Спокойных дней не будет - часть 5

Почти сразу после отъезда на Сицилию она пожаловалась Илье на своего охранника: куда ни пойдешь, везде натыкаешься на его внимательный и бесцеремонный взгляд. Поначалу ей казалось, что этот человек наблюдает за ней даже в спальне или в ванной. "С чего это у тебя развивается паранойя?" - неласково поинтересовался Илья, когда она позвонила ему в Москву. "Ты же сама хотела не чувствовать себя одинокой". "Да, но не до такой степени! Мне нужен был собеседник, а не тюремщик" - возразила она, но Илья закрыл тему на высказывании, что "Антон - лучше многих, и им обоим просто повезло, что он знает свое дело. И, кстати, не дешевый болтун, как некоторые". Кого он имел в виду под "болтунами" и "некоторыми", Соне понять не удалось. Однако спорить с братом было так же бесполезно, как в одиночку обрушить в море ту скалу, что виднелась из окна столовой и была похожа на голову гигантского кабана с угрожающе выставленным обломанным клыком.
А из окон малой гостиной можно было наблюдать узкий, как горлышко бутылки, пологий спуск к воде, зажатый огромными валунами, за которыми начинались неприступные скалы. Каждый день Соня с утра торопилась по дорожке на встречу с морем, а позади на расстоянии следовал молчаливый Антон. Пока она ныряла и резвилась в волнах, как молодой тюлень, он сидел на камне в тени, подпирая кулаком подбородок, и курил. Соне не было видно, смотрел ли он на нее или за линию горизонта, над которой проплывали почти прозрачные облака. И если бы не разноцветная гавайская рубашка, синие шорты и редкое движение руки с сигаретой ко рту, он был бы издалека похож на бронзовую статую. Она никак не могла решить на какую, но память, как нарочно, предлагала только роденовского "Мыслителя", и это сравнение веселило ее лучше любого анекдота.
В тот день Соня чаще взглядывала на волны, чем в книгу. Один за другим белые барашки подкатывали к берегу и разбивались о скалы, но за первыми спешили вторые, третьи, и их ряды не редели.
Можно было попросить чаю, однако, вставать с дивана совсем не хотелось. Хотя Настасья и сама догадается, ведь уже почти половина пятого. Из-за непогоды казалось, что значительно позднее. Дождь ко всеобщей радости начался два часа назад, но шел всего минут десять, не больше. Через полчаса камни высохли, земля жадно вобрала в себя влагу, а штормовой ветер все никак не хотел угомониться.
Соня мечтала выбежать на улицу, окунуться в рассерженное море и попрыгать на волнах. Но прислуге строго-настрого запретили подпускать ее к воде во время шторма, и она была вынуждена степенно проводить время в библиотеке до появления обещанного местным телеканалом солнышка и штиля.
Было без двадцати пять. Антон сидел на кухне в ожидании своего чая, а Настасья неторопливо двигалась вдоль стола, лениво тянулась за баночкой с заваркой, замирала на полпути, снова до блеска протирала полотенцем чистые чашки. Она дразнила его, а он с терпеливым спокойствием сытого хищника сносил эти нехитрые уловки, словно не догадывался об их истинной причине. И пока они играли в свою ежедневную игру, можно было попытаться выскользнуть через парадный вход, обогнуть дом и по боковой тропинке между скал добраться до берега. О том, чтобы войти незамеченной в воду по песчаной полоске пляжа возле пирса не могло быть и речи. Придется спускаться в стороне по камням. Скорее всего, никто и не обнаружит ее исчезновения раньше времени, и она смогла бы вернуться еще до того, как Антон спохватится и отправится на ее поиски. Пятнадцати минут на все про все ей будет достаточно, а потом она сразу же заберется в ванну, намочит волосы...
Она понимала, что ее план - настоящее ребячество, однако почти двухмесячное одиночество заставило ее самостоятельно изобретать нехитрые, но порой рискованные развлечения. Ну, не играть же снова в карты с садовником, кухаркой и Настасьей, честное слово!
В прошлый четверг утром она втайне от своего надзирателя стянула в гараже ключи от джипа и ездила одна в Сиракузы посмотреть древнегреческий театр, построенный в пятом веке до нашей эры. Зрелище было величественное и завораживающее! Если сесть на раскаленную каменную скамью и закрыть глаза, то можно услышать бессмертные строки греческих трагедий, увидеть застывшие белые маски, лишенные человеческих черт, и почувствовать, как дрожат ступени под ногами тысяч зрителей...
Правда, на обратном пути она попала в самое пекло, и в машине, как нарочно, отказал кондиционер, так что она едва не получила тепловой удар. А потом еще пришлось унижаться и просить Антона ничего не рассказывать Илье. Ладно, попросить - не такая уж проблема, только бы он не смотрел на нее все время, словно она заключенный в камере смертников
Соня, прокралась через холл на парадную лестницу и уже на улице поняла, что не надела купальник. Но времени возвращаться не было, за скалами ее все равно никто бы не увидел. Оскальзываясь на неровностях, она торопилась по каменистой тропинке к морю. Дорога резко повернула вправо, и внезапно Соня оказалась лицом к лицу с огромной волной, которая, вздымая пенный гребень, угрожающе катилась прямо на нее. Сердце на мгновенье замерло и даже не успело рухнуть вниз, как волна, не рассчитав своих сил, разбилась прямо у ее ног, окатив фонтаном соленых брызг.
- Ух, как же ты близко подобралась, - переведя дух, зашептала Соня, словно боялась быть услышанной, и стянула с себя намокшую юбку, которую порыв ветра тут же рванул их рук. - Ну, здравствуй!
Она затолкала одежду в неглубокую расселину, где волны и ветер уже не могли добраться до них, поставила на плоский камень сандалии и, обхватив себя руками за плечи, босиком спустилась в прибой.
Зловеще шипящая у ног вода оказалась на удивление теплой, и Соня делала одну за другой безуспешные попытки войти по скользким камням в волны, которые всеми силами старались вытолкнуть ее обратно на берег. В этой борьбе она перестала думать о времени, к которому должна была вернуться в свою комнату. Ей удалось продвинуться всего лишь на несколько шагов, как вдруг сквозь рев ветра и удары воды о камни раздался громкий голос:
- Назад! Идите назад!
Прикрыв руками наготу, она обернулась на голос и увидела, как по скалам вниз торопится Антон, и вид у него не самый дружелюбный. "Как бы ни так!" - усмехнулась про себя она.
- Не волнуйтесь, я хорошо плаваю!
Ей даже удалось перекричать грохот моря. Но вдруг неведомая сила подхватила ее, как песчинку, и, с головой обдав пеной и мелкой галькой, потащила прочь от берега, словно великан-варвар, захвативший в битве ценный трофей.
Сердце бешено заколотилось, уши заложило от давления воды, однако Соне удалось вынырнуть на поверхность и глотнуть воздуха. Следующему великану было уже не так просто застать ее врасплох. Она наклонила голову и поднырнула под волну, преодолевая ее напор и с восторгом различая над собой бешеный рев стихии.
- Не возьмешь! - вынырнув, рассмеялась она. - Ну, давай же, давай!
Оказавшись наверху, она опять расслышала далекий голос:
- Держитесь! Я сейчас!
Но она не нуждалась в поддержке, снова и снова встречая разъяренных морских воинов, увенчанных тяжелыми шлемами с белым плюмажем.
- Ага, еще одна, маленькая, - жмурясь от ветра и брызг, радовалась Соня. - Что, струсила? Не возьмешь! Иди сюда!..
- Эй, ко мне! Плывите ко мне!
Его крик раздался неожиданно близко, и Соня только на миг обернулась, чтобы увидеть такого же, как она, безумца, присоединившегося к ее опасному развлечению и размахивающего рукой, как сигнальным флагом.
- Берегитесь, слева!
В следующую секунду вроде бы невинная пологая волна, подкравшись, раскололась над ней надвое и с коварством наемного убийцы накрыла ее с головой.
Вода залила нос и рот, зазвенели барабанные перепонки, легкие судорожно сжались в тщетной надежде получить хоть глоток воздуха. Работая руками и ногами, Соня пыталась вытолкнуть тело на поверхность, но поверхности словно не было. Вокруг сомкнулось бурлящее водное царство. И в этот момент сильная рука стальной хваткой сжала ее запястье и потащила за собой вверх и вперед.
- Ну, жива?
Голос звучал глухо, словно бы издалека, но это был уже человеческий голос, а не тяжелый гул давления воды в ушах.
- Ага, - громко кашляя и отплевываясь, она разглядела мокрое и злое лицо рядом с собой. - Вы сердитесь?
- Потом поговорим, - фыркнул он и, перехватив ее повыше за предплечье, как непослушную собачонку за ошейник, подтолкнул к берегу. - Поплыли. Только следите за волнами.
По дороге их пару раз с головой окатывало пеной уже на излете. Казалось, море постепенно утратило интерес к этой игре и к трусливо убегающим людям, и им обоим без особых проблем удалось нащупать под ногами камни.
Антон, все еще держа свою подопечную за руку, выбрался на берег чуть впереди, не обращая внимания на обнаженный торс, который она тщетно прикрывала свободной рукой.
- Ну?
Он бросил ей блузку и юбку, и пока она неловко натягивала на мокрое тело одежду, терпеливо ожидал ответа.
- Просто захотелось поплавать, - заскулила она, выжимая мокрые волосы и не смея поднять на него глаза.
- В шторм возле скал? Ничего умнее не удалось придумать?
- Да, но... ничего же не случилось
Соня и сама не очень верила в то, что говорила, поэтому все еще старалась не встречаться с ним виноватым взглядом.
- Просто на этот раз повезло.
Он тактично не напомнил ей, что всего пять минут назад вытащил ее из-под толщи воды.
- Пойдемте в дом, - попросила она, зябко поводя плечами.
Он протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на большой камень, на котором стоял сам. Она крепко обхватила его твердую ладонь и тут же оказалась рядом на скале.
- Ой, что это? - В следующую секунду она прикоснулась холодными пальцами к шрамам на его груди под расстегнутой рубашкой. - Какие страшные... Откуда они?
- Неважно! - он оттолкнул ее руку и запахнул рубашку. - Было время.
- Простите.
С видом провинившейся собачонки Соня плелась за ним к дому, готовясь достойно встретить заслуженные упреки. Но никаких упреков не последовало. Под любопытствующими взглядами Настасьи и садовника, с их появлением прервавших бурный диалог в просторном и гулком холле, он молча поднялся за ней по лестнице на второй этаж, словно подталкивал взглядом. И только наверху в ответ на немой вопрос в ее глазах сурово приказал:
- Отправляйтесь к себе и приведите себя в порядок! Я скажу на кухне, чтобы Настасья подала вам чай через полчаса.
- Антон, - Соня просительно прижала открытую ладонь к груди, пропустив последнюю реплику мимо ушей, - вы ведь не станете рассказывать об этом маленьком недоразумении Илье Ефимовичу?
- Исключено! Я уже однажды пошел у вас на поводу. Но никаких выводов вы не сделали.
Отвернувшись, он вступил на лестницу, давая понять, что разговор окончен.
- Ну, пожалуйста!
Соня схватила его за плечо и тщетно попыталась развернуть к себе лицом, но он стряхнул ее руку, как назойливую мошку.
- Я должен докладывать хозяину о каждом инциденте. Это моя работа.
- О, Господи! - вздохнула Соня ему в спину и отправилась в ванную. - Солдафон несчастный...
Белая шуршащая пена в ванне лишь отдаленно напоминала морскую, но Соня блаженно закрыла глаза, с легким стыдом вспоминая свое недавнее приключение. Надо было как-то договориться с Антоном. Он здорово разозлился, и теперь вся надежда была только на Настасью, которая имела на него определенное влияние.
- Софья Ильинична, - через полчаса поскреблась под дверью верная Настя. - Я вам чай принесла.
- Оставь на столе.
- Он остынет. Можно войти?
И, не дожидаясь ответа, бочком протиснулась в чуть приоткрытую дверь.
- Давайте, я вам помогу волосы промыть. Там ведь песка, небось, набрали?
- Есть немного, - улыбнулась Соня и отдалась ловким Настасьиным рукам.
Потом, закутанная в банный халат с полотенцем на голове, она сидела в кресле с чашкой чая и пыталась склонить девушку на свою сторону.
- Что ты в нем нашла, Настя? Он такой угрюмый и неразговорчивый тип.
- Нет, барышня. Это он с вами все время молчит. Ему же не положено разговаривать. А со мной он и смеется, и болтает, и анекдотами сыплет.
Соня в изумлении замерла с дымящейся чашкой в руке.
- Да что ты? Значит, он только со мной не настоящий? Но я не понимаю...
- Вот именно, совсем другой, - не дослушав, подхватила Настя. - Он добрый и смешной на самом-то деле. Жизнь только его здорово потрепала.
- Да, я заметила у него на груди такие ужасные шрамы...
- А, я знаю! Это с войны, - взмахнула рукой девушка, но вдруг замолчала и залилась румянцем. - Ой, простите.
- Ты видела, да? Ясно... Так у тебя с ним роман, что ли? Нечего стесняться, дело-то молодое, как ты говоришь.
- Да не положено нам, Софья Ильинична, - потупилась Настя и оглянулась на дверь. - Илья Ефимович приказал, чтобы никаких любовных приключений... Барышня, голубушка, вы ведь не расскажете? А то он меня выгонит домой. А я не хочу. Я хочу потом с вами в Москву поехать.
- Не расскажу, - снисходительно согласилась хозяйка. - Только и ты тогда объясни своему поклоннику, что мне тоже нежелательно, чтобы вся сегодняшняя история дошла до ушей моего брата. Неприятности нам всем не нужны. Договорились?
- Господи, ну, конечно! - вскрикнула Настасья и бросилась обнимать Соню.
- А ты уверена, - отстранилась Соня, - что твой герой послушается тебя и не проявит принципиальность?
- Не сомневайтесь, - потрясла головой Настя. - Ему тоже деньги позарез нужны, а Илья Ефимович платит очень щедро. Уж я уговорю Антона, поверьте, это точно.
- Тогда поторопись, а то, может, в эту минуту он уже звонит с докладом!
- Бегу!
Настя подхватила поднос с полупустым чайником и унеслась прочь из хозяйской спальни, оставив Соню в благостном расположении духа с книжкой на коленях и остывшим чаем в забытой на столе чашке.

Вечером она едва не налетела на Антона на ступенях лестницы, когда возвращалась из беседки с книжкой. Он неподвижно стоял между колонн, осматривая окрестности, а она шла вверх, не поднимая головы. В последний момент он отступил в сторону, и только тогда был замечен.
- Ах, это ты! Я читала там, в саду...
- Я знаю, - сухо ответил он. - Зачем вы Настю в это посвящаете?
- Во что? - Она обернулась уже в дверях. - Что не так с Настей?
- Если хотите что-то мне сказать, говорите сами. Не надо ее подсылать.
- Я никого и не подсылала. Она сама вызвалась урегулировать наш конфликт.
- У нас нет никакого конфликта, - нахмурился он. - Просто вы делаете странные вещи.
- Я просто хотела искупаться, Антон. Я же не робот, чтобы все делать в соответствии с заданной программой. Или ты не понимаешь?
- У меня есть работа, - не вступая в дискуссию относительно ее мироощущения, сказал он. - Если с вами что-то случится - здесь всем не поздоровится.
- То есть, ты беспокоишься не обо мне, а о себе? - шутливо подвела итог она.
- Это с какой стороны посмотреть. Или вы напрашиваетесь на неприятности специально?
- Нет, не специально, конечно. Это было глупо с моей стороны, прости.
- И еще про Настю. - Он не давал ей вернуться в дом. - Вы действительно собираетесь брать ее в Москву или просто шутите?
- Действительно собираюсь. А почему тебя это интересует?
- Просто спросил. Она всем уши прожужжала про свою будущую жизнь.
- Она хорошая девушка. Надо дать ей возможность...
Из двери дома показалась Настя, и Соня не закончила фразу. Антон тут же пошел вниз в сторону моря, а Настя протянула трубку:
- Дядя Коля звонит.
Соня сунула ей книжку и опустилась с телефоном в кресло возле колонны.
- Да, Коля?
- Я уже второй раз звоню. Ты все время в воде плещешься, что ли?
- Нет, в саду читала, а телефон был в доме. Как ты там?
- Прекрасно. Правда, здесь жара, как в Африке, но жить можно. Осваиваю город.
- А как работа?
- Привыкаю, потихоньку. А в свободное время гоняю строителей, чтобы успели к твоему приезду.
- У тебя еще полно времени, не торопись.
- Хочешь меня огорчить? Когда ты собираешься назад?
- Я не знаю. Здесь чудесный климат. И квартира все равно еще не отделана.
- Судя по тону, ты по мне даже не скучаешь.
- Нет, Коленька, это совсем не так.
- А я вспоминаю о тебе каждую ночь...
- О!
- Как только подумаю, как наконец-то смогу раздеть тебя, даже сон пропадает.
- Тогда не думай.
Она покраснела и оглянулась, как будто кто-то мог подслушать его реплики. Но Антон был далеко, Настя в доме, кухарка и садовник предавались очередной дружеской беседе.
- Вот еще! Скажи-ка, лучше, ты загораешь без купальника?
- Ну, Коля...
- Но хотя бы без верхней части?
- Я вообще не загораю.
- Ты не ответила...
- Я не могу быть совсем раздетой. За мной все время присматривают.
- Мужчины?
- Охранник.
- Молодой и сексуальный?
- Не знаю. Обыкновенный. Не в моем вкусе.
- А Илья о чем думал, когда оставил тебя на острове под присмотром молодого мужчины?
- У него здесь есть другой предмет для интереса. Он общается с Настей.
- Кто, Илья?
- Ну, Коля! Охранник, конечно.
- Значит, служанка оказалась популярнее госпожи?
- Мы не соревнуемся, это глупо. Может быть, ты выберешься сюда хотя бы на недельку?
- Нет. Это исключено. Я предпочитаю дождаться твоего возвращения здесь.
- Жаль.
- Правда, жаль? Или ты это сказала для проформы?
- Я серьезно.
- Скажи, что хочешь меня.
- Ну, Коля...
- Значит, не жаль.
- Хочу, конечно. Только зачем об этом говорить?
- А твой охранник тебя слышит?
- Нет. Он далеко.
- Постарайся держаться от него подальше.
- Да я бы с радостью.
Соня попрощалась с мужем, удобнее расположилась в кресле, охваченная внезапной ленью, и посмотрела в сторону берега, где на камне виднелась фигура Антона, обращенная лицом к морю.

Пока машина спускалась по серпантину к морю, белая вилла, спрятанная между апельсиновых деревьев, дважды показывалась пассажиру, сначала в правом, потом в левом окне. В светлом костюме без галстука Илья Ефимович дремал на заднем сиденье под негромкую местную музыку, несущуюся из радиоприемника.
Желание навестить Соню в ее добровольном заточении возникло совершенно спонтанно, и он решил никого не извещать о своей кратковременной поездке на остров. Пусть это будет сюрпризом даже для нее.
Он не видел Соню уже больше трех месяцев. Именно столько прошло со дня ее свадьбы. Впрочем, жаловаться не приходилось: это было его собственное решение. Теперь у нее была другая жизнь. Сам ведь говорил Николаю, что берет на себя лишь материальную сторону их брака. И свою часть обязательств исправно выполнял. Все остальное, то, о чем мечталось много лет, было в ведении ее мужа. Однако за долгие недели разлуки с ней, незаметно сложившиеся в месяцы, не было ни единого утра, чтобы он, просыпаясь, с горечью не вспомнил, что она где-то вдалеке живет своей жизнью. Отдельной от него. И ему больше нет там места.
Иногда он, идя на поводу у внутреннего искусителя, придумывал предлоги, звонил ей, слушал ее радостный голос и злился на себя еще сильнее.
И однажды наступил момент, когда он, проснувшись рядом с очередной любовницей, которая зачем-то напросилась с ним в Женеву, сказал себе, что хочет видеть Соню. Прямо сейчас. И, отложив на пару дней все встречи и переговоры, отправился в Италию.
Что она нашла в одиночестве на пустынном морском берегу, где на несколько километров вокруг не было другого цивилизованного жилья, кроме этой виллы, он не понимал. Постоянное стремление старшей дочери быть среди людей, менять модные наряды, драгоценности и поклонников, с шиком путешествовать по городам Европы и Америки было чуждо его сущности, но понятно его разуму. Все это вписывалось в рамки представления о молодых женщинах. Они хотят быть привлекательными и желанными, а для этого нужна светская жизнь и общество таких же молодых и привлекательных. С Мариной в этом смысле все было относительно понятно и просто. Она была для него открытой книгой.
Но Сонино сознательное затворничество казалось ему каким-то старообрядческим, слишком уж несовременным.
Когда-то в молодости он, как и многие амбициозные и не лишенные способностей молодые повесы, хотел завоевать мир и, надо сказать, немало в этом преуспел. Он появлялся в тех местах, где было положено бывать юноше его социального круга и образования, и не остался незамеченным. Потом он, выросший из коротких штанишек юности, шагнул на следующую ступень и снова вынужден был следовать установленным на ней правилам. Потом пришло время успеха, когда ему приходилось рассказывать о своей работе и о себе наглым писакам. Он появлялся на приемах, где были бизнесмены, аристократы, послы, президенты корпораций и стран. Именно в зрелом уже возрасте он перестал тяготиться одиночеством, воспринимая его как награду, а не как наказание. Но тогда все диктовалось необходимостью позировать перед камерами, пожимать десятки рук, улыбаться проходимцам всех мастей и быть очаровательным со скучными дамами. Светские лица и светские беседы раздражали его все больше. И он специально искал уединения в работе, засиживаясь допоздна в опустевшем офисе, когда после звонков, обедов и совещаний, отпустив секретарей, аналитиков и юристов, проигнорировав семью и отказав шлюхам, он мог остаться наедине с собой и вздохнуть, наконец, спокойно. В такие часы от него никто ничего не хотел. И он встречался взглядом только с угрюмым и усталым человеком, который смотрел на него из зеркала в приемной.
Илья Ефимович давно сознался себе, что перестал любить людей. С того самого момента, как перестал им верить. Верить в бескорыстие, дружеские рукопожатия и заверения в преданности и честности. Он никого не допускал в свой внутренний мир и никого не любил. Возможно, он даже не слишком сильно любил самого себя, но заниматься глубоким самоанализом у него не было ни желания, ни времени.
Впрочем, свои чувства к сестре он все-таки считал любовью. И скорее всего, в основе этой любви был не просто секс, а нечто большее, что связывало его с рано ушедшей матерью и даже с не простившим его отступничества отцом. Хотя иногда ему хотелось попрать это преклонение перед семейными узами и свободно думать о ней, как о женщине, которую стоит однажды получить в полное распоряжение, хотя бы для того, чтобы освободиться от ненужных желаний в отношении нее.
В такие моменты он представлял себе момент их близости, будь то в ее спальне, в машине или даже на берегу моря, где ей хотелось поселиться. И, распаляя свое воображение этими порочными картинками, не получал в итоге ничего, кроме неудовлетворенности и злости. Он отдавал себе отчет, что ему не нужна виртуальная женщина, которая по прихоти его воображения может сыграть любую роль. Он хотел живую, нежную, совершенно конкретную Соню.
А Соня, не зная о его молчаливом, вызванном отнюдь не романтическими причинами, презрении к миру, бессознательно стремилась стать похожей на него. Была равнодушна к вычурной и ультрамодной одежде, проводила время среди умного комфорта компьютеров и разнообразной техники, наполнившей дом. Сторонилась чужих людей, подолгу запиралась в своей комнате с книгой или старательно изучала его кабинете невыносимо скучную прессу, увлекалась спортивными автомобилями и из всех поездок по миру предпочитала главную - возвращение домой.
Она была и хотела быть ему ближе всех в доме, и все-таки он меньше всего был склонен по-настоящему понимать ее. Она была не такой, какой должна была быть девушка в ее возрасте. И, наверное, оттого он мучился сомнениями и хотел ее еще сильнее.
В этот раз, поддавшись обаянию ее образа, негромкой музыке и, наверное, самой сущности бесконечной дороги, заставляющей мечтать о будущем и недоступном, что почти всегда одно и то же, он представлял ее на белом песке пляжа у самой кромки прибоя, обнаженную, с заколотыми на затылке волосами, без единой светлой полоски на теле. То, как она лениво дремлет, лежа на животе, положив голову на руки и повернув к нему чувственное лицо. В ложбинке поясницы играют на солнце капельки воды, мокрая прядь прилипла к щеке. Увидев его, она приподнимается на локтях, и ему становится видна ее ладная грудь с прилипшими песчинками, плоский живот... Он сможет перевернуть ее на спину, ладонью отряхнуть песок с ее бедра, вдоволь налюбоваться этим столько раз придуманным телом, прежде чем наконец-то овладеть ею под палящим солнцем Сицилии.
Он не успел пойти в своих мечтах дальше, потому что машина, шурша гравием, подъехала к дому и остановилась перед большой мраморной лестницей. Илья выбрался из прохладного нутра автомобиля в сети все еще жарких лучей вечернего солнца и невольно оглянулся в сторону сияющего моря.
- Где Соня?
Он обратился к Антону, стоящему чуть поодаль от остальных с невозмутимым лицом статуи командора и коротко кивнул на приветствие собравшейся прислуги
- У себя. С полудня не выходила.
Короткие рубленые фразы. Никакой избыточной информации. Похоже, в охраннике он не ошибся. Почему Соня так его невзлюбила?
- Я подавала ей обед днем. Пойдемте, я провожу, - робко встряла Настасья, подавшись к хозяину.
Илья взглянул на окна второго этажа и проследовал за Настей вверх по лестнице, размышляя, что скажет сестре в первую минуту. Но на решительный стук никто не отозвался.
- Барышня, - позвала Настя, робея в присутствии хозяина, - к вам пришли.
Однако за дверью не раздалось ни звука, и Илья, коротким жестом отпустив девушку, приоткрыл дверь в Сонину спальню.
В первую секунду свет, бьющий из распахнутого окна напротив, ослепил его. Он зажмурился и, прикрыв глаза рукой, вошел внутрь. Одетая Соня ничком лежала на краю кровати, уткнувшись лицом в край подушки. Ее длинные волосы водопадными струями спускались на ковер.
Илья, стараясь не шуметь, подошел к кровати, бережно уложил их на подушку и засмотрелся на Сонин по-детски приоткрытый рот и вздрагивающие ресницы. Ничего не изменилось с момента их последней встречи. Это она, его девочка, безмятежно спит и даже не подозревает, что он рядом и любуется ею.
Картинка с солнечным пляжем больше не появлялась, зато ее заместила другая, не менее выразительная. Эта спальня была словно создана для того, чтобы соблазниться широкой кроватью, закатным видом на маленькую бухту и девушкой, еще не знающей о вторжении незваного гостя.
Он наклонился и поцеловал ее в плечо, скрытое под блузкой, потом за ухом, у самой линии роста волос, где виднелись короткие нежные завитки, непослушно торчащие в разные стороны, как маленькие пружинки. Потом в висок один раз, другой. Потом, сбив ритм дыхания, вернулся к ее шее и, коснувшись языком горячей кожи, почувствовал горьковато-соленый вкус моря. Она зашевелилась, потревоженная этими прикосновениями, перевернулась на спину, подставив под поцелуи губы, ключицы, обнажившееся плечо. И все его желания устремились бы к ее сонному и податливому телу, но в этот миг Соня открыла глаза и не сразу не поняла, что происходит.
- Коля? - Она ленивым движением потянулась обнять мужчину за шею, но встретилась глазами с братом и тут же поняла свою ошибку. - Илья? Что ты тут делаешь?
Ее рука скатилась по его плечу, безвольно упала на постель, затеребила скомканное покрывало.
- Приехал проверить, все ли здесь в порядке, - сухо ответил он и выпрямился, мгновенно избавившись от нежности и желания.
- Конечно, в порядке. - Она села на кровати, отбросила спутанные волосы за спину, пытаясь понять, были их объятья сном или нет. - У нас тут тихо и спокойно. Ничего не происходит.
- Ну, хорошо.
Он благоразумно отступил к окну и с обреченностью каторжника посмотрел куда-то за едва различимую линию горизонта, прикрытую легкой дымкой, сквозь которую пробивалось вечернее солнце.
- Почему ты не позвонил? Не предупредил? Мы бы встретили тебя. Подготовились.
Соня нервно прихорашивалась у зеркала с расческой в руке и, не оборачиваясь, наблюдала за ним, стоящим в противоположном конце комнаты. Потом перевела взгляд на свое отражение, с недовольством увидела розовую полоску на щеке - след от складки на простыне. Она терла щеку и размышляла о том, что же на самом деле стало причиной его неожиданного приезда.
А Илья, всю дорогу представлявший себе совсем иной прием, был разочарован и подавлен. Как она изменилась! Не бросается больше ему на шею. В глазах какая-то настороженность и отчужденность. Неужели за три месяца она совсем забыла его? Или все дело в нем самом, и он просто не может простить себе ее брака? Он все время ищет в их отношениях следы разрушения и не понимает, что же было разрушено.
- В этом не было необходимости, - холодно ответил он. - Или вам есть, что скрывать?
- Скрывать? - Соня лихорадочно пыталась понять, что он знает такого, за что ей было бы стыдно, и приложил ли к этому знанию руку Антон, но лицо Ильи, как всегда, оставалось насмешливым и непроницаемым. - Зачем мне что-то скрывать, тем более, от тебя?
- Откуда мне знать?
Он, не удовлетворенный встречным вопросом, пожал плечами и нахмурился. Не черная кошка, а десятки, сотни очумевших черных кошек метались между ними по комнате. Первой не выдержала Соня. Она подошла вплотную, вскинула тонкие руки ему на плечи и с женским коварством потребовала разъяснений:
- Илюша, если бы ты знал, как я рада тебя видеть! Ну, что ты, родной, на что ты злишься?
- С чего ты взяла? Я не злюсь.
- Как будто я не вижу! Не придумывай себе ничего. Просто скажи, в чем дело?
- Да ни в чем, - смягчившись, ответил он и, поворачивая голову, поцеловал ее запястья, пахнущие морем, сначала одно, потом другое.
- Ну, вот и хорошо! - обрадовалась Соня и тепло обняла его. - Ты надолго в нашу сицилийскую глушь?
- Для меня - надолго. На пару дней.
- Так мало? - Она была разочарована и замолчала, что-то прикидывая в уме. - Тогда нужно успеть показать тебе местные достопримечательности, которые я тут обнаружила. Кстати, ты ведь, наверняка, хочешь есть? - И, не выслушав его ответа, сама сообщила: - Я после этого неурочного сна ужасно проголодалась. Но мы не станем ждать, пока здесь приготовят ужин. Мы поднимемся в деревню. Там есть одно чудесное крохотное кафе с видом на море, которое я очень хочу тебе показать. Там можно преспокойно поговорить вдали от посторонних глаз и ушей.
- О чем поговорить? - снова насторожился Илья и с подозрительностью ревнивца посмотрел на сестру.
- О чем? Не знаю... Да обо всем! - Она беспечно развела руками. - Обо всем, что только в голову взбредет. Мы с тобой давно не разговаривали просто так по душам. Расскажешь мне про свою жизнь, про Розу. Как там дела у Левушки и Марины... Что вообще у вас нового? Я сто лет никого не видела!
- Да, собственно... - сразу же задумался над ответами Илья, но Соня не дала ему продолжать.
- Нет, нет, нет! Там, наверху, не в доме! Сейчас я переоденусь, и мы пойдем в деревню. Так что молчи! - Она шутливо развернула его к двери и двумя руками подтолкнула к выходу. - Встречаемся через десять минут у колонн. И не опаздывай, пожалуйста!

Илья, занятый своими мыслями, не заметил, как она сбежала к нему по лестнице. В белой широкой юбке с немыслимыми, точно рваными, разрезами и короткой белой кофточке с открытыми плечами Соня смотрелась точь-в-точь крестьянской девушкой, принарядившейся на сельский праздник. Из украшений на ней были лишь две шелковые темно-зеленые ленты в волосах да ослепительно сияющее на солнце обручальное кольцо с бриллиантами, которое все еще смотрелось чужим и неуместным. Она, затаив дыхание, на цыпочках подкралась сзади, пока он курил на воздухе, прислушиваясь к ленивому рокоту волн, и быстро дотронулась до его плеча:
- А вот и я!
Он вздрогнул и обернулся.
Она заплела волосы в косы, именно так, как ему всегда нравилось. Это было так трогательно и так мучительно снова видеть! Он окинул ее оценивающим взглядом: под кофточкой совсем ничего не было, шнуровка едва стягивала грудь, на ногах - простые кожаные сандалии, как у деревенской пастушки. Этот незамысловатый наряд делал ее еще более желанной и волнующей, навевал воспоминания об эротических картинках на греческих амфорах. Интересно, догадывалась ли она, какие мысли приходили ему в голову? Ему хотелось любоваться ею бесконечно, но нельзя было весь вечер глазеть на девушку, как старый сатир на юную нимфу, поэтому Илья изобразил некое подобие светской улыбки и, избавившись от сигареты, галантно предложил ей руку. Она с легкостью молоденькой кокетки подхватила игру, сделала небольшой книксен и устроила ладонь в сгибе его локтя.
- Ну, куда прикажете, ваше высочество?
- Мы могли бы пройти по серпантину, но это самый долгий, хотя и безопасный путь, - церемонно ответила она, но тут же сбилась на восторженную болтовню. - Наверное, мы со стороны выглядим ужасно глупо! Настя в окно наблюдает. Ой, только не оборачивайся, пожалуйста!
- Да я и не собирался.
Он спрятал довольную усмешку и выше поднял подбородок, изображая на радость Соне важную персону в королевской свите.
- Настасья ужасно смешная, - снова затараторила она. - Представляешь, заботится обо мне, как нянька, а сама моложе меня. И еще говорит, что должна называть меня "барышня" или по имени-отчеству! У нас недавно был настоящий шторм. С берега наблюдать было совсем не страшно. А ты когда-нибудь попадал в шторм в море? Слушай, а ты, правда, не голоден? А я так просто умру, если скоро чего-нибудь не съем. У меня здесь вообще проснулся какой-то зверский аппетит. Так что давай, пока светло, пойдем по горной тропинке. А по дороге на обратном пути, ладно?
- Как скажешь.
Сразу же за апельсиновой рощей начиналась едва различимая тропинка в скалах. К его искреннему сожалению, Соня отняла руку и юркой ящерицей принялась карабкаться вверх между камней, придерживая одной рукой юбку. Для Ильи подъем оказался слишком крутым и извилистым, и через несколько десятков шагов ему перестало казаться, что таким путем можно добраться быстрее, чем по дороге. Разве что до инфаркта или травматологического отделения больницы. Но он безропотно продвигался вслед за ней, непрестанно вытирая со лба льющий ручьем пот и стараясь не отставать, и вполуха слушал ее болтовню про море, красоты местной природы и про недавний праздник в деревне.
Иногда она убегала от него слишком далеко, и он едва различал, как мелькает между камней ее развевающаяся на ветру юбка. Несколько раз, с удивлением обнаружив его отсутствие за спиной, она возвращалась без малейших следов усталости и заботливо спрашивала, не утомил ли его подъем. Ну, конечно же, не утомил! Просто жарко. "Чертова жара!" Он снова вытер платком взмокший лоб и шею и упорно продолжил преодолевать кажущийся бесконечным каменный склон.
На одном особенно крутом участке он не выдержал и остановился, прислонившись вздымающимся боком к валуну. "Господи! Она забывает, что я уже не мальчик, чтобы прыгать по камням за ней следом, как деревенский пастух! И черт меня дернул послушать женщину!.." - возмутился он, когда она в очередной раз скрылась за большим валуном. Похоже, все-таки, что этот подъем ему не преодолеть. Хотя и вниз поворачивать было глупо, а спускаться, говорят, даже еще труднее. Что же ему теперь, заночевать здесь, что ли? Ну, куда она там опять умчалась?
- Софья! - закричал он и вытащил из кармана сигареты.
И тут же прямо у него над головой раздалось радостное:
- Я здесь!
Он приставил ладонь козырьком ко лбу, и первое, что заметил, были ее стройные ноги под развевающейся юбкой. И плетеный золотой браслет на тонкой щиколотке.
- И давно ты здесь? Шпионишь за мной, что ли?
- Нет. - Она небрежным движением отбросила за спину косы. - Просто жду, когда ты перестанешь изображать профессионального покорителя горных хребтов. Отдышись, и пойдем дальше. Осталось уже совсем чуть-чуть. Вот если бы ты все-таки бросил курить, как советуют врачи, тебе было бы сейчас значительно легче.
- Да уж, - заворчал он в ответ на ее ласковый упрек и с облегчением выпустил изо рта тонкую струйку дыма. - Если главная цель правильного образа жизни - взобраться на эту чертову вершину, то такая жертва была бы, безусловно, оправдана. И потом давно известно, что умереть здоровым куда приятнее и перспективнее...
- Да ну тебя! Вечно ты находишь себе оправдание! - обиженно фыркнула Соня. - Глупая и противная привычка, ничего больше.
- В моем возрасте не так много у человека остается настоящих радостей, чтобы так просто лишаться одной из них в угоду авторитетному мнению докторов.
- Господи! - Соня в отчаянии прижала руки к груди. - А возраст-то твой тут при чем? Мы вообще не об этом говорили! Почему надо вывернуть наизнанку мои слова?!
- Наверное, я просто уже староват для таких прогулок.
- Ну, ты же сам знаешь, что это не так! И только специально меня заводишь, - с обидой заявила она. - Коле в самый раз было на мне жениться, да? Кстати, он тоже все время дымит, как паровоз. А ты не можешь со мной просто пройтись?
Она скрестила руки на груди и возмущенно уставилась на мужчину у своих ног.
"Пожалуй, лично я бы предпочел другое распределение ролей. И жениться я еще вполне бы мог, особенно на тебе".
Илья открыл было рот, но вовремя удержал себя от какой-нибудь сомнительной реплики в адрес Коли и, сменив неудобную тему, указал пальцем на браслет.
- А это еще что такое?
- Ах, это! Красивый, правда? Такой изящный... Тебе нравится?
Она слегка приподняла юбку, чтобы лучше видеть самой, и закатное солнце вспыхнуло яркими искорками на золотой змейке.
- Конечно, нет. Это безвкусно и вульгарно. Ты же не индийская танцовщица и не цыганка!
Он едва не сказал "уличная шлюха", но подобное сравнение не делало честь ему самому.
- Я - нет, а вот ты консерватор до мозга костей! - отмахнулась она и, нисколько не обидевшись на его откровенность, присела на корточки, обхватила колени руками, а концы ее юбки целомудренно накрыли браслет и сандалии и сползли вниз по камню. - Знаешь, Илюша, в детстве, когда я прочитала "Собор Парижской Богоматери", я представляла себя Эсмеральдой.
- Эсмеральда... Ну, да, кажется, она была цыганкой? Она плохо закончила свою жизнь, если не ошибаюсь, - скучным тоном напомнил самому себе Илья, словно повторял затверженный урок.
- Ну, так что? - начитанная и мечтательная Соня вздохнула и возвела глаза к небу, не желая думать о трагических событиях в сюжете. - Зато она была такая красивая, веселая и свободная...
- Угу, лучше умереть молодым и красивым, и здоровым, конечно... Об этом мы только что уже поговорили. Значит, ты хотела быть на ее месте? Ну-ну. Интересно, что за роль в этой истории ты отводила мне? - с неприкрытым сарказмом поинтересовался он и стряхнул пепел себе под ноги.
Ему уже удалось выровнять дыхание после утомительного карабканья вверх по скалам и даже заставить себя не думать про Николая Николаевича, и теперь он без особого успеха пытался воскресить в памяти других героев романа Гюго, который читал лет тридцать пять назад. Однако, кроме совсем уж безобразного Квазимодо, остальные персонажи виделись ему как в тумане.
- Перестань! - Она вскочила на ноги, словно увидела перед собой ядовитую змею, и сердито осадила взлетевшую от порыва ветра юбку. - Пойдем уже, наконец, дальше, а то солнце скоро сядет, и нам придется заночевать прямо в горах.
Илья, не слишком доверяя ее словам, на всякий случай оглянулся на пурпурную полосу неба на горизонте и зябко передернул плечами от одной мысли, что подобный казус может произойти с ним. Соня с легкостью горной козы спрыгнула со своего камня на камень пониже и, наклонившись, протянула ему руку:
- Давай я тебе помогу, здесь непросто взобраться.
Он с сомнением подал ей руку, невольно задержав взгляд в глубоком вырезе ее блузки, а она цепко ухватилась за его ладонь и изо всех сил потянула на себя. Илья свободной рукой уперся в выступ соседней скалы, и вместе им без особого труда удалось поднять его еще на одну каменную ступень. Он снова обернулся и теперь уже заглянул вниз, туда, где, по его мнению, должна быть видна белая вилла в окружении апельсиновых деревьев. Но там совсем ничего не было видно, кроме зыбкой глади моря до самого горизонта и почти отвесного спуска, уходящего в никуда.
- Господи, как это мы сюда забрались! - невольно вырвалось у него.
Соня отодвинулась от края и, обхватив его одной рукой за спину, слегка прижала к себе.
- Не смотри туда, пожалуйста, а то голова может закружиться. Мы уже довольно высоко.
Он смог увидеть ее склоненную голову с ровным пробором в темных волосах, свободную шнуровку на блузке, и, испытав прежнее волнение от этой невинной близости, поторопился переключить свои мысли.
- Так о чем мы там с тобой говорили? Ах, да. Какую роль в своем придуманном романе про красивую цыганку ты дала мне? Так и не откроешь мне через столько лет страшную тайну?
Соня с обиженным видом поджала губы и неохотно выпустила его из объятий. Сделать вид, что не услышала? Просто пропустила бестактный вопрос мимо ушей? Она продолжила движение вверх и вперед, но после короткого раздумья все-таки решилась и негромко бросила ему имя, словно надеялась, что эти несколько музыкальных звуков унесет ветром в сторону, и мужчина не услышит:
- Клод Фроло.
- Ах, вот как...
"Кто такой этот Клод Фроло?" - спросил он себя и поморщился.
Она ждала его комментариев и была разочарована и удивлена его равнодушием, потому что в ее заполненную книгами голову не могла даже закрасться мысль, что Илья просто-напросто забыл сюжет романа. Соня, как старый библиотекарь, помнила все книги, которые попадали ей в руки. Почти в каждой она находила женский образ, с которым могла соотнести себя, и, конечно, героя, который не всегда был главным и положительным, но при этом обладал особой, страстной и таинственной, влекущей ее индивидуальностью. Она не пояснила брату, что ей с самого начала было безумно жаль обреченного на безответную любовь настоятеля собора, и в ее собственных мечтах именно с ним сбегала отчаянная и нашедшая свое счастье Эсмеральда.
Соня с замиранием сердца ждала, что Илья удивится и переспросит или даже обидится на такое сравнение, но уж никак не промолчит, и вся внутренне сжалась, не представляя, как рассказать ему истинную подоплеку этой выдуманной истории. А Илья, сделав многозначительное лицо, мысленно повторял давно забытое имя, словно пробовал его на вкус. "Кто же он? Кто такой этот Клод Фроло? И не выговоришь. Нет, не вспомню. Лучше спросить у одной из этих бойких девиц в офисе. Да, пожалуй, спрошу, когда вернусь. Если не забуду..."
Молчание между ними становилось все угрюмее, и дальше они преодолевали подъем вообще без разговоров. Соня, прилежно подлаживаясь к темпу его шагов, лишь изредка посматривала на него через плечо. Илья, почти сразу позабыв про загадочного Фроло, втайне пожирал глазами ее тонкие щиколотки, смуглые икры и бедра, вокруг которых бесстыдно обвивались рваные полосы юбки, тонкую талию, открытые глубоким вырезом лопатки. И косы с зелеными лентами, плавными зигзагами скользящие по спине в такт ее шагам. Занятый этим порочным созерцанием и несбыточными мечтами, он не заметил, что подъем наконец-то закончился, и на пологой площадке с пожухлой от жары травой чуть не налетел на внезапно остановившуюся Соню.
- Ну, вот и пришли. Слава Богу!
Илья заставил себя отвести глаза от ее фигуры. Прямо перед ними, успевшими за время пути пресытиться однообразием горных пейзажей, раскинулась живописная деревенька с маленькими каменными домиками, низкими изгородями, извилистыми улочками, на которых в художественном беспорядке были расставлены белоснежные козы и возились в придорожной пыли беспородные пятнистые собаки и чумазые ребятишки.
- Смотри, какой изумительный вид! А вон там наше кафе!
Она привела его к двухэтажному домику, стоящему почти на самом краю горы. За домиком были выставлены пять дочиста выскобленных деревянных столов с плетеными креслами, а над ними широко разбросали красно-белые крылья пять больших зонтов от солнца, прославляющих американскую королеву всех напитков - кока-колу. Кафе отделялось от пропасти низкой каменной изгородью, уставленной глиняными цветочными горшками. За одним из столов, стоящих близко к дому, сидели четверо местных жителей и что-то громко и очень быстро обсуждали на своем языке. При приближении мужчины и женщины они разом замолчали и дружелюбно приветствовали незнакомцев. "Bona sera!" Соня с улыбкой слегка поклонилась им в ответ и выбрала стол возле изгороди, из-за которой виднелась кромка моря с тонущим на горизонте солнечным диском. Длинные языки юбки, в последний раз взметнувшись у ножек кресла, покорно легли к ее ногам, как уставшие охотничьи псы.
Круглый и приземистый, как винная бочка, хозяин кафе жестом профессионального фокусника набросил на деревянный стол бело-зеленую скатерть в крупную клетку и следом принес салфетки, пепельницу и меню. Соня, словно ребенок, изучающий книгу на незнакомом языке, беззвучно шевелила губами и вела пальцем по длинным строчкам с витиеватыми буквами, сама выбирая блюда себе и брату.
- Ты, вижу, даже не хочешь спросить меня, что я буду есть? - с усмешкой поддел ее Илья.
Но Соня хитро сощурила задорные глаза и лениво пожала плечами:
- Зачем? Я прекрасно знаю твои вкусы. Успела изучить за столько-то лет. Не бойся, пожалуйста, здесь отменно кормят. А вино у них просто замечательное.
Илья расплылся в довольной улыбке, как подманенный блюдечком со сметаной дворовый кот: "Значит, она все еще думает про меня!" Но тут же спохватился:
- То есть как? Ты что же, вино пьешь?
- Ну, конечно! И ты будешь, я уже заказала. Оно ведь тут не бутылочное - разливное, домашнего приготовления. Просто изумительное! Или тебе обязательно нужен твой коньяк?
- Софья, - строго начал свою проповедь Илья, - я не верю своим ушам! Разве ты не знаешь...
- Ну, не начинай, не начинай, пожалуйста! - Она потянулась к его руке и ласково и твердо сжала его пальцы. - Хватит все время напоминать мне, что я какая-то не такая, как все. В такие моменты я начинаю чувствовать себя дохлой рыбой, от которой уже давно дурно пахнет. Но все вокруг такие воспитанные и делают вид, что ничего не чувствуют. Из жалости, конечно. А мне ваша жалость не нужна, потому что я пока еще живая! Ты же знаешь, что здесь, в Италии, люди тысячи лет пили сделанное своими руками виноградное вино. И оно всем без исключения шло на пользу, а не во вред.
- Ах, какая речь в защиту Бахуса! Мы не в обществе "Знание", чтобы читать тебе лекции о вреде вина. - Он по привычке воспользовался давним сравнением жены, но, поймав Сонин недоумевающий взгляд, понял, что это реалии из его прошлой жизни, о которой она ничего не знает. - Но, Соня, в твоем конкретном случае...
- Мой случай, мой случай... Опять двадцать пять! Я не какой-то закоренелый алкоголик! - Она, как упрямый подросток, не приняла во внимание его родительские доводы. - Если тебя это утешит, я пью только разбавленное вино. Я уже попросила хозяина принести мне воды. В любом случае, сейчас все равно об этом говорить поздно.
Илья утюжил тяжелым взглядом скатерть. Можно, конечно, пользуясь правом старшего брата, настоять на своем. Но, вероятнее всего, она расстроится или даже рассердится, и весь ужин пройдет в молчании. Сегодня он проследит, чтобы она не злоупотребила этим божественным напитком. А в Москве отправит ее в клинику, пусть посмотрят, возьмут анализы. Хуже не будет.
- Обещаю, что дома не стану пить ничего крепче кефира или даже чая.
Почувствовав его сомнения, Соня клятвенно прижала левую руку к груди и замерла с серьезным лицом и смеющимися глазами.
- Не эту руку и не туда, - скептически прокомментировал Илья и сделал укоризненную гримасу. - Сердце у человека находится слева, если ты не помнишь из школьного курса биологии, двоечница!
Уж ему-то слишком хорошо было известно, где находится это самое сердце, которое в последнее время стало часто его подводить. А Соня, обрадованная мирным разрешением проблемы, как девчонка залилась смехом и поспешно сменила руку. Мужчины за соседним столиком дружно посмотрели в их сторону и, пряча улыбки, переглянулись и, похоже, заговорили о веселых иностранцах. Но Илья снова нахмурился и решил достойно завершить тему послушания незаметно вышедшей из повиновения сестры. Соня, глядя на него, осознала серьезность момента и, согнав с лица последний луч улыбки, снова доверительно взяла его за руку.
- По возвращении сразу же пойдешь к врачу на обследование, - с неохотой пошел на уступки Илья, мысленно ругая себя за такое попустительство.
- Не сомневайся, милый! - в ответ расцвела она, радуясь, что легко отделалась на этот раз, и отпустила его руку, чтобы дать возможность хозяину поставить на стол тарелки с закусками и пузатый графин с вином. - Ну, теперь расскажи ваши новости.
Говорить с ней о пустяках, как прежде, было легко и приятно. За неторопливой беседой они с удовольствием разделались с порцией молочного барашка и запивали его хорошим вином. Соня честно доливала в свой бокал воду из большого глиняного кувшина, но к концу ужина ее глаза начали подозрительно блестеть, а свои реплики она все чаще перемежала мелодичным смехом, уводя его мысли прочь от бесчисленных проблем.
Хозяин, всячески стараясь угодить веселым иностранцам, зажег на столе маленькую керосиновую лампу, и тотчас первые мотыльки без приглашения начали слетаться на свой ночной бал.
- Хочешь, я куплю тебе эту виллу? - Разомлевший от сытной еды, хорошего вина и ее волнующего присутствия, Илья готов был сделать все, чтобы только ей тоже было о чем вспомнить по прошествии времени. - Я слышал, что хозяева нуждаются в деньгах и собираются выставить ее по осени на продажу. Будешь приезжать сюда летом. Или когда захочешь...
- Ты не шутишь?
Соня в изумлении замерла, прижав ладони к горящим щекам, и подняла глаза к небу, словно любовалась произведением искусства. Но на небе не было ничего достойного внимания: только почти полная луна над посеребренным морем и густая россыпь разнокалиберных звезд. Илья терпеливо дожидался ответа, а Соня, забыв о собеседнике, сдержанно вздыхала и переводила глаза от одной небесной искры к другой. Ровное пламя настольной лампы подсвечивало ее гибкую шею, приподнятый подбородок и выбившиеся из прически пряди вьющихся волос.
- Даже не знаю - В конце концов, она опустила глаза и виновато взглянула на Илью. - Это было бы, конечно, здорово. Мне здесь необыкновенно хорошо, но я не хочу жить тут летом одна. А у Коли столько работы... Он не сможет быть со мной все время.
- Коля?
Илья, забывшийся рядом с ней от забот и на время выпустивший из виду, что недавно появился кто-то третий, чье мнение ему теперь придется учитывать всегда и во всем, что касается Сони, в считанные секунды занял глухую оборону. "Еще не хватало, чтобы он распоряжался ее жизнью! Довольно уже того, что он теперь будет видеть ее каждый день. И каждую ночь..." Как случилось, что она, вышедшая замуж только потому, что Илья дал на это свое согласие, да что там согласие, вынудил ее к этому, уже готова была смотреть ему в рот и угождать во всем.
Соня, ничего не подозревая ни о его сомнениях, ни о старых обидах, задумчиво заправила за ухо подхваченные ветерком волосы. И, как еще одно жестокое напоминание о безвозвратной потере, слишком ярко вспыхнул бриллиант в ее обручальном кольце, которое Илья сам выбрал ей на свадьбу вместо жениха. "В качестве заместителя жениха по организационной работе", - напомнил он себе и, разбередив не затянувшуюся, как следует, рану, наполнился еще большим раздражением.
- С каких это пор ты не можешь проводить время там, где тебе всегда нравилось! Или ты теперь готова перестать ездить куда бы то ни было в угоду ему? Будешь сидеть дома под замком и готовить ужины? Смешно слушать, Соня. Этот отдых с самого начала задумывался исключительно в твоих интересах. И, кстати, он нисколько не нарушает твоих супружеских обетов.
Пожалуй, в его голосе сарказма оказалось несколько больше, чем мог себе позволить любящий отец и старший брат при упоминании о Николае. Он поймал на себе ее подозрительный взгляд и трусливо отвел глаза.
- Но ведь ты сам говорил, что я должна быть ему хорошей женой. А разве хорошая жена проводит по три месяца в году неизвестно где?
- Не передергивай, Софья. "Неизвестно где" ты никогда не окажешься, уж об этом я позабочусь. И, между прочим, быть хорошей женой вовсе не значит цепляться каждый день за его брюки.
Фраза получилась какая-то скользкая, двусмысленная. Он замолчал, нервно сглотнул стоящий в горле ком, постукивая вилкой по столу, и повернул к себе циферблат часов, но стрелок различить почему-то не смог.
- А что плохого в том, что я скучаю по своему мужу? Не понимаю, что тебя так злит?
Соня выпрямилась, как амазонка перед боем, оперлась локтями о стол и вызывающе наклонилась к брату. Теперь ее голые плечи тоже попали в круг света, и на них вспыхивали желтые блики от огня. Она зло прищурилась и слегка опустила голову, словно хотела подслушать его внутренний монолог. "Скучаю по мужу", - забилась в его голове невидимая трещотка. "Скучаю по мужу". Ему нечего было ответить, и он громко отодвинул кресло от стола и малодушно оказался вне зоны досягаемости ее пристального взгляда.
- Ну, что ты молчишь? Ответь же мне. Ты ведь сам говорил, что я...
- Довольно! Не надо ловить меня на словах! Я прекрасно помню, что и когда я говорил! Но сейчас речь о другом. О том, что ты не можешь торчать все лето в пыльной Москве.
- Ах, вот как? Это ты так думаешь. А я могу! Очень даже могу! И ты не запретишь мне! Я не твоя собственность.
- Уж конечно, не моя, - с тихой ненавистью к сопернику медленно процедил он. - Ты теперь его драгоценная собственность. Это, конечно, гораздо удобнее и, наверное, даже приятнее... И ты будешь всеми силами стараться стать ему хорошей женой, как обещала. Как я тебе говорил. Ведь так?
- Я вообще не собственность, прекрати меня оскорблять!
- Ты сама начала этот разговор! - в ответ огрызнулся он.
- Ну, так что? Я все равно поступлю, как сочту нужным. Как мы с Колей сочтем нужным, - задиристо поправилась Соня и залпом допила свой бокал с вином, явно забыв добавить в него воды. - А что ты можешь с этим сделать? Ну, скажи? Накажешь меня? Запрешь в комнате? Или, может, лишишь финансовой поддержки?
- Это все? Ты уже закончила?
Соня нетерпеливым жестом отогнала от лица обезумевшего мотылька, и в этот момент ее настигла ледяная волна его презрения. Она вздрогнула, как от пощечины, и, наклоняясь к свету, попыталась увидеть его лицо.
- Боже мой, Илья! Что же мы делаем! - Она в нерешительности потянулась к нему. - Мой хороший, прости меня! Я говорю отвратительные вещи! Сама не знаю, что со мной! Я ужасно соскучилась здесь без родных лиц! Но, глупость какая: ты приехал, и я так рада, а мы почему-то ссоримся на ровном месте!
Скрестив руки на груди и отгородившись от всего мира и, прежде всего, от нее, Илья ощутил себя едва ли не каменным сфинксом и с обидой и каким-то странным злорадством наблюдал, как по ее щекам безудержно текут слезы.
- Спасибо, дорогая сестренка, что наконец-то показала мне свое истинное отношение. Оказывается, я для тебя просто банковская ячейка? Эдакий рог изобилия, которым можно пользоваться без зазрения совести, когда пожелаешь?
- Это не так, милый, прошу тебя!
- Но мне не нравится, когда мной пользуются, Софья! - Он повысил голос, и слезы из ее глаз потекли сильнее. - Моими деньгами - пожалуйста, но не мной. И впредь никогда, я повторяю, никогда не смей манипулировать моим отношением к тебе! Тебе нужна моя кредитка? Ради Бога, я никогда тебе не отказывал! Но то, что я вырастил тебя как дочь, то, что я любил тебя больше собственных детей, не дает тебе права издеваться надо мной...
- Нет же, нет! Это все не так! - Она вскочила и бросилась к его ногам, как крепостная девушка, умоляющая справедливого барина о прощении. - Илюшенька, я обидела тебя! Но это не специально, поверь!
- У тебя хорошо получается играть трагедии. Может, попробуешься в кино? Могу пособить... У меня большие связи!
- Ах, к черту твои связи! И деньги твои мне не нужны, если ты не будешь любить меня...
Она горько и безутешно зарыдала, как маленький ребенок, и принялась целовать его руки, пока он, сломленный ее слезами, поднимал ее и усаживал на место. Слава Богу, все посетители, кроме них, уже разошлись, и хозяин тоже не появлялся. Видно, в порыве благородства решив оставить иностранную парочку любоваться красотами вечера в одиночестве.
- Все-все, Соня, успокойся! Перестань реветь!
- Ты прощаешь меня?
- Я подумаю...
- Ну, прошу тебя...
- Если только ты примешь эту чертову виллу.
- Все, что захочешь!
Ну, нет! На эту удочку он снова не попадется. Потому что хочет он так много, что вилла в сравнении с его желанием может показаться кукольным домиком.
- Я куплю ее тебе, и ты будешь приезжать сюда каждый год!
- Буду.
- Вот и славно!
Он отлично знал, что договориться с ней будет куда проще, чем договориться с собой и не думать о ней.
И откуда только взялся этот профессор? За один вечер он перевернул весь привычный уклад их жизни. Разве думал когда-нибудь Илья, что его девочка посмеет ослушаться, поставить чье-то мнение выше мнения брата. Но появился этот великовозрастный умник со своим навязчивым желанием жениться во что бы то ни стало, не сказал ей и двух слов, и уже через какие-то три месяца она готова бежать за ним на край света сломя голову! "Скучаю по мужу, скучаю по мужу..."
- А что касается Коли... - начала она, задумчиво глядя ему за спину.
- Да черт с ним совсем!
Еще не хватало снова начать обсуждать ее мужа, когда голова не совсем трезвая, а воспоминания возвращают все время в месяцы до свадьбы, гораздо раньше свадьбы.
- Он ни в чем не провинился перед тобой. - Ее осторожный шепот должен был умерить его злость, но почему-то только подлил масла в огонь. - Он ведь твой друг и уже родственник!
Она привела этот последний аргумент и просительно заглянула в его лицо, но, к своему удивлению, не увидела в нем ни тени понимания или сострадания.
- Да, он мой друг, - холодно констатировал Илья, пропустив замечание про родственника мимо ушей, и сделал большой глоток из бокала. - Ну, и что?
- Да разве этого мало, чтобы простить ему все случайные обиды, которые были между вами и которые могут когда-нибудь случиться в будущем?
- Спустись же, наконец, на землю, Соня! Я не Господь Бог, чтобы всех прощать. И не Папа Римский, чтобы раздавать индульгенции впрок направо и налево. Откуда в тебе эта наивность? Да, понятно, эти глупые романы, которые ты читаешь целыми днями. Но пора бы уже и повзрослеть!
- Это несправедливо. - Она не стала слушать его старых упреков. - Ведь он же ни в чем не виноват!
- Безусловно. А кто его винит?
- Тогда скажи, в чем дело?
- Ни в чем. Моя сестра вышла за него замуж и, как я понимаю, вполне счастлива.
- Почему ты иронизируешь?
- Еще недавно ты говорила, что не собираешься замуж.
- Но ты этого хотел.
- Да, но я не знал...
Он остановился, не желая признаться даже себе, что сходит с ума от ревности, представляя ее в объятиях мужа.
- Что я стану хорошо относиться к нему? Или что он будет спать со мной? В этом он виноват?
- Просто он твой муж, - без тени снисхождения вынес приговор Илья Ефимович и случайным взмахом руки опрокинул на стол бокал с остатками вина. - Черт побери!
По скатерти быстро расплылось черно-красное пятно, и он принялся бумажными салфетками собирать ароматную винную лужицу.
Соня как завороженная наблюдала за его неловкими движениями. "Он же ревнует меня! Он просто завидует Коле и ревнует, как сумасшедший! Но ведь он сам просил меня выйти замуж. И отказался даже поговорить со мной накануне свадьбы. А теперь эти несправедливые упреки. Да, я соскучилась по мужу! Я стараюсь делать так, как положено, как он сам учил меня! И это жестоко обвинять бедного Колю в том, что он влюбился. И нечестно держать меня здесь, как пленницу, лишь бы только подальше от его объятий. А я... Я просто хочу вернуться домой, вот и все!"
- Так когда же все-таки я смогу поехать в Москву? - тусклым голосом сменила предмет разговора она, подавленная своим неожиданным открытием.
- Мы поговорим об этом позже! - Он бросил последнюю использованную салфетку в пустую тарелку. - Эй, хозяин!
Илья замахал рукой в сторону дома, завидев приоткрывшуюся занавеску, и тут же, как из-под земли, возле них появился хозяин со скорбным выражением лица и разведенными в стороны руками. Соня согласно покивала в ответ на его торопливую речь, улыбнулась и что-то быстро произнесла на бойком итальянском. Несказанно обрадованный хозяин поспешил исчезнуть в дверях дома, и едва Илья успел повернуться к ней за разъяснениями, как тот появился вновь со счетом в руке и, всем своим видом выражая почтение, положил листок перед гостем.
- Он сказал, что сегодня ему уже пора закрывать кафе и спросил, не хотим ли мы еще чего-нибудь, - как вышколенный референт-переводчик сообщила Соня. - Я отказалась и попросила счет в долларах. У тебя же, наверное, нет с собой местных денег?
- Нет, конечно. С каких пор лиры называются деньгами?
Илья искоса заглянул в бумажку и щедро расплатился за ужин, испорченный лишь его собственными амбициями и странным Сониным неповиновением. А вообще-то мясо было прекрасным, и овощи, и сыр, и вино.
- Переведи ему, - поднимаясь со своего места, сказал он и спрятал портмоне в карман.
Соня снова заулыбалась и многословно поблагодарила хозяина от своего имени и от имени своего брата, приехавшего на пару дней из-за границы и оценившего отменное качество национальной итальянской кухни в его исполнении.
- Ну, идем?