Ведьмины круги

 Осень в своём грязно-сером дырявом дождевике давно уже бродила по городу –поливая его холодной влагой, дуя вдоль проспектов заунывными ветрами, обрывающими последние листья с мёрзнущих деревьев, толкала порывами в спину, семенящих по мокрым тротуарам людей. Она будто старалась выпихнуть их из
 привычной городской сутолоки - туда, в лес. Грибной сезон в этом году  начался поздно - летняя жара выжгла леса, и только в августе растаяло душное марево, зарядили припозднившиеся дожди, порадовав совсем было приунывших любителей побродить по лесу. Но началось что-то странное - в лесу стали исчезать люди.
 Бесследно. По городу поползли липкие от ужаса слухи - один страшнее другого. Про инопланетян, маньяков каких-то - ну, всё, как обычно. Нет, в лесу и раньше пропадали люди - редко, но случалось. На то он и лес, что в нём иногда и заблудиться можно. А тут. С августа по октябрь - семнадцать человек. Больше, чем за
 предыдущие десять лет. Город запаниковал. Начальника местной милиции журналисты, администрация чиновничья и простой смертный люд довели до исступления требованиями - прекратить, пресечь, обеспечить. Он старался – обеспечить. Измученные милиционеры с добровольцами-волонтёрами прочёсывали лесные
 массивы днями напролёт. Пятерых благополучно нашли - женщину, двоих детей и одного пьяного инженера, которого вконец достала стерва-жена. Тот вообще  отказывался выходить из леса, кидался на пытавшихся его стреножить милиционеров и орал,
 требовав его заточить в темницу лет эдак на ….
 Все остальные – канули…Никаких следов, даже намёка. Шёл сегодня по городу и думал об этом. Выходя из арки на проспект, чуть не налетел на колоритного мужика - лет шестидесяти, в длиннополом немецком старом плаще из кожи, с седой гривой спутанных волос, огромной бородой "а ля Лев Толстой" и кожаным плетёным ремешком вокруг головы. Он будто тут стоял - и ждал. Именно меня. Захолодело как-то вдруг всё внутри, неуютно стало. А он стоял, спокойно смотрел на меня, затем вдруг нагнулся к лицу - на полголовы выше был, хотя я вроде тоже - не "метр с кепкой в прыжке" - и выдохнул ошеломительное густым басом:
 - Не ходи..
 - Куда это именно мне -  и не ходить вдруг? - спесиво вопросил я.
 - В лес не ходи, куда же ещё, дурилка картонная!!
 - Это с чего ты взял, что я в лес собрался? И почему вдруг - дурилка? Не груби, мужик, я страсть как этого не люблю..Я от этого грустный становлюсь и сердитый. И начинаю всех обижать.
 - Эх, дурилка.. - грустно хохотнул мужик. Потом вдруг помрачнел, холодком от него пахнуло, инеем зазеркальным.
 - Собираешься ты. Шёл сейчас и думал об этом. Не ходи – сгинешь. Как те сгинули…
 Обошел он меня аккуратно, а перед тем, как за угол свернуть, обернулся, глянул пронизывающе, и ещё раз повторил:
 - Не ходи. Ни к чему. Она скоро сама сюда придёт.. За вами всеми. Совсем скоро…
 И за угол мотнул - как не было..
 Нет, думаю, всё, хорош.. Это недосып хронический. Чёрт-те что мерещится. Это начальница виновата…Говорил я ей : «Не наваливайте Вы на меня работы вечерне-сверхурочной, как на осла бухарского.. Я поживший уже, я спать хочу.. У меня кот опечаливается, когда я под-за утро в монитор сонно пялюсь.. Он один спать не может - пожилой, мёрзнет.. Это Вы у нас - орхидея свежая, несомая мощным очистительным ураганом вокруг шарика, а мне уже кальсоны с подогревом необходимы, витамины, тёплый плед, тапки-зайки, тишина да покой..» Куда там - смеётся только…
« В гробах, - говорит, - отоспимся…»
 С такими мыслями я на работу и пришёл, день пролетел, как обычно, стрижом  стремительным - эх, чем дальше - тем быстрее..В сумерках мокрых домой притащился, лёг на диванчик в кухонке - гостиной - столовой - спаленке и  кабинете - по совместительству, закурил.. Не идут у меня слова мужика того из головы - хоть тресни…Весь день в голове прокручивались, как карусель яркая
 да завлекательная. И чего я там забыл, в лесу том? Зима на носу..За грибами находился – вдоволь.. Да ну его, лес этот…Спать хочу. Кот уже вон и под одеяло залез, песни запел мурлычные… Под эти самые песни я и заснул - на удивление быстро и глубоко.
 А уже под самое утро приснилось мне, что брожу я по пустынному и настороженному городу, а за мной по проспектам леди-босс гарцует на медном  коне, у известного всадника умыкнутом, и голосом звонко-медным вещает ласково:
- Тебе бы всё дрыхнуть, а все давно уже, между прочим, работают..
 И вынырнул я изо сна под звонок телефонный. Кот, недовольно щурясь, сидит на краю дивана и лапой орущий телефон норовит  на пол спихнуть - раздражает он его сильно.. Мать честная, десять часов! Телефон схватил - так и есть, начальница звонит.. Сон в руку.. Я в телефончик попытался вякнуть было - как
 обычно - видите ли в чём дело - ну, по-интеллигентному - куда там.. Из  динамика на меня уже ласково изливался сладкий яд неповторимого голоса  леди-босс:
 - Спишь, радость моя? Ничего-ничего, ты спи.. Умаялся…Кирпичи на тебе возили.. Загнали совсем… Свиньи бесчувственные…Как жесток и несправедлив этот мир! Отдыхай… Я тебе путёвочку подошлю..За мой счёт. На южное побережье Северного
 ледовитого…Сил наберёшься, окрепнешь. А я за тебя поработаю. Всё за тебя сделаю, ты только не волнуйся – спи… И за всех вас поработаю.. Я же танк, вол семижильный. А вы все - нежные, тонко организованные натуры, вас всех беречь надо… Спите все, дорогие мои товарищи, валите все и всё на меня - я вывезу.. Я ж не женщина, я паровоз… Ледокол "Арктика"… Спи, мой родной!!

 Заохал я, занудел :
-Простите, мол, приболел я.. Съел, наверное, что-нибудь.. Плохо мне, помираю…
 Яд из телефона испарился моментально - одна тревога
 осталась. У нас начальница – сказка… С утреца - если не в духах - головы пооткусывает, половину поуволит, а после обеда - снова на работу принимает. Потому что на самом деле - добра и участлива, только бизнес этот самый пресловутый делает её с виду бабой каменной, тараном, а на самом деле Добрая  фея - внутри. Глубоко правда очень… Не все и не сразу разглядеть могут. Так и сейчас:
- Что случилось? Скорую вызвал? Давай я? Сдохнуть хочешь? А кто работать будет? Лежи, не дёргайся… Вызвал врача? Хорошо… Позвони потом – что да как… И не вздумай окочуриться! Всё-всё, лежи… На работу в понедельник придёшь. Справимся.. Звони.
 
Уф, отлегло… Ведь ночью ещё, во сне - понял - не пойду я на работу сегодня.В лес пойду.. Не знаю я, почему.. Не спрашивайте. Потянуло… Внутри всё подобралось, как перед прыжком в неведомое.. Нужно - и всё.. Стыдно, конечно, что леди-босс в заблуждение ввёл.. Это я спросонок, от растерянности. Никогда
 её не обманывал - не умею. А тут вот пришлось. Ладно, покаюсь потом. Простит. Сполоснул остатки вчерашнего лица, кофе с сигареткой, коту - паёк, куртку накинул - и вперёд.. На маршрутке долетел за город, ступил во владения лешачьи… Тишина необыкновенная насторожила. На трассе ветер, шум, машины снуют, вороны орут на них, друг на друга. А здесь - и от дороги-то всего ничего - а тишина, как в первый день творенья. Только ветки под ногами тихонько похрустывают.
 Денёк тёплый вырисовывался, хоть и пасмурный, но больше на весну похоже. Тревога и волнение внезапно улеглись, мир в душе, благодать. Вот и хорошо, что приехал. Погуляю. Надышусь духом лесным, дела-заботы подождут. А мужик тот - при чём тут мужик? Подумаешь! Мало ли городских сумасшедших…Так, совсем уже
 успокоенный и умиротворённый, я продвинулся глубоко в лес. В прозрачном воздухе сосны смотрелись, как вырезанные искусным лесным умельцем на фоне бледного неба.. Изредка попадались сыроежки - по одной-две, всеми забытые и оттого особенно печальные… Искорёженные прошедшими утренними морозцами
 поганки презрительно и искоса поглядывали на меня, бесстрашно готовясь превратиться в прах… А тишина больше не давила - наоборот, оберегала растревоженную было душу…Сыроежек, что ли, набрать, подумал я лениво… Вон, всё чаще и чаще попадаются. А не должно бы уже им быть. Сезон давно закончился. Гулящие
 какие-то, заблудшие… А это что у нас? Говорушки… Ну, эти - куда не шло. До самого конца ноября попадаются, под снег даже уходят. Вот пара из-под травы уснувшей подмигивает, ухмыляются…Ещё несколько… Прошёл я ещё немного,
 продрался напролом через кустарник колючий - а вот вам и здравствуйте…На полянке, от глаз посторонних надёжно укрытой, целая россыпь говорушек. Вся полянка усеяна - и что интересно - неровными такими кружками невеликими , от семидесяти сантиметров до метра в диаметре, стоят говорушки группками, и
 молчат - даром, что говорушки. Может, меня увидели, притихли - застеснялись, значит… Стал я вспоминать про кольца эти самые грибные… Ну да, мицелий от центра радиально разрастается, постепенно… И что трава внутри таких кругов всегда вялая да пожухлая - даже влажным летом - тоже ясно…Грибница  питается, ничего удивительного вроде нет. Но как-то мне снова не по себе стало. Полез в душу страх первобытный, миллионнолетний…Вспомнилось потому что, как ещё эти
 кольца называют – ведьмины…Ведьмины круги, внутри которых шабаши они устраивают - ночные, жуткие… Плясками дикими траву вытаптывают… Словами шиворотнавыворотными песни колдовские визжат, лешие пьяные им подпевают, гномы злобные козлиными бородами трясут, гады мерзкие ползучие чёрную ночь
 непроглядную шипом да скрипом раскачивают. И меня тут покачнуло, вбок повело, пришлось даже за сосёнку корявенькую рукой, внезапно захолоделой, ухватиться. Дух перевёл заиндевелый, рассмеяться даже попытался. Вот так приехал…
 Ехал-ехал - и на фига я сюда приехал…Вроде полегчало, муть серая из глаз ушла. Да, интересно… И про левитацию, якобы теоретически в таких вот бесовских кругах возможную - как-то много одно время статей было в газетках на эту тему - тоже вспомнилось… Ага, левитация, значит… Хмыкнул я презрительно, вошёл в кружок такой, постоял - ну ни черта никуда не улетаю. То ли ведьмы спят, то ли кружок маловат - не в соку ещё. Оглядел полянку внимательней - круги эти говорушечные разнокалиберные по плавной дуге куда-то за полянку стремятся, в чащу самую… А что, лешие-кикиморы, посмотрим? Ну-ка, ну-ка, показывайте
 хозяйство-то волшебное, от глаз запрятываемое. Кураж какой-то тут на меня напал, бесшабашность, что в юности в такое ввергала, о чём вспомнить - и страшно, и весело… И попёрся я медведем-шатуном напролом в чащобу, по следам этим ведьминским треклятым - будь что будет.  Шёл очень долго - так долго,
 что из времени выпал, про мир, что вне леса существует, забыл напрочь. Только пульсировали в голове слова леди-босс утренние - "не вздумай там окочуриться…". Так, повторяя про себя - " не вздумай окочуриться, не вздумай окочуриться…" я и вышел ровно к тому месту, с которого начал свой героический боевой путь по следам ведьминых колец - вот и окурочек от сигареты моей, аккурат в центр пенька воткнутый, торчит ехидно да насмешливо - что, дескать, одинокий рейнджер, припёрся? Докуривать будешь? Докуривать его я не стал - новую сигарету из кармана потянул, раскурил, на пенечек присел в задумчивости. Вторую курю, третью - размышляю, тщетно пытаясь сделать умное одухотворённое лицо - может, клюнет какая ведьмочка посимпатичней да помоложе,
 годков этак шестисот…. Не клюют пока, в зазеркалье ныкаются.
 Тут я перестал делать умное лицо и задумался уже по-взрослому. Значит, чёртовы эти - или чьи там - круги говорушечные сами огромным кругом по лесу идут - если я к своему пеньку же и вернулся. Значит, вон оно что…Интересно… Чем дальше в лес, тем гуще партизаны… Тьфу ты, пропасть, не партизаны…
 Лешаки-ведьмаки со товарищи… Выходит, надо мне по радиусу этого огромного  круга ведьминского внутрь прогуляться Миклухо-Маклаем доморощенным.
 Вспомнился тут же мужик бородато-хиповатый - пророчество его безумное… Назад надо, в город, в работу с головой - пошло оно всё. А чего это я? Испугался - чего? Кругов каких-то… Нет, пойду. Сказал - пойду, значит - пойду. Ведьм мы испугались, ага… Давно уж нечисть вся распугана - ярким светом электрическим, вонью бензиновой, шумом мировым, стократ возросшим. Это пару-тройку сотен лет назад им было раздолье, при лучинах да свечах, при неспешной, негромкой жизни, а сейчас… Захирела она, нечисть-то, истаяла, сгинула. Чего бояться? Пошёл… Дорожка выдалась - будьте-нате… Эх путь-дорожка, фронтовая… Точно, как на войне - где тараном атакующим через чащобу, а где и по-пластунски. Продрался сквозь злобные заросли, баламутя тишь вековую. Вот оно…Картинка – маслом… Ели вокруг стеной мрачной, а в середине - идеально круглая полянка, таких в природе и быть-то не может, небывальщина - просто жуть… Вот она, плешь лешачья, трава-волосики изжёлто-белые, как катком асфальтовым прикатаны - против часовой стрелки ( а как же ещё - изнанка бытия ) и сходится это всё концентрическими кругами к центру, где и травы-то совсем не осталось - серое какое-то марево колышется над самой землёй, вибрирует, дышит… А у меня - в зобу дыханье спёрло. Ну что, последний герой, приплыл? Викинг бесстрашно-любопытный? Чего вёселки-то побросал? Греби дальше, давай, греби… Может, и огребёшь чего - по полной… Славное местечко. Как раз для таких олухов, как я. Вы хотели? Вы хотеееееели… Так нате ж - получите. Совершенно даром. Абсолютно безвозмездно - добро пожаловать. Или зло? Ну очень уж неуютно мне стало. Стою, хлеборезкой занемевшей  пошевеливаю. С одной стороны, оно конечно - очень даже как-то… Но в то же время - однако ж? Стою это я, значит, носом ледяным пошмыгиваю в смущённых раздумных мыслях. Ботиночками военизировано-коваными на самом краешке круга перебираю застенчиво. Вниз глянул - бат-тюшкиии… А шнурки-то, шнурки-то мои - развязались, да внутрь круга протягиваются аспидами черными!!! Заманивают меня? Приглашают - или на погибель безвременную такого красивого, талантливого, незаменимого и страх какого необходимого вселенной организма толкают? Ну я не знаю…  Вот бесовщина, рок-н-ролл лесной, гудящий… Эххххх… Ступил. Ничего вроде, живой. Ботинки вот только - вроде как легче стали. И тёплым чем-то обдало, и кожу лица - аккуратно так пощипывает, ненавязчиво. Так же мордасы мои щипало, когда школьником проникся страстью к пышногрудой блондинистой майорской жене, проживающей в соседнем доме. Ох и майорша была!!!! Огонь, заряжай - пли!!!  И палили - до тех пор, пока мужа её куда-то не перевели. Повезло – мне… А то так бы и сгорел, страстью пылая… Ладно. Прощай, майорша, дорогая, сердечным воспоминаниям юным, прощайте все, и вы, леди-босс, простите за всё - и прощайте на всякий случай - если всё же "окочурюсь"… Двигаюсь потихоньку к центру - земля под ногами теплеет, даже сквозь толстую рифлёную подошву ощущается, волосики на голове - да везде, прости, Господи, да не остави душеньку мою беспутную во мгле - как наэлектризованные - дыборком вздыбились, и ощущения такие, как перед самым сладким да желанным актом невозможной любви - во всём моём пожившем тельце. Эдак и до конфуза недалеко - пардон, конечно, но что есть - то есть. А вот и она - проплешинка срединная, туманом влекущим сияет, волнами потусторонними, бегущими наоборот - влечёт. Присел я на корточки по-над самой клубящейся неизбежностью, дух, стынью обнятый, перевёл - с трудом. Ну что, дорогой мой и самый любимый беззаветно я, рискнёшь - али ракообразно попятишься? Призадумался тревожно. Картины босоногого сказочного детства промелькнули, дружки-приятели, любимые и не очень, дети, рассеянные по широким просторам Родины-матери, кот, рискующий вмиг осиротеть и безнадёжно пригорюниться, родной кожаный диван, Нева, проспект, леди-босс - с личиком, неуловимо быстро меняющимся от ледяного до участливого… Нет, повременю пока, сигаретку выкурю неторопливо. Достал её, родимую, привычный запах приятный носом втянул, помял пальцами пахучий цилиндрик, и только нацелился меж зубов его пристроить… Не успел…Не успел… Рвануло меня за ноги вперёд, закрутило чёртовым колесом - ноги по центру, бестолковая голова пропащая с туловом засушенного Геракла летит по кругу всё быстрее и быстрее, а как вокруг оси завертело меня, почернело в глазах - тут уж я и совсем упокоился - чего теперь… Сик транзит глория мунди, как говаривали эти… Как их… Не вспомнил - кто они эти - потому как "отъехал"…
       Уж не знаю, как душа моя обнаружила родное безвольное тело, но - нашла, и, вся дрожа, торопливо и напугано озираясь, внедрилась в привычную среду. Лежал я на спине в самом центре круга, руки-ноги раскинуты по сторонам. Колесовать, что ли, собираются? Пошевелил я пальцами руки - вроде жив пока… Ножками подвигал аккуратно так - точно, жив. И вдруг волной ледяной всего накрыло - земли-то под собой не ощущаю. Руку вниз стал опускать - так она вертикально и безвольно в никуда и повисла. Я её потихоньку да с трудом назад вытянул, на груди пристроил, лежу… Да какой там лежу… Глазом вбок скосил - вот оно, марево-то… В нём я и плаваю, а подо мной… Дёрнулся я в ужасе, и тут же погрузился ещё глубже -  только лицо с побелевшим носом, рука на груди да пальцы босых ног ( ботинки, выходит, вместе с носками сорвало ещё на "карусели" этой колдовской) из тумана переливчатого проглядывают. И понимаю я, что втягивает меня туда неотвратимо, незаметно. По миллиметру - но засасывает.
       Судорожно втянув воздух ноздрями, я понял - шутки кончились. Если ничего не делать - кану безвременно, причём куда - и подумать страшно. Закрутил глазами по сторонам, оглядываюсь. Вроде та же поляна, но небо уже тёмное совсем, и цвет у него странный - с каким-то болезненно жёлто-зелёным оттенком. А деревья вокруг поляны неправильно так стоят, перекошено всё, как в кошмаре от Лавкрафта. И ещё запах грибов появился, да такой сильный - в голове всё мутилось. Да вот же они - стоят по кольцу, внутри которого я рыбкой белёсой трепыхаюсь. Целый грибной атлас - тут тебе и подосиновики с моховиками, и белые с мухоморами, подберёзовики, лисички, весёлки, маслята с опятами, да ещё и никогда раньше мною невиданные, незнакомые… Стоят, да не просто стоят - меня рассматривают. Каждой клеточкой ощутил – смотрят. Совсем уж неуютно мне стало - как под рентгеном. Тут и вспомнились слова леди-босс - очень она любила их повторять - про лапки. Лапками, говаривала, шевелить надо. Лапками - тогда и выплывешь. И стал я потихоньку ладошками в тумане нездешнем помовать, что твой карасик плавничками. Стронулся с места, туго так, но стал подплывать головой к границе, где невероятная проплешинка туманная заканчивалась, в твердь перетекала. И чем ближе к земляному окоёму - тем гуще подо мной клубилось, как в киселе уже плыл. И приподнимался над поверхностью дымно-фиолетовой, попробовал опираться ладонями - ненадолго, но выдерживала бездна, неглубоко уже рука проваливалась - как через наст снежный - только тёплый. Когда же наконец головой приткнулся к траве снулой - снова меня поддёрнуло вверх, с недовольным чмоканьем вышвырнуло, через голову перевернуло - и мордой многострадальной в родну матушку-землю как раз и воткнуло. И опять я отключился…
       Очередной раз возвернувшись в себя, родного, с разбитым ( сколько раз за мою всякую жизнь!) носом, я изготовился страстно целовать твердь вожделенную в благодарности, да остановило что-то. Так, думаю, целоваться взасос - раненько. Или поздно уже - непонятно пока было. Поднял лицо, красиво размазав по нему ладонью грязь и кровь - прямо передо мной стоят грибы дугой, колышутся едва заметно. И шелестит воздух окружающий, мокрым запахом плесени пропитанный, непонятными голосами несуществующего языка. Я всегда считал, что всё сущее живо, и что всё оно умеет говорить - только мы не умеем это слышать. А тут - наяву, вот оно… Самое интересное же в том, что смутно так, как через миллионолетнюю толщь, стал я улавливать какие-то знакомые звуки, они лились через ошарашенное сознание, перевиваясь в слоги, слова, фразы. Воздух над поляной нагревался, наливался светом призрачно-белесым, зеленоватым, грибы меняли на глазах привычные очертания - некоторые вытягивались изгибисто вверх, меняли цвет, запахи становились неведомыми ранее. Иные наоборот - сплющивались к земле, становясь студенисто подрагивающими комьями, светящимися изнутри, и все они наперебой – говорили…   Прямо перед моим многострадальным бывшим лицом, возвышаясь надо всеми остальными, призрачно маячил огромный Белый гриб - по крайней мере, очень его напоминал. Пространство перед ним занимала шеренга дождевиков, по бокам этой шеренги табунились Бледные поганки, потрескивающие голубоватыми искрами, а совсем рядом с белым, под его шляпой, притулился Рыжик. Лежал я и думал себе - надо отсюда валить. Срочно-резко. Как-то не так тут всё было, не по-нашему. Сгину-провалюсь. Напряг я руки, напружинился весь, и только привскочил было - к-а-а-а-к саданёт меня током - заметить успел - от поганок проклятых молнии ветвисто-змеиные ко мне ринулись, прошили истерзанный за такой долгий день организм, отшвырнули назад, к дыре страшной совсем близко. Сел я, совсем одурелый, на пятую точку, головой трясу, а руки, которыми о землю опирался, снова вязнут в неизведанном, проваливаются, исчезают. Торопливо так проелозил я на прежнее место, а дальше - ни-ни, затрещали поганки голубым, протянули по направлению ко мне жала электрические. Замер я, сижу, глазками хлопаю. Тут ещё грузди чёрные высыпали от поганок по разные стороны, а вокруг груздей тех - гадюки так и кишат. Нет, лучше пока не дёргаться, в себя придти надо бы, подумать, пока есть – чем…
- Вот и верно, человече, не дёргайся - себе дороже будет-
раздалось вдруг в моём вконец одуревшем мозгу.
        - Не трясись - с ума ты не сошёл. Пока ещё - не сошёл. Рвался вовсю, прибыл - почему бы и не поговорить? Времени у нас предостаточно. Мать-Царица спит пока, так что…
        - Это кто со мной говорит? Это шизофрения меня наконец-то осчастливила, приласкала? Или…
           Тут я и понял - не знаю, как, но это ж Белый гриб со мною говорит. Ну, дела… Кирдык совсем моей головушке…
         - Бе-е-е-е-лый… - презрительно скрипнуло в моём мозгу.
         - Это ты от страха белый… А говорил с тобой Митридат, сын Солнца, Царь грибов. А сейчас - я говорю, Пироксант, царями любимый - тот, кого вы, люди, по недоумию и незнанию, Рыжиком прозываете… Эх, люди…
            Не может быть… Нет, невозможно такое - я сижу в этом чёртовом круге, и грибы со мной – говорят… Да любая шизофрения - благо небесное по сравнению с этой жутью…
           - Ещё как может… И никакие это не Бледные поганки, а Сверолайи - Молнией Убивающие, Дождевики - Самерии - Готовые к бою, Грузди же - Табуры, друзья змей… И не надо тебе сюда было ходить, человече, совсем не надо. Хоть неведома мне, Царю, жалость, а тебя жаль. Смотрим мы на тебя давно, частым гостем ты был в этом лесу. И к нам относился по-доброму;  по-своему, по -людски - знаешь нас, вернее, думал, что знаешь… Мы же здесь десятки миллионов лет обитаем, всё нормально шло, изучали вас, помогать даже пытались, а вы… Планету-то свою как изгадили, мы уже задыхаться начали от дурости вашей да грязи. Эх, людишки… Не ведаете, что творите. Сами же, своими руками себя убиваете, и мать свою родную, Землю - гробите. Вот и нас коснулось, так что - не обессудь. Не жильцы вы здесь больше, давно уже - не жильцы. А лето это было - последней каплей… Повыжгло всё солнцем, Мать-Царица совсем ослабла, нечем питаться. Вот и пришлось нам - против воли, поверь, против - выживать. И людей в круги свои затягивать - нет другого выхода. Вот и вышло на самом деле так - ведьмины круги эти, как вы их называете, на погибель вам. Но - сами виновны, сами…
          Вот тут, ребята, я и понял спокойно - не уйти. И перетрусил, и жаль себя стало безумно. И чего попёрся… Не жилось мне тихо… Лежал бы себе на диване, на работу бы ходил, гулял бы по Невскому, с котом бы ругался. Нет, понесла нелёгкая. Вот и принесла, донесла. Ну вот и всё? Аминь?
          Так думал я, пригорюнясь, а тем временем поприбавилось публики грибной вокруг Царя. И уже совсем чётко я видел и знал, что Свинушка - Ризосонта - Благо несущая, Мухомор - Саранай - Вино любящий, Подберёзовик - Мараболай - Мыслью спокойный, а Сыроежка - Аурей - Зарю целующий. И про все остальные грибы уже знал - как они на самом деле называют себя, и откуда к нам прибыли - 40 миллионов лет назад, с ума сойти… От чего лечат, как и почему… Знания эти вливались в меня свободным потоком, и открывалось мне такое, что и объяснить словами - нельзя. Да что теперь толку от этих знаний. Эх, Сыроежечка родная, не увидеть мне больше зарю, не поцеловать розовеющее небо… И что мне проку, что знаю я теперь про родину вашу невообразимо далёкую, в другом измерении находящуюся, которую вы называете Хирралокия. Ладно. Посмотрю хоть напоследок, что тут творится. А ведь и творилось что-то… Суета возникла вокруг грибного Царя Митридата. Подтянулись к нему поближе Подосиновики с Подберёзовиками, то есть, прошу пардону - Мараболаи с Пероксантами, соответственно - Мыслью спокойные да Ум Озаряющие, тут и Лисичка около покручивается - Лорес, что означает - Теплом дарующая,  Маслёнок Термарий - Разговор несущий - стоит средь них, на меня украдкой поглядывает. А враждебность, которой воздух был здесь напитан, как губка, истаивает, как утренний туман, испаряется… Милые, дорогие, помогите, не оставьте на растерзание… Вот и Царь грибной уже говорит с подданными, недовольно, через губу мясистую, но - говорит, и слушает, и Лорес-Лисичка - чувствую, ей-Богу, чувствую - изо всех сил с подружками своими на Митридата Тепло изливают, своё отдают – последнее. Затеплилась надежда искоркой ночной светлячковой, затрепетала огоньком свечи на холодном ветру. Помоги, лесной народец, вырваться - ругаться больше не стану, курить брошу, пить тоже, на кота орать не буду, буду на работу ходить, а не в кабак. Злиться не буду, раздражаться не стану, только - вытащите, до конца дней буду вам кланяться да в шляпки целовать…
             Молитву свою скорбно-торопливую я дочитать не успел - рвануло меня вверх, прокрутило снова, что в твоей мясорубке, распяло в воздусях призрачно-голубых, светом неземным напоенных. И столб света этого странно-страшного, казалось, прошил небеса и до самой Луны протянулся. Не успел. Ничего я не успел. Зудящими разрядами пронизало меня, полетел по кругу, чёртовым колесом завертелся, и сначала всё вверх, под облака, и полёт этот был до того ошеломителен, что страх - ушёл, забылся.. Неслись со мной по кругу ведьмы - голые, звонко хохочущие красотки, среди листьев, веток и целых кустов мелькали какие-то разноцветные хрюкающие черти мохнатые, лупящие меня омерзительными хвостами, русалки целовали мокрыми да осклизлыми холодными губами всего с головы до ног, и сам я был уже гол бесстыдно, и лешачихи с ведьмами да кикиморами дарили мне на лету то поочерёдно, то все скопом такую пронзительно-невыносимую плотскую любовь, какую любому смертному не вынести наяву - разорвало бы от наслаждения…
               Но вот во тьму стали пропадать подружки мои мимолётные, быстрее завертело меня по кругу, и по сужающейся спирали неотвратимо полетел я вниз, туда, где клубилась возмущённая стылая мгла. Лопнул пузырь туманный, и открылось совсем уже невозможное, неописуемое… Бездна… А из бездны той поднимается спрутом из невообразимой, чужой совсем дали, из зазвёздных миров - Она, Мать-Царица грибная, Грибница животворящая вечно, но для меня – погибельная. Вся соткана из межгалактических туманов, здешней земли, влаги ледяной и огненной одновременно, тянет ко мне мириады своих белесых рук - и смотрит, смотрит – неотрывно.
               Ну вот и всё. Обрушился я вниз до того стремительно, что пропало всё вокруг. Нет, не всё. Не всё! Краем глаза заметил - падает на меня что-то сверху, и вот из тьмы соткалась, материализовалась ведьма с платиновыми космами, та самая, с разными глазами, что самую бешеную да небывалую любовь дарила, а в пальцах её длинных - целая куча Белых грибов. И швыряет она в меня этими грибами - всеми сразу, облепливают они меня плотно, всего - с головы до ног, и тянут, тянут наверх и вбок, и ведьма та - за лохмы мои ухватилась, рвёт на себя беспощадно, с воем больного зверя. Завыла в ответ царица - бездна, рванула на меня со скоростью, в нашей Вселенной недостижимой, ударила мощью космической - и пропало всё. И я – пропал…
               Я не знаю, что меня спасло. Никогда уже не узнаю. Да и не жажду сильно. Может, Царь-гриб, может, все они вместе - грибы, а может, и ведьма та, сгинувшая неведомо куда. А ещё думаю - с такой силой рванула ко мне Мать-Царица, что сила-то эта против неё и обернулась, и вышибло меня обратно в нашу реальность. Муторно мне об этом думать, мучительно - но лезет ведь в голову, не даёт покоя..
                Да, в общем, так - очнулся я голый, почти обледенелый на краю той поляны, в полной тьме - снег на меня сыплется, первый в этом году. И снова чудо - нашёл вокруг одежду свою истерзанную, нацепил, что ещё можно было, да босиком рванул по лесу куда глаза глядят. Под утро выскочил на трассу - там пост гаишный недалеко. Я к ментам, как к родным, со слезами любви непреходящей кинулся, а они мне, дорогие мои, замечательные - руки заломали - и в "мойку". Извините – вытрезвитель. Сама леди-босс меня поутру оттуда выуживала. Пропаливая нежно-ледяным ненавидящим и жалостливым взглядом. Домой привезла, укутала тёплыми пледами, врачей вызвала, те меня, как могли, подлатали. Всё это время она сидела у окна, курила и молчала. Анализировала, значит. Потом, видимо, всё же решила, что такие придурки, как я, никакому продуманному анализу не поддаются, а уж что с ними происходит - и подавно, махнула рукой, напоила горячим молоком с мёдом, сказала, что идиот я всё же редкостный, что даже интересно с точки зрения психиатрии, и что на работе она меня пока оставит - исследовать, значит, будут… На предмет… Я молчал. А что я мог сказать? Что бы вы сказали, будучи на моём месте? Не дай Бог, конечно… К вечеру начальница ушла, наказав, как обычно, не дёргаться, лежать смирно, на звонки не реагировать - только на личные их Превосходительства. Когда остался один - поднялся, кряхтя, достал даренную бутыль Старого Таллина - извините, Таллиннаааааа, заварил кофе вьетнамский, убивающий наповал - а чего уж нам теперь уж… И сидел до утра, и количество кофе в кружке постепенно уступало количеству ликёра, так что к утру я нарезался знатно. Кота, нагадившего за время моего отсутствия в мои новые ботинки, целовал нежно в вонючую блудливую морду, заливаясь слезами умиления. Лёжа уже на рассвете в тепле родного дивана, путаясь мыслями, думать пытался - что мне теперь делать. Кому такое расскажешь? Леди-босс? Ну, не знаю… Прямо в психушку и свезёт, несмотря на то, что умная, что знает - не врал я ей никогда. А ещё, проваливаясь в горячечный сон, я думал - а что будет, когда - может, летом, может, через год - доберутся они до города? Что будет тогда?