Русские в постмодернизме

Раньше просто было. Раньше то, что было – было. Прошлое и настоящее как-то отличались между собой. Равно как и будущее. Будущее раньше было отдаленным. Настолько далеко отодвинутым, что стремление к нему превосходило по значимости саму цель. Как бы ради процесса люди двигались, сталкивались, находили друг друга, жили, плодились, умирали. А цель уж потом. Цель лежит уже не в области физики, а метафизики. Но все – и богатство, и лишения – ради цели.

Еще, конечно, люди были одеты – в культуру одеты и традицией подпоясаны. Вот такой рубаха-парень. С оглядкой на традицию и культуру. Правда, культура была не промышленной и технической, а скорее словесной, чувственной. Культура чувства была. Потаенного, сокровенного, скрытого от мира чувства. Культура поиска правды. Правду искали не потому что согреться хотели в процессе. А потому что правды не было в этом мире. Она была выслана, расстреляна, замордована. Она была забыта, а ее вспомнить хотели. Совсем лошадиную фамилию.

Вот так на Руси испокон существовала проблема правды. Но не существовало проблемы инакомыслия. Инакомыслящих давили на Руси, и своих, и чужих. Вот сквернословить можно было, а иначе мыслить Боже упаси. Чувствуете разницу: мысли это мысли, разные они бывают, а правда – одна. Ее еще найти надо, согреть дыханием, возлюбить. Она наша и мы в ней. Мы в этой исчезнувшей правде прорастаем. Вот такой народ-мифотворец, душевно-цельный и духовно организованный.

Ну, с духовной организацией еще поспорить можно. Возможно, и не так духовно организован. Возможно, организация духовная выглядела как очередное хаотическое состояние. Православие совместно с Московскими князьями создавало единое государство. Но русский человек не всего себя вверял этой организации. Кое-что оставлял и себе. Мало, правда, но это такие категории, как свобода и то же самое правдоискательство. И еще сочинительство в стол. Такой вот симбиоз был не проникающих друг в друга душ: церкви, государства и народа. Внешне все выглядело эффектно и порой угрожающе. Но внутри, думается, гармонии не было никогда.

И как же круто все обернулось в веке двадцатом. Столько идей и затей, ради которых убивали целыми народами. Столько государств обрушилось, как карточный домик.

Вот с грохотом обвалилась Российская Империя. Ведь это можно себе вообразить такое вот чудовище с раздутым телом с оторванным хвостом, оставшимся лежать на североамериканским континенте, проглотившее всю Северную Азию, а своим духовным (политическим) влиянием, жаром пасти пыхтящее на балканских славян, и вот в такой Империи отрекается Император. Какое же преступление совершается, один из духовных символов: Помазанник Божий – отказывается от власти, данной Богом. Отказывается от короны как символа власти и от самой власти, якобы для того, чтобы спасти Россию. Это страшное попустительство Божие. И такая слепота человеческая. В итоге крови пролилось больше, в итоге произошло такое глубокое разделение уже не общества и социума, а самого народа, его плоти и души, которое не осознано до сих пор до конца и, кажется, никогда не будет преодолено.  Отголоски Гражданской войны возникают повсюду, в любом бюрократическом учреждении, в любой очереди.

А ведь Империю повалили не внешние конкуренты и не внутренние враги, а свои же граждане, кучка граждан. И ради чего? Ради узурпации власти? По большому счету нет. Скорее ради раздела власти между другими органами, парламентом и правительством. И пока парламент формировался, маленькая кучка политических эмигрантов, оказавшихся на обочине, политического движения, захватила власть и создала модель «чистого» революционного государства: без парламента, без короны, без экономики, по сути, без идеологии (на одних декретах, при том чужих) и даже без народа. Народ исчез, превратившись в сплошную воюющую армию.

Террор и репрессии сделали свое дело и уничтожили цвет нации.
    
Собственно, с этого времени и начинается период постмодернистской политики. Ее главным критерием является иррациональность и нелогичность, дискретность (как прерывистость) и дискретность (как скрытость), а внешним идейно-политическим проявлением следует считать шпионство (в самом широком спектре).

С одной стороны, существует какая-то логика, должна существовать, особенно если речь идет об идеологической подоплеке – о том, чтобы разъяснит народу, что и как делается, и главное, для чего. А с другой – никакой логики нет. Еще понятно, когда слово расходится с делом и не выполняются предвыборные обещания. Мало ли что? Слаб человек. Но совершенно другое дело, когда абсурд начинает господствовать в самих словах и делах. Вот, к примеру, российско-белорусские войны на ТВ. Президент Эрефии «опускал» президента Картофляндии. Понятно, что игра. Но игра приняла серьезный оборот. Почему серьезный? Вот черный и белый пиар сделали свое дело и внушили мне, рядовому гражданину, что дело серьезно. Но потом оказалось – я обманулся, дело несерьезное, президенты таким образом только «милуются». Но у меня, маленького человека, настроение не улучшилось после их дружеского рукопожатия. Доверие оказалось подорванным. Надорвался я, увлекшись игрой такой. А ведь сам-то до конца не верил в то, что эти слова разойдутся с делом, которое связывает Федерацию с Сателлитом. Да и президент Большой страны выглядел не лучшим образом, и всем видно, что победителем вышел тиран славянской монголии. А временщик славянской орды чувствовал, что обманул свой лекторат, мучился и даже покраснел. И оказался в дураках. Вам-то, Димитрий Анатольевич, и мне это братство народов ничегошеньки и не дает. Да и Таможенный союз тоже сомнительная операция спецслужб. В выигрыше оказались другие.

На шпиономании со всеми вытекающими последствиями и держалась так называемая Советская власть. Шпионская война началась не в Потсдаме сорок пятого, а еще раньше – с запломбированного вагона в семнадцатом. Чекист продолжал бороться с врагом на чужой территории (белоэмигрантом, троцкистом, эсдеком, и т.д.) после Гражданской войны, он же «расстреливал несчастных по темницам» у себя вплоть до настоящего дня. Чекист опустил политически несогласного на уровень ниже воровского, и последний долго втоптывал «американского и японского шпиона» в грязь. Чекист поменял кровь у народа, инфицировав его страхом, недоверием, подозрением, ненавистью к ближнему. Чекист определял и давал руководства генсекам, с кем дружить, а с кем враждовать во внешнем мире. Чекист возвышал человека и доводил до самоубийства. Были генсеки, символы чекистов, и были сексоты, так сказать, рядовые невидимой армии.

Этому можно не верить абсолютно. Возможно, что я тут говорю, это результат той же самой чекистской инъекции. Так же как чекисты инициировали и Перестройку, и патриотическое движение в постельцинский период. Для этого не нужно быть каким-то аналитиком, достаточно просмотреть биографии нескольких патриотических лидеров. Чекист – борец невидимого фронта, и поэтому такое демаскирование ему не на руку. До поры до времени. После провала операции – его либо убивают, либо делают национальным героем. В зависимости от политической обстановки.

И что-то общее между Властью на Руси и властью ЧеКа есть. И та и другая замешаны на тайне. И та и другая власть держатся на крови. И передаются по наследству. Но у Власти тайна божественной природы, а у чекистов – искусственной. Кровь пролил тот, кто отказался от власти над народами, и кровь проливают те, кто ее принимает. А проливший кровь не сможет отказаться от власти. Его убивают. Или он сам себя убивает. По законам шпионского жанра.

10 января 2011 AD