1232

Рисунок 97г: 3Л.

***

Ради них не стоит жить, но ради них не стоит и умирать – пока займусь другим и, скорее всего, буду жить, а не умирать, всё больше жить, хотя - вопросительным знаком свешиваясь вниз, чтобы посмотреть на них, отсутствующим Богу, людям и себе не перестану задавать недоуменные вопросы…


***

Мои ночи были как ночи паука. Ущелья и обвалы. Господин шлангом на перевале лежал, рядом с любимой рощицей своей, что лучше едемского сада и пока без чуткости, жадности наблюдал как чернеет этой жабы половое отверстие. Всю сцену покрывало покрывало легкое и моя голова чувствовала себя беспомощной, словно волосы. Волосы – это события прошлого, которые нас ничему не учат. Беспомощно пытались думать глаза и губы – всё покрывалось волосом – росой-потом, вздохами, волосом. Чем-то горячим она закрыла мои глаза и заменила губы, чтобы превращаясь в толстоногого паука, я и не пытался думать…


***

Ладонью руки, к животу липким потом приклеенной, держал амфору ребер левой стороны, видимо, всё-таки опасаясь замерзнуть при такой своей худобе. Жажду, и другой руки пальцы мои и ладонь образуют граненый стакан…

***

Член змеею к Еве подполз, соблазняя, а потом они препирались и хитрый Адам на жену всё свалил, мол, ты сама же его в руки брала. Мол, самоубийца, зачем себе между ног его ты вонзила? Зачем грудями перед моим изумленным взором трясла? Зачем сделала обезьяно-медведем меня, встав на четвереньки и оборотившись в животное, в рака (похожесть слов «рака» и «срака»…)

***

Тот сад наш в порядке никогда не бывал. Всё, что мы набегами делали там, это  срубали крапиву и набивали плодами коляску и сумки. А потом заборы сгнили вконец и туда хлынули посторонние люди. С фасада место было совсем не глухое, но на задах начинался большой котлован, который садоводы ещё раньше покинули и в нем за десятилетия, наверное, много чего накопилось, дремало, являя собою, по сути, воплощенье всех злых вестей нашей жизни поганой, набегами с которой не справиться…

***

Суечусь, мельчаю; задумавшись, крупнею – и ни в какие ворота не лезу; ломаю ворота, начинается крик, при котором раскрываются пасти шире всяких ворот и, подсуетившись, я, наконец, пролезаю во внутрь человечества и ногами всё говно из него выбиваю, после чего на каждый глаз его насылаю тучу суетливых песчинок, чтобы оно больше не смотрело непонятно куда, туда, где меня больше нету…