Два дня из жизни

"Ошо' - это хорошо!" - вот такую нехитрую надпись я сделал на обложке книги известного индийского мудреца, которую подарил ей в свой первый приезд. А потом мы поцеловались. Впервые. Так сладок был этот поцелуй! И совершенная правда, что  при этом легонько закружилась голова. Прямо чудеса какие-то!

А потом стемнело, и пошел дождь, и мы под одним зонтом отправились искать гостиницу для меня, чтобы можно было переночевать. На одной из улочек мы остановились, она прижалась ко мне всем телом, и прочла шепотом на ушко какое-то прекрасное стихотворение, уже и не помню какое. Помню только, что принадлежало оно перу Ю.Друниной. Я потом еще  в шутку  намеренно коверкал окончание в фамилии этой чудесной поэтессы- Друнич. А она всё меня укоризненно поправляла: "какая еще Друнич? Друнина! никак не запомнишь?" Правда, когда мы уже хорошо познакомились, она и сама в долгу не осталась, и вместо Шопен, которого я так любил, всё говорила "жопен", а я тоже тогда начинал делать страшное лицо и грозить ей кулаками, притворяясь, что сильно злюсь, и в итоге всё это неизменно заканчивалось борьбой и объятьями.

 В гостинице не было мест, и тогда я остановился в общежитии политеха. Она сама постелила мне постель, и мне это было так приятно. Мы еще немножко посидели вместе, опять целовались, и потом она ушла домой. А я лёг и еще долго не мог заснуть. Потом позвонил ей, и еще раз пережил прожитый нами вместе день, самый первый, самый неправдоподобный. Я говорил долго и безостановочно, почти шепотом, и каждое моё слово улыбалось ей в трубку, пока меня, окончательно, не сморил сон.  А под утро- я пробудился от какого-то шума прямо в комнате: незнакомый мужчина! Оказывается, он тоже снимал рядом со мной кровать. Я проснулся, но лежал с закрытыми глазами, делая вид, что всё еще сплю. И потом сам не заметил, как снова погрузился в мир грёз.

И мне продолжал видеться весь прошедший наш день. Отчего-то я был сам не свой - какой-то решительный и смелый, находчивый и весёлый, всё пытался её поцеловать, а она так мило оборонялась, всё оттягивая неизбежное. А потом сама взяла и легонько коснулась губами моего ушка, но может быть, только дыхнула, я и сейчас до конца не пойму, что же это такое было. Мир  растворяется прямо в воздухе, и ты только и можешь, что улыбаться.

А на следуещее утро я проснулся и увидел за окном голубей, примостившихся на карнизе. Почему-то меня это очень растрогало.

 Мы встретились на улице, у входа в общежитие, она был еще такой сонной. И тоже потом целый день бродили по её городу. А вечером, незадолго до отхода моего поезда, мы забрели в какое-то кафе, сели за маленький круглый столик, поднявшись по лесенке на  верхний этаж, подальше от глаз других. По правде говоря, никого рядом с нами и не было, и лишь обслуживающий персонал застыл себе внизу у барной стойки. Мы что-то заказали, а потом пили из уст друг друга мартини.  Немножко опьянели, и я взял её милую ручку в свою, и стал один за другим целовать её пальчики. Они были такими хорошенькими и желанными, что я не удержался и взял их себе в рот, стал ими наслаждаться, и мы глядели друг другу прямо в глаза. Нам было хорошо.

Ночным поездом я уехал. И теперь снова нахожусь в своём городе, в своей комнате. Пишу эти строки. Прошло много лет. Я улыбаюсь. Так всё это было впервые.