Выход

- Привет! Ну, надеюсь, тебе всё ясно, Мариша, солнце моё?

Она появилась в моей квартире около полуночи – умно-деловая, лаконичная, в меру сентиментальная, а что касается внешних качеств, упаковки… Их напрочь не помню, кажется, в светлом и разлетающемся – моём любимом.  Да это, видимо, и не важно… Но откуда ей известно моё имя?
- Слушай, это же суперпроект! Это то, для чего ты родилась и живёшь, ёлки-палки! - видимо, мою паузу-замешательство  гостья восприняла как одобрение.
- Что ты имеешь в виду? – соврала я, так как знала уже, о чём пойдёт речь.
- Как что?! Твою книгу, чудачка! Это будет взрыв, это будет Нобель в чистом виде, тут все отдыхают – Рубины, Улицкие, даже твой любимый Пелевин… Да что Пелевин… Не зря ты три раза недавно «Живаго» прочла!
- Ты так  действительно считаешь? Надо подумать…
- Вот балда! Да тут и думать нечего! Стоит тебе описать всё то, что случилось с тобой за последние двадцать лет… У-у-у-у-у!…. Таких коллизий не придумать самому великому фантазёру. Слабо! Это потрясающий микст - шербургские зонтики, украшенные китайскими фонариками, египетская тьма помноженная на северное сияние, скифское золото, скрещенное с сапфирами Плеяд! Это – уникально… Да и издатель у меня есть знакомый, поможет. Ноу проблемс!
- Ну, вообще-то да… Я где-то с тобой согласна. Если всё передать даже приблизительно – такое просто не может не «потрясти мир». Главное – ничего не надо придумывать – вспоминай и создавай дескрипт… Наверное, должно быть интересно…
- Да нет, ты ни черта не поняла -  «инте-е-ре-е-е-сно»… Тьфу! Ты просто обязана это сделать! Иначе зачем тебе Господь посылал все эти «ужасы нашего городка» и эту всепланетную силу чувств, эту дикую, невообразимую нормальному человеку амплитуду – от  гималайских вершин  «святой любви и вящего восторга» – до пропахшей серой пропасти Аида, с гнилой тюремной камерой и сломанной ударом ноги твоей переносицы, от вонючей лужи на полу психушки – до крылатой гиперборейской воскрешенности и огненного очищения… - голос моей гостьи звенел и взлетал к потолку, разбивая его в меловую труху и устремляясь к немыслимым звездооким вершинам.
   Поскольку я не отозвалась на эту блистательную тираду, гостья продолжила:
- Ты помнишь свои же стихи: "Меня убивали, и я убивала, меня проклинали - плевала в ответ..."? Но это стихи, а теперь нужна проза! Как хочешь крутись, а похороны завтра...
  - Что?
- Да это анекдот такой есть, про тёщу и зятя... Ладно, не отвлекайся. Это - воля свыше, воля небес!
- Это... воля небес? Серьёзно? – я бессильно опустилась на кстати подвернувшийся пуфик прихожей.
- Да, да, тысячу раз да! Кроме того, всем твоим ближним отнюдь не помешает коммерческая прибыль от этой грандиозной затеи. Дядюшку больного из провинции вывезешь наконец, бедным своим  двоюродным поможешь, на учёбу там, еще на что… Ты ж любишь благотворительность! Да нет, это вообще не обсуждается - этот роман просто должен родиться, ты им беременна, и об аборте не может быть речи! Сей плод заждалась изголодавшаяся по красивой правде общественность! Нужно соединить бытовуху с подлинными идеалами, науку с религией, любовь с картошкой, философию с юмором, левое с правым, будущее с прошлым, временное с вечным и т.д. и т.п. То есть – всё сейчас для этого совпадает, всё хочет экстатического, полного синтеза – и небесное, и земное. Обалдеть можно!
 - А смогу ли я? Сколько труда надо, точности и тонкости…
- Ты? Ха и еще раз ха. Для чего по-твоему, тебе дали пять главных факторов: свободное время – раз, высокую грамотность – два, богатейший опыт – три, дикую работоспособность – четыре,  наконец, православную мудрость – пять! Для чего ты по монастырям ездила, копила честнУю силушку? Случайно всё что ли? А? Молчишь?!
 Уверенная в себе «красавица» сияла, видя, что я сдаюсь под её напором, как под душем Шарко.
- Ладно, убедила. Я пожалуй, начну завтра же… План набросаю и с Богом! - решительно заявила я.
- Всё! Умница! Целую, пока! Спи, а утром сама поймёшь, что к чему… Что я права на все двести процентов! Писатель Марина Тропинина – это звучит!
……………
День проскочил обычно: в бегах, делах-контактах,  но и в стихах-молитвах тоже... Как всегда - на грани таких разных, таких несоединимых миров!

А около полуночи –  снова звонок в дверь. Однако более робкий, чем вчера. Нынешняя гостья разительно отличалась от предыдущей. В чем-то мышино-скромном, если не сказать убогом, с печальным взором и  ситцевым платочком  в клеточку на тонкой шее, она тихо произнесла «Здравствуй» и потупила глаза.
- Входи, входи же, что ж ты стоишь…  - я испытывала какую-то необъяснимую неловкость перед этой довольно жалкой фигуркой. 
Та протиснулась в дверь, остановилась на коврике у порога, затем попыталась улыбнуться и что-то сказать,  но снова стыдливо замолчала.
И тут я начала кое-о чём догадываться.
- Ты хочешь сказать, что мне не надо рассказывать о ещё живых? Что нельзя писать эту оглушительную повесть-исповедь?
- Да… Ты правильно поняла, не надо…
- Что многим может стать больно от обнажённой правды? Что они не готовы к ней?
Гостья кивнула – уже не так робко, как вначале.
- Да, я понимаю. Если писать, то писать откровенно – одна ложка медовой фальши запросто испортит бочку дегтярной истины. Литература - вещь беспощадная, писатель – тоже… Ради искусства… Нет, даже не так – ради нахождения зёрен сути  - подобно жемчугу в навозной куче, разве не так?
Вошедшая не издала ни звука.
- Ради красного словца… Ага! Чувствую, на что ты намекаешь… Но ведь в будущем романе всё кончится хорошо, как и произошло на самом деле – благодаря … сама знаешь чему… Благодаря обращению, преображению! Это удивительно, феноменально! Разве нет?
-  Мариночка, понимаешь… Ведь еще не конец, ведь почти все герои пока здесь, на сцене…  Они немного успокоились, строят свою жизнь с надеждой.... А ты  сейчас своим романом поднимешь тучи пыли, уже слежавшейся, частично перегоревшей, взметнёшь ил со дна… Будет ли это по-божески? Особенно для жителей маленького города…
- Так… Ты, судя по всему,  считаешь, что я тщеславна? Что я сама не отдаю себе отчёт в настоящей мотивации писательства? И что движет мной отнюдь не благое побуждение?
Ответа не последовало. Гостья рассматривала невидимый узор на полу. Но я уже была почти согласна с ней.
-  Понимаю. Главное – не в написанном. Главное - пройти по жизни так, чтобы никого не опечалить, не оскорбить, не причинить страдания. Ближним… 
- Конечно, конечно, именно так – обрадовалась наконец гостья. Не погружать палец в ещё не затянувшуюся рану, бередя её снова. Никакой шедевр, никакие «букеры» этого не стоят!
Теперь замолчала я.
И  «убогенькая»  продолжила с энтузиазмом:
- Тебе мало, что из-за тех событий ушёл из жизни Эд? Что надолго попала в больницу Соня? Что сгорела дача с лучшими этюдами Лины? Что – ты любишь метафоры -  пожелтела раньше времени родовая берёза тётушки Аси? Я уж не говорю о том, как отнесутся к этому твои дети и будущие внуки… Мне продолжить?
Нет. Не надо… Я не трону тлеющих углей.
Есть огромный мир, а есть малая горстка людей, и она иногда гораздо больше целого мира с его любовью и нелюбовью, славой и бесславием… Сенсации-романа не будет. Обещаю!
И скромница растворилась – удовлетворенно и одобрительно взглянув на меня напоследок.

На следующий день я со страхом ждала полуночи…
И не ошиблась. Открыв дверь на резкий звонок, я увидела сразу обеих советчиц – они стояли на площадке с решительным видом, который ясно давал мне понять, что без моего твёрдого ответа («пусть ваше да будет да, а нет – нет» - вспомнилось евангельское изречение) эти барышни не отсюда не уйдут… Словом, отступать было некуда, и я жестом  пригласила их в дом.
Начала  атаку - «с места в карьер», как говаривала моя бабуля,  бойкая «красавица»:
- Ну и что?! Марина, ты же обещала мне! А теперь назад пятками?!… Что ж ты за размазня такая!
Но и «убогенькая» не собиралась сдаваться - тут как тут:
- Это искушение! Ты же всё понимаешь.. Искус – в  чистом виде, от лукавого... Не поддавайся ему, Маришенька, будь тверда в заповедях Божьих! Что твой духовник скажет?
 О, сколько энергии – полярной, разрывающей…
- Ой, девочки… Ну не мучайте меня! – взмолилась я. Давайте пройдём в гостиную, посидим, попьём чайку, вместе всё ещё раз обсудим.
Гостьи согласились сразу, словно давно этого ждали.
- Вы обе правы, по-своему… Написать надо – я чувствую. Будто обязана…Только обижать людей у меня тоже права нет. Вот дилемма! О, Господи…

   "Красавица" и "убогенькая" просидели у меня еще добрых часа два, наперебой убеждая меня в своём видении проблемы. И убогенькая вон как разошлась – раскраснелась, косынку скинула… Надо же! Шумели, пока сон окончательно не сморил нас всех. А потом я постелила им  тут же, в гостиной, разложив широченный диван, и сама тоже отправилась в спальню. Но перед сном, на цыпочках прокралась назад  и ещё раз внимательно взглянула на лица спящих «девочек»: что-то во сне они подозрительно смахивают на… меня! А может, я уже  совсем чокнулась да еще  этот синий свет фонаря… Пойду лучше лягу… 

Но уснуть я не смогла. Снова и снова крутила в воспалившейся памяти доводы первой и второй. С одной стороны, с другой ... Все они были вескими и верными. Что же делать? Выполнить волю свыше надо. Но «убить» близких так называемой «правдой» – нет, ни за что! Стоп! Стоп, стоп… Что-то зацепило, кажется, но что?

Ага! Слово «убить»...
«Так-так» – ёкнуло сердце, подтверждая правильность хода мысли.

Если нельзя убить других, то надо убить себя!!! Й-ес!

Вот оно решение: Марина Тропинина должна умереть.

Да, да, умереть. Для литературы.

Пусть родится новая писательница... Нет, писатель. И у него будет совершенно другое имя. Новое имя – новый автор. И его новая судьба... Одно условие - никто и никогда не должен узнать, откуда он пришёл и кем был в прошлой жизни.
- Слушай, а тебе не жалко? – спросил кто-то изнутри.
- Чего?
- Того, что Марина Тропинина не станет обладательницей призов, почестей и славы? Что главный сюжет всей жизни будет отдан неизвестному лицу, какому-то клону,  и все лавры вместе с ним?
Ответ был лишним. Всё уже решилось.
И спокойно-блаженный сон стал наградой моей бедолаге-душе, нашедшей  наконец единственно верный выход из изнурительного тупика.

Вскочив рано утром – обновлённая и радостная, я босиком побежала в гостиную. Сейчас обрадую девочек мудрым решением!
Что такое? В большой, уже насквозь пронизанной рассветными лучами  комнате абсолютно никого не было!
Но как они могли выйти, две моих мучительницы - ключ-то от входной двери у меня в кармане халата? Вот он… Что за мистика? Главное, что в этом помещении отсутствовали даже следы пребывания кого бы то ни было из живых существ. В смысле посторонних... Диван сложен, застелен, как всегда,  пёстрой восточной накидкой, никакого постельного белья и близко, никаких вчерашних чашек на стеклянном столике... Всё девственно-нетронуто и тихо. И только  оконная занавеска слегка колышется – свежеумытый сквознячок заигрывает с ней, ажурной и легкомысленной. Ну что ж, ей это простительно…