешь? – заорала я. – Где левая рука? Не знаешь? Сено-солому привязать?
- Я правильно пошла! – рявкнула Лариска. – Это тебе сено с соломой надо вязать. Сама идешь с правой, а на меня орешь.
На Лариску я, действительно, вопила зря. Какая левая нога, когда мы приклеены спинами.
- Ладно, давай без ног, - примиряющее сказала я.
Мелкими шажочками мы добрались до порога, кое-как перебрались через него и очутились на террасе.
- Передохнём, - взмолилась Лариса.
- Потом отдыхать будешь. Выползаем на крыльцо и прыгаем как можно дальше.
Это легко сказать – прыгаем. У Куцельки площадка перед домом вымощена плитками, между которыми пробивается трава. Хорошо, если  прыгнем нормально. А если кто из нас,  упаси господь, ноги сломает? Ведь даже по-пластунски выбраться с участка не сможем. Второй, как раненый, на спине кверху пузом возлегать будет.
Кругом была полнейшая темнота. Говорят, в августе звездопад. Чёрта лысого! Все  небесное освещение было отключено.
- Раз, два, три!
Мы с Лариской неловко взлетели. Не знаю, что чувствовала она, но я точно убедилась, что бутерброд падает маслом вниз. Всеми своими килограммами Лариска впечатала меня в эту плитку.
- У-у-у! – взвыла я.
- Живая?  - поинтересовалась подруга.
- Умерла! А ты поаккуратнее падать не можешь? Я весь бок ободрала. Нарастила килограммы. Синячище теперь будет. Да хватит лежать на мне, переворачивайся.
Изрядно повозившись, пыхтя и переругиваясь, мы улеглись рядом.
- Надо дальше двигать, - предложила я план действий.
- Всё, с меня хватит! Никуда не пойду. Пусть этот придурок забирает все, что хочет: сумку, деньги, косметичку – а я с места не двинусь, - объявила Лариска. – Я не дрессированная обезьяна, чтобы скакать в связанном виде. Можешь валить на все   четыре стороны, а я остаюсь. Лучше  уж  умереть  на свежем воздухе,  чем сломать себя шею в какой-нибудь вонючей канаве. Так что двигай, подруга.
- Совсем свихнулась? – попыталась пнуть её я. – Как же мне идти, если ты ко мне примотана? В канаве, между прочим, тоже свежий воздух есть.
- А как хочешь, - не поддалась на уговоры Лариска, - можешь на четвереньках, а можешь, вальсируя. Всё равно у нас  ничего не получится. Мы с тобой только бревнами лежать можем. Так что и дергаться нечего.
Господи, как все свои проблемы решают сиамские близнецы? Мы примотаны друг к другу только четверть часа, а уже общего языка не находим. А если так пожить хотя бы год? Да остались бы лысыми  и беззубыми – это точно, потому что с громадным удовольствием я бы сунула ей зуботычину или выдрала клок волос.
- Я попыталась пошевелиться.
- Не дергайся! – предупредила меня Лариса. – У меня последние минуты жизни на исходе, а ты мне сосредоточиться  мешаешь.  Когда я умру, ты за моей могилой следи. Цветы посади и рябинку, чтоб красиво было. Да приходи почаще, новости рассказывай. А то я тебя знаю: с утра до ночи в школе будешь сидеть, а на меня тебе наплевать.
- Не выйдет, - буркнула я.
- Почему?
- Да  потому, что я с тобой рядышком лежать буду. Ты что думаешь? Тебя этот идиот убьет, а меня оставит,  чтобы я твою могилку обихаживала? Нет, матушка, поищи кого-нибудь другого. На Петровича, кстати, тоже особо не рассчитывай. Он сколько раз был женат? Вот то-то и оно. Ему некогда будет лютики-цветочки у тебя разводить, да платочком пыль с памятника смахивать. Кинется искать очередную даму сердца.
- А хренка с бугорка не хочешь? – дёрнулась Лариска. – Петрович меня любит. Ну, чего развалилась, как корова? Поползли.
- Как?
- Как-как? Наперекосяк! Ноги-то у нас хоть до половины свободные, так что давай на колени встанем. Не, на колени не получится, в собственных ногах запутаемся. Слушай, у тебя какой бок ободран?
- Левый.
- Всё, вставай на правое колено. Тем более, оно у тебя внизу.
Шипя и охая от боли, я кое-как утвердилась на земле.
- Встаем! – скомандовала Лариска.
Это процедура далась намного легче.
Подруга, вероятно, раздумала умирать, потому что начала командовать, как генерал на плацу.
- Шажочками в сторону калитки. Хоть бы она была открыта.
Калитка была открыта, но  Ларискин пыл поугас.
- И куда теперь?
- К  Андрюхиному дому. В шиповнике спрячемся.
- Разбежалась, - огрызнулась она. – Я не для того ноги отращивала, холила и лелеяла, чтобы о колючки их исполосовать.
- Тогда жди мужика, - посоветовала я, - уж он точно твою красоту оценит.
Тянитолкаем мы дотащились до дома Андрея и рухнули между забором и кустами шиповника. Лариска долго свирепствовала и затихла, только после того, как я пообещала подарить ей десять тюбиков крема для ног.
- И  для рук  тоже, - добавила она зевая. Я, между прочим, их тоже ободрала. Дежурим по очереди. Я сейчас часика три посплю, а ты покарауль. Потом поменяемся.
Спорить с ней я не стала. Спать не хотелось, но в дежурстве смысла не было. Уже светало. Вряд ли бандит сунется в дом. Он, наверняка, вокруг ели траншею прорыл и теперь думает, каким образом добраться до нас.
Здесь оставаться нельзя. Домой ехать тоже. Да что это за жизнь?
А жизнь продолжалась. Потянулись на первую электричку  прохожие. Тихо посапывала во сне Лариска. А из меня жадно пили кровь оголодавшие комары, и отогнать их не было никакой возможности.

Андрей выполз на крыльцо часов в одиннадцать, когда мы совершенно отчаялись и уже собирались попросить кого-либо из прохожих освободить нас. Особенно настаивала на этом Лариска. Комары, вероятно, решили разнообразить своё меню, раз уж им так сказочно повезло, и принялись за неё. Лариска дергалась, сучила ногами и обещала посвятить остаток жизни уничтожению комариного племени, отпуская в его адрес нецензурные выражения и горюя об испорченной внешности.
- На щеку кровопийцы уселись. Теперь шишка будет, - шепотом причитала она. – Погодите, только освобожусь, повырываю вам ваши жужжалки и кусалки.  Крылышками будете махать, мать вашу! Ой, сволочь, на нос уселся. Распухнет теперь, как груша. Честное слово, кастрирую все до одного, чтоб не размножались. Нет, ты представляешь, с какой рожей я домой приеду? Да Петрович решит, что я тут со всей округой с утра до вечера бухала. Давай попросим кого-нибудь, чтоб  развязали. Во мне крови сто граммов всего осталось.
- Не пори чушь. Из тебя её бегемоты сосут?
- Да, комары хуже бегемотов. Те хрум – и отгрызли голову, а эти, эсэсовцы, издеваются, растягивают удовольствие!
- А разве бегемоты людей едят? Странно. Всю жизнь думала, что они травкой питаются.
- А тебе не всё равно, чем они питаются? Радуйся, что они здесь не водятся, а то присосался бы такой..
И тут я увидела Андрея.
- Андрей, - зашипела я. – Андрюха!
Тот недоуменно покрутил головой, оглядываясь по сторонам.
- Андрей! – завизжала Лариска, пытаясь повернуться. – Иди сюда!
Андрей сошел с крыльца.
- Мать твою! – припечатала Лариска. – Где ты там? Чего чешешься? К забору иди!
Приблизившись, Андрюха с изумлением оглядел нас.
- Вы, чё, бабы, охренели? Нет, я понимаю: ужрались так, что до дома доползти не смогли. Но лентой на кой ляд обмотались? От неё ведь никакого тепла. Лариса, а рубашонка у тебя чего такая грязная и драная? Сама, вроде, баба  приличная, а..
- А пошёл ты знаешь куда?
- Знаю, - перебил её Андрей! – Не пойду! Мне пока и так неплохо.
- Развяжи нас! – потребовала она.
- Щас.
Андрей вышел из калитки, присел возле нас на корточки и подергал скотч.
- Не, бабы, развязать не выйдет. Он слипся весь.
- Разрежь, козел! – взвизгнула Лариска. – Догадаться не можешь!
Андрюха смертельно обиделся.
- Не буду, раз обзываешься! Сама обмоталась, сама и развязывайся.
- Андрей, - взмолилась я. – Ты же видишь, что самим нам не развязаться. Тащи ножницы.
- Ладно,  -  и он потащился в дом.
Через час, мы отмытые и переодетые, сидели за столом и пили чай.
Андрея интересовало ночное происшествие.
- Всё-таки, девки, что с вами случилось?
- Да ничего! – улыбнулась я. – Решили пошутить с Лариской, проверить, если обмотаемся скотчем, сумеем ли развязаться?
- С дуба упала? – перебила Лариска. – Не слушай её, Андрей. У нее в голове шарики за ролики заехали совсем. На нас ночью маньяк напал. Страшный, черный. Вся морда тряпкой законопачена. В одной  руке пистолет, а в другой громадный кинжал. Схватил нас и давай вязать. Просто жуть!
- Для чего?
- А хрен его знает. Что-то про деньги орал. Ну, думаю, жизнь дороже. Бери, говорю, в сумочке. Там целых двести рублей и мелочь ещё. Так он,  представляешь, отказался. А Наталья , сволочь, зажалась и ни копейки ему не дала?
- Ну и куда он делся?
- Куда? – задумалась Лариска. – А мать его знает. Наталья его в лес отправила траншею рыть вокруг елки?
- Зачем?
- Говорю же тебе русским языком: хрен знает. Она ему сказала, чтобы он яму под елкой вырыл, он и пошел.
- Сплошная психушка, - пробормотал Андрей, - Нет,  девки, это не маньяк, а какой-то двинутый. Нет таких маньяков, которые ямы копают. Есть, которые убивают, есть которые насилуют. А про такого первый раз слышу. А зачем вы его в лес отправили? Лучше бы он участок перекопал. На следующий год что-нибудь  посадили бы. Слушайте, а вдруг это наши могильщики пошутить решили? Один что-то уж больно заинтересованно на тебя, Лариса, поглядывал.
Лариса  в это   с  удовольствием  поверила.
- Да? – она  поправила прядки  волос. – А что? Может быть. Только работа у них дурацкая, и шутки такие же.
Я совершенно не собиралась посвящать их в суть дела. Меньше знают – крепче спят. Но это чушь  меня взбесила.
- Совсем с ума сошли! Мужик ночью с пистолетом лезет в дом и связывает нас, чтобы объясниться в любви? Так, по-вашему?
- А ты-то  что бесишься? – повернулась ко мне Лариска. – Сто раз тебе говорила: ты злая. Вот на тебя внимания никто и не обращает. И худая, к тому же. Кому твои мосалыги нужны? Кстати, ты заметила, что он  меня первую позвал?
- Как же, - с жаром  подтвердила я. – Конечно, он подозвал тебя первую. Для надежности. Чтоб ты от скромности не убежала, а для надежности привязал тебя ко мне и ринулся в лес цветочки-лепесточки собирать. Планировал, конечно, с букетом к твоим ногам рухнуть и просить  руки и сердца, пока они у тебя еще свободны. А то, что он требовал от нас деньги, опустим. Это,  наверное, на свадебный подарок тебе. Скорее всего, он лет так на дцать тебя помоложе. И это  ерунда! Мир и не такое успел повидать. Не майся дурью, матушка. Тебе уже о душе думать надо. Вспомни, сколько тебе лет. Собирай свои  манатки и дуй домой, к Петровичу. Совсем спятила, старая калоша.
 И уеду, - завизжала Лариска, вскакивая из-за стола. –Лишь бы меня оскорбить. Никакой романтики нету.
- Конечно, нет! – хладнокровно подтвердила я, наблюдая, как она запихивает в пакет свои вещи. Пусть уезжает. Кто знает, что там дальше произойдет. Подруга у меня  -натура возвышенная, помешанная на любовных романах. В любом  бандите сумеет увидеть романтического поклонника, который сгорает от страсти к ней. Пусть лучше сидит дома под присмотром Петровича и варит ему щи. Я как-нибудь сама во  всем разберусь. А там, глядишь, и Сидор подъедет, глянет на ситуацию своим мужским оком и всё разрулит.

Сидор явился мрачнее тёмной ночи. Даже отросший за лето вихор на затылке, казалось, поник.
- Что случилось? – полюбопытствовала я. – Костюм не подошел или мать выдрала?
- Мать выдрать не успела. Сбежал я. А костюм подошел, только, скорее всего, он мне не пригодится.
- Так, школу решил бросить? А действительно, зачем она тебе? Ты и так умный.
- Издеваешься? – Сидор хмуро взглянул на меня.
- Да нет, пытаюсь воспитывать. Хотя ты не идиот и понимаешь, что без образования сейчас никуда. Колись, что натворил?
Шмыгая носом и запинаясь, Сидор подробно изложил свою историю.
- Прикинь, какая чушь получилась. Мать меня заперла в квартире, чтобы я на улицу не высовывался, а я запасные  ключи вытащил-и тю-тю, вперед. Гляжу – толпа стоит, а кругом мужики с камерами. Ну, я думаю, хоть раз в жизни, повезло, в ящик  попаду. А то у нас Петьку Сычева показывали, он областную олимпиаду выиграл. Вика Терентьева в кино снялась. А я ни на что не способен.
Что произошло дальше, догадаться нетрудно. Сидор  ужом проскользнул к трибуне и даже взобрался на ступеньки. А там покрасовался изо всех сил. Демонстрировал  и фас,  и профиль. Убедившись, что камеры его вниманием не обошли, Сидор обзвонил всех друзей и приятелей, поделился своей радостью и отправился домой, чтобы насладиться дебютом на голубом экране.
Вместо триумфа получился скандал. На беду Сидора домой явилась Куцелька. Она шуганула Сидора и уселась перед телевизором с бутербродом в одной руке и чашкой кофе в другой. Вначале Куцелька познакомилась с последними новостями мирового и российского масштаба, а в заключение диктор провещал что-то про обнаглевших неонацистов. Она убедилась, что те неплохо владеют приемами рукопашного  боя, выслушала о заминированных плакатах. И под  негодующие рассуждения диктора о том, что  разгулявшиеся  молодчики устраивают митинги, к тому же несанкционированные, засунула остатки бутерброда в рот и уже  собралась запить их кофе, как увидела на экране счастливую физиономию  собственного ребёнка, окруженную  хмурыми парнями с коротко стриженными затылками и свастиками на рукавах.
- У-у-у! – издала вопль Куцелька. – О-о-о!
В другое время  это прозвучало бы более четко:
-Убью! Оторву голову!
Но застрявший во рту бутерброд помешал ей внятно изложить то, что хотелось сказать, и поэтому она рванула  в соседнюю комнату, где ничего не подозревавший Сидор от скуки играл с компьютером в карты. Злость Куцельки приняла вселенские масштабы, потому что она по дороге ухитрилась разбить чашку и стукнуться локтем о косяк двери.
Одним махом вытащив Сидора за шиворот из кресла, она энергично прожевала бутерброд и мрачно пообещала ничего не понимавшему сыну:
- Убью гадёныша! Тоже  мне, фашист нашёлся! А ты в курсе, мерзавец, что у тебя прадед на войне погиб?
Пораженный  поведением матери Сидор согласно кивнул головой на всякий случай. Вроде всё было нормально. Мать пришла домой в обычном настроении. Не могла же она ни с того ни с сего взбеситься? Может, колбаса несвежая попалась? А может, в эту колбасу мясо от бешеной коровы засунули?
Сидор приуныл. Одно дело, если она орет в порядке воспитательного момента. Поорет и успокоится.  А если она слопала кусок взбесившейся буренки, пусть даже и превращенный в колбасу, - пиши пропало. Говорят, лекарства от коровьего бешенства еще не изобрели, а поэтому больных коров всех уничтожают. А как же тогда мать?
Иного приличного объяснения поведению матери Сидор подобрать не мог. В голове до бесконечности вертелось одно: мать, колбаса из бешеной коровы.. Лекарства пока нет.
На даче мальчишки говорили, что если укусить бешеная собака, сам взбесишься. Но мать кусаться не собиралась, а орала, как ненормальная, выкрикивая непонятные слова.
- Ты знаешь, - пояснил Сидор, - я решил, что это у неё болезнь  такую форму приняла.
Струсивший мальчишка решил отсидеться  и молчал до тех пор,  пока она не выдохлась и не включила очередные «Новости», чтобы продемонстрировать сыну, во что он влип.
Увидев себя на экране, Сидор заликовал:
- Во, клёво! – заорал он, совершенно забыв про мать, которая  наелась колбасы из бешеной коровы, и её страстные и непонятные монологи. – Мама, гляди, это я! Теперь меня  на улицах все-все узнавать будут. Посмотри, как  хорошо видно.. Прямо на весь экран. В школе сбегутся, чтобы на меня посмотреть.
- Не сбегутся, - хладнокровно отрезала порядком подуставшая Куцелька. – Любоваться будет не  на кого. Тебя завтра  же  выпрут  из школы. И правильно сделают. Таких дуриков, как ты, учить надо.
- За что выпрут? – взвыл Сидор. – Что я такого сделал?
Особой любовью  к школьным наукам парень не отличался, да и к тому же считал, что безударные гласные или падежные окончания существительных в его дальнейшей судьбе большой роли не сыграют. Но можно валять дурака на уроках и критиковать учителей с приятелями, когда твёрдо знаешь, что завтра пойдешь в школу. А если разговор идет об исключении, то все окрашивается в другие тона. Родным становится математик, хотя на его уроках ты ничего не понимаешь. Стол со знакомыми царапинами. Васька-хулиган, который недавно ни с того ни с сего отвесил тебе затрещину, видится чуть ли не родным братом. Нет, уходить из школы, где он проучился почти половину своей жизни, Сидору явно не хотелось.
Весь вечер он провёл в тяжких думах и размышлениях, а утром поднялся чуть свет.
Когда  невыспавшаяся Куцелька утром вошла на кухню, она онемела от изумления. На столе стояла громадная тарелка, полная  обгорелых ошметков яичницы, но зато украшенная пучком увядшей петрушки. Толсто отрезанные куски хлеба намазаны сантиметровым слоем масла.
- Смерти моей хочешь? – задумчиво поинтересовалась она и  тут же поправилась. – Ты хотя бы предупреждал о своих сюрпризах, а  то могу  и не выдержать от счастья.
Куцелька уселась за стол, взяла вилку, подцепила  кусок полуобгоревшей яичницы, оглядела его со всех сторон и полюбопытствовала:
- На чём жарил?
- На сковороде, - отрапортавал Сидор.
- Что добавлял?
- Яйца и соль. Вот петрушку ещё.
- Так, понятненько. А масло?
- Так на бутербродах же есть. Только она соскребалась почему-то плохо.
- Забей! – посоветовала Куцелька, открывая рот пошире, чтобы откусить от чудовищного бутерброда. –У меня тоже не всегда все получается.
- Мама, - заныл сын, - попроси, чтобы меня из школы не исключали.
- Зачем? – удивилась Куцелька. – Ты же у меня теперь фашист. Какая тебе  школа? Жизнь начинается новая и интересная. На митинги ходить будешь, маршировать, драться. Половину ребер, конечно, переломают, но  научить  научат. Ещё в тюрьму тебя обязательно посадят, но ты, главное, не переживай. Это ненадолго. Годика на три-четыре. Ну, это в крайнем случае, пять дадут. Хотя  могут и больше, - задумчиво проговорила она. – Фашизм у нас  не  приветствуется. Не переживай. Ведь за идею сидеть будешь, а идея – это главное. Жалко, что кроме сигарет и сухарей туда ничего  передавать нельзя.  Но это не на всю жизнь. Когда-нибудь да выпустят. Ты только место у параши не занимай. Позорное оно.
- У какой параши?
- У какой, у какой. У обыкновенной. Туалетов-то в камере нет. Вот и ставится ведёрочко для естественных нужд. Это и есть параша. Если в камере человек тридцать, то, представляешь, какой аромат? Так что на нары, у параши не ложись, подальше устраивайся. Хотя кто тебя подальше пустит? Там такие громилы сидят.
От обилия бытовых подробностей Сидору стало дурно. Ничего себе перспективочка! Вместо дома – тюрьма, поломанные ребра и голые зады сокамерников.
- Да ты не горюй! – прервала его горестные размышления мать. – На сухари тебе я всегда заработаю. Лестницы пойду мыть. Постараюсь дожить до твоего выхода на свободу. Но  это не обещаю. Это как получится.
Это было последней каплей. Сидор завыл так горько и отчаянно, что Куцелька решила поставить точку в воспитательном процессе.
- Ладно. Езжай на дачу и носа оттуда не высовывай до тех пор, пока я не приеду. Может, все и обойдется? А если милиция придёт за тобой, скажу, что тебя  фашисты похитили.
Перепуганный до смерти Сидор отправился на дачу.
- Как ты думаешь, посадят меня?
- Да нет, ты же уехал, - сказала я, не решаясь  нарушить Куцелькину игру. – Но выдрать тебя не мешает. Сидел  бы дома за компьютером. За каким лешим на улицу потащился? Что ты там позабыл?
- Да с ребятами хотел встретиться. Поиграть.
- Ну и играл бы себе тихонько во дворе.
- Во дворе одни девчонки. Парни все разъехались.
- Девчонки чем плохи? Играл бы со своими соседками, с Катей и Кирой.
- Щас! – фыркнул он. – Они же идиотки. Ты представляешь, во что они играют? В похороны Брежнева.
Я остолбенела. Первый раз в жизни слышу о такой игре. Решив, что ослышалась, переспросила:
- В похороны кого?
- Брежнева, - терпеливо повторил Сидор. – Ты что, про него ничего не знаешь?
- Знаю. Только не понимаю, как в это можно играть.
- Да очень просто. Мать их, тётя Лена, такая же пофигистка, как и моя. Только моя читает детективы, а эта уткнется в дамские романы и ничего не видит и не слышит. Они её на одеяло на полу уложат, орденов навешают..
- Каких орденов?
- Да у них их сотни полторы. Из бумаги вырезали. Так вот,  навешают орденов. Кирка лупит в крышки от кастрюль, духовой оркестр изображает, а Катька похоронный марш завывает. У неё слух музыкальный, что надо. Ну и ходят друг за дружкой вокруг матери, пока не надоест.
- А она?
- А её-то что? Она же про любовь читает. Ей лишь бы  девчонки не привязывались.
- Жуть! Лучше бы в прятки поиграли или в войну.
- Ты еще предложи в подводную лодку «Курск» сыграть или в «Трансвааль-парк», - скривился Сидор. – Какое-то ваше поколение садистское. В войну. Тебе она по телевизору не надоела? То там, то тут воюют. У нас бывшего выпускника в Чечне убили,  а он, между прочим, школу с серебряной медалью окончил. И человек, говорят, хороший был. А ты – в войну.
Ну ладно, у вас  что-нибудь новенькое есть? Куда Лариса пропала?
Выслушав мой сбивчивый рассказ, Сидор чуть не заплакал.
- Вот так всегда. Мало того, что к фашистам по дурости попал, мать до сих пор злобствует, так ещё и самое интересное пропустил. Не мог он в дом залезть, когда я здесь был.
- А он залазил. Помнишь, когда я на чердаке сидела. Ну, а был бы ты здесь. И что  из этого? Одно дело – мы с Лариской маялись, а если б ты был -  вообще конец.
- Ладно! – Сидор вскочил со стула. – Сиди дома и занимайся личными делами, а я к ёлке сгоняю, посмотрю, что там наш маньяк натворил.
И я опять осталась одна. Дел особых не было. Дача убрана, еда есть. А что если действительно заняться собой? Лариска права: если сейчас нет  времени, то потом его точно не будет.
Отсутствием кремов меня не смутило. Женские журналы я иногда почитываю, и что самая лучшая косметика – натуральная – я в курсе.
Найдя какую-то плошку, шлепнула   туда ложку сметаны. Так, натуральные белки и жиры у меня есть. Теперь надо добавить витаминов. Нарвав пригорошню малины и черной смородины, я яростно начала всё это растирать. Ничего, через неделю меня ни одна собака не узнает! Похорошею до.. не знаю чего. Сегодня – сметана с ягодами. Завтра яичный желток, а послезавтра еще чего-нибудь придумаю, сделаю самую модную прическу. Нет. Я даже просто модную финансово не потяну, не говоря уж о самой модной. Ну и ладно, вымою голову отваром крапивы. Тоже, говорят, полезно. Ноги сделаю, как у Лариски. И начну жить по-новому.
Намазав на лицо толстый слой сметаны,  я посмотрела в зеркало. Физиономия напоминала торт со взбитыми сливками, в центре которого торчал нос, а чуть повыше выглядывали маленькие глазки, похожие на поросячьи, украшенные белесыми ресничками.
Да, на такую красоту не меньше тонны сметаны придётся извести, и то вряд ли что путёвое получится.
Размышляя о недостатках собственной внешности и способах её улучшения, я сидела на  крыльце. А когда вновь заглянула в зеркало, то увидела, что сметана исчезла, лицо  стало розового цвета с кое-где прилипшей кожицей черной смородины.
Ну и ладно! Не всем же иметь киношную внешность, но ухоженную – это нам раз плюнуть. Воодушевленная собственными стараниями, я решила умыться водой из бочки. Конечно, там, наверное, тоже какие-нибудь свободные частицы плавают, но дождевая вода – это не хлорированная из-под крана. Если и не похорошею, то в лягушку уж точно не превращусь.
Я взяла кружку и потащилась к углу дома, где у Куцельки стояла старая бочка, наполненная  дождевой водой. Зачерпнув кружкой, я смыла остатки ягодного сока. От чего наша кожа стареет? Говорят, от недостатка влаги. Моя этой влаги получит сейчас по полной программе. Я опустила лицо в воду. Вдруг  чья-то сильная рука опустила мою голову в бочку. Я хлебнула воды,  отчаянно лягнула ногой и отскочила в сторону. Даже не оглядываясь, схватила лопату, которая стояла у стены. Всё, точно убью! Достали! Да что это за жизнь! Раньше по ночам покоя не было, а теперь и средь бела дня дают.
Убийство на время пришлось отложить. На земле, держась за коленку,  сидел Андрей!
- Дура! – проскулил он. – Я пошутить решил, а ты, как кобыла, лягаешься.
- Шути с Любаней, - отрезала я. – Нашёл себе девочку.
- Да я ничего. Вижу: стоишь, морду в бочку опустила. Вот и решил попугать.
- Это  у тебя морда, а у меня личико. И радуйся, что после этой шутки жив остался. Звездануть могла запросто.
- Как же, жив! Ты мне коленную чашечку раздробила. Нога болит – сил нет.
Но нога, видно, болела не так сильно, потому что он поинтересовался:
- А чё ты на дне бочки высматривала?
- Сокровища Атлантиды.
- Ну, даешь! Какой дурак их в бочке ищет. Их в океане искать надо. А здесь кроме лягушек и головастиков ничего нет.
Меня передёрнуло. Вот тебе и дождевая вода. Нет, лучше я буду ходить неухоженной, чем  размазывать по физиономии головастиков и прочую нечисть. Может быть, в них и есть что-то полезное, но – увольте.
- У тебя водочки нет? – заныл Андрей. – Компресс на ногу нужно положить, а то разнесёт к утру.
- Я тебе не винная лавка и не приёмный покой. Сам  нарвался, так что обойдешься.
Расстроенный Андрюха поплёлся домой, пообещав при этом, что ноги его здесь не будет, потому что обиделся на меня вусмерть.
Но  зато появился Сидор и сообщил о результатах похода.
- Что  ты этому маньяку нагородила? – возмущенно заорал он. – Такое впечатление, что он эту ёлку решил на Красной площади посадить. Всё вокруг ископал.
- А тебе жалко?
- Его нет. А вот дерево жалко. Я  потом всю землю назад посбрасываю. Ну, что дальше делать будем?
- Не знаю. Может, домой отправиться? Если маньяк за мной следит, то тоже уедет.
- Ага! И пришьет тебя там в одиночестве.
- Очень смешно. Нет  уж, давай разберемся с тем мужиком на фотографии. Ну, тот, что деньги тебе отдал. Так что хочешь, не хочешь, а придётся тебе шлепать к Козетте. В начале о ваших женских штучках-дрючках поворкуете, а потом осторожно переходи на личности. Что-нибудь придумай. Курс тебе указан – двигай.
И я двинула, размышляя по дороге, что время идет, а хозяин денег не найден, и если я такими темпами буду его искать, то либо меня  угрохают в процессе поиска, либо состарюсь, несмотря на единичные попытки удержать за хвост ускользающую молодость, вернее, моложавость. Хорошо, что сама пострадаю, а то ведь и Сидора в это дело втянула.
Размышления были прерваны неожиданным приветствием.
- Здравствуйте, а Вы как тут оказались?
Я с недоумением уставилась на  молодого человека, который приветливо улыбался мне, и тут же  заулыбалась в ответ.
Передо мной стоял один из Козлов или Козелов, Сергей Дмитриевич, 18 лет от роду.
- Что вы тут делаете? – удивилась я.
- На даче у друзей отдыхаю. А Вы?
- И я отдыхаю.
Сергей засмеялся:
- Может быть, хоть полчасика отдохнём вместе? Я здесь впервые. Местных нравов и обычаев не знаю. Даже в  расположении улиц путаюсь. А вы меня просветите насчет окрестных достопримечательностей, нравов и обычаев, а то мне еще неделю здесь сидеть.
Я заколебалась. Надо было идти к Козетте, но бросать Сергея неудобно. Ладно, если явлюсь к ней на тридцать минут позже, ничего не случиться. Глядишь, и придумаю, как лучше перевести разговор на интересующую меня тему.
Я махнула рукой.
- Хорошо, но только не более получаса. Давайте  пройдем по поселку, и я вам покажу то, что знаю сама.
- Жарко, - откликнулся Сергей. Зайдем в лесок? Там попрохладней.
Мы забрели в лес и уселись на поваленное дерево.
- Посёлок этот появился в начале пятидесятых, - нудно завела я. – Участки получили работники различных министерств. А больше я ничего не знаю. Стариков уже почти не осталось, а потомки в тонкости, по-моему, не вдаются. Знают друг друга с детства, поэтому многие сроднились. Воспоминания и общая жизнь связывают.
- А у вас что нового? – перебил меня Сергей. – Нашли хозяина денег?
- Почти что. И хозяина, и того, кому надо отдать. Осталось последние справки собрать – и всё. Думаю, что  сегодня-завтра найду его, - легкомысленно брякнула я. – Представляете, один из них живет в этом посёлке. Правда, смешно? Так что дальше можно не копаться. Просто отдать деньги, и пусть  он сам во всём разбирается. Но  этому человеку, я думаю,  деньги не нужны.
- Здорово! – улыбнулся Сергей. – Наверное, за то, что помогли найти, и он вам целую кучу  денег в качестве премии дадут.
- Да не надо, - отмахнулась я. – Мне бы поскорее от них избавиться. Скоро на работу, а я, как бешеная собака ношусь, все хозяина ищу. Даже не подозревала, что такая охота за этими  долларами начнется. Какие-то мужики бродят по ночам, с ножом на людей  бросаются. Честное слово, живем, как в кино. Надоело уже.
- Вы не правы, - перебил меня Сергей. – Человек за всё должен  быть награжден. Знаете что, у меня для вас есть   маленький сюрприз. Думаю, это станет приятной неожиданностью.
Он легко поднялся и подошел к  тонкой березе.
- Идите сюда. Возьмитесь рукой за дерево и закройте  глаза.
- Ну, что Вы! Не надо – засопротивлялась я.
Я подошла к дереву, приложила  ладонь к прохладной белой коре и честно зажмурилась.
Что-то тихо звякнуло, и холодящий металл охватил запястье.
- Браслет,  - мелькнуло в голове. – Вообще-то, это Лариска любит подобные цацки. Ладно. Если молодой человек будет очень настаивать, возьму и передарю ей. Вот обрадуется. Это не Петрович с его мылом.
- Можно открывать глаза?
- Можно, - откликнулся Сергей.
Никакого браслета не было и в помине Мою руку охватывало стальное кольцо, к которому была прикреплена короткая цепочка. Второе кольцо крепилось на березке.
- Это что? – с недоумением спросила я.
- Наручники.
Сергей вытащил  сигарету, закурил и опять уселся на поваленное  дерево.
- Что за шутки? Развяжите, или как это называется, меня..
- И не подумаю. По-моему, этой игрушке я нашел самое  лучшее применение. Подумать только! Идиотке выпал шанс, который случается один раз в жизни, да и то не каждому. А она  дурака валяет. В благородство играет. Где деньги? И не вздумай врать! У тебя ведь дочь имеется? Кстати, она уже дома, приехала. Так что меняемся. Деньги в обмен на жизнь дочери. По-моему, равноценно, не так ли? Ну, согласна?
Говорят, что в трудных ситуациях всегда есть выбор.  Тут его не было. Может быть, через пару часов я и найду какое-нибудь решение. Но это будет через пару часов.
- Согласна. Чемоданчик замурован в стене за шкафом. В прихожей.
- Прекрасно! Но имей в виду: если обманешь как с елью, дочери твоей не поздоровится. Не передумала? В прихожей за шкафом?
Я молча кивнула головой.
Он поднялся и через  десять секунд  скрылся за деревьями.
Ничего себе! Неужели ночными визитами мы обязаны этому молодцу? И Алла, и Козетта - выходит  тоже он? Лариску бы на него натравить. Она бы это  юное создание собственными руками задушила за потерянную красоту и потрепанные нервы.
А я-то хороша! Сама брякнула, где деньги лежат. Что теперь отдавать буду?
Я подёргала цепочку. Звенья не расходились. Попробовала  обойти вокруг  дерева. Кольцо вращалось. Ну что ж, этим  делом можно заниматься до скончания века. Тем более, он только-только начался. Буду бродить, как корова на привязи, тропинку протаптывать. Я подергала кольцо на березе. Держится крепко. Ствол, конечно, не очень толстый, но согнуть его одной рукой мне вряд ли удастся. Может быть, попробовать забраться повыше, не такая уж она и высокая. А ветки зубами отгрызать?
В  отчаянии я плюхнулась на землю. Большей идиотки  белый  свет не видел. Ну кто меня тянул за язык? Каждому встречному-поперечному рассказываю про деньги, а потом наивно удивляюсь, что неприятности сыплются со всех сторон. Хорошо еще, что голова на плечах до сих пор находится.
Ну и ладно. Пусть этот гад забирает деньги. Не мои. Не обеднею. Появится хозяин  - пусть сам с этим Козлом и разбирается. Адресок у меня в записной книжке. Так что никуда не денется. А вдруг он скажет, что никаких денег не брал? Вот будет номер. Хотя тут Ирка – свидетель. Он же при ней деньги заберет.
А вот это дудки! Хотела бы я видеть человека, которому Ирка позволит крушить  стены в прихожей. Долбанет такого желающего  по темечку, или он  её. Там  же Бородино развернётся! Настоящая Куликовская битва.
- Люди! – взвыла я. – Помогите!
- Чё орешь?
- Хмурый мужик, в пятнистой форме, с ножом, вылез из кустов.
- А-а-а! Не подходите! Закричу!
- А ты чё делаешь?  Ты и так драной козой орешь. Что тебе надо? Решай быстрее: помогать или нет.
- Ничего не надо.
- А чего помочь просила?
Я опомнилась.
- Вот снимите с меня.
Я дернула цепочку.
Мужик присел на корточки и стал рассматривать наручники.
- А тут и  снимать нечего. Детская игрушка.
Он поковырял в замке. Цепочка, звякнув, свалилась.
Я кинулась к дороге по тропинке.
- Эй, баба! – заорал мужик. – Стой!
Я оглянулась.
- Кто тебя к березе приковал?
- Потом расскажу, - махнула я рукой. – Спасибо.
Сидора дома не оказалось, поэтому  я написала ему записку и ринулась на шоссе.
Машину удалось поймать  сразу. Шофёр ломался недолго, и вскоре, выложив, всю имеющуюся наличность, я катила домой, моля бога, чтобы успеть раньше этого  ненормального козла.

- Мать, - заорала Ирка, распахнув дверь, - что происходит?
- Ты живая? – кинулась я к ней.
- Нет! – отрезала она. – Это мой дух с тобой разговаривает. Я спрашиваю: что происходит?
- Да ничего, - облегченно вздохнула я. – Всё путём. Вот с дачи приехала.
- Это ты называешь путём? – прищурилась Ирка. – Дома, как на железнодорожном вокзале.
- Неужели рельсы  проложили?
- Еще бы! Твоя работа? Любуйся?
Я вошла в комнату и потеряла дар речи. Везде: на диване, на стульях – сидели люди.
- Живая! – раздался дикий вопль. На шею мне бросилась Лариска и чмокнула куда-то в ухо.
Я глянула через Ларискино плечо. В единственном кресле, положив руки на подлокотники, сидел   тот самый мужик,  из дома которого я сбежала.
Уносить ноги было глупо. Я раскрыла было рот и приготовилась что-то ответить, но что – не придумала.
- Не бойся! – зашипела Лариска. – Пойдём.
Она бесцеремонно распихала сидящих на диване парней.
- Двигайтесь! Не в гостях у тещи.
- Тихо! – опять повторил мужик.
Раздались веселые звуки канкана. Мужик поднёс мобильник к уху. – Хорошо. Мы готовы. Он повернулся к парням, сидящим на диване:
- Минут через пять-семь.
- Дверь в комнату  прикрыть? – поинтересовалась Ирка.
- Да.
- Двоё  парней мягко, по-кошачьи подошли к двери и расположились  по обе стороны. Ирка вышла в кухню, прикрыв дверь.
- Что происходит?  Что они тут делают?
- Молчи, - ткнула  меня локтем в бок Лариска. – Жуть как интересно. Бандита ловим.
- У меня в квартире? – разинула я рот.
- Не у меня же. Это у тебя то бандиты, то покойники. А у меня только Петрович. Я женщина порядочная.
- А я , кто по-твоему? – взвилась я и толкнула её.
- Тихо! – опять рявкнул мужик.
Ещё разок долбанув  Лариску, я успокоилась. Самое главное – Ирка живая. А там, пусть они хоть Усама Бен Ладена ловят – мне всё равно.
Раздался звонок. В комнате воцарилась тишина.
Что-то напевая, Ирка прошла в коридор и  открыла дверь.
- Здравствуйте! – раздался  знакомый голос Козла. – Меня прислала ваша мама.
- За каким фигом? – поинтересовалась моя дочь. – Я в женихах недостатка не испытываю. Вот лет через десять – милости прошу.
Ирка держалась на удивление нахально. Сейчас врежет ей этот Козел между глаз, будет знать.
- Да нет. Она прислала меня за чемоданчиком с долларами.
- А за золотыми слитками и бриллиантами она случайно не посылала? – поинтересовалась ехидно Ирка. – А то я запросто могу с полмешка отсыпать. А если очень хорошо попросите,  то и мешок отвалю. Мне это ничего не стоит. Я щедрая, не мелочусь. Я Вам вот что скажу, молодой человек:  прежде чем требовать с кого-то доллары, изучите клиентуру. Я студентка,  а мать моя -  учительница. Звучит это, конечно, гордо,  но денег не  прибавляет даже  в рублевом  эквиваленте. И рисует, мягко говоря, дерьмовенько. Так что по ночам тетради проверяет, а не баксы подделывает. Усёк? Ищи миллионеров  в другом месте. Так что свободен. Или всё еще раз повторить?
- Погодите! – завопил Козёл. – Вашей матери передали на хранение чемоданчик с долларами. Моя фамилия – Козёл. Вы  этот чемодан замуровали в стене. А я его должен забрать. Скажите, если б она мне не рассказала, что он спрятан в стене за шкафом, откуда бы я это знал?
- Да проще пареной репы, - продолжала Ирка.- Штирлиц из моей матери хреновый. Чем ей тайны доверять, лучше выйти на площадь и всё объявить. Результат будет один. Ладно, забирай свои денежки, но учти, шкаф будешь  двигать один. За хранение валюты и нанесенный ущерб заплатишь сразу. Ты сейчас стенку разворотишь, а мне потом за тобой заделывай, убирай,  покупай обои. Понял?
- Конечно, понял. Не бойтесь, не обижу.
- Да кто меня обидит, - фыркнула Ирка, - тот три дня не проживёт. Погоди, одежду из шкафа в ванную перенесу, а то всё загадишь.
- Они завозились, вероятно, переносили одежду и выдвигали ящики из шкафа. Потом вновь зазвучал Иркин голос:
- Сейчас табуретку притащу и что-нибудь из инструментов, чтобы стенку раздолбить. На, запрыгивай. Залез? Молодец.
Два парня, стоявшие у двери, ринулись  в прихожую, и через минуту заволокли  в комнату упирающегося Сергея. Следом за ними ввалилась сияющая Ирка.
- Прикинь, у нас, оказывается тесно. Четверым не развернуться. Чуть не сшибли. Думала, что всю мою небесную красоту попортят. Ну,  молодец я у тебя? Лихо мы его заарканили. Долларов, видишь ли,  мальчику захотелось. Нет, Козёл он и есть Козел. Говорящая фамилия.
Я соляным столбом сидела на месте.
Мужик посмотрел на меня, хмыкнул и скомандовал:
- Везите в милицию! Все свободны!
- Что это было? – наконец раскрыла я рот.
- А в этом доме кто-нибудь покормить меня может? – хозяйским тоном рявкнул мужик.
-Конечно,  – вскочила Лариска. – Через пятнадцать минут всё будет готово!
- Слава богу! – проворчал он. – А я пока этой даме всё объясню. Ну и наворотила же ты, подруга.
Я действительно наворотила. Этого мужика звали Вячеслав Юрьевич Золотарев. Деньги, которые лежали у меня, были  кредитом, взятым в банке  на организацию строительной компании.
- Всё было нормально,  продолжал он. – Но получать деньги поехал главбух, которому они тоже нужны были позарез. Дело  в том, что он был влюблен в  одну женщину.
- Знаю, - перебила я его, - в Козочку.
В Козочку или Козу – не знаю. Её зовут Козетта Браун. Он считал, раз она вышла замуж за банкира, то ей  нужны деньги. Вот и решил нас ограбить.
Пока мои ребята раскумекали, что к чему, он успел не только скрыться, но и вручить чемоданчик тебе. Это он сделал со спокойной совестью, фотографии твоей честной рожи были во всех газетах. Ну а уж ты постаралась изо всех сил. Мало того, что деньги спрятала, так и исчезла куда-то.
- Ничего я не исчезла. Я Козлов искала.
- Не спорю, - согласился он. – Ты действительно их нашла, но при этом рассказала и про деньги. Ими заинтересовались двое -  Иван Петрович и Сергей. Номер телефона  ты дала Ивану Петровичу. Не надо иметь большого ума, чтобы узнать, где ты живешь и что тебя нет дома. Сергей проводил тебя до квартиры подруги, а позже получил нужные сведения от нее.
Так получилось, что попытку разыскать деньги Сергей и Иван Петрович предприняли в один день. Сергей уже начал обыскивать квартиру, когда появился Иван Петрович. Ему пришлось спрятаться и, выждав удобный момент, ударить того по голове. Он и не подозревал, что убил  человека.
- А кто Ларискину квартиру изувечил?
- А с ней  еще проще. Вспомни, чей номер квартиры  ты назвала, когда человек тебе сунул деньги.
- Ой, Ларискин.
- Вот и ответ. Мы его поймали позже, денег никаких не было. Он переворошил всё в квартире Ларисы, но денег не нашел.
- Как же, - мстительно заявила я. – Только пенсия её накрылась, и золотишко улетучилось.
- Он клялся всеми богами, что отдал деньги высокой худой женщине, но в этой квартире  проживала маленькая толстушка. А вот её подруга, то есть ты,  подходила по  всем описаниям. Пришлось заняться тобой.
- Ага! И для этого натравили на меня слесаря и придурка,  который требовал деньги. Наверное, и тех, что чуть не зарезали Аллу и Козетту, а потом на чердаке и меня за компанию. А связывали нас с Лариской точно Вы. Меня-то украли зачем?
- Да, никто тебя воровать не собирался. Просто привезли в мой дом. Мне  срочно надо было уехать, и я решил объяснение перенести. А уж что ты себе нафантазировала.. Кстати, поселили тебя в  очень удобной комнате. Там всё было.
- Очень удобной, - подтвердила я. – Только при этом  почему-то заперли и ничего не сказали.
- Не заперли – ты бы через полчаса усвистала. Честно говоря, я этого не ожидал. Только подумать – пройти по карнизу третьего этажа.
- Что? – завизжала Ирка и бросилась с кулаками на Золотарева. – А если б она свалилась?
- Запросто, - хладнокровно подтвердил он. – У тебя же мать руководствуется какой угодно частью тела,  только не головой, не мозгами. Кстати,  нападение  на Аллу и Козетту спровоцировала именно она.
- А башни-близнецы не я случаем  взорвала? – гавкнула я в ответ.
- Кто тебя заставила тянуть на дачу энциклопедию? Пакеты-то были одинаковые. Сергей решил, что  ты везешь деньги, а передала их Алле.
Он напал на Аллу, а потом на Козетту. Но в первом пакете обнаружил детскую игру, во втором – книгу по искусству. И вот тогда он принялся за тебя.
Попытка ограбить на чердаке не удалась, потому что ты орала как кот, которого собрались кастрировать. Но зато, благодаря открытому окну, ему удалось вас связать, и твоим бредням про ель он поверил. Тем более, что один вечер ты на даче не ночевала. Перепахав всю землю в округе, он решил действовать напрямую. Подкараулил тебя, заманил в лес и приковал детскими игрушечными наручниками к березе. Ему удалось дать понять тебе, что в опасности жизнь твоей  дочери. Тут ты и сломалась. Правда, сомневаюсь, что здесь у него что-нибудь  получилось. Дочь-язва, ни в чём не уступит маменьке. Оно понятно: от осинки не родятся апельсинки.
- А откуда Вы все знаете?
- А чего тут знать? Ты и не скрывала особо, что деньги у тебя.  Действительно, раззвонила по всему городу. Кое-какие справки навели и пришли   к выводу, что присваивать их ты не собираешься. Правда, нам немного задурила голову Лариса, когда сообщила, что ты уехала в один  маленький казахский  городок. Но она дала точный адрес твоего местонахождения, и  убедиться в том, что уже несколько лет там тебя никто не видел, особого труда не составило. Так что в будущем врите умнее.

То, что ты на даче, догадались быстро, но брать тебя не стали. Кто знает, что ты можешь с дурости натворить. Хорошо, что Сергею не терпелось получить деньги. Он  форсировал события, а мы  постарались, чтобы ты освободилась поскорее.
- Значит, мужик..
- А ты  что подумала? По-твоему в лесу бродят сотни человек, желающих тебя освободить? Дудки! В это время  грибы собирают только пенсионеры. И сидела бы ты там до субботы иди воскресенья, а может,  и ещё несколько недель, пока кто-нибудь не наткнулся. Хотя вряд ли. Впечатление такое, будто ты на батарейках. Что-нибудь  да придумала бы.
- Есть, пожалуйста, - вплыла в комнату Лариса.
На столе стояла громадная сковородка с жареной картошкой и чашка с салатом из огурцов и помидоров.
- Хорошо живете! – заметил Золотарёв, оглядел стол. – Самое главное – богато.
- А мы не жалуемся, - ответила Лариска, ловко раскладывая по тарелкам дымящуюся картошку. Мясо каждый день есть – махом постареешь. Да на мою пенсию и Натальину зарплату особо не разгуляешься. Так что мы привыкли. А ты не стесняйся. Не нравится тебе картошка, я тебе макарончиков могу отварить. Не переживай! Зато к чаю у нас варенье есть – пальчики оближешь.

Я действительно оказалось идиоткой. Развила бурную деятельность там, где не надо. Местное телевиденье сообщало о похищенных деньгах, и мне достаточно было нажать кнопку телевизора, чтобы узнать об этом.
Деньги благополучно вытащили из  стены.  Просить что-то за хранение мне стало стыдно, тем более, что мужики стену заделали сами, весело подшучивая над веточками и палочками, которыми я замаскировала чемоданчик.
В самый разгар работ в квартиру ввалился  подвыпивший Васючок.
- Сергеевна, - заорал он с порога. – А чё тебя так долго не было? Заняла  первое место?
Золотарев поднял брови:
- Какое первое место?
Васючок опешил:
- Ну, мужик, ты даешь! У нас Сергеевна на конкурс должна была ехать. С перьями в заднице танцевать. Не слышал что ли? Ну, дали тебе первое место?
- Не дали, - прошипела я.
- Ну и хрен с ним, не горюй! – голосил Васючок. – Там не  такими всё схвачено, за всё заплачено. Давай тогда  за это дело выпьем. Бутылка есть?
- Нет  бутылки! – заорала Лариса. – И не будет.
- Ну что ты, - перебил её Золотарев. – За перья в заднице надо выпить обязательно. – На тебе на бутылку, а мне заодно сигарет купишь «Кэмел» называются. Там верблюд нарисован. Пачка жёлтая.
Через несколько минут счастливый Васючок примчался с двумя бутылками какой-то бормотухи.
- Живём,  мужик, - заорал он с порога. – Я на твои деньги, аж две бутылки купил.
- Можно было и три, – усмехнулась Лариса.
- А вот сигарет твоих не  было, - опечалился Васючок. – Я название по дороге забыл. Но других тебе купил. – Он гордо покрутил пачкой над головой. – Тоже желтая и тоже с верблюдом. «Самец» называются.
- Как? – переспросил Золотарев.
- Читать не умеешь, - возмутился Васючок. Видишь написано: «Самец». И главное, продавец придурок попался. «Нет, говорит таких сигарет.» Видно, для своих берег. Нет, ты посмотри – сколько лет прошло, в магазинах всё есть, а хорошие сигареты до сих пор по блату.

В нашей жизни многое изменилось. Лариска выскочила замуж за Петровича и стала его очередной любимой женой.
Золотарев притащил мне шубу и юбку со шнурком. На что  моя лучшая подруга заявила:
- Вот так всегда: одним - всё, а другим - всё остальное. Хотя вру. У тебя шуба, а у меня Петрович, и неизвестно, что лучше.
Свою квартиру я поменяла на  двухкомнатную. Вернее поменял Золотарев. Я подозреваю, что своих денег он вложил в неё немеряно, хотя клянётся, что она ему досталась бесплатно.
Он часто заходит к нам в гости и ведет бесконечные разговоры за жизнь с Лариской.
Ну а прозвище «идиотка на батарейках» прочно сохранилось за мной. По крайней мере, Лариска об этом не забывает.