ПоНЧ

ПОВЕСТЬ о НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ, который по совместительству, и этого никогда нельзя забывать, является ещё и женщиной.


Пролог

«Всё может быть» - говорил когда-то отец и добавлял: «Maybe rain or maybe snow, maybe yes or maybe no».

Ведь может быть, что маленькая девочка, крошка, выйдет из дома, а вернётся зрелой, умудрённой женщиной. И это не после летаргического сна в роще под ёлкой, и не после индейского плена в несколько, пусть даже десятков, лет. А в душевном, моральном понятии.

Это ведь только совковые критики могли понимать фразу «Давай вечером умрём весело» только в буквальном смысле и никак иначе. Они же не тяготились переводами “The Doors” или “Pink Floyd”.

И наравне с этим также может случиться и совсем наоборот – девушка, по годам зрелая женщина, на короткий срок пропадает из вашего поля зрения, а затем является маленькой наивной девочкой, крохой, обворожительной глупышкой с чистыми глазами. И это, мил человек, не даёт Вам повода меняться. Оставаясь (я таки надеюсь) джентльменом, Вы должны воспринять её такой, какая она есть в данный момент, относясь к ней ещё мягче и нежнее, как того требует ситуация, т.е., другими словами, она сама.

Вы станете неустанно бродить по лабиринту догадок с вопросом: «Что же случилось?», но, уверяю Вас, или Вы останетесь на том же месте, натыкаясь на те же стены, или Вам предложат выход, от которого не сможете отказаться, даже если он и будет лишён всякой логики. Ведь лучше уж что-то, чем вообще ничего. Но не обольщайтесь, это всё равно не будет соответствовать истине, поскольку этого не может быть никогда. Забыли, с кем имеете дело? Это не Серёжка с Малой Бронной, и не Витька с Моховой. Это скорее Мишка, у которой пропала улыбка. Это её Величество, так сказать, слабый пол.

Даже если Вам становится страшно за её психику, а если быть честным, за себя с ней, у которой такая психика, не беспокойтесь, там всё в порядке, себя она в обиду не даст, это всё для Вас – и игра, и провокация. Ну, стало скучно, с кем не бывает. Сами виноваты. Даже если это, по вашему трезвому разумению, уже очень сильно затянулось, всё равно будьте в ней уверенны, её разум имеет такую броню и равновесие, что Вам и представить не под силу. Ну, а если вдруг начнутся поиски виноватого, то и здесь не сомневайтесь, судьба ваша такая. Альтернатива здесь неуместна. А если Вы всё же попытаетесь хоть что-то изменить, не обольщайтесь, незамедлительно в ней воскреснет Лаврентий Павлович со своим любимым двухсловным резюме, плюс отяготит его предательской нелюбовью к Родине, коей она сама несомненно является.


I

Ира проснулась в хорошем настроении. Сегодня пятница, на час меньше на работе существовать, а потом пара выходных. Пятница, это даже лучше субботы, для грёз и предвкушений места больше. Правда, во что это выльется – вопрос! Но будем оптимистами, чего заранее зря нос вешать, томясь неизвестностью. Главное ввязаться, а там бог поможет. Это кто-то из известных военных соплеменников сказал.

Так рассуждала про себя Ирина, собираясь на работу в одну осеннюю пятницу …

Жила она одна в двухкомнатной квартире, которую благородно оставил ей бывший супруг. Жильё было приобретено в складчину их родителями, когда они поженились. Через три с половиной года совместной жизни, надо заметить довольно ровной и спокойной, её муж предложил расстаться. Для неё это было шокирующей неожиданностью. Она уже смирилась с ранее непривычными аспектами семейной жизни, пережила, в чём-то перешагивая через себя, потерю некоторых жизненных приоритетов, да и не очень это оказалось болезненно. Ко многому привыкла, её уже всё устраивало.

Детей они не нажили. Сперва он говорил, что рано ещё, а потом эта тема как-то забылась и не поднималась. И вот, скорее всего из-за привычки во всём соглашаться с мужем, ей показались вполне обоснованы и справедливы, а в чём-то даже и благородны, его доводы по поводу развода.

Он убеждал её, что никого у него нет, и быть не могло, пока он женат на ней. Он очень её ценит и уважает как человека, и подобная возмутительная выходка с его стороны была бы просто неприемлема, это бы было прямо перпендикулярно его принципам и жизненной позиции …

Он с восхищением говорил, что она прекрасный человек, замечательная хозяйка, весьма привлекательна и лицом, и фигурой, что жизнь заготовила для неё нечто лучшее, чем он и т.п.

Жизнь, говорил он, проходит, года летят, и пока не поздно, пока они ещё молоды, нужно пройти через страсть и неистовство, безрассудство и треволнения, муки любви, наконец, и обрести драгоценное счастье и умиротворение. А они, как мещане, уткнулись в скучное однообразие и живут как пример для гербария. И прочее, прочее, прочее …

Квартиру, как истинный джентльмен, он ей оставляет и т.д.

Это только года через два она случайно узнала, что уходил он к забеременевшей от него лаборантке. Живут они средненько, серенько.

Но и тут она посчитала его поступок благородным. Пусть соврал, но каково было бы ей на душе, знай она правду тогда.

К настоящему моменту родители её уже покинули этот мир. Кстати, бывший муж и тут не отвернулся, был рядом в трудные для неё минуты, а также всячески помогал с формальностями. В наследство ей досталась родительская трехкомнатная квартира, которую она решила сдавать. Жить в ней было тяжело.

Могла бы не трудиться, но посчитала для себя это смертной скукой, и продолжала ходить на работу,  особого рвения к которой не проявляла. Но и бросать её она не хотела, привыкла. Жизнь спокойная, более-менее стабильная. Её всё устраивало.

Жила она в полном достатке, но шиковать не любила, не была приучена. С автомобилем и дачей связываться не стала – не было раньше, и привыкать незачем. Была бы тяга к этому, стремление, а так зачем?

Сейчас, когда все карты были раскрыты, на праздники она дарила довольно щедрые подарки семье бывшего мужа, тщательно следя, чтобы никого не унизить, не обидеть и не дай бог оскорбить. Ира это делала от души, и с искренним удовольствием. Ей была симпатична нынешняя жена бывшего супруга, и она очень любила возиться с их малышом. Ире тоже всегда были рады.

Жизнь протекала ровно, по инерции. Но на то она и жизнь, чтобы время от времени подбрасывать сюрпризы с разной полярностью.

… Когда Ирина наконец-то вышла из дома и шла к остановке автобуса, зазвонил мобильный телефон. Высветилось «Жанна».

Жанна - бывшая одноклассница и ближайшая подруга Ирины по сей день. Девушка с глубоко творческой натурой, вела довольно активный и прогрессивный образ жизни. Но, несмотря на это, замужем не была, и деток у нее не было. Как-то по молодости обожглась на любовной страсти, с тех пор относилась к мужчинам с опаской, с недоверием, что вовсе не мешало ей их любить.

Выглядела Жанна всегда эффектно, одевалась дорого, стильно, со вкусом. Внешностью родители и Бог не обидели. Занимала престижное место в процветающей компании, откуда имела приличный доход.

Жила в своё удовольствие, стараясь ни в чём себе не отказывать. Но и эгоисткой не была. В сложных ситуациях первая, не раздумывая, бросалась на помощь, как сомнительный герой ВОВ на амбразуру.

– Привет, Ир!

– Привет, Жан!

– Завтра встреча выпускников в школе! Помнишь?

– Ой! Нет, совсем забыла! Хорошо, что напомнила.

– Пойдём!? У нашего выпуска юбилей всё-таки. Десять лет!

– Завтра? … Ну да, пойдем, конечно! А во сколько?

– Созвонимся завтра, ближе к делу.

– Хорошо!

– Ладно, я тут за рулём, говорить неудобно, пока!

– Пока!

На следующий день они встретились и пошли в школу. Обе такие эффектные, высокие, модные, красивые. А главное, обе свободные в полном смысле слова, а не частично. В этом-то и заключается цельность красоты.

Школа празднично украшена, народа много. При входе всех регистрируют по году выпуска для статистики. Хотя и так понятно, чем дальше от выпускного года, тем ряды реже. Меньше приходят, меньше остаются, меньше остаётся.

После гардероба и регистрации все проходят в актовый зал и рассаживаются. Ира и Жанна сразу увидели своих, им энергично махали в основном бывшие мальчики их и параллельных классов. Народа их года пришло довольно много, юбилей всё-таки.

После торжественной части многие спускаются этажом ниже в буфет, чтобы пообщаться в своём кругу. А в актовом зале устраивают танцы для тех, кто хочет и кому нужно.

Посидев немного в буфете, один парень (если можно так назвать мужчину за двадцать пять) предложил переместиться к нему домой, поскольку квартира большая, в ближайшее время свободна, да и чувствовать себя все будут удобнее, более расковано, не как в школе.

Возражений не последовало. Те, кто символически приходил только на торжественную часть, ловко вырвавшись из домашних объятий, и должен был бежать обратно, и так отвалили. Остальные дружною гурьбой выдвинулись на квартиру к однокласснику.

По дороге докупили всего необходимого, кто-то сбегал за гитарой, было весело и непринуждённо. Гуляли шумно, но интеллигентно.

Жанна сразу заявила, что устала от корпоративов и других тусовок в последнее время, и она, хоть и не за рулём, алкоголь допустит в себя в очень скромной дозе. Ира тоже не приветствовала для себя больших количеств горячительных напитков, но сегодня небеса располагали.

Компания гудела, как и в общей стае, так и разбившись на мелкие группки. Кто-то хвастал занимаемой должностью, кто-то успехами непосредственно в работе, кто-то козырял потомством … Поделиться есть чем, когда встречаешься в лучшем случае раз в году. В одной комнате танцевали, в другой пели под гитару песни юности, за столом болтали остальные. Никто не скучал, было душевно и весело.

Ближе к утру некоторые разошлись по домам, некоторые заснули, кто-то ещё продолжал общаться, а Ира с Жанной решили навести косметический порядок, хотя бы помыть посуду.

Они перенесли тарелки и другие приборы на кухню, и Жанна предложила:

– Ир, пойди покимарь, я всё домою.

– Не-а, я прекрасно себя чувствую-ю! – сказала Ира, сидя за кухонным столом, и раздумывая, закурить или всё же не стоит начинать …

– Ну, посиди хоть, отдохни.

Тут на кухню вошла их одноклассница Нина. Она редко ходила на подобные мероприятия, и вообще с ней общались меньше всего. Поскольку забеременела она в выпускном классе от Сашки из параллельного. Они закончили школу и стремглав поженились. Вскоре родился первенец, затем, недолго думая, второй, а ещё через пару лет и третий. Так что особо общаться с одноклассницами ей было некогда. Но в этот раз её свекровь, видимо сжалившись, отпустила их с Сашкой на всю ночь гулять.

– Ой, девчонки, давайте я вам помогу. Мне это дело привычно, а у вас маникюры наманекюренные, красивые, жалко.

– Да, что там, Нин. Ты уж отдохни, хоть здесь, присаживайся. – сказала Жанна.

– Что ты Жанночка, мне ведь только в радость.

– Садись, не спорь, расскажи, как у вас дела.

– Да, что у нас, дела хорошо. Сашка сразу после школы на машину работать пошёл. Всё было - и грузовые, и дальнобойные, и такси. А сейчас уже собственное дело, свой гараж. Там и ремонт, и прокат, и перевозки разные. От родителей съехали, квартиру трёхкомнатную купили. Всё у нас хорошо. Дети не особо болеют, все при деле – старший спортом занят, средняя – музыкой, нравится. Младший пока только в детсад ходит, но тоже скоро школа, и сразу определим куда-нибудь, чтоб без дела не шлялся. Всё у нас путём, что там … Вы то как?

– Нин, вы ведь всё детьми занимались, образования то не получили. Не собираетесь с Сашкой подучиться?

– Да, куда уж там! Сашка всё, что знать надо, горбом обучился, а мне к чему? В президенты не рвусь. Может ещё рожу. А что, не старые чай, почему бы и нет?

– Ну, ты даёшь! – хором воскликнули подружки.

– А что, не бедствуем, жильё есть, что мешает? Детей мы с Сашкой обожаем.

– А действительно, почему нет? Бог поможет. А дело не хитрое – сказала Жанна.

– Не скажи, первые трое как грибы, а вот уже больше пяти лет никаких результатов. Но мы считаем, что это дар божий, значит пока не надо. А время придёт, так мы только рады будем. Бог он знает кому и когда что надо. Ой! Простите, девочки …

– Не тушуйся, Нин, наверное, так и есть. Тебе вон бог дал, ты и счастлива, а мне, если б тогда родила … ух … подумать страшно. Мне пока и так не плохо, а время подскажет, тогда и задумаюсь.

Вдруг, молчавшая до этого Ира, вскидывает ещё хмельную голову.

– А если уже подсказывает?

– Это ты, Ир, о чём? – удивляется Жанна.

–  Да, вот тут … Не хотела никому говорить, да ладно, расскажу уж с пьяну.

 Попался мне тут один. Ну, всем хорош. Ухаживал как! Оригинально, с шиком. Всё у него и ладно, и богато … Ну, нет изъяна, идеал, уникум. Но это-то и настораживает.

Странно, правда, если всё плохо, то надеждой живём, маемся и ждём. А если вот так, всё в шоколаде – не доверяем. Что мы за существа, нельзя с нами по человечески.

Так вот, стала я осторожничать, вперёд времени не бежала. Ничего особенного не происходило. Ну, попросит небольшую сумму, мол, сегодня не рассчитал, так назавтра подарок какой-нибудь преподнесёт, не из дешёвых.

И вот смотрю я, вот уж полгода знаемся, всё замечательно, но решительных действий не предпринимает, только прозрачно намекает иногда. И я не спешу. Жду чего-то.

Так, думаю, пора наверно. И вдруг звонок по мобильному. Это ведь не проблема. Достаточно знать моё имя, и в интернете всё про меня написано: и телефон, и электронный адрес, и цвет глаз … Лазила когда-то по сайтам свадебным, ни на что не решилась, а следов наоставляла.

Так вот, звонок. Женский голос: «Вы простите, мы не знакомы, хочу предупредить, ваш ухажёр не очень-то чистоплотен. Какую-нибудь махинацию разрабатывает. Он что-нибудь натворит – денег займёт, а то и хуже, что-нибудь с недвижимостью учудит. Так голову задурманит, поймёшь только потом, когда очухаешься. А он уж пропадёт, не найдёшь. Вы вправе не верить, но я предупредила». Я спрашиваю: «А вам  какой резон с этого предупреждения? Вы кто?» А она говорит: «Я жертва, только не вашего друга, а его приятеля. Тут случайно про Вас узнала, решила позвонить». Я говорю: «Спасибо», прощаюсь. А сама не верю. Что за зависть такая женская, плохо, когда другим хорошо. Ведь влюблена была уже на тот момент до беспамятства. Но к сведению приняла, правда, отложила в долгий ящик.

А тут всё одно к одному. Встречаю случайно в магазине соседа бывшего, сто лет не виделись. Он где-то в «органах» трудится. И случай этот как-то сам на поверхность вырывается, за язык дёргает. А что, думаю, друзьями мы когда-то задушевными были, обо всём могли поговорить. Взяла, да рассказала ему всё.

Через пару дней звонит и говорит: «Правда это, пробил я его. Аферист, коих поискать …».

А ухажёр этот к тому времени уже почти ко мне переехал. Я долго не думала, выгнала его безвозвратно в тот же вечер. Неизвестно, чем могло кончиться, аппетиты ведь с годами растут. Приятель то мой его в разработку взял, а я дожидаться червяком на крючке не стала.

Ненависть вдруг на этого афериста прям вскипела. Гад какой, на чувствах играет, а они может быть последние, больше может ничего и не быть. Ведь любила подлеца, не на шутку любила …

– Ужас какой! – воскликнула Нина.

– Кошмар! – произнесла Жанна – но ты хорош, не переживай, всё хорошо, что хорошо кончается.

– Так в этом всё и дело. На той неделе я его взашей выгнала, а на этой ощутила, что не ушёл он совсем, не одна я. Наследить успел, мерзавец.

– Забеременела! – с улыбкой произнесла Нина.

– Залетела – грустно сказала Жанна.

– А что вы расстраиваетесь, не понимаю? – ликовала Нина.

– Нина, ты с мужем детей поднимала? – Ира смотрела на неё в упор – почему в моей жизни должно быть иначе?

– Ладно тебе, Ир! – не унималась Нина – мало ли бывает, не одна, чай, не в тайге живёшь …

– Да и не это главное – произнесла Жанна.

– А что же тогда? – произнесла Нина озадаченно.

– Отец ребёнка – нетерпеливо бросила Жанна.

– Именно, – подтвердила Ира.

– А что отец? Забудь про него, ты для себя роди. И чтоб он вообще ничего не знал про ребёнка – сказала Нина.

– Как ты не поймёшь? – Жанна делает скучное лицо. – Наверное тебе не надо объяснять, что каждая женщина желает иметь здорового и красивого ребёнка, и никак иначе?

– Ну, это само собой, – бормочет Нина.

–А Ира ничего не знает про его здоровье, наследственность. Разве, что неплох собой. И всё! Правильно, Ира?

– Да

– Но даже и это не тот сдерживающий фактор.

– Тогда я вообще ничего не понимаю – говорит Нина.

– Ира же сказала, что вместо любви она стала испытывать к нему жуткую ненависть, Она презирает его! Воспоминание о нём вызывают в Ире лишь гадкое отвращение! – продолжает Жанна.

– И что же? – всё не понимает Нина.

– Да как ты понять не можешь? Она носит его ребёнка, она не гермафродит, она от него беременна. В ней живёт его частица, частица того, что она всей душой ненавидит. И эта частица с её помощью может появиться на свет, будет расти и на каждом шагу творить пакости. И Ира будет в этом виновата. Как можно родить ради того, чтобы просто родить, не отдавая себе отчёта о последствиях. Родить себе игрушку ради себя, ради своего тщеславия, ради своего эго, не думая ни о ком. Это гены, их никто не отменял. Можно его воспитывать в любви и ласке, на необитаемом острове, но гены всё равно пробьются рано или поздно, как ни прячься. Это не шутка! И сложно будет всё время укрываться тем, что не знала, - всё знала! А эта дрянь будет гадить повсеместно! И никакая совесть в нём не предусмотрена. Это отродье афериста, маньяка, вора. И ты считаешь, что можно вот так просто закрыть на это глаза? Так просто дать продолжение его роду? Ты представляешь, какой величины душевный червь будет грызть её плоть, если хоть малюсенькая тень этого ребёнка пробудет в ней воспоминание о нём? А это случится обязательно, ведь только минус на минус даёт плюс, во всех остальных случаях минус даёт неизбежный минус. Так зачем заранее, зная что и как будет, обрекать себя на это, да и тех людей, которые будут попадаться на его пути?

– Именно об этом я только и думаю – прошептала Ира.

– Это моё мнение, а ты, Ир, поступай как знаешь, – сказала Жанна и пошла одеваться, пора было расходиться.

–  А я что-то ничего и не поняла, – пролепетала Нина.

– Да, наверное, и не надо тебе этого, – ответила Ира и пошла вслед за подругой.

P.S.
Через год в парке, что недалеко от школы, где учились Ира и Жанна, по воскресеньям можно было увидеть мужчину с коляской в компании двух очаровательных женщин, одна из которых была с животом. Бывший муж Ирины иногда разрешал беременной Жанне покатать коляску.


II

Ясным погожим днём в южном направлении среди живописных полей и смешанных лесов шел пассажирский поезд, летя по железной дороге, рассекая бодрящий воздух и равномерно издавая характерные звуки колёсами. В нём ехала Маша, стройная девушка с красивыми темными волосами, убранными в высокий хвост. Студентка ленинградского педагогического, блестяще закончившая первый курс. Направлялась она на летние каникулы к своей двоюродной бабушке и другим родственникам по материнской линии в Белоруссию, в местечко Фалевичи, что расположено в предместьях города Бреста. Туда можно было добраться поездами с пересадкой в Минске. В Бресте на вокзале её должны были встретить родные, вызванные телеграммой, и на телеге доставить до места.

Маша была коренная ленинградка. Родители также были из этого города. Жили они на центральном острове городского архипелага в шикарной, высокой, светлой и, что более примечательно, в отдельной квартире. Папа девушки слыл профессором зоологии, был строг в деле, нежен с женой и дочерью, а также рассеян в быту, как и полагается талантливому учёному. Супруга его была женщина подтянутая, организованная, дисциплинированная, строгих правил. Занимала должность декана биологии ЛГПИ им. Герцена. На работе имела непоколебимый статус уважаемого и справедливого руководителя. Дом содержала в кристальной чистоте и идеальном порядке. К мужу относилась с большой любовью и глубоким уважением, прощая профессору его нелепости, дочь любила безгранично, однако время от времени применяла к ней педагогическую строгость. К домашней работнице, которая сочетала в себе качества управляющего, дворецкого, экономки, няни, кухарки, уборщицы и прочее, относилась приветливо, но без панибратства, в меру строго, но с пониманием, свысока, но с уважением. Она то и организовала Машины каникулы от заказа билетов, до отправки телеграмм, рассчитав действия участников практически поминутно.

Маша ехала в поезде и предвкушала встречу с родными. Четыре года назад она была у них в первый раз. Как-то сумбурно тогда всё получилось. Всё очень быстро и порой странно.

В середине весны, прямо накануне Машиного дня рождения, папа вдруг очень поспешно уехал в срочную командировку, прямо посреди ночи. Девочка тогда училась в седьмом классе, и только на утро ей сообщили о папином отъезде. Он и раньше, бывало, ездил в командировки, но не так неожиданно. Всё было известно заранее, готовили папу всей семьёй, это была, так сказать, особая семейная традиция. А в этот раз всё произошло так неожиданно. Даже без прощания, даже без присеста «на дорожку».

А буквально на следующий день мама стала собирать Машу к каким-то ранее незнакомым родственникам. И это посреди учебного года! Так что с собой девочка взяла вдобавок к обычному дорожному скарбу ещё и все учебные принадлежности в полном объеме.

Её встретили радушно, все относились к ней как к принцессе. Мама часто телеграфировала, что папа задерживается на неопределённое время.

Так что седьмой класс Маша закончила в деревенской школе на краю Белоруссии. Время летело как в сказке. А затем, в середине лета от мамы пришла депеша, что папа наконец-то вернулся и Маше следует скорее ехать домой в Ленинград.

А сейчас стоял солнечный теплый день, Маша неслась в чистом ухоженном поезде с белоснежными занавесочками. Случайные попутчики улыбались девушке, а она улыбалась им в ответ. Было много офицеров различных родов войск, красивых, подтянутых. А Мария предвосхищала встречу с полюбившимися людьми, природой, деревней, где не была четыре года. Это она сама решительно настояла на поездке в этом году не к традиционному морю, а в Фалевичи, куда она рвалась всей душой. Родители сперва были против, упоминая какие-то международные распри с Европой, но потом не устояли перед бойким неугасимым стремлением молодой комсомолки.

За окном пролетал милый сердцу русский пейзаж, ясное небо навевало безоблачное настроение, улыбка не сходила со счастливого лица. Шла середина июня тысяча девятьсот сорок первого года.

Утром поезд прибыл в Минск. Пересадка на другой поезд много времени не отняла. На вокзале масса народа, все дружелюбные, одеты празднично, ведь приезд в город для селянина всегда день необычный, торжественный.

Опять очень много военных. Ах, какие они молодые, красивые, стройные, вежливые, воспитанные, форма выглаженная, начищенные сапоги сияют, пуговицы блестят. Посмотреть одно удовольствие.

«Наверно идти рядом с офицером под ручку большая честь для молодой дамы» – подумалось Маше – «А стать женой … даже думать страшно какое счастье!»

И опять поезд, стук колёс, убегающие деревья …

В Бресте её уже ждали. Чтобы не гонять подводы напрасно, селяне ещё рано утром прибыли в город на базар. Весь день занимались торговлей, а вечером, к прибытию поезда, приехали на вокзал за Машей.

Кто дочитает до этого места, может смело обратиться в храм святой Софии, что в Константинополе (Стамбул), и получить у отца Диметрия причитающиеся ему тысячу драхм. Или взять в эквиваленте верблюдами.

О, какая это была встреча! Мужчины, женщины, повзрослевшие подружки, знакомые и малознакомые люди были искренне счастливы приезду дорогой гостьи из Ленинграда. Со слезами радости на лицах двинулись в Фалевичи, где их с нетерпением ждала остальная деревня и конечно же дорогая, милая бабушка.

Путь в несколько часов пролетел быстро, и телеги ещё засветло достигли долгожданной околицы.

Что творилось тут! Вся деревня встречала Машу, как самую дорогую гостью. Играла музыка, люди плясали под гармошку, а деревенские задорные песни ещё долго летали по лугам, лесам, гладям озер и речек всей округи. А сколько было вкусностей: смачная мачанка с толстыми деревенскими блинами, колдуны и драники, разнообразные самодельные колбасы, бульба, запеченная с грибами, домашний творог и парное молочко, всяческие соленья и варенья и другие деревенские присмаки. Всё было безумно вкусно, сердце плакало от счастья, душа летала, пела и плясала, радости и ликованию не было конца и края.

А бабуля была счастлива более всей деревни и самой Маши! Да что говорить, счастливее её не было в этот радостный день никого во всём мире.

В Фалевичах Мария чувствовала себя полностью счастливой. Сердце наполнялось только приятными чувствами. Любое дело, любой взор приносили только радость. Маша трудилась и отдыхала наравне со всеми. До изнеможения и душевной удовлетворённости. Она любила эту деревню, а деревня обожала её.

И … сон оборвался. Мгновенно, жестоко, бесчеловечно. Оборвался навсегда, насовсем. Жизнь зашла в дремучий лес, и ни малейшего просвета, никогда. Поверить страшно, невозможно, нелепо. Сумбур, неразбериха, паника. Только слово «война» у всех на устах. Где? Когда? Что? Надолго? ... Ничего неизвестно. Известно только кто, и это страшно ... Утро совсем не утро, которое было. И это навсегда? Шум канонады, небо в крестах, вой, свист, плач, пыль, беготня …

Машу никто не видит, все бегают кругом, как будто её нет. Вдруг кто-нибудь останавливает на ней взгляд, но через мгновение этот взгляд проходит сквозь неё, её нет. Кто-то случайно толкает её и проходит, пробегает дальше, не говоря ни слова, её нет. Сколько это продолжается? Вечность. Как будто всегда так и было! Только слёзы тихо падают в общем хаосе, шепча: этого не может быть, не может быть …

Маша чувствует, что её тянут за рукав и говорят: «Пошли, пошли быстрее!» Это бабуля. Она тащит Машу к одной из телег, стоящих на дороге. Это Голова принял решение уходить, но сам остаётся. Куда бежать? Явно на восток. Те, кто согласился, подгоняемые криками «быстрее» спешат к подводам, прихватив кто что успел.

Вскоре телеги тронулись. Маша как в тумане плелась за последней, постоянно оборачиваясь, ища в толпе оставшихся свою бабушку. А та стояла вся в слезах. Одной рукой утирала слезы, второй махала на прощание Маше.

Уходила в основном молодёжь. Через час-полтора грохот разорвал лесную тишину, дорога начала взрываться. Сверху с воем и свистом налетали черные большие птицы, истребляя всё за собой. Люди кричали, разбегались те, кто ещё мог. Лошади ржали в испуге не лошадиными голосами, как будто страшный демон вселился в них. Телеги взлетали, переворачивались, горели …

Машу кто-то повалил в канаву возле дороги. Там она и пролежала с закрытыми от ужаса глазами неизвестно сколько времени.

Когда она совладала с собой, было тихо, лишь тихое потрескивание доносилось из давящей тишины. Девушка стала приподнимать голову. Всё её тело было немного присыпано землёй. Первое, что она увидела, была неподвижная рука с колечком. Маша проследила до основания и с криком  вскочила на ноги. Ужасающей гримасой смерти смотрело на неё открытыми стеклянными глазами еле узнаваемое лицо её подружки, девушки из соседней хаты. Кругом лежали тела, а то и части тел тех, кого она знала, кого любила, родных и близких ушедших с обозом жителей Фалевичей. Изрытая дорога, обломки телег и того, что на них везли, дым от многочисленных маленьких огненных островков и тишина, лишь лёгкий треск.

Маша в ужасе, ничего не соображая, побежала обратно к бабушке. Плакать она не могла, лишь частое всхлипывание выплёскивалось из неё. Она шла в забытьи, ничего не видя и не слыша, не известно сколько времени.

Когда она подходила к деревне, первое, что донеслось до её сознания, была клокотливая речь чужих голосов. Маша вошла в Фалевичи, не замечая любопытных глаз откуда-то появившихся солдат в серой форме. Она направилась к бабушкиному дому, не желая замечать произошедших перемен. Взбежала на крыльцо хаты, рывком отворила дверь и скорее почувствовала, что дом пуст.  И тут её грубо схватили цепкими костлявыми пальцами и, что-то гаркая, куда-то потащили.

Марию втолкнули в здание сельсовета. За столом сидел опрятный офицер, а рядом стоял кто-то в штатской одежде. Офицер перевёл на неё взгляд, посмотрел оценивающе снизу вверх и что-то сказал. Стоящий рядом с гавкающим акцентом перевёл:

- Куда ушли остальные?

Маша стояла не шелохнувшись. Она смотрела на офицера ненавидящими глазами. Она его презирала. Говорить с врагом, а это был явно враг, она не могла и не желала.

Немец повторил вопрос, переводчик ещё раз перевёл то же самое. Ничего не изменилось и в Машином поведении. Тогда офицер встал из-за стола, медленно подошёл к ней, взял за подбородок, Маша от страха не могла пошевелиться, а немец той же рукой резко ударил её по лицу, да так, что в глазах искры сверкая разлетелись во все стороны.

С улицы стал доноситься нарастающий гул. Это была какофония из криков и плача, перемежающаяся с немецкими выкриками. По улице под конвоем автоматчиков вели оставшихся жителей Фалевичей, которые не пожелали покинуть свои дома. Вели всех одной толпой – стариков, детей, мужчин, женщин.

Маша и немцы смотрели в окно, наблюдая эту неприятную картину. Люди шли спотыкаясь, женщины выкрикивали проклятия, дети ревели, пожилые плакали. Маша увидела бабушку. Она шла в черном платье, в пестром платке, смотрела вдаль, только живые глаза на застывшем лице сверкали молниями ненависти.

Офицер посмотрел на часы, и спросил через переводчика:

- Где остальные?

- Можешь показать?

- Куда ушли молодые?

Маша не могла вести разговор с поработителем, так был воспитан её характер.

Через некоторое время, когда на улице уже совсем стихло, вдруг издалека донесся отзвук криков ужаса и страшный треск. Маша догадалась, что это звук стреляющих автоматов.

Всё стихло, но это уже была другая тишина, гробовая.

Затем её били, спрашивали и били … Потом бросили на пол. В голове стоял шум, а на его фоне вспыхивали мысли: «Сволочи, изверги, нелюди …»

Офицер с переводчиком вышли. Девушка вздохнула, не подозревая о том, что будет через несколько минут.

В хату стали заходить солдаты. Разные, и худые, и толстые, в основном светлые, некоторые рыжие, конопатые. Но неизменно у всех было одно и то же гадкое выражение на их незнакомых, чужих, слащаво улыбающихся рожах.

Ворвался апокалипсис всеми четырьмя всадниками. Именно ворвался, ворвался в неё, внутрь. Её унижали, оскорбляли, уничтожали изнутри.

Сперва проскакивали мысли: «Что, если рассказать всё как было, правду, может тогда это кончится, может отстанут. А может соврать что-нибудь, отпустят ведь …» Но нет, эту слабость утопила, отрекла, отрезала свободная гражданская честь. Откуда она вдруг взялась такой броней? Кто бы мог подумать … Маша, хрупкая, интеллигентная …

Негодование со страшной силой взорвалось и продолжало взрываться без конца.

Её жарили на сковородке, топили в собственной боли и крови, топтали, оплевывали.

Потом всё резко кончилось. Машу облили холодной водой из ведра.

Опять послышались вопросы по-немецки. Переводчика она уже не слышала.

Минут пять, и опять в печь, в болото, в топь …

Когда в сумерках догорали дома бывших Фалевичей, Маши уже не было. Умерла её душа, захватив с собой и тело.

P.S.
Через пол года, не перенеся ленинградскую зиму, не стало Машиных родителей. Они так и не узнали, что с Машей.


III

В майский тёплый день Оля шла проторенной тропинкой через поле на железнодорожную станцию. Завтра понедельник, опять в школу. Но это не беда, скоро каникулы. В этом году никакими экзаменами лето не отягощено. Это следующий класс будет выпускной, вот тогда придётся попахать. Сдать выпускные, затем вступительные … А перед этим ещё раз хорошенько подумать с какой профессией она желает связать всю свою жизнь.

Если рассуждать логическим путём, то это по стопам родителей. А для таких профессий нужна практическая подготовка. Но это у неё в какой-то мере имеется. Папа дирижёр, руководитель известного камерного оркестра. Ну что ж, музыкальную школу по классу фортепиано она уже окончила. Только этого мало, надо ежедневно бить по клавишам. А если профессионально, то всю жизнь. Чтобы форму не потерять, пальцы каждодневно должны трудиться. А ещё постоянно над ними сохнуть и трепетать, чтобы пальчик не прищемить, не вывихнуть и не, дай Бог, сломать. Но всё в жизни случается, никто от этого не застрахован. Ну, это чтоб в пианистки пойти, но можно же на дирижёрский или композиторский. Да, вопрос сложный, так за один раз не осилишь. Отложим.

Мама доцент кафедры зарубежной литературы. Ну, английский Оля более-менее знает. Этого для поступления на ин. яз. хватит. И кем она будет? Переводчик – это не профессия, это, как и игра на пианино, хорошее дополнение для образованного человека, но не основное занятие. А ковырять сонеты эпохи возрождения, кажется, очень нудно и совсем не современно. А хочется драйва, динамики, скорости, романтики, простора, свободы полёта, может и гламура, наконец. И где этому учат? Да, не повезло с родителями.

Но вот, скоро наступит лето. Они с отцом любят вечерами на даче, сидя в беседке, пить душистый чай и философствовать о жизни. Вот и будет время досконально обсудить эту нависающую проблему. А пока нечего голову ломать.

С такими мыслями Оля шла на электричку. Это сейчас она приезжает на дачу только на выходные, но скоро учёба кончится, и она совсем сюда переберётся, на всё лето. Лес, речка, грибы, ягоды, костры, ночные прогулки, песни, прогулки под луной – лепота, мечта поэта. Оля будет постоянно жить с бабушкой, а родители их навещать наездами, в свободное от работы время.

Кстати, бабушка! Она всю жизнь проработала стоматологом в ведомственной поликлинике какого-то предприятия. Всё бы здорово, но чтобы пойти учиться на медика, кажется надо химию сдавать. А вот этот предмет у Оли далеко не в почёте. Но ещё год впереди. Оставляем как вариант.

Дедушка был, как и папа, точнее совсем наоборот, музыкантом, первой скрипкой. С дирижёром здоровался, на публику!

Мамины родители была агрономами. Это, наверное, ходить по полям с такой палкой-угольником, гектары мерить. И ещё, наверное, чего-нибудь. Всё равно скучновато.

Ну, вот и станция. И даже издалека сложно было бы не заметить, что на перроне очень много народа. Ничего удивительного, воскресенье вечер. Все в город едут, завтра всем на работу.

Оля вспомнила, что бабушка говорила ей, чтобы ехала пораньше, чтобы посвободнее было. А она прокопалась и вышла поздно. Теперь до города придётся ехать прижатой со всех сторон, да ещё в такую жару. Ужас!

Девочка пошла к кассе, чтобы купить билет, хотя в такой толпе контролёр не прошёл бы и метра. Но Оля была благовоспитанной и не могла позволить себе безбилетный проезд.

По расписанию до прихода электрички оставалось минут десять. Оля стала прохаживаться по платформе. Люди все были разные. Кто-то уставший с грядок, кто-то занимался подготовкой дома к летнему сезону, кто-то ремонтом – на даче это дело перманентное. А кто-то приезжал отдыхать, развлекаться, и уезжал в город в хорошем, бодром, отдохнувшем состоянии духа. Были, конечно, и подвыпившие, но немного. Женщины все поголовно тащили с собой сумки, корзины или даже узлы, наполненные собственным урожаем. Были даже “альтруисты” с велосипедами. Вот к ним в данной ситуации Оля не испытывала чувства даже близко напоминающего зависть. Народ нервно ожидал электричку, покуривая, разговаривая, смеясь и местами поругиваясь. Но в основной массе толпа была уставшая.

По тому, как колышутся провода над рельсами, можно судить о приближении электрички. Оля всегда наблюдала за этим явлением. И вот, провода заколыхались, и вскоре вдали показался всеми ожидаемый пригородный транспорт.

Теперь надо было сообразить куда лучше встать. Если на краю платформы, то занесут аж в середину вагона. А там душно, несмотря на открытые окна, и стоять не очень удобно, если это слово вообще совместимо с сочетающимся с ним глаголом. Все толкаются, проходя туда-сюда, а о наличии свободных мест даже предположить абсурдно. В это время таковые заканчиваются на станции отправления. И счастливые обладатели сидячих мест все, как один, едут до самого конца. Если заходить в вагон не в первых рядах, есть шанс остаться в тамбуре. Сейчас курить там никто не будет, по той простой причине, что даже попытка будет несостоятельна. В тамбуре почему-то всегда веселее. И Оля выбрала второй вариант.

Она всё точно рассчитала и её внесли в вагон как раз на то место, куда она себе и предусмотрела. У неё была возможность беспрепятственно смотреть в окно, хотя бы до следующей остановки.

Электричка тронулась, всех равномерно слегка качнуло. В таких случаях в воображении возникает содержание рыбных консервов. А ехать было не близко, более часа, а то и около двух.

Вы можете себе представить, что некая шпротина или килька, вопреки всем приличиям вдруг достанет прямо в банке книгу или газету, и будет внимательно её изучать, чувствуя превосходство своего положения над собратьями? Я так и думала, представить такое довольно проблематично. Теперь Вы ясно понимаете, что люди стояли и тупо глядели перед собой, не имея возможности пошевелиться.

Но всем нам понятно, что будет следующая станция, и там тоже будет немало людей, мечтающих стать пассажирами этой электрички. А вот и парадокс – все влезут, а если кто-нибудь вдруг прихватил с собой яблоко, то и ему найдётся место, где упасть.

И вот наш героический состав достигает следующей остановки. Не стоит говорить, что желающих покинуть милую сердцу электричку нет вообще или их количество ничтожно мало. Но совсем обратное дело обстоит с количеством тех, кто хочет, практически мечтает, попасть внутрь состава. В общих чертах всё происходит именно так, как и предполагалось, ничего необычного и удивительного.

Утрамбовка произошла в привычном режиме, двери закрываются, и тут парень, входивший, для качественной утрамбовки, спиной в вагон, вдруг захотел что-то посмотреть в голове состава. А двери этого не заметили, да и сила их закрытия для живой шеи не малая. Гражданина прищемило. Тело в вагоне, а голова на улице. Он орёт от неожиданности, страха и боли. Близ стоящие мужчины тщетно пытаются разжать двери. И что удивительно, вокруг парня образуется, непонятно из каких резервов взятое, свободное пространство. Кто-то пытается затянуть парня в вагон, делая при этом ему ещё больнее. А мужчины неустанно тянут двери в разные стороны, но и они не лыком шиты - не поддаются.

Поезд трогается, машинист ничего не заметил. Про стоп-кран все разом забыли, а может его вообще не было в тамбуре. Кошмар продолжается. Парень в шоке, толпа в панике. Крики, вопли …

И вдруг из середины тамбура, Оля, маленькая, прилично воспитанная девочка, высоким, но громким, почти командирским голосом, неожиданно для самой себя изрекает:

«Ё… вашу мать, мужики!!!»

Дверь, похоже, разжалась от колебания её голоса. Несколько мужчин, только что безрезультатно тянувшие створки дверей в разные стороны, вдруг обрели разом такую силищу, что легко сделали до сих пор для них невозможное.

Оля покраснела, ссутулилась … Но про неё сразу забыли. Героем вышел тот парень, который как иллюзионист проехал в электричке несколько минут с головой наружу.

P.S.
Оля до сих пор находится в недоумении о происхождении в ней этой фразы.


Эпилог

Кто придумал мериться несоизмеримым? Как мы без вас, так и вы без нас никуда не денемся. Бог создал каждый вид двух полов, где одна половинка дополняет другую, и глобально существовать поодиночке один пол без другого не может. Есть, конечно, исключения в мире флоры и фауны, но они редки, к роду человеческому не относятся, на то они и исключения.

Как можно спорить о том, что крепче мужская или женская дружба, какой коллектив более эффективен, кто по-настоящему способен любить …

И там, и здесь существуют как единство, сплочённость, чувства, так и пустой трёп, равнодушие, выгода …

Во-первых, всё индивидуально, во-вторых, в этом мире существует равновесие. Если где-то прибывает, то где-то убывает; кто-то сильнее, кто-то слабее (и неоднозначно кто и в чём); если один из пары активен, то неизбежно второй более пассивен; … Взаимодействие Инь-Ян.

В общем, всё как в старом анекдоте о пяти евреях:

Первый еврей – царь Соломон, который говорил, что в человеке главное разум, логика, ум и как инструмент разума – мозг.

Второй еврей – Иисус Христос, говорил, что в человеке главное сердце, потому, что главное в человеке, это его нравственность, морально-этический пласт.

Третий еврей – Карл Маркс, утверждал, что бытие определяет сознание, а стало быть, главным является желудок.

Четвёртый еврей – Зигмунд Фрейд, говорил, что главное фаллос или вагина, потому что на сексуальном инстинкте зиждется всё.   

И пятый еврей – Альберт Эйнштейн, доказал, что всё относительно!

Всё кичишься и фыркаешь – мужчина, значит человек. А курица не птица, … А вот и нет. Человек! Когда надо человек, а когда удобно – женщина! Не завидуй, дружок, плохое качество.