Надюха

Это утро в подъезде дома началось очень шумно. На повышенных тонах ругались две женщины. Бренчало ведро, передвигаемое с места на место, которое через какое-то время загремело по ступенькам вниз. Перед соседями, которые,  открыв двери на шум, предстала следующая картина. Новая уборщица подъезда, миловидная молодая женщина, в спортивном костюме и лыжной шапочке, съехавшей на лоб, и ярко накрашенная блондинка из пятой квартиры, на повышенных тонах выясняли отношения. Соседям показалось, что еще немного, еще чуть- чуть, и они сцепятся друг в друга. Увидев соседей, Надя, так звали новую уборщицу, надеясь втайне на их поддержку и сочувствие,  отступив от блондинки на шаг,  уже более спокойным голосом, повторяла:
       - Если, вы, мадам, завели собаку, то будьте добры утром, когда этой самой собаке нужно погулять, выйдите с ней вместе. Откройте входную дверь. А то взяла моду, - уборщица поправила на голове шапочку, повернулась за помощью к с соседям, - Выгонит, собаченку на площадку, а той нечего не остается, бедной, как нагадить прямо у вас под носом.  Сколько раз я тебе говорила, а?- повысила голос уборщица.
       - Ты мне не тычь,- подала голос блондинка. Тебя наняли убирать подъезд, вот и убирай. А то я сделаю так, что пойдешь снова со своими «бичихами» собирать бутылки!- на всякий случай, отступая к своей двери, проговорила со злостью блондинка.
        - Ах, ты шалава!-  с придыханием крикнула уборщица Надя, нацеливаясь прижать шваброй к косяку испуганную женщину.
        - Я тебя сейчас, как «турну» по этой лестнице, так ты, своим костлявым задом, все ступеньки пересчитаешь! Я «бичиха»? – чуть не плача повернулась  она к соседям.
- Работаю в киоске, а тут подрабатываю. Сын у меня в больнице лежит, ухаживать за ним нужно, а она, эта паскуда, смеет меня обижать! Ты, думаешь, я держусь за эту работу? 
 Опустив швабру, Надя шапочкой и локтем вытерла слезы, плечи ее начали вздрагивать. Пристыжено молчали соседи.
     - Двенадцать лет проработала инженером- геологом, а теперь вот…- тихо, хлюпая носом, проговорила Надя, укладывая под шапочку густые волосы.
     - Вообще-то, это, в самом деле, непорядок. Двери собакам надо открывать, - вступил в разговор сосед из четвертой квартиры, старик- пенсионер.                -  Вы, Надя, успокойтесь, а вам, дорогая…
   Не успел он закончить, как из пятой квартиры, завязывая на шее ярко-желтый галстук, вышел высокий мужчина, с красивым умным лицом, с волнистыми, тронутыми ранней проседью, волосами.
      - Я все слышал, - начал мужчина,- и постараюсь этот печальный инцидент исправить. Лариса, ступай домой. Мне все ясно, как божий день.
      - Девушка? – обратился он к Наде, - прошу прощения и за Ларису, да и за себя тоже. Я все уберу сам, и готов вам заплатить за неприятность, которую мы вам причинили. Простите нас, пожалуйста! Вот, возьмите деньги. Если этого мало, то сами назовите, сколько нужно заплатить. И еще раз простите.
Соседи удалились в свои квартиры, а Надя, которая стояла спиной к мужчине, снова вытирала глаза шапочкой, затем пальцами, опять запрятала волосы под шапку, и только потом повернулась к говорившему. Какое-то время они оба молчали, уставившись друг на друга, потом на красивом лице мужчины появилась растерянная улыбка. Стоя на месте, он смотрел на уборщицу, а та, не замечая его замешательства, тихонько проговорила:    
               
   -  Не надо мне ваших денег! Вести надо себя по- человечески…- только и успела сказать уборщица, протерев локтем заплаканные глаза.   
        - Надюха! Это…Это ты? Не могу поверить! Надюха, Надюха!
      -   Да, это я. А ты?... Минутку…Гошка! Извини, пожалуйста. Громов Гоша,
10 А.  Гога. Ну, а я в то время была Селивановой. Смотри, что творится. Не думала, что встречу тебя, да еще в таком положении.
      - Сколько же лет прошло, не могу сосчитать,- радостно говорил Гога, обнимая за плечи Надю. – По-моему семнадцать лет, или восемнадцать,- морщил лоб Гога.
  Дверь из пятой квартиры приоткрылась, мелькнуло лицо блондинки, и вновь с треском закрылась.
       - Прошла целая жизнь, Гоша. Или изрядный ее кусок. Жена твоя, по-моему,
тебя заждалась,- мимоходом заметила Надя, на что Гоша не отреагировал.
    - А, ты важный стал, солидный. Начальник, поди? Генеральный директор, так себя сейчас любят именовать некоторые?- слабеньким, дрожащим голосом проговорила Надя
    -  Да, есть небольшой бизнес. Занимаюсь недвижимостью. Раньше работал по строительству. Потом пробовал  вместе с Колькой Новосельцевым наладить торговлю, ты его помнишь? Он из вашего класса, по моему, но не заладилось. Хреновые из нас купцы получились, прогорели! Ну, а вот сейчас недвижимостью занимаюсь. Ну, а ты то как? Как муж, дети?
     - Как тебе, Гоша, сказать. Похвастаться особо нечем. Сын у меня один, Валерка, а мужа нет, разошлись лет пять назад. Последнее время пить начал, да крепко. Наша национальная беда
Пришлось расстаться. Так что, Громов, сам видишь, какая у меня жизнь. Подъезды сейчас вот убираю. Удивлен, или все уже привыкли к таким поворотам?
     - Надя? Я слышал, что ты геологом работала, а жила где-то на материке?
     - Да. После окончания иркутского политеха, вышла замуж. Жила с мужем в Иркутске, потом уехали в Якутию. Муж был геодезистом. Затем решили переехать сюда, на Камчатку. Поближе к родне, как говориться.
      Все было нормально. Дали хорошую квартиру, да и я уже стала небольшим начальником… Ну, а потом… А, что потом? «Шаньги» пригорели, как говорят сибиряки. Все рассыпалось. Не нужны, мы стали нашей стране!
Как бывший инженер – геолог, я понимаю, - Надя глубоко вздохнула,- что это огромная ошибка, и она еще даст о себе знать. В самом недалеком будущем! Да, похоже, никому это сейчас неинтересно. Кто нас будет слушать!
В это время из пятой квартиры вышла Лариса, и демонстративно, не глядя на Гошу и Надю, быстро сбежала вниз по лестнице.
      - Обиделась твоя Лариса, Гоша. Попадет тебе после. Ладно, пойду я. Работать я здесь больше не буду. Возьму другой подъезд…
      - Да брось ты, Надя. Не бери в голову. Ты ведь права была.
      - Нет, Гоша. Не буду я тут работать. Не хочу быть униженной в глазах твоих соседей. А такой работы, как эта, полно! За копейки, кто пойдет работать.
      - Мне так неудобно перед тобой, Надя, ты бы знала. А хочешь, я тебе найду работу, в какой нибудь фирме. Связи у меня есть? А хочешь, приходи ко мне?
      - Спасибо на добром слове, но этого не надо делать. К тебе я тоже не пойду.
И ты, и я, будем чувствовать себя неважно. Я стою на учете в службе занятости, и
надеюсь на то, что работа найдется.  Будь здоров, Гога! Рада была тебя увидеть.
Правда, обстоятельства нашей встречи не очень веселыми получились.
       - Я думаю, что мы еще встретимся, Надя? Как ты думаешь?
       - Обязательно, Гога!,- зачем-то пообещала Надя, и взяв швабру, пошла вниз по лестнице, махнув напоследок рукой в желтой перчатке. 

       Где-то недели через три после этого события, в гости к Наде забежала ее давнишняя, школьная подруга Ирина Нестерова, веселая и общительная толстушка.
Трудно было представить нынешнюю Ирину Нестерову, и ту десятиклассницу, по которой «бегали» старшекласники всей школы. Бывало, дрались за углом сарая, выясняя право на ее внимание, уходя с ристалища с разбитыми носами, размазывая кровавые сопли по рубахе. Но никто не тронул сердце Ирки Нестеровой. Только в пединституте, куда она поступила после школы, не устояла перед преподавателем, который был намного старше ее, и уже имел взрослых детей. На чужом несчастье, счастья не построишь, гласит народная мудрость. Оставил на память красавице Ирине старик- преподаватель дочку, а сам отбыл в мир иной. Были сожители, но все какие- то «мутные», ненадежные. Пришлось оставить учительскую работу, о которой она, впрочем, и не очень жалела. Выучилась на бухгалтера, растолстела, а когда встречала своих друзей детства и юности, не все ее узнавали. Но, не унывала.
Как и раньше, в свои младые годы, была заводилой, ходила в походы, устраивала пикники и различные увеселения. Только вот с мужиками, бедняге, не везло!
Последнего, солиста военного ансамбля, «выперла» всего полгода назад. «Алконавт» и «альфонс» - так охарактеризовала Ирина военного певца знакомым.
 Среди кучи новостей, Ирина принесла самую интересную, на ее взгляд, новость. Школа, в которой они когда-то вместе учились, проводит встречу выпускников, приуроченных к юбилею этой старейшей в городе школы. Надя без особого интереса отнеслась к этой новости, а Ирина, которая, притащив с собой целый ворох платьев, старалась расшевелить подругу, демонстрируя перед ней обновы.
   - Ну, черт бы тебя подрал! Полгода назад я его пошила, а оно на меня уже не лезет!
   - Жрать, Ирка, надо меньше,- посмеивалась Надя, наблюдая за тем, как та, извиваясь и вихляя толстым задом, старалась напялить на себя платье.
   -  На тебя уже скоро обручи надо натягивать. Сидите там в своей бухгалтерии годами, вот и плывете. Надо бы, Ирка, со мной идти учиться. По  сопкам и долинам походила с мое, сейчас бы ни каких проблем не было! Эх, геология, геология!
                «Где-то багульник, на сопках цветет,
                Кедры вонзаются в небо,
                Кажется будто, давно меня ждет,
                Край, где не разу я не был.»
    - Поешь, Надька, а мне хоть плачь! Ну, что я надену? Давай вместе, Надя, подумаем.
    Надя, которая на кухне готовила обед, сполоснув руки, подошла к подруге.
Перебрав все платья, подходящего они так и не нашли. Надя предложила ей свои, но и они, пошитые когда-то из дорогих тканей, безнадежно устарели и были малы. Критически осмотрев Ирину, которая в одних трусиках и бюстгалтере стояла у зеркала, Надя улыбаясь, сказала:
    - Грудь у тебя, Ирка, как у Памеллы Андерс. Это очень хорошо! Мужики от этого балдеют, а вот «задний мост»,- Надя шутливо шлепнула ее по заднице,- и «рюкзак» как у геолога, когда он вечером с маршрута приходит.  Ты меня , пожалуйста, прости. Ни в какие ворота… Ну, что делать? А делать будем вот что. Тщательно скрываем недостатки, и так же тщательно выпячиваем достоинства! Усекла?
   Надя быстро порывшись в шкафу достала какую-то шторину, и набросив на женщину, обошла ее вокруг. Что- то поправила, заколола булавками, и довольная своим творением, выжидающе посмотрела на подругу.
    - Ну, как, подруга? Богиня! Афродита, вылезшая из пены морской!
    - На Афродиту я вряд ли потяну, а вот на Аллу Борисовну, точно. Еще парик полохматей напялить, и один к одному. Но, в общем- то, это выход. Материю надо покупать. Может вместе сходим? - все еще вертясь перед зеркалом, попросила она Надежду.
     - Сходим. Мне все равно надо идти к Валерке. Два дня уже не была. Он меня убьет. Характер –то, как у отца. Ох! Что-то у меня там кипит. Совсем про свое варево забыла.
     - Надя! – крикнула Ирина,- Ну, ты на вечер-то пойдешь, или нет?  Давай пойдем, людей посмотрим, себя покажем!
     -  Что нам с тобой показывать? Живем без мужиков, это, во-первых. Во- вторых:- кто я такая? Уборщица по подъездам и торговка чужим товаром на рынке. Ты, слава богу, работаешь бухгалтером, а была преподавателем математики. А, что я скажу? Работала геологом! Ну, доросла до начальника отдела! А что дальше-то? Обвал. Нет, подруга, не пойду. Да. мне, если честно  сказать, и одеть – то нечего.
Голос у Надежды задрожал, глаза повлажнели, и она снова пошла на кухню.
   - Надя? Про одежду не думай. Не хочу тебя обидеть, но это все твое. Я эти тряпки почти не носила, а мне они малы. Не выбрасывать же. Не обижай меня отказом, хорошо?
   Ирина прошла на кухню, обняла плачущую Надежду за плечи, и тоже заплакала.
Вечером, придя из больницы, Надя сложила в отдельный чемодан, принесенные Ириной вещи, убралась в комнате и на кухне, села смотреть по телевизору телесериал, наивный и нудный до умопомрачения. Неожиданно зазвонил мобильник.
   «- Наверное, Иришка. Опять агитировать начнет.»
Но это звонила не Ирина. Она не узнала голоса Громова, переспросила, и уже потом поняла, что это Гога.
    -  Здравствуй, Надя. Не узнала? А я еще часов в шесть звонил. Ты куда-то уходила, а мобильник, видать, дома оставила, да?
    - Да. Так и есть. Ходила в больницу, к сыну Валерке. В «травме» лежит. Что с ним?  Обычная история. Его отец рано приучил к горным лыжам. Тогда у нас все нормально в семье было. Три месяца назад сломал шейку бедра. Перелом сложный, но слава богу все позади. Скоро выпишут. Он уже встает на костыли…
     -Что же ты мне нечего не сказала?  Ну, да. Кто я такой. Это верно, но мы все же друзья. Как ни как, а десять лет чуть не за одной партой сидели. У меня, к тому же, есть возможность, тебе помочь!
     - Спасибо, Гоша. Все нормально. Ты хороший парень, Гога!.
     - Да, кстати, Надя. Ты в курсе дела, что вечер встречи выпускников нашей школы будет скоро? Ты придешь? Почему? Да брось ты эти глупости, ей богу! Слушай меня. Приходи, поговорим. Мне многое тебе нужно сказать. Что, что? Не могу я тебе сейчас, просто так , без подготовки сказать. Да, не готов. Я тебя прошу, пожалуйста, приходи!    
      -- Гоша, послушай? Ты ведь прекрасно понимаешь, что на этой встрече хочется показать себя с лучшей стороны… Ну, в общем-то состоявшимся человеком
После разговора, Надежда долго стояла с телефоном в руке. Чувствовала, как лицо заливает румянец, и горят щеки. «Что это он надумал?», - вертелась в голове мысль. Потом, что- то почувствовала такое, чего давно с ней не случалось. Ей даже показалось, что она слышит удары своего сердца, и хотя на ней была надета легкая кофточка, ей стало жарко. Она включила люстру, быстро скинула с себя кофточку, и еще толком не осознавая, что делает, подошла к зеркалу, поглядела на свое отражение. Из зазеркалья смотрела на нее стройная, молодая женщина с темными глазами и темными же волнистыми волосами. Волосы красивыми волнами падали на высокую, остроконечную грудь, Она заколола волосы и откинула их за покатые смуглые плечи, повернулась боком к изображению, и, наверное, осталась довольна увиденным. Красивая линия живота, узкая талия, переходящая  в красивые, плотные бедра.
Красивым, чисто женским движением, она приподняла волосы на затылке, поправила на лбу завитки волос. Снова повернувшись у зеркала, она провела руками 
по груди и бедрам, стянула на тугом животе рубашку, еще несколько раз крутанулась, как девчонка. Потом еще несколько раз согнулась в талии, коснувшись ладонями ковра, и улыбнулась своему отражению.
«Бедра –то могли быть и поменьше. А в общем-то, я думаю, все нормально!»
Она быстро набрала номер Ирины, и пока та еще не подошла к телефону, подумала:
«Господи, как мало нашей бабе надо. Ведь еще нечего не сказал, даже и не
намекнул, а я уже не знамо что думаю»
      - Ирка, это ты? Приходи ко мне завтра, дело есть на сто миллионов. Приходи, жду! Все расскажу при встрече. Чао!
         Они встретились через три дня. Знакомая портниха пошила Ирине платье за два дня, и сегодня она принесла его показать Наде. Может потребуются какие-то изменения и дополнения. Едва поздоровавшись, Ирина пролетела в комнату, мигом разделась, и надев обнову, позвала Надю. Наряд Наде понравился. Ирина вертелась перед зеркалом, как девчонка. Лицо ее раскраснелось, глаза блестели, а движения приобрели какую-то легкость и вдохновенность.
    - Ты зачем меня звала, Надя?- оторвавшись от созерцания собственной внешности, обратилась она к подруге.
    - Не знаю, говорить тебе, или не говорить. Тут такое дело…
    - Слушай, Надька! Не тяни кота за хвост. Говори сейчас же.
    - Ну, слушай? Знаешь, кого я встретила? Гошку Громова! Убирала подъезд в доме, сейчас я там не работаю, и разругалась с одной «лахудрой». За собакой своей не хотела убирать. Чуть с лестницы ее не спустила. Оскорбила она меня сильно.На шум вышел ее муж. И кто, ты думаешь, это был? Правильно! Гога. Громов. Солидный такой, или как говорят, импозантный мужик. Не зря девчонки по нему сохли в школе. Вот так. Тары- бары. Он меня узнал, я тоже. Поговорили о том, о сем. Он извинился, а еще помочь мне обещал, но я отказалась. Я бедная, но гордая!
     - Я тоже о нем слышала. Про сожительницу его кое-что знаю. Была дамским парикмахером, а сейчас салон красоты «Лариса» держит. Ну, а дальше что? Глазки у него заблестели?
      - Сразу так и заблестели. В тот день, когда ты была у меня, он вечером мне позвонил. Телефон как-то узнал. А, в конторе, наверное? Одним словом, подруга, пригласил меня на встречу выпускников! Да, так настойчиво звал, что я , не хочу врать тебе, сомлела, как первокурсница. Что делать сейчас мне, скажи?
      - Что ей делать? И она меня спрашивает? Будем брать быка за рога, и давай готовить веревку!  Эх, девка! Была бы у меня такая фигурка, как у тебя, я такого бы кадра «захомутала»!  Сбросить бы килограммов двадцать- двадцать пять…
   - Ладно, не кудахтай. Пойду я ,наверное, Ира, с тобой на вечер. Что-то внутри у меня млеет. Не пожалеть бы потом, а?
     - Один вечер, да наш будет,- и схватив Надежду закружилась по комнате, напевая: - Красотки, красотки, красотки кабаре! Умеем любить лишь на мгновенье…!
         Ночью Надя долго не могла заснуть. Вспоминала свою жизнь, учебу в школе и институте, первую встречу со своим будущим мужем Андреем. Было это на севере Забайкалья, в экспедиции. Их, четырех девушек- практиканток, поместили в отдельный балок, который стоял на берегу стремительной горной речушки, в распадке. Парни геологи, пока еще было время, ловили в реке хариусов и линьков, жарили на костре возле кухни, угощали вкуснейшей ухой. Вечерами пели у костра песни, а заросший кудрявой бородкой геодезист Андрей здорово играл на гитаре.
Пообвыкнув в мужском коллективе, девчата чинили мужикам одежду, в банный день запаривали в бочке белье, стирали и сушили его на жердях. В солнечные дни бродили по сопкам, покрытых багульником, горстями ели бледнорозовые цветы этого кустарника. По закрайкам болота собирали голубицу и костенику. Андрей однажды набрал полную кепку цветов багульника, и приподнес их Наде. Они сели на краю обрыва, и горстями ели сладковато-кислые лепестки, не обращая внимания на комаров, которые тучами носились вокруг. Незаметно симпатия переросла в любовь. Это заметили, но вида не подавали. Несмотря на свою суровую внешность, и даже грубоватость, были эти ,бородатые молодые мужики, очень деликатны. С девчатами вели себя вежливо. не матерились, как это обычно бывает в мужских компаниях. Часто в балке появлялись красивые лесные цветы, неизвестно кем из парней, принесенных из леса. В конце августа, к началу занятий в институте,
девчата улетели на вертолете, а партия заканчивала работу позднее.
   Андрей зашел к Надежде в общежитие накануне октябрьских праздников с огромным букетов цветов, коробкой дорогих конфет и шампанским. Его товарищ, Лешка Наумов, высокий, угловатый парень с рыжей шевелюрой, водрузил на стол чемодан, в котором лежал большой пакет с копченым омулем и два пакета кедровых орехов.
Аромат копченого омуля распространился по всему этажу, и сразу же в комнату, одна за другой забегали сокурсницы, делая вид, что зашли случайно. С интересом смотрели на молодых красивых ребят, одетых в дорогие костюмы, с неумело повязанными галстуками. Некоторых девчонок, одарив их орехами, бесцеремонно выпроводили из комнаты. Собрали на стол, что было заготовлено к празднику, притащили из других комнат недостающие стулья и посуду. Андрея и Надежду посадили рядышком, как жениха с  невестой. Леха, виновато посмотрев на хозяек комнаты, извлек из кармана пиджака бутылку «Столичной», и сразу, чтобы не слушать нареканий, начал открывать шампанское. Потом долго гуляли по институтским дорожкам, смотрели на лежащий внизу город, залитый огнями, на Ангару, исполосованную дорожками огней, на огромную дугу моста с мелькающими точками автомобильных фар. Когда, наконец, остались одни, долго молчали,  предчувствуя, что именно сейчас должно произойти что-то важное, необычное, из ряда вон выходящее.
    Здесь, на виду огромного города, Андрей впервые поцеловал Надежду. Ей показалось, что земля уходит у нее из под ног. Жаркие руки Андрея ласково скользили по ее спине, губы его жадно искали и находили ее податливые губы, непослушные, ватные ноги едва держали ее обмякшее, казалось, чужое тело. Со слабым стоном она отдавалась его иступленным поцелуям, чувствуя всем своим естеством их неразрешимость. Когда, наконец, они прервали поцелуи, и оба тяжело дыша, посмотрели друг на друга, Андрей обеими руками взял ее за голову, хрипло спросил:
   - Выходи за меня замуж, Надя?
«Да, да! Хотела крикнуть она, но вместо этого, прошептала».
   - Не знаю, что и сказать. Это так неожиданно. Что в таком случае говорят женщины?
    - Они говорят, да, - твердо, как давно решенное, сказал Андрей.
    - Тогда я тоже скажу, да, Андрюша! – и чувствуя, как полыхают ее щеки, уткнулась лицом в его рубашку, вкусно пахнущую дорогим одеколоном.
     Свадьбу сыграли после защиты диплома, в столовой геологического техникума. Распределили Надежду, как и положено, по месту работы мужа, в городе. Дали в старом доме двухкомнатную квартиру, а через три года они уехали в Якутию, куда направили Андрея. Все шло хорошо. Подрастал Валерка и уже подумывали еще об одном ребенке, но что-то разладилось на работе у Андрея. Все чаще и чаще он приходил домой под хмельком, появились новые друзья, любители выпить. Пришло время, когда Андрея перевели на рядовую работу. Надо было рвать с этим окружением, и Надежда решилась. Решение было не простым. Надя решила уехать на Камчатку, где жила когда-то она, и где сейчас жили ее родители. Здесь, на новом месте все пошло нормально. Но, что- то надломилось в Андрее. И здесь, на новом месте, года через два пошло все снова по якутскому сценарию. Еще хуже. Сказывалась недостаточная дисциплина среди геологической организации, особенно зимой, при обработке летних изысканий. Начались прогулы, порой недельные и больше. Часто Андрея видели в компании развязных, пьяных девиц, а потом он и совсем стал пропадать из дома. Дело усугубилось развалом геологии. Пришлось расстаться.  На развод, который три раза откладывался из-за неявки Андрея, он пришел неряшливо одетым, небритым, с «поплывшим» от запоев лицом.
  Семья распалась. До Надежды доходили слухи, что Андрей живет с какой-то запойной женщиной, потом вроде с другой, адвокатом. Потом, года через два, она от кого-то услышала, что сейчас живет нормально, пить бросил. Женился Андрей, или живет один, было неизвестно. Стали приходить алименты с севера Камчатки, и довольно солидные. Знакомые Андрея передавали несколько раз Надежде посылки. Дорогие вещи для Валерки, а однажды дорогие горные лыжи с ботинками и палками.
 Не могла уснуть Надя долго. Ворочалась, раза два вставала, снова ложилась, но уснуть не могла. Вспомнились отец и мать. и брат, Вадим. Вспоминала, как отец возвращался из поездки, высокий и здоровый мужчина под два метра ростом, фыркая, долго мылся в ванной, выходил на кухню, заполняя все кухонное пространство собой, вкусно ел любимую жареную картошку из большой сковороды, выпив перед этим полстакана водки. Хрустел капустой или огурцом, и пока Надя была еще маленькой, обязательно, садил ее на колени, поддерживая ее за спинку огромной, как лопата ладонью. Мать тоже иногда наливала маленькую, с наперсток рюмку, и закрыв глаза, заранее сморщившись, выпивала. Отец нарочно крякал, и говорил:- «Всяк пьет, да не всяк крякает!». Отец, когда допивал до конца бутылку, закуривал, пуская дым в форточку, потихоньку начинал петь одну и тоже песню: «Раскинулось Красное море, и волны бушуют вдали…». Надя поправляла отца, говоря, что «раскинулось море широко…», но отец, подняв вверх огромный палец и помахивая им перед носом дочки, твердил: - Красное, дочя море, Красное!
После одной поездки, застигнутый пургой на перевале, пробыв там трое суток, заболел пневмонией. Три недели больной отец не хотел идти в больницу, а потом свалился. Мать извелась от этого упрямства отца, корила себя за то, что не вызвала
«скорую», но было поздно. Отца не стало в одночасье. Прилетел из Приморья старший брат, Вадим, такой же здоровый как отец, майор, военный летчик.
      Желание Нади учиться на геолога, отец не одобрял. «Не бабье это дело, Надька»- говорил он не раз и это на самом деле, правда. Но кто прислушивается к разумным советам старших? Надя была заядлой спортсменкой, но особенно любила походы на летних каникулах, а на Камчатке есть на что посмотреть, если захочешь. Ездила с родителями на Черное, Каспийское и Азовское моря. Несколько раз, на летних каникулах, жила на Байкале у родителей отца, бабушки и дедушки. Выходила с рыбаками в море ловить омуль, а потом, после разборки и сушки сетей, жарить его на «рожне». Цельного омуля, нанизывали на талину, втыкали вокруг костра, и поворачивая вокруг оси, на жарком костре из сосновых шишек, доводили до готовности. Это было объедение, от которого трудно было оторваться. Примерно так рисовалась ей жизнь геолога, сплошная романтика, вечера у костра и песни. Но все эти романтические иллюзии , испарились на первой же практике. Но все вытерпела Надежда. Привыкла к тяжелой полевой жизни, таюжному гнусу, к сырому палаточному неуюту, и скудной, однообразной кормежке, которую, правда, скрашивала пойманная в речках рыба, подстреленный глухарь или косуля.
      Вспоминала ту, прошлую жизнь, когда они нарядные и счастливые, шли по улицам своего небольшого города в гости, или на общегородской праздник. Впереди их бежал Валерка, подпрыгивая как жеребенок, здоровались знакомые. такие же нарядные и веселые. В шестилетнем возрасте, Андрей, следуя моде других молодых родителей, приучил Валерку к лыжам. Записались в кружок, и по субботам ездили на тренировки. Тренеры, со временем, стали пророчить Валерке успешное будущее.
Надежда не хотела этого. Она сама занималась горными лыжами, но получив однажды травму, оставила этот вид спорта и перешла на волейбол. Не повезло и Валерке. При неудачном падении он сломал шейку бедра, и вот уже три месяца лежит в больнице. «Выйдет из больницы, никаких лыж. Изрублю и сожгу!»- тяжело вздохнула она, повернувшись на другой бок.
    В день встречи выпускников, Ирина пришла к Надежде после обеда. Очень возбужденная, с красиво уложенными волосами. Она попеняла подруге на то, что та не сходила в парикмахерскую, и сразу предложила ей заняться прической. Из всех платьев, которые были в гардеробе у Надежды, и которые когда-то принесла Ирина. выбрали скромное светло-коричневое, с небольшим декольте, красиво подчеркивающим фигуру. Когда Надя оделась, Ирина вдруг расстроилась, и уже собралась снимать свою обнову, но помешала прическа. Надя кое-как успокоила подругу, при этом что-то быстро, вдвоем, подшили, убрали лишнее. К началу едва успели. В коридоре толпились, ходили вдоль развешанных стендов, рассматривали старые, пожелтевшие фотографии незнакомые люди. Все больше и больше подходило людей, начали слышаться возгласы приветствий. Поседевшие, немолодые люди обнимались, хлопали друг друга по спинам, визжали женщины. Знакомых пока не было. Надежда и Ирина, заметно волнуясь, стояли возле стенда со спортивными призами, стараясь отыскать в шумливой толпе своих одноклассников. Первым их обнаружил Костя Крапивин, Крап, как его тогда звали. Уже было трудно узнать в этом здоровенном, с большими залысинами, мужике, стройного, высокого парня с волнистым чубом.
   - Где чуб-то потерял, Костя? – смеясь спросила Ирина, когда тот чмокнул ее в щеку, а потом и Надежду.
   - Ох, не говорите , девки. Женитьба до добра не доводит, а если три раза…
Крап не успел договорить. К ним бежала Люська Журавлева, в розовом платье и огромной розой на плече. Она схватила женщин в охапку, закружилась, и все время ,что то лепетала, как всегда скороговоркой.
   - А… Вот они где! – загремел рядом чей-то голос, - Давайте, орлы, сюда! Думали, что мы вас не найдем! Здорово, Крап, Гошка, Денис? Гребите сюда! Тут все наши.
Это был Николай Кузнецов. Подошли Гоша Громов и еще один мужчина, , в очках, чем-то похожий на их старого учителя математики, Тимофея Кондратьевича.
     Крап на месте не стоял. То обнимал парней, то женщин. От него попахивало спиртным, а потому вел себя раскованно и непринужденно. Шутя, обняв Ирину за талию, закатив глаза, запел:
             - Вы прекрасны, нет сомненья,
               Как всегда к лицу вам красочный наряд,
               Даже ваш случайный взгляд,
               Мне дороже всех наград,
               Я пленяюсь им в одно мгновенье!
Ирина кокетничала, это она умела, шутя шлепала Крапа по плечу, звонко смеялась. Гоша подошел близко к Наде и негромко сказал, прямо глядя ей в глаза.
      - Спасибо, Надя. Я боялся, что ты не придешь. Очень боялся.
      - Ирка уговорила. Мне сейчас не до веселья, Гоша. Сам знаешь?
      - Хватит шептаться, - вклинился между ними Крап. Я ее, Гога, вперед увидел. Она еще со школы ко мне неровно дышала, Верно, Надюха?
      - Что-то, Крап, не припомню. По моему, ты за другими ухлестывал.
      - За Иришкой, например, А?
      - Да неужели. Запамятовал, значит. Ну, ладно разберемся. Я думаю, мужики и девчата, долго мы тут задерживаться не будем, а «слиняем» в кабак. Там уже все готово. Как ты думаешь, гигант мысли, отец русской демократии? – обратился Крап к мужчине в очках. Кстати, знакомьтесь: Андрей. Андрей  Дмитриевич, наш депутат. Тоже выпускник нашей школы, мой лучший друг. Депутат слегка поклонился и шутливо шаркнул ногой.
     После официальной части и небольшого концерта, выпускники походили по своим классам, припоминая смешные случаи из своей школьной жизни .
 
                Люська Журавлева, работающая в местной газете репортером, фотографировала собравшихся,  кучей и поодиночке. Старенькая учительница русского языка, Татьяна Сергеевна, попеняла ребятам о том, что не пошли они когда-то по стопам своих учителей, хотя у многих выпускников, уверяла она, были  к этому хорошие предпосылки. Крап, всегда отличавшийся от остальных своей непосредственностью, и полнейшим отсутствием такта, ляпнул:
   - На востоке, Татьяна Сергеевна, говорят: «Кто не умеет работать, тот учит».
   - Ну, ты и сказанул, Крап, - недовольно пробурчал депутат, - Немного думать надо репой-то!
   -  Крапивин? А, ну пошел и встал в угол!- стараясь быть строгой, и в то же время улыбаясь, проговорила Татьяна Сергеевна. Посерьезнев, продолжила:
   -  Не ругайте его. Он не учителей обидел. Нас уже трудно чем обидеть, а имел он в виду тех, кто действительно, не умеет, или не хочет работать, - успокоила собравшихся Татьяна Сергеевна, и добавила:
   - Там же, на востоке, Крапивин, говорят,- Каждый баран подвешивается за свою ногу. 
      Компания одноклассников, а также и другие выпускники. собрались в одном кафе. Действительно, столы были уже приготовлены и красиво сервированы. Все восемь человек уселись за двумя, сдвинутыми столами. «Томадил» Крап. Призвав всех к тишине, Крап предложил выпить за встречу, потом за здоровье каждого присутствующего. Постепенно, как это всегда бывает, исчезла скованность, веселее застучали вилки и бокалы. Через какое то время, перебивая друг друга, стали что-то рассказывать.Одни встав с места, пытались произнести тост, но не дождавшись должного внимания и тишины, обескуражено садились на место. Громко звучала музыка, заглушая все вокруг, все больше становилось танцующих. Крап пригласил Надю, и довольно неуклюже, явно торопясь, опрокинул два стула, пока выводил ее. Пошли танцевать и другие женщины их компании, и только Гоша остался один за столом. Ирину пригласил депутат Андрей. Невысокого роста, в больших очках и чересчур строгом костюме, да еще застегнутом на все пуговицы, он резко выделялся среди танцующих. Ирина была на редкость хороша сегодня. Яркая блондинка с голубыми глазами, с великолепно наложенным макияжем и красивом платье, она сразу обратила на себя внимание присутствующих. Депутат явно был немного сконфужен, был напряжен и, не совсем уверенно держал свою руку на пышной талии партнерши. Ирина была в своем амплуа, и почувствовав внимание мужчин к своей персоне, великодушно разрешала, своему крайне смущенному партнеру, понять с кем он имеет дело, и какие счастливые минуты она ему дарит. После танцев, Надежда села рядом с Гошей, так что Крапу пришлось сесть в другом месте.
    - Чудесно выглядишь, Надя! – восхищенно глядя на раскрасневшуюся от танца Надю, сказал Гоша. – Не успел я тебя пригласить. Крап проворней меня оказался.
    -  Да. проворней! Чуть все столы не своротил. Ты, Гоша, опять не прозевай, а то меня опять уведут. Я, правда, тоже пользуюсь здесь некоторым успехом, но по сравнению с Нестеровой…! Вон, смотри, как Ирка всех мужиков обворожила
  Улыбающаяся Ирина, сидела среди сгрудившихся вокруг ее парней, и кокетливо поворачивая свою головку то к одному, то к другому кавалеру, что-то говорила, помахивая вилкой, с изящно оттопыренным мизинцем. Кафе гудело. Танцы не прекращались ни на минуту, мужики бегали на улицу курить, и уже не разобрать было, кто и за каким столом сидит.
     В дамской комнате, Ирина, поправляя макияж и помаду на губах, говорила Надежде.
     -  Я думаю, подруга, что этот депутат, Андрей, на меня «запал». Ты не заметила?
     -  Думаю, что да. Мне показалось, что он очень стеснительный. В себе не очень уверен. Ты не находишь?
     -  Да, я согласна. Придется заняться его воспитанием. А, Гошка от тебя не отходит ни на минуту. Крап отстал, и сейчас Люська все время с ним.
Я вижу, ты не жалеешь, что пошла со мной,- Ирина поглядела с улыбкой на подругу. – Вижу, вижу, как глазки заблестели. Что-то сегодня произойдет в твоей жизни!
      -  Перестань, Ирка. Ничего не произойдет, а вот у тебя…
      -  А я не против. Пусть произойдет! – и, подхватив Надю за талию, увлекла ее в грохочущий от музыки зал.
       Расходились по домам поздно. Депутат Андрей почтительно вел под ручку Ирину, обняв за плечи Люську Журавлеву, громко напевая, шел Крап. За ними, взявшись за руки, шли Надежда и Гоша. На перекрестке компания, после дружеских объятий и поцелуев, разошлась по разным улицам. Дойдя до одного дома, Гоша и Надя остановились. Надя вопросительно посмотрела на Гошу, но тот опередив ее вопрос, сказал:
    - Вот здесь, Надя, я и живу. Ты, наверное, удивлена, но там я был в гостях.
    - А кто та, белокурая красотка, с которой мы так «вежливо» поговорили?
    - Ну, скажем так, подруга. Расстались мы с ней…
    - Ты  называй все своими словами. Твоя любовница, верно?
    - Можно и так сказать, - потупился Гоша, и немного помолчав, сказал:
    - Зайдем ко мне. Посмотришь, как я живу?
    - Нет, Андрей. Уже поздно, и если честно сказать, мне твое предложение не очень нравится. Пойми меня правильно, Гоша. Все как-то скоротечно и чересчур легко.
Не хочется мне портить этот вечер, нашу с тобой встречу. Проводи меня, если можешь, и не обижайся. Не могу я пойти с тобой. Слишком избитый сценарий, «киношный», может получиться. Или я не права?
   - Как скажешь,- глухо промолвил Гоша, - ты действительно права. Пошли.
 Они снова пошли в сторону Надиного дома. Андрей что-то рассказывал, а Надя больше молчала. Когда дошли до дома и остановились, Гоша, привлек Надю к себе, и тяжело дыша, тихо спросил:
   - Поцеловать-то тебя можно, Надя?
   - Можно, - выдохнула она, положив руки на его плечи,- даже нужно…!
Ну, а теперь, иди. Я уже дома.
   - Позвонить-то тебе можно будет?
   - Можно, Гоша, можно. До скорого! – успокоила она его напоследок.
    Придя домой, она сбросила в прихожей туфли, и подошла к зеркалу. «Ну, что? – спросила она себя, смотря на свое отражение в зеркале, - оправдались твои ожидания, или нет? Тебе ведь так хотелось пойти на вечер, увидеть Гогу, но, особенно хотелось тебе понравиться ему. Вот и платье столько времени выбирала, и перед зеркалом вся извертелась…Все, вроде, получилось, а что- же ты, дурочка, взрослая баба, не зашла к нему? А, ясно. Испугалась сама себя, потому что все это ты уже видела в кино? Он бы предложил тебе кофе и вина, а может быть уже заранее были приготовлены свечи! Звучала бы музыка, скорее всего танго, волнующий танец любви. Тебя, сомлевшую и послушную, он поднял бы  на руки, и осыпая поцелуями, дрожа от страсти, понес в спальню…»
Чувствуя как слезы подступают к ее глазам, она с треском, яростно сорвала с себя сверкающее искрами платье, не замечая, как заколки волос посыпались на пол.  Ночью ей приснился странный сон, разгадать который, она пыталась на работе весь день.
Ей снилось, что она стоит на остановке, люди уже все вошли в автобус, но ей двери не открыли. Она пыталась стучать в дверь, но автобус медленно пошел, так и не открыв ей двери. Она кричала и плакала, и все пыталась догнать, все дальше и дальше удаляющийся автобус, но непослушные, словно ватные ноги не хотели ее слушаться. Из заднего окна на ее смотрели какие-то незнакомые люди и весело смеялись.
      На следующий день вечером пришла Ирина. Взглянув на подругу, которая что-то мурлыкая, раздевалась в прихожей, Надежда сразу поняла,- у Ирины все в порядке. И верно. На кухне она обняла Надю, покачала ее из стороны в сторону, и только потом весело сообщила:
    - Надька! Ты сейчас упадешь и не встанешь! Депутат у моих ног. Я, говорит он, сражен твоей красотой. Прошу твоей руки и сердца, моя хрупкая веточка! Да, так и говорит.  Я, конечно, сделала вид, что это меня шокировало сильно, что это за легкомыслие, говорю я ему с обидой. Как это все несерьезно, да и к чему такая спешка? Нужно какое- то время, чтобы проверить свои чувства!   Одним словом, много чего там наплела. Да, боялась, Надька! Не переиграть бы ненароком. Пришлось даже пустить слезу бедной и несчастной женщине…
      - А, ты думала?  Одним словом, утром он все мне это повторил. Эх, дура, проговорилась!
   - Что глаза выпучила? Да, ночевал у меня, но ничего не было. Но, не верь, дело твое. А как твои дела?- Ирина шутливо ткнула Надежду в живот.- Едва ли Гога устоял перед твоими чарами. Вчера весь вечер от тебя не отходил. Прилип, как банный лист к одному месту. Давай говори все подробно, не опуская ни одной мелочи.
   - Что ты хочешь услышать, Ирка, то этого не было, да и быть не могло. Проводил меня до дома. Обменялись дружеским поцелуем, и все.
   - И все,- разочарованно присвистнула Ирина. – Ты, Надька, допотопная баба.
«Жанись, а опосля хош ложкой хлябай!» - так они говорили. Ты очнись, тетя! Живем в век сексуальной революции, которая кстати, уже в нашей стране давно закончилась, а она все еще из себя «декабристку» изображает! Надо же.
Ирина вытащила сигарету, закурила подойдя к форточке, и стоя спиной к Надежде, со злостью сказала:
    - Хорошо же, Наденька, я сейчас выгляжу в твоих глазах, с твоей, так сказать, комсомольской моралью! Так мне и надо! Кто я? Распутная баба, шлюха, да?
Она резко повернулась к Наде. Лицо ее покрылось красными пятнами, глаза сверкали, и вся она, какая-то другая, грубая и громоздкая, глыбой заслоняла оконный проем. Как-то резче обозначились морщинки возле ее глаз, черные полоски туши стекали по щекам, а она их резко стирала пальцами, еще больше размазывая тушь по лицу. Надя подала ей полотенце, и виновато смотрела на подругу, не зная что сказать.
   - Вот пройдет еще пять лет,- хлюпая носом, каким-то чужим голосом начала снова говорить она, - и что со мной, да и с тобой, будет? Кто на нас посмотрит? Жизнь проходит, а что мы в этой жизни видели? Ничего не видела я. Вышла замуж за старика, можно сказать, на двадцать пять лет он был старше меня, ты представляешь? Любви-то не было, одна корысть. Ничего не скажу, муж был хороший, любил меня, баловал... Еще бы! Молодая девка лежит рядом, или как сейчас говорят, телка.
   Ирина какое-то время молчала, шмыгала носом, терла полотенцем глаза. Молчала и Надя. Свистел закипевший чайник, давно подпрыгивала на кастрюле крышка.
    - …Ты, хоть по любви вышла за Андрея, за молодого парня и познала вкус любви.
Тебе есть, что вспомнить!  Хотя бы вспомнить! Ты слышишь меня?- почти крикнула она. – Ты и сейчас еще мечтаешь наладить жизнь с ним? Что я не вижу, думаешь?
Не отвечая, Надя возилась у плиты. Замолчала и Ирина. Она как-то сразу успокоилась, присела со вздохом  на стул и, держа заколки во рту, начала поправлять свои волосы.
    - Давай чай попьем. Я, там, в прихожей торт положила. Сама пекла.
Пили чай с тортом, но не разговаривали, молчали. Первой не выдержала Надя. Положив руку на колено подруги, ласково сказала:
    - Прости меня, Иришка? Не сердись на меня, на дуру. Все ты сделала правильно!
И про моего бывшего, тоже сказала правду. Где-то там, в глубине души, тлеет огонек какой-то смутной надежды. Вдруг все образуется и все станет как раньше.
А тут еще Валерка последнее время, мальчишка –то взрослеет, трындит и трындит:
«Где папа? Когда он приедет из своей командировки?»   Но… Но, я так думаю, что кое-что он уже понял. А может кто-нибудь надоумил?
Может по стопочке, подружка, а?
- А, давай! Где наша не пропадала. Наливай. Не выпивки ради, а общего дела для.
 Так, по моему, говорил на вечере Крап.
       На следующий день, вечером, купив свежих фруктов и хороших конфет, Надежда побежала в больницу. Еще на входе, молоденькая сестра Лидочка, сообщила ей:
    - А к Валере пришли. Говорит, что папа.
Надежда растерянно посмотрела на сестричку, и с замиранием сердца, вошла в палату. На кровати, спиной к двери, сидел поседевший, совсем незнакомый мужчина. Мужчина оглянулся на шум шагов, и встал. Это был Андрей, хотя в первый момент, трудно было узнать в этом бородатом человеке ее бывшего мужа.
Серые глаза его смотрели на Надю тревожно, а кудрявая борода, с седыми подпалинами возле рта, скрывала виноватую улыбку.
     - Мама! Мама!  Смотри, какой мне папа мобильник привез. Им можно фотографировать. Вот здорово. Я сейчас буду вас снимать, а потом ты, папа, меня!
Надя присела на соседнюю койку, поставив на тумбочку сумку. Андрей смущенно
улыбался, переминаясь с ноги на ногу, а Валерка встав на костыли, пытался одной рукой навести мобильник.
    - Мама, папа! Ну,  сядьте вы вместе. Мне же неудобно!
Андрей осторожно пристроился рядом с Надей на кровать, от чего та прогнулась, и Андрей прижался к Наде, невольно обхватив ее рукой за талию.
   - Ну, и кровати тут,- хриповатым голосом сказал Андрей, поднимаясь.
   - Мама? А теперь ты меня с папой. Вот так. Эх! Вот если бы нам всем сразу…
     Тетя Лида?- радостно обратился Валерка, к вошедшей в палату медсестре Лидочке. – Щелкните нас всех вместе. Наведите, и нажмите вот эту кнопку.
Встали все вместе. Андрей с Надей по бокам, а Валерка между ними. Мальчик видать почувствовал, что-то неладное в поведении родителей и говорил без умолку.
У Надежды что-то перехватило внутри, и чувствуя эту натянутость, она хотела сказать, но слов не находилось. Наконец глуховато, чуть улыбаясь, спросила:
   - Бороду-то зачем отрастил? Некогда побриться?
   - Да, там, на севере все так привыкли. Не до бороды…,- обрадовано   встряхнулся
Андрей. – Вчера только прилетели. Не успел пока. Сам думал, не напугать бы Валерку.
   - А я не испугался, а сразу тебя, папа, узнал. Меня скоро выпишут уже. Вот, смотрите, - сказал Валерка, и отставив костыли, потихоньку прошелся между кроватями. И Надя и Андрей, с обеих сторон расставив руки, приготовились поддержать его в случае чего. Три родных человека объединились в одно целое, забыв на некоторое время все неурядицы прошлого, ради этого ясноглазого мальчугана, единственной родимой кровинушки. Радость лучилась в Валеркиных глазах. Он ждал родительской похвалы за то, что сегодня, переборов страх, встал на больную ногу, и впервые за три месяца сделал несколько шагов без костылей. Сидя на кровати, он жался к отцу, протягивал ему то яблоко, то стакан с соком.
    - Ты, папа, бороду пока не сбривай. Когда меня выпишут, то мы все вместе пойдем к моему тренеру. Да, мама?  А то может быть, он не верил, что отец у меня геолог и живет далеко на севере.  И немного передохнув, добавил:
    - Больше ты же никуда не поедешь, да? Нам без тебя скучно, папа…
«Да, да!»– хотелось закричать Андрею, но словно комок застрял у него в горле. Большой шершавой ладонью он гладил сыны по голове и спине, стараясь не заплакать. Надежда платочком терла глаза, и тоже молчала.
    - Папа и мама? Когда пойдете домой, то идите вот по этой дорожке. Мне из окна долго вас будет видно, хорошо? И руками мне помашите..
       Они так и сделали. Пошли по дорожке, ведущей к центральному входу, а когда обернулись, то увидели в окне Валерку, который махал им рукой. Все время оглядываясь, они уходили все дальше и дальше, пока не стало видно маленькой белой точки в темном квадрате окна.