Повелитель и его дочь

«Когда ядовитая змея выползает, чтобы ужалить, то яд ее берет наисильнейший», – так говорил мой учитель – лекарь-индус.

Я же, его скромный ученик, родился в Бенаресе и после смерти наставника трудился много лет в этом городе как искусный врач. И вот в один из праздничных дней, посвященных дню рождения Кришны, царь Индии пообещал мне любую награду, если смогу исцелить его дочь, которая была неизлечимо больна. На следующее утро я явился к ней и застал девушку в полной апатии – безучастную и грустную.

– Что удручает тебя, о прекрасная, как дыхание розы, и отчего твои лепестки не источают аромат вечного цветения жизни? – спросил я ее.

Она глянула на меня, и взгляд ее был полон страдания.

– Ничто не дарит мне радость, – тихо промолвила она, – ибо мое сердце пропитано ядом скорби. Нет в нем веры и нет в нем любви, и потому грусть моя так глубока.
 
– Но откуда же эта скорбь? – вопрошал я. – Когда царство твое сверкает, как алмаз, и нет лучшего на земле.

– Это только мираж, – ответила она. – Но тот, кто хоть раз увидел глубины сокрытых вещей, никогда не станет таким, как был ранее. До семнадцати лет я жила в роскоши, красоте и неведении. Но вот настал день, который перевернул всю мою жизнь. Сотни богатых принцев и вельмож явились для сватания во дворец. Я видела каждого из них так близко, как теперь вижу тебя. Многие были красивы, умны, но мне не понравился ни один из них, ибо за их осанкой и красотой я видела дух гордыни и самодовольства, а за каждой сладкой речью слышала крик черного воронья, которое только и ждет, чтобы растерзать свою жертву. И когда мои губы в сотый раз повторили слово: «нет», отец мой царь в гневе воскликнул, что выгонит меня из дворца, и в этот миг передо мной предстал юноша в одеянии утреней зари. Он поклонился и сказал:

– Я не имею ни царства, ни денег, ни титулов, но известен в Бенаресе тем, что слагаю стихи.

– Поэт? – усмехнулся повелитель.

– Да, – ответил юноша, – но у меня есть одно преимущество перед этими господами. Я тот, кто свободен от всех предрассудков и всегда волен идти на зов сердца… У меня нет ни коня, ни стрел. Но я следую за дуновением собственной мысли быстрее, чем лист следует за ветром, а колчан моего духа наполнен самыми прекрасными сокровищами на земле, ибо обучался я у греков и у римлян, у арабов и персов…

– Что ж, – ответил царь, – речи твои красивы и слова умны, но завтра на рассвете ты должен умереть, ибо нельзя, чтобы простой раб был умнее своего господина.

– Нет! – гневно сказала я. – Он не умрет, отец, потому что из всей этой знати он единственный, кто достоин жить. Вели, если ты царь, казнить всю эту пеструю толпу бездельников и глупцов и тогда я поверю, что на земле еще есть справедливость.
Отец мой засмеялся громче, чем обычно. И сказал:

– В меня пошла моя дочь!

И пригласил поэта на пир.

Целый вечер мы сидели втроем за одним столом и говорили о жизни и смерти, любви и ненависти, о вдохновении и страсти. Клянусь Кришной, я никогда не была так счастлива, как в тот день. Но все прекрасное имеет как свое начало, так и свой конец. И этот конец был полон горечи и скорби.

В полночь мы вышли с поэтом в сад. Пьяняще благоухал жасмин, тихо пели цикады, на небе ярко загорелись звезды и выплыла желтая луна. Мы смотрели на небо и молчали. И вот Рамир, так звали этого молодого человека, сказал:

– Твой отец очень любит тебя и желает видеть на троне рядом с достойным человеком, и потому утром он исполнит свое обещание. С восходом солнца меч одного из воинов обагриться моей кровью. Но перед тем я хочу тебе сказать… – его голос вдруг прервался и он упал мне в объятия сраженный ядовитой стрелой. 
   
Царская дочь вдруг побледнела:

– Вот отчего моя скорбь никогда и перейдет в радость, ибо радость моя умерла вместе с дыханием поэта. Но самое невыносимое – это то, что он так и не успел доверить моим ушам свою тайну…

Наутро я явился к повелителю и сказал:

– Боюсь, что никто из смертных не способен исцелить твою дочь, ибо у нее вырвано сердце.

– Какой же негодяй это осмелился сделать?! – воскликнул царь, – ответь мне, врач, и я прикажу умертвить его самой страшной казнью.

– Этот человек стоит передо мной. Ты, повелитель, сам убил свою дочь в тот миг, когда отравленная стрела пронзила сердце поэта. Она полюбила его всем существом, а ты решил остановить это сердце. Да, власть дает право казнить и миловать, но она же, порой, превращает повелителя в жертву…

Царь горько усмехнулся, и глаза его потемнели. Он оттолкнул меня и быстро прошел в покои своей единственной возлюбленной дочери. А через несколько минут он вышел из спальни царевны с обагренным кровью мечом. И, тяжело вздохнув, сказал мне твердо и властно:

– Я исправил свою ошибку, лекарь. Теперь они вместе – на небесах… 


25 мая 2002 г.