1283

Рисунок 97г: Букет

***

Всё провалилось и в каком-то смысле я   начинаю сначала. Опять условности и относительности занимали меня. Сейчас почти просто так помчался куда-то по улицам и снова себя мальчишкой почувствовал. Жутко весело было поймать это чувство, потому как свободен мальчишка -– от тех же женщин, к примеру. А дела? –  понимаю суетность одних дел и долговременность других, я внутри них и потому они ни капельки веселью моему не мешают…

***

Иду по улицам, с людьми общаюсь – и всё это далеко от идеала, как не совсем хорошо написанные тексты. Они меня словно под руку толкали. Надо их теперь писать  – и получше. Не в смысле на них, людей, надежд каких-то – надежд на них не больше у меня, чем на активную функцию бумаги. Прижимания к ним себя – листа бумаги! - строевое послушание листа – вот что больше не прельщает. И в книгах я теперь вижу лишь одно – свою жизнь, её детали, что в перекличках с данным местом книги. Больше ничего. Никаких сюжетов не существует для меня. Никаких футболов.  Проза, одним словом. Прешь на дачу и обрабатываешь все посадки там, искореняя, например, малину, что к соседу прет, а у него другие планы. Ладно. Это всё детали. Играючи расправился с малиной. На днях, кстати, тоской и горячностью своей меня Тургенев поразил. С сумками ему ходить не приходилось, но тоже был ко всякому привязан, и вырваться не смог. Но хоть пытался. Теперь вот в школе портит жизнь ребятам. Палачи в учителях. Формализм и на себя всё одеяло. Иначе была б не жизнь – малина. Все  сволочи – одну скуку жуткую разводят. Хотя сильны, крепки и как кони быстры. Иду по улице и не вижу в жизни ничего, кроме ими разведенной скуки. Прочли три книги и хотят одних успехов лишь. Чтоб рукоплескали?! Бесплатно никому и никогда – заметьте. За ненадобностью даже кони белые пропали. Гуси белые остались. Красивейшие гуси, а им горло режут. Поэтому и кони быстро ускакали. Лишь машинообразный вариант Антики в почете. Т.е. всё умерло уже и не имеет значения, что так быстро движется. Это просто жуткая смерть и все хлопки – из зала и с экрана. А молодые жаждут выпендрежа. Мол, мир – помойка, но на ней о себе надо заявить. «Хотя б покуролесим. Хотя б заявим о себе. Потом к другим успехам перейдем, в экраны, в залы, где чисто и светло и, значит – не помойка. Красивейшие гуси будут на столе. Красивейший музон. И даже рукоплещут»…